Deviant

Удача никогда не улыбалась Гэвину Риду. Она обходила стороной, бежала с усмешкой окольными путями, так, что было не схватить. Но иногда она останавливалась, дожидалась, пока подойдет ближе, с ухмылкой заглядывала в лицо, и как только он начинал доверчиво тянуть к ней руки, то отвешивала пинка. На всякий случай. Чтобы уж наверняка знал свое место. Гэвин знал. Гэвина никто не назвал бы удачливым сукиным сыном. Он проигрывал в лотереях, перед ним всегда заканчивались порции в столовой напротив, а кофейный автомат периодически зажевывал его деньги. И Гэвин в общем-то привык. Привык, как привыкают к обуви на размер меньше. Сперва слишком болит и едва ли можно ходить, но со временем она разнашивается, и ты почти ничего не чувствуешь. Но не сейчас. Сейчас она будто бы сжалась еще. И продолжает сжиматься. Это уже не обувь — крепкие тиски. — Рид, послушай. Я ничего не могу сделать. В данной ситуации нам выгодно сотрудничество с Киберлайф. Рид смотрит на Фаулера из дверей. Он только входит, а уже успокаивают. Кидают в него фразами, как подачками дикому псу. — Почему я? — с ненавистью спрашивает, и тут же наталкивается на удивление во взгляде. Неужели ты, Гэвин, сам не понимаешь? — У тебя единственного нет напарника. Ты ведь ни с кем не уживаешься, Рид. А других вариантов у нас нет. Так вот просто. Потому что ты, Рид, уебок, с которым никто больше не хочет работать. Но, может быть, железка не пошлет тебя нахуй. — Тебе, на самом деле, повезло, — Рид в усмешке кривит рот. Нет. Сейчас удача била его в рожу. — Это новейшая модель. Последняя разработка, которая неподвластна девиации. Идеальная машина без чувств и прочего. — Это значит, что я могу выстрелить ему в голову и работать дальше? — Нет, — Фаулер улыбается так, будто бы только что услышал крайне занимательную, но весьма неожиданную, шутку. Только Гэвин не шутит. Брови капитана сталкиваются у переносицы и он серьезнеет. — Гэвин. Если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь уйти. Прямо сейчас. Гэвин мотает головой. Не может. Он не для того столько лез из самых низов, чтобы в один миг все просрать из-за куска пластмассы. И капитан знает это. Его слова — кость. Бросится ли Гэвин за ней или пропустит мимо — неважно, она все равно будет лететь прямо в голову. Но в конечном счете слова не имели ни малейшего значения, потому что сколько их ни кидай, ничего не изменится. Все останется на тех же местах. Их разговор — формальность, способ выплеснуть недовольство наружу без сильного ущерба. Потому что иначе было нельзя. «Не сломай», — несется Риду вслед, когда он слишком громко закрывает за собой дверь. Рид не может этого обещать. Андроид, замерев неподвижной статуей возле его стола, уже ждет. Гэвин подходит ближе, теперь от стола отделяет несколько метров, вглядывается и замирает сам. Удача злорадно сжимает руки на его горле, а ему в ответ лишь остается сжимать кулаки в карманах. Почему из всех гребаных лиц у него именно это? Гэвин не ненавидит андроидов. Презирает — да, но презрение далековато от ненависти. И разве стал бы он тогда платить за членство клуба «Рай» и трахать там этих пластиковых кукол, будь оно так? Нет, это всегда было презрение. Они ничто. Игрушки для взрослых, возомнившие, что могут стать чем-то большим. Не очень-то выходит. Раньше Риду не случалось кидаться на андроидов. Травить, издеваться — постоянно. Но никогда не заходить дальше этой границы. За одним исключением. Коннор. В его взгляде, в его движениях было что-то. Что-то странное, задевающее. И это что-то заставляло подходить снова и снова, не отпускало, не позволяло молча пройти мимо. Что-то, заставляющее Рида скалиться и заводиться с каждой брошенной фразы, с каждого движения. А теперь это лицо, лицо Коннора, смотрит на него цепким взглядом. Внимание ледяных глаз обращено только на него. И Рид щурится, ухмылка расползается по губам от уголка к уголку. — Я RK-900, андроид, присланный из Киберлайф, — он открывает рот, и Рид чувствует, как внутри вместе с ухмылкой расползается злость. — Я сделаю все возможное, чтобы наше сотрудничество не принесло вам неудобств, детектив. Растекается по телу отравляющим ядом, сковывает каждую проклятую клетку, душит его на пару с удачей. Голос почти такой же. Только чуть низкий и более вязкий. — Захлопнись, урод, — у Гэвина сереет лицо. Он ощущает каждый ебаный взгляд на своем затылке. Как Фаулер смотрит на него через стекло из своего кабинета, как во все глаза жадно таращится Бен и как недовольно хмурится Тина. Наблюдают. Ждут. Он же псина. Уже не дикая, нет. Бешеная. Опасная. Без поводка, намордника и тормозов. Которую давно пора бы усыпить, но слишком хорошо она знает команды. Слишком преданно скулит, когда выполняет их. До первого серьезного проеба. Пока не откусит чью-то руку до локтя. Ты ведь только дай им повод, Рид. Рид не дает. Садится за свой стол, руки освобождает из карманов, телефон как-то сам собой оказывается в них. — Не попадайся мне на глаза, — бросает, пальцы с силой вдавливаются в корпус. Андроид молчит. Он, естественно, попадается. Ходит за ним весь день хвостом, смотрит пристально, сосредоточенно. Пока Рид не выдерживает. Пока не зажимает его в комнате для допроса. — Что за хуйня? Гэвин уже на краю, ходит по шатким камням. Еще немного и рухнет в пропасть к нервному срыву. А RK-900 все еще смотрит. Рид всей кожей чувствует, как его изучают. Анализируют. Пытаются забраться в голову. Молчат. — Какой же ты, блядь, урод, — Гэвин кривится. «Нет» звучит так неожиданно, что он снова перестает дышать. Что-то снова душит. — Я не могу быть уродом, детектив. Моя внешность создана по подобию усредненных эталонов красоты. Она как минимум привлекательна. Рид падает. Бьет прежде, чем успевает думать. Впечатывается кулаком в пластиковый живот, заставляя андроида согнуться пополам, отойти на неровный шаг, гулко ударившись спиной о металлическую дверь. Костяшки начинают саднить почти сразу же. Во взгляде ни капли удивления, когда тот распрямляется и поднимает голову. — Вам не стоит распускать руки, детектив. В таком случае устранение моих повреждений будет вычитаться из вашей зарплаты. Продолжите, и мне придется выписать вам счет. Гэвин бьет снова. В этот раз кулак проходит почти рядом, едва ли задевая. Влетает в серую стену мимо лица, в которое он так целился. — Детектив. Прекратите. Для вашей же безопасности. Еще. — Вы так собьете себе руки, детектив. И еще. И еще пока не начинает задыхаться. Пока сердце не начинает бешено стучать о грудную клетку. RK-900 пропускает каждый его удар. Уклоняется, не дрогнув ни единым мускулом. Спокойно, плавно, неуловимо. — Если вы не перестанете, то мне придется произвести задержание. В его ледяных глазах плещется пустота. Гэвин заглядывает в нее, оступается за край и отступает. Что-то ползет по спине. Руки немеют. Будто бы бешеная псина вдруг оказывается слишком маленькой и жалкой. Будто бы она смотрит на нечто большое, бегает вокруг, пуская слюну из уродливой пасти, рычит и все никак не может дотянуться. Схватить это, порвать в клочья. — Не приближайся ко мне, уебок, — выдавливает, скалясь. Андроид остается стоять в комнате для допросов, когда Гэвин выходит. Рид лопатками ощущает, как тот таращится в его спину. Через стекло. Дома Рид выпивает половину бутылки. Два полных до краев стакана без льда. Виски не глушит злость, только притупляет, но сейчас этого хватает. Его отпускает. Тело расслабляется, а мысли становятся мягкими и непослушными. — Сегодня счастливый день! Вам крайне повезло! — говорит красотка с экрана, ослепительно сверкая ровными зубами. Гэвин криво хмыкает в ответ. Определенно. — Только для вас у нас есть специальное предложение! Если вы закажете эту… Он прыгает с канала на канал, пока не находит какое-то порно. Из старых, которое еще с людьми. Гэвин не запоминает лиц, когда дрочит под их стоны. Он едва понимает были ли женщины это или мужчины. В голове все смазывается в одно большое пятно. Его вновь накрывает, но уже алкоголем. Запоздало и внезапно. Утром, ровно в шесть, он просыпается не от будильника, а от оглушительно громкого оповещения о новом сообщении. Гэвин нехотя тянется к нему, жмет, открывает и читает. Перечитывает. И снова перечитывает, потому что в комнате темно, а свет от экрана оказывается слишком ярким. У него начинают слезиться глаза. И Рид почти рычит, когда буквы наконец перестают быть бессмысленными символами. Швыряет телефон в сторону, в стену, снова скалится. — Блядь, — падает сам. Обратно в кровать. В подушки. Что-то разгорается. «Вас назначили на новое дело, детектив», — мигает треснувший экран. Внутри полыхает злость. Гэвин Рид вдруг остро ощущает себя бессильным.