Mors ultima ratio

Пы.Сы. не обращайте внимания на всякие корявости, чуть позже подправлю С приближающимся камбэком нас :) Все окна в комнате были распахнуты настежь, и ветер, надувая легкие занавеси, словно паруса, ворвался в комнату, сметая со стола и полок всевозможные бумаги и маленькие, совсем легкие статуэтки. Из-за открытых окон в комнате было невероятно холодно, а ветер становился все сильнее, тоскливо завывая, словно раненный зверь. Послышались торопливые приглушенные расстоянием и закрытыми дверями шаги, а затем створки резко распахнулись. В комнату влетел запыхавшийся Сюмин, лихорадочно обведя ее взглядом, он задержался на расправленной кровати. Одеяло было небрежно откинуто в сторону, простыня скомкана, словно второпях. Он еле слышно выругался и, развернувшись, вышел из комнаты, с силой захлопнув двери. А в пустой холодной комнате все так же продолжал одиноко и как-то совсем безнадежно завывать ветер. Где-то за ее пределами снова послышались его шаги, хлопнула очередная дверь, на миг все затихло, и вновь повторилось. Сюмин нервничал все больше и больше, он метался по дому, заходил во все комнаты, громко, почти истерично звал Чена, но тот не отзывался. Когда до Сюмина дошло, что Чена в доме вообще нет, его прошиб холодный пот и начало потряхивать. Уставший, измученный Сюмин, прислонился к холодной стене. Он прошел весь дом не один раз. Он даже, черт возьми, заглянул и в подвал и на чердак. Естественно, и там Чена не оказалось. Он постарался успокоиться, чтобы после нормально, без истерик и лишних эмоций обдумать, куда все же исчез Чен. Это было чертовски сложно, взять и прийти в себя. С каждой минутой, нет, даже секундой, его трясло все сильнее. В голове появлялись самые странные, самые страшные вариации происходящего сейчас с Ченом, где-то там, далеко, там, где сейчас нет Сюмина. Не выдержав, он с силой пнул постамент, на котором стояла довольно дорогая и в тоже время совсем безыскусная ваза, постамент покачнулся, а вместе с ним и ваза, не удержавшаяся и тут же рухнувшая на пол. Прежде чем разбиться на сотни маленьких осколков, она жалобно звякнула в свой самый последний раз. С каким-то злорадным наслаждением Сюмин наступил на один из ее осколков, и тот неприятно захрустел у него под ботинком, крошась и становясь пылью. Сюмин вздрогнул, неожиданно одна дверь со скрипом слегка приоткрылась, из нее потянуло свежестью и холодом. Заглянув в комнату, Сюмин увидел открытое окно, выходящее прямо в сад. Цветы, листва, ветви – все клонилось к земле под тяжестью влаги, а ливень и не думал прекращаться, становясь с каждой минутой все сильнее. За макушками еще невысоких деревьев виднелись смутные очертания старой, давно уже заброшенной летней беседки. Сюмин слегка нахмурившись, пытался поймать мысль, мелькнувшую у него, после того, как он увидел ту самую беседку, где когда-то давно, совсем еще ребенком он в одиночестве просиживал бесконечно долгими и душными летними днями. Пытаясь спрятаться от надоевших ему нянек. Сюмин прищурившись, попытался вглядеться в ее очертания. Сердце неприятно кольнуло, слишком много не таких уж и приятных воспоминаний было с ней связанно. Он вздрогнул, а затем сорвался с места, буквально слетая со ступенек, совершенно их не замечая. Под его шагами, старая лестница немного прогнулась и жалобно заскрипела. Выскочив на улицу, Сюмин на миг остановился, пораженный внезапным холодом. Ледяные капли дождя слегка остудили его. Тяжелые, прогнувшиеся ветви кустов гортензии с поникшими цветочными шапками, давно не стриженные и совсем заброшенные больно хлестали его по ногам, осыпали с ног до головы маленькими противными дождевыми каплями, а он целенаправленно шел в сторону старой постройки, не замечая ничего вокруг. Сквозь шум дождя он едва расслышал тихие сдавленные всхлипы. Он осторожно подкрался к беседке. Взглянув на нее, Сюмин заметил, что время ее совсем не пожалело. Прошло лет десять, не больше, но древесина почернела, а из-за жуков-древоточцев почти превратилась в труху. Осторожно проведя рукой по доске, он вздрогнул, посадив занозу на ладонь. Сюмин замер, с некоторым удивлением он смотрел на свою руку. Щепку он вытащил довольно быстро, но легкая, пульсирующая боль все равно оставалась, совсем чуть-чуть, но даже благодаря такой малости она не давала забыть о себе. Напряжение, охватывающее его все то время, пока он искал Чена, стало немного уходить, и Сюмин расслабившись, даже позволил себе слабую улыбку. Он заглянул в беседку, и его улыбка тут же померкла при виде сгорбленного, трясущегося всем телом от холода Чена. На нем были лишь легкие пижамные штаны и безразмерная майка, лямки которой уже давно сползли с плеч, оголяя спину. В глаза Сюмину сразу же бросились выпирающие лопатки и низко опущенные плечи. Он наклонил голову к груди, на сгорбленной спине выступили позвонки. Кожа была бледная и отдавала болезненной синевой. Нерешительно шагнув к Чену, Сюмин осторожно дотронулся до его плеча. Сердце дрогнуло, когда его ладонь обожгло холодом, настолько тот был ледяным. Чтобы не закричать, Сюмин закусил губу, а Чен вздрогнув, обернулся к нему. Его глаза были красными, от лопнувших капилляров, и опухшими от продолжительных слез. От напряжения на лбу вздулась венка. Он непонимающе вглядывался в лицо Сюмина, из-за пелены слез, стоящих перед его глазами, он видел совсем нечетко, размазано. Сморгнув слезы, он увидел, что перед ним стоит Сюмин, узнав его, он вновь жалобно всхлипнул. - Минсок, ты пришел, Минсок, - он развернулся и потянулся своими тонкими бледными руками к Сюмину. Услышав это имя, тот в ужасе отшатнулся, вспоминая тот день, когда Чен назвал его так в последний раз. - Минсок, Минсок, - продолжал жалобно звать его Чен, хватаясь слабыми дрожащими и слишком тонкими пальцами за его куртку. Отчаянье и боль, плескавшиеся в глазах Чена, пронзили Сюмина, он замер не в силах двигаться или же говорить. - Я вспомнил. Минсок, я все вспомнил, - срывающимся голосом больше прошептал, чем проговорил Чен. Он цеплялся за Сюмина, словно тот был его единственной опорой. Лихорадочно пытаясь сообразить хоть что-то, но так ничего и не придумав, Сюмин просто прижал его к себе. Шепча какие-то успокаивающие ничего не значащие глупости, он гладил Чена по голове, и чувствовал, как его сердце разрывается от бессилия. Всхлипывая, Чен продолжал лихорадочно бормотать его имя, но изредка проскальзывало другое, обреченно-жалкое, самое ненавистное для Сюмина, чужое. Он все также продолжал обнимать Чена, даже еще крепче, когда тот, осторожно подняв голову, приблизился к лицу. Он вглядывался в глаза Сюмина, а затем совсем неумело и неуклюже прижался к его губам. Прижался и замер. Он просто не знал, что делать дальше. Сюмин почувствовал, как его словно насквозь пронзила молния, причиняя боль, сладкую и почти не выносимую. Как же он хотел поцеловать его по-настоящему. Но не смел. Сюмин мягко отстранился, а Чен всхлипнув, опять потянулся к нему, хватаясь за его плечи и притягивая обратно к себе. - Чондэ, не нужно. Это не поможет тебе, - прошептал Сюмин, еле сдерживая себя, он хотел сказать ему совершенно другое, а точнее вообще не говорить. Он так долго мечтал, хотя бы о таком поцелуе, но сейчас ему хотелось более серьезных вещей. - Минсок, пожалуйста, - глаза Чена лихорадочно блестели, - мне так больно, помоги, - он прижал ладонь к груди, хватая и сминая тонкую ткань майки. - Минсок, у меня вот здесь болит, сильно, Минсок! - Чен схватил Сюмина за руку и с неожиданной силой прижал к себе. Его руки были обжигающе ледяными. Замерзшие пальцы почти не гнулись. - Прости, Чонде, но я не смогу тебе помочь, - он покачал головой, а затем лицо Сюмина исказила гримаса боли и ярости. Он с силой сжал ладонь Чена, не понимая, что делает и только лишь слабый тихий вскрик Чена отрезвил его. Сюмин с недоумением взглянул на ладонь и тут же разжал, рука Чена безвольно опала вниз. Чен умоляюще, влажными от слез глазами взглянул на него, в его глазах читалась просьба. Он вновь потянулся к Сюмину. - Прости, - Сюмин резко вскочил, сняв с себя куртку он накинул ее на Чена, тот не замечавший до этого холода, задрожал сильнее и закутался в нее. Он отвернулся от Сюмина и вновь поник. Сжав зубы, Сюмин поколебался, некоторое время он стоял позади Чена, положив ему на плечо свою ладонь, а потом все же ушел из беседки, зная, что не сможет долго сопротивляться его просьбам. Шагнув обратно в сад, он передернулся. Ливень все также продолжал лить, и тонкая футболка Сюмина тотчас намокла, неприятно прилипая к телу. Он не обратил на это внимания, перед его глазами стояла картина, как гаснут глаза Чена, как он словно сломанная кукла оседает на пол, заламывая бледные слабые руки испещренные синими прожилками. Сюмин сжал руки в кулаки, в тысячный раз, давая одну и ту же клятву, самому себе. Чувствуя, как злость вновь переполняет его, он помотал головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Беспокойство за Чена вновь начинало душить его. Он пытался уговорить себя самого, что там, в беседке сейчас Чонде, а не Чен, но успокаивало это мало. Точнее совсем не приносило облегчения. Сюмин пнул ствол какого-то деревца, из-за чего ветки качнулись и на Сюмина хлынул целый поток воды. Он громко выругался.