***
Через два дня у моего мальчика началась течка. Ещё не началась, но мы оба поняли, что уже вот-вот. Взяв недельный отпуск и оставив вместо себя одного из опытных коллег, я привёз Нартая в свой дом. Вернее, в наш с Алмазом дом. Заранее предупредил супруга, чтобы он ничему не удивлялся, когда вернётся. Правда, позвонил не вовремя: Алмаз через всхлипы и прерывистое дыхание сказал только: «Хор-рошо-хор-рошо. О-а-ах! Я п-понял. П-пока. Я с-скоро…». Что, видимо, должно было означать: «Я скоро вернусь». Вот и славно! Значит, через пару-тройку дней можно будет всё решить. Я давно уже собирался поговорить с Алмазом о продаже дома, чтобы мы смогли купить каждый себе отдельное жильё. Но Алмаза, похоже, и так всё устраивало, а мне было как-то всё равно. Но это раньше. Теперь же эта проблема стала насущной, и её необходимо было решать. Я собирался свою дальнейшую жизнь связать с Нартаем, а жить под одной крышей с двумя омегами-супругами, хотя это не возбранялось законом, и можно было иметь и трёх, и четырёх и более мужей-омег, лишь бы хватило сил да финансовых возможностей, для меня было совершенно неприемлемо, просто верх цинизма. Я слишком сильно любил своего истинного, и совсем не любил Алмаза, уже давно позволив ему завести любовника. В такую грязь запутанных семейных отношений я не собирался окунать своего мальчика.***
Утомительный знойный день сменили душные, безветренные сумерки. Нартай был в ванной, а я сдёрнул с себя влажную рубашку, включил кондиционер и вышел на веранду, опоясывающую три стены второго этажа дома, пытаясь унять волнение, от которого сердце разрывало грудную клетку, колотилось бешеными толчками, отдаваясь стуком молоточков в висках. Я уже весь был там, рядом с моим любимым, но, сдерживая своё нетерпение и выравнивая дыхание, постоял ещё несколько минут. Мой взгляд был устремлён на розовеющую в лучах заходящего солнца кромку полосы темнеющего вдалеке леса, на необъятный простор изумрудно-зелёного поля с островками белых, голубых, жёлтых, розовых, фиолетовых луговых цветов. Царство разнотравья и разноцветья! Благоухание самой жизни! Цветочно-медвяный аромат с поля, особенно усиливающийся в предвечернее время — запах моего истинного. Услышал звук шагов позади себя и тут же ощутил прикосновение влажного прохладного тела к моей спине. Две тонкие руки оплели торс, сомкнувшись на талии. Меня окутало облаком душного аромата цветущего летнего луга, превратившегося в ленточки скошенной увядающей травы. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, а потом резко повернулся и одним движением поднял лёгкое тело, едва прикрытое полосой полотенца на бёдрах, посмотрел в затуманенные желанием глаза и отнёс на кровать. Лёг рядом, не разрывая взгляда, слегка придавив собой моего послушного во всём омегу. — Мальчик мой нежный, любовь моя! Как же долго я тебя ждал! — выдохнул в полыхающее от волнения лицо и прикоснулся губами к пульсирующей тоненькой жилке на шее. И тут же уловил едва слышный вздох. Нартай робко погладил меня по щеке и провел по губам кончиками пальцев. Прикосновение было лёгким, едва ощутимым. Я тут же захватил его тонкие пальчики и стал осторожно посасывать и нежить языком. От затылка по позвоночнику пронеслась стая знобких мурашек, собираясь тугим жарким узлом внизу живота. Я выпустил изо рта пальцы, и они тут же влажной дорожкой прошли по щеке, виску и зарылись в уже начинающие седеть у висков волосы, запутывая их и ероша. Я скользнул языком по его напряжённым губам, и они раскрылись мне навстречу, приглашая и маня. Отпустив свой водоворот желаний, нетерпеливо приник к ждущему рту, властно вторгаясь языком вглубь, вовлекая его язык в немыслимый танец, и услышал первый тягучий стон. Оторвавшись, двинулся дальше, покрывая каждый сантиметр бархатистой кожи на груди и животе поцелуями, то нежа, то терзая набухшие горошинки сосков, слушая непрерывные стоны и продвигаясь всё ниже по тёмной дорожке волосков к паху, пока ещё скрытому махровой тканью полотенца. Я отстранился, быстро стянул с себя брюки вместе с бельём. Отбросив полотенце с узких бёдер, сразу всосал призывно подрагивающий мне навстречу из смолянистых колечек волос ровной красивой формы с матовой в тонких голубых прожилках член — эпицентр моих самых смелых желаний, до основания. Не ожидавший такого, Нартай со вскриком выгнулся и тут же обессиленно упал на простыни. Уделив достаточно внимания набухшему естеству, поласкав в ладони упругие яички, шире раздвинул подрагивающие бёдра и мазнул языком бутончик розовой тугой дырочки, уже мокрой от смазки. Она была настолько девственно туга и невинна, что у меня само собой напрашивался вопрос к хозяину этого сокровища: — Малыш, ты… у тебя ещё никого не было? Нартай замер, и я едва уловил еле слышное: — Нет… никого. Тебя… хотел. Его слова вызвали во мне бурю восторга. — Мальчик мой родной! Какое же счастье ты мне подарил! Любовь моя! Не бойся, малыш, я всё сделаю аккуратно, нам будет хорошо. Удобно устроившись между широко раздвинутыми ногами, провёл пальцами между ягодиц, собирая обильно вытекающую смазку. От её запаха, запаха моего истинного, кружилась голова, я то и дело порыкивал, поглаживая и выцеловывая внутреннюю поверхность бёдер, прикусывая и зализывая тонкую кожицу паха, вызывая через прерывистое дыхание моего мальчика сдержанные всхлипы и стоны. Наконец, рывком подняв бедра и удерживая их, пропустив руки под колени, приник губами к нежному бутону дырочки, собирая пахучую влагу. Мой язык начал осторожно проникать внутрь, осторожно раздвигая тугие стенки и проталкиваясь всё дальше.. Нартай захлёбывался стонами, вздрагивая всем телом и собирая в кулак повлажневшие простыни. От долгого воздержания низ живота скрутило в тугие горящие огнём плети, бугрившийся набухшими венами, возбуждённый до предела член готов был выплеснуться, чего я никак не мог допустить, пережав его у самого основания и подержав так некоторое время. Нартай, почувствовав, что его воспалённое желанием тело больше не ласкают, приподнял голову и посмотрел на меня расфокусированным взглядом. — Сейчас, мой хороший, сейчас всё будет. Я собрал пальцами вокруг дырочки обильно вытекающую клейкую смазку, протолкнув её внутрь вместе с пальцем, отчего омега напрягся и прерывисто вздохнул. На мгновенье остановился и погладил напряжённый живот, успокаивая. Нартай вновь расслабился, и я протолкнул второй палец, скользя по смазке, поглаживая стеночки. — Потерпи, маленький! Слегка покручивая внутри и растягивая узкий вход, с радостью отметил, что Нартай сам стал двигаться, с силой насаживаясь на пальцы. Я протолкнул третий, а затем сразу четвёртый палец, отчего мой омега охнул, сжался на мгновенье, но тут же продолжил свои рывки навстречу. Я ещё немного порастягивал внутри гладкие стеночки и вынул пальцы. Услышав вздох разочарования, усмехнулся и, подтянув за бёдра разгорячённое тело любимого, протолкнул налитую малиновым цветом головку в растянутый анус. Мы оба замерли, привыкая. Узко было так, что перед глазами вспыхивали искры, и в висках пульсировала кровь, едва не разрывая сосуды. Я посмотрел из-под нависших влажных прядей разлохматившихся волос на Нартая: — Идём дальше? И получив одобрительный кивок такой же лохматой головы, сквозь прерывистый стон, преодолевая сопротивление тугих мышц, протолкнулся глубже и опять остановился. — Всё н-нормально, можно уже, — через мгновенье донёсся до меня сдавленный полушёпот. Я сделал несколько толчков и перевернул омегу на живот. Впиваясь пальцами в узкие бёдра, тут же вошёл и начал медленно двигаться, то и дело меняя угол проникновения. Наконец член задел бугорок простаты, вызвав протяжный стон и мелкое подрагивание опирающегося локтями на постель любимого чуда. У меня сорвало последнюю пружину: с рыком резкими толчками начал вколачивать податливое тело в смятые мокрые простыни под сладкий аккомпанемент всхлипываний и прерывистых вскриков. Нартай двигался навстречу мне бёдрами, запрокидывая голову в такт моим толчкам. Я наклонился и впился во влажный рот жадным глубоким поцелуем. Ещё толчок… ещё… и я почувствовал, как набухает и увеличивается узел, сцепляя меня с моим истинным. Осторожно повернулся вместе с любимым набок, прижав к себе теснее подрагивающее мокрое от пота тело, покрывая лёгкими поцелуями горячую кожу плеч, шеи, зарываясь лицом в спутанные влажные волосы и дурея от сумасшедшего запаха. Слизав капельки пота, прокусил тонкую кожу на плече у самой шеи, ставя метку, тем самым подтверждая полное право альфы на своего омегу. Он единственный, он мой навеки! Тут же зализал ранку, собирая губами выступившие капельки крови. У супруга, хоть мы и прожили вместе четверть века, моей метки не было, как, впрочем, и нас у друг друга. Брак без истинной любви не нуждается в метках, в подтверждении того, что твой муж — только твой, любимый и единственный. И какое же это счастье — найти своего истинного, любимого, единственного, пусть даже и прожив почти полвека. Я держал в объятьях Нартая, подрачивая ему ещё возбуждённый член и чувствуя приближение нового оргазма. Мы кончили одновременно, сливаясь в общем крике и содрогаясь от фонтанчиков всё новых и новых оргазмов. Утомлённые, но совершенно счастливые, мы так и заснули, не размыкаясь. Я только протянул руку за лежащим в изголовье лёгким покрывалом и укрыл наши остывающие после страстного совокупления тела. Уже сквозь сон услышал прозвучавшее, как лёгкий вздох: — Люблю тебя… Я ещё теснее прижал к себе моё сокровище, эхом повторив: — Люблю тебя! В спальне мы провели три дня, выбравшись к полудню на четвёртые сутки. Я лишь пару раз в день спускался на кухню за едой, которую готовил нам Хамид. Он оказался хорошим поваром, умелой «домохозяйкой» и, вообще, отличным, всё понимающим парнем. Я поселил его в боковой комнате рядом с гостиной, так что второй этаж на эти дни оставался полностью наш с Нартаем.***
Алмаз познакомился с моим смущённым истинным, выразив искреннюю радость по поводу того, что я наконец счастлив, а он спокойно может передать меня из рук в руки молодому мужу. Дом мы решили, вернее, решил Алмаз, а я не настаивал, пока не продавать. Уж и не знаю, как ему удалось уговорить меня и совершенно расположить к себе Нартая, но мы остановились на том, что пока оставим всё, как есть. То есть я женюсь на Нартае, а с Алмазом пока разводиться не буду, всё-таки у нас общие сыновья, хоть уже и взрослые, и ещё неизвестно, как они на это отреагируют. Алмаз же по-прежнему будет жить как жил: и здесь, и там — у Руслана. На том и порешили. Честно признаться, меня такое положение вещей не слишком устраивало, но пока не хотелось начинать какие-то разборки с Алмазом, тем более при Нартае. Я решил, что сначала мы с ним узаконим отношения, а потом я всё-таки вернусь к вопросу о разводе и продаже дома. Алмазу пора было определиться со своими приоритетами. Да и я сам от его «беготни» уже порядком подустал. Думаю, что и Руслану эти непонятные отношения тоже не приносили много радости. Так или иначе, Алмаз должен был на что-то решиться: или он будет жить один в своём новом жилище, или объединится наконец с Русланом в законном браке. Третий вариант — продолжать жить с нами — даже не рассматривался. Каким бы я ни был в прошлом плохим супругом, но сейчас, при любимом истинном, второй — «гуляющий», мне был точно не нужен. Самым неожиданным образом завершился «конфликт» Хамида с шефом. Выслушав историю мальчишек, Алмаз сразу понял, о ком идёт речь: их «шеф» был его постоянным пациентом и, похоже, не только им. Такие тонкости я давно уже научился понимать по некоторым отдельным нюансам в поведении супруга. Через день он принёс их паспорта и расписку «шефа» для Хамида в том, что долг возвращён в полной сумме и никаких претензий к Хамиду он не имеет. А так же обоим парням по небольшой сумме расчётных.***
Так разрешилась наша история. Мы с Нартаем поженились через два месяца, когда мой начальник и друг по совместительству согласился дать мне трёхнедельный отпуск. Сразу после скромной регистрации отправились в свадебное путешествие на Майорку. Хамида тоже взяли с собой. За это короткое время мы с ним очень сдружились, и к тому же оставлять молодого омегу одного без присмотра в большом городе я не рискнул. Пусть будет с нами — так спокойнее. Алмаз наконец согласился с моими доводами, и мы продали дом, купив ему четырёхкомнатную квартиру в престижном районе города. Он остался вполне доволен. Мы пока не развелись — это была просьба Алмаза. Я не стал настаивать, а Нартаю было всё равно: мы с ним ждали двойню и были абсолютно счастливы. Себе же присмотрели одноэтажный шестикомнатный дом в пригородном посёлке среди берёзовой рощи и недалеко от озера. На следующий год мои омеги будут поступать в один университет, но на разные специальности: Хамид на экономиста, а Нартай на психолога. А пока Хамид устроился пекарем здесь же в посёлке в частную пекарню к моему бывшему тридцатилетнему пациенту-альфе, страдавшему гастритом, от которого я его вылечил ещё пару-тройку лет назад. Надо ли говорить, что Хамид в более чем надёжных руках, тем более что мой супруг как-то поведал мне под большим секретом, что хозяин пекарни Фатхулла проявляет к Хамиду повышенный интерес и даже пытается ухаживать. Правда, Хамид, наученный горьким опытом, не торопится отвечать взаимностью, хотя…