Ури - город, вернувший нам друг друга

      Всё, о чём мог думать Чонин – это о небольшом кулоне на аккуратной цепочке. О кулоне, который он только что видел на тонкой шее хирурга. Всё это время До носил его? Неужели это значило… Ким не знал и боялся надеяться понапрасну. Да и гадать шатен никогда не любил, предпочитая быть уверенным во всём, начиная даже с самого маленького элемента плана очередной миссии его спецгруппы и заканчивая бытовыми вопросами.       Решив выяснить всё раз и навсегда, Ин направился вслед за старшим, но на полпути его прервал голос Чунмёна, раздавшийся в наушнике коммуникатора:       – Сухо вызывает Кая. Периметр чист. Подкрепление вместе с группой врачей прибыло.       Ким чуть слышно чертыхнулся. За своими мыслями и переживаниями майор умудрился забыть, где находился, и что у него всё ещё осталась невыполненная работа. Раньше такого никогда не случалось.       – Принято. Мятежники обезврежены, – первым делом оповестил о состоянии миссии командир, возвращая контроль над своими мыслями. – Пусть врачи подготовятся оказать медицинскую помощь пострадавшим. Мы выходим.       – Будет сделано. Ждём вас, – ответил тому Лэй.       – Йехет, проверь коридор. Пора выбираться отсюда.       – Есть, – повесив за спину любимую винтовку и взяв в руки пистолет, сержант О покинул операторскую будку.       На повестке дня всё ещё стояла одна проблема, не позволявшая солдатам и спасённым гражданским покинуть актовый зал. Ким осмотрелся по сторонам с целью найти конкретного человека, когда неожиданно на губах майора, как бы тот ни старался сдержаться, заиграла широкая и искренняя улыбка, а глаза приобрели лукавую форму полумесяцев.       Крепко обнявшись и не замечая ничего и никого вокруг себя, кроме друг друга, его названный брат и хороший друг целовались. Чанёль положил одну ладонь на чуть прогнувшуюся вперёд поясницу блондина, а второй гладил иммунолога по щеке, нежно и чувственно сминая тонкие губы в поцелуе. А то, как Бён, обхватив шею солдата, встал на носочки, заставило Ина умилённо и позабавлено фыркнуть.       – Ребята, я безумно за вас рад, но, Пак, сделай одолжение, обезвредь-ка бомбу, а? – уже не скрывая собственного веселью, прервал парочку Чонин.       – Ким, чтоб тебя…       – Кай-я, – одновременно разочарованно простонали парни, с явным трудом отрываясь друг от друга.       Взглянув на по-доброму улыбавшегося командира, Пак нехотя отстранился от иммунолога и тяжело вздохнул. Ему совершенно не хотелось ни на шаг отходить от Бёна, но готовая в любой момент детонировать бомба не оставляла выбора.       – Сейчас всё сделаю, – кивнув Киму, Чанёль уже хотел было направиться к заминированной двери, когда почувствовал прикосновение к своей руке.       Офицеры обернулись в сторону Бэкхёна.       – Эм... – неуверенно протянул парень, но ладонь Пака так и не отпустил, – а могу я посмотреть?       – Ты хочешь посмотреть, как я обезвреживаю бомбу? – искренне удивился сапёр.       Бэк интенсивно закивал головой, соглашаясь.       – Конечно! – с лёгким волнением, вызванным далеко не страхом, ответил он. – Во время моей прошлой поездки в Ури вы как-то устраивали для своих подчинённых то ли тренировку, то ли мастер-класс. Я так и не понял... Но тогда издалека я увидел, как ты обезвреживал бомбу. Это было так,… – врач замолчал, пытаясь подобрать правильное слово, и из-за этой заминки лейтенант затаил дыхание, ожидая самого страшного, – захватывающе! Это было просто невероятно!       Такого Пак определённо не ожидал. Не веря собственным ушам, мужчина взглянул на Чонина, на что шатен лишь мягко улыбнулся и кивнул, давая понять, что услышанное им не было слуховой галлюцинацией. Что бы ни писали в любовных романах и ни показывали в дорамах, в жизни всё обстояло совершенно иначе и далеко не в лучшую сторону. Не все солдаты слыли храбрыми и бесстрашными героями, а настоящие герои не были бессмертными и неуловимыми. Не редко они погибали на поле боя, сражаясь за Родину, за людей.       Найти же спутника жизни было действительно сложной задачей для военных, особенно входивших в силы специальных операций Южной Кореи, которым часто приходилось идти на опасные и секретные миссии в самые далёкие уголки мира. Однако никто никого не винил, понимая, как сложно любить человека, с которым часто бываешь в разлуке и не имеешь возможности даже связаться по телефону и поговорить, как тяжело жить, боясь отвечать на звонки с неизвестных номеров или вздрагивая каждый раз, когда кто-то стучится во входную дверь, верь именно в такие моменты могли сказать, что человек, которого вы так любите, погиб.       Это не значило, что все солдаты были одиноки. Конечно нет. У многих были любящие и любимые семьи, вторые половинки, однако найти пару, которая бы восхищалась не только самим человеком, но и его опасной работой, было невероятно сложно. Многие семьи хоть и не говорили напрямую и искренне любили своих сыновей, мужей и братьев, но в глубине души у них всё равно таились страх и ужас от того, на что те были способны, одевая военную униформу. Но вот сейчас перед Чанёлем стоял парень, которого он искренне любил, и с явным благоговением в голосе говорил о лейтенанте и его навыках сапёра. Бэкхён не просто восторгался способностями Пака, но ещё и не боялся той опасности, которые они несли. Чанёлю просто не верилось. Он не мог даже представить, как была сильна вера Бэка в него, раз он готов был стоять рядом с бомбой, с тем, что могло лишить его жизни в ту же секунду, как Пак совершит ошибку. Иммунолог не сомневался в нём, был уверен, что Ёль справится, и это значило для лейтенанта больше любых слов.       – Я бы очень хотел понаблюдать за тобой, – не получив ответа, Бён несколько стушевался и произнёс просьбу уже менее воодушевлённо и уверенно. – Я обещаю не мешаться, но если не хочешь…       Договорить ему не дал сапёр, крепко обнявший опешившего, но быстро расслабившегося в руках солдата врача. Пак прижал хрупкое тело к себе, мягко целуя в блондинистую макушку.       – Я очень хочу, чтобы ты был рядом, – улыбнувшись, заверил его Чан.       От двусмысленности слов молодого мужчины Бэк зарделся и ещё сильнее прижался к широкой груди, стараясь спрятать в ней свою счастливую улыбку. Наконец-то видеть друзей такими открыто влюблёнными и по-настоящему живыми было чудом, сбывшейся мечтой Чонина. Он считал, что Пак и Бён, как никто другой, заслуживали своего счастья. Прерывать новоиспечённую парочку совершенно не хотелось, но майор не мог забыть о других застрявших в помещении людях, которые, без сомнений, не желали ни единой лишней секунды оставаться в ставшем для них ночным кошмаром актовом зале.       – Ёль, – с нотками сожаления в голосе напомнил о незаконченном деле Ким.       – Чёрт, прости, – виновато взглянув на товарища, Чанёль отстранился от врача и направился выполнять свою работу.       – Поздравляю, Бэкки, – лукаво подвигнул другу Чонин, в голосе которого не было ни капли издёвки.       Эти два оболтусы наконец-то сделали решающий шаг друг к другу!       – Кай-я. Да ну тебя, – иммунолог смущённо пихнул солдата в плечо, но всё же не смог сдержать по-детски счастливой улыбки.       – Пойдём, посмотришь на одного из лучших сапёров, которых я знаю, в действии, – под оживлённые согласные кивки Ким по-дружески закинул свою руку блондину на плечи и повёл вслед за лейтенантом.       К их приходу Пак уже вовсю разбирался в бомбе. Он сосредоточенно чуть хмурил брови, с помощью маленькой отвёртки из своего специального набора лёгкими движениями откручивая винтики на защитной панели. Бэкхён заворожённо наблюдал за каждым действием сапёра. Страха парень не испытывал – лишь интерес и лёгкое волнение.       Избавившись от ненужного куска пластмассы, лейтенант стал внимательно изучать содержимое. Устройство по форме напоминало неровный прямоугольник с выступающим внизу цилиндрообразным предметом, представлявшим собой спрессованное взрывчатое вещество. Устройство в корне отличалось от тех бомб, которые Бэк пару раз видел в фильмах: никакого таймера, отсчитывавшего последние секунды до их смерти, не было, провода, местами обвивавшие некоторые элементы взрывчатки и закреплённые специальным механизмом в проёме между косяком и дверью, не играли буйством красок, а были лишь грязно-жёлтого цвета. Даже мигающей маленькой лампочки, дававшей в кино понять, что бомба активирована и готова стереть с лица Земли всё вокруг себя, и той не наблюдалось. Был только пластмассовый корпус, наполненный взрывчатым веществом, взрывателем, проводами и небольшой стеклянной банкой с мелкими гвоздями, винтами и осколками металлов. Всё это на удивление аккуратно было скреплено между собой чёрной изолентой.       – А они неплохо постарались, – не отрываясь от работы, хмыкнул сапёр. – Довольно добротное СВУ.       – Самодельное взрывное устройство, – быстро пояснил Бэку майор.       – Комбинированного типа. Реагирует на движение. Стоит нам хоть немного дёрнуть дверь или ударить по стене рядом с ней, как она рванёт и снесёт по меньшей мере треть знания. Они ещё и шрапнель добавили для увеличения области поражения, – тем временем продолжил Чанёль, на последних словах указав на прикреплённую к корпусу бомбы стеклянную банку.       – Пак Доби, справишься?       – Обижаешь, Кай. Управлюсь за 27 секунд. Засекай, – с этими словами Чан озорно подмигнул врачу и, взяв из своего набора нужные инструменты, принялся за работу.       Ким на ребяческий вызов товарища лишь привычно покачал головой.       Бэкхён не мог оторвать глаз от солдата. Каждое действие мужчины было мягким, но уверенным. Его пальцы, точно бабочки, порхавшие с цветка на цветок, то пережимали, то, обрезая, перекручивали какие-то провода между собой, то делали что-то с другими составляющими СВУ. Бён не имел ни малейшего понятия о том, что и почему делал лейтенант, но зрелище было завораживающим настолько, что он даже не сразу понял, когда Пак справился с задачей.       – 25,7 секунды, – взглянув на свои часы, победно улыбнулся Ёль. – Ай да я!       – Это было… – выдохнул иммунолог и остановился, стараясь подобрать правильное слово, – потрясающе.       – Правда? – с надеждой спросил Чанёль, для которого мнение парня о его работе имело огромное значение.       В третий раз отвлекать новоиспечённую парочку Ким не хотел. Подойдя к спасённым заложникам, которые после пережитого всё ещё не до конца пришли в себя и не отходили от самой дальней от двери стены, Чонин ободряюще улыбнулся и объявил на понятном подростками местном языке о том, что всё закончилось, и они сейчас все вместе выберутся из школы. Не забывая о врачах, майор повторил свои слова на родном корейском.       Все тут же оживились и, беспрекословно слушаясь офицера, направились к разминированной двери.       В коридоре их уже ждал Сехун с по-мальчишески довольной улыбкой на губах.       – Отличная работа, сержант, – похвалил О майор, потрепав того по каске, являвшейся обязательной частью экипировки спецназа на подобных миссиях.       Улыбка парня стала ещё шире и немного более смущённой от добрых слов командира.       Из здания школы они выбрались довольно быстро и без лишних приключений, а на улице, как и обещал Исин, их уже ждали солдаты и готовые оказывать медицинскую помощь пострадавшим врачи. Погибших среди жителей Ури после обстрела мятежниками школы к счастью не оказалось, однако далеко не всем повезло отделаться небольшими синяками и занозами на ладонях от разлетевшихся щепками во все стороны от града пуль деревянных парт и стульев.       Не успели спасённые заложники толком выйти за порог учебного заведения, как волонтёры тут же принялись за работу, разделяя тех на категории по степени тяжести повреждений. Подростков с самыми серьёзными травмами врачи с помощью прибывших вместе с ними солдат укладывали на носилки и уносили к грузовикам, чтобы оказать должную медицинскую помощь на базе Кви, где были больший выбор препаратов и необходимый минимум оборудования для проведения операций.       Ким, удостоверившись, что все выбрались из здания и теперь находились в надёжных руках медсестёр и врачей, кивнул остальным членам спецгруппы 1288 и они, без лишних слов прихватив с собой несколько белых покрывал и свободных носилок, направились вслед за своим командиром обратно в школу. Никто из них не забыл о товарищах, отдавших свои жизни при защите мирных жителей, погибших героями. Единственное, что теперь майор мог для них сделать – это почтить их память и отдать все должные почести, но самое главное, помнить их и принесённую ими жертву во имя спасения невинных людей. Поэтому со всей аккуратностью разместив тела погибших товарищей на носилках и накрыв их простынёй, команда 1288 перенесла их в пустой грузовик, находившейся чуть в стороне от главного двора школы, чтобы в дальнейшем отправить тела погибших их семьям, чтобы те смогли попрощаться со своими любимыми.       К тому моменту, когда военная машина с телами младшего сержанта Чона, младшего сержанта Юна и сержанта Хана двинулась в путь, число людей на небольшой площади напротив главного входа в школу значительно уменьшилось. Многие врачи вместе с парой тяжело раненных пациентов уехали на базу для проведения операций, бо́льшая часть пострадавших, получив необходимую медицинскую помощь, уже разошлась по своим домам, чтобы оказаться в крепких объятиях членов своих семей и наконец-то почувствовать себя в безопасности. Джихё-нуна, не получившая к облегчению Кима серьёзных повреждений, не так давно ушла разводить по домам своих самых младших и эмоциональных воспитанников. У школы осталась лишь парочка медсестёр во главе со старшей медсестрой Сон, которые потихоньку заканчивали обрабатывать раны и небольшие порезы нескольким оставшимся ученикам.       – Командир, мы ещё раз прочесали периметр – всё чисто, никаких следов мятежников. Осмотр пострадавших завершён. Среди гражданских лиц жертв нет, – проинформировал Кима Чунмён.       Команда 1288 почти в полном составе собралась у здания школы. Лишь Чанёль, предупредив заранее своего командира, стоял немного в стороне от них, внимательно следя за тем, чтобы медсестра, обрабатывавшая повреждения Бёна, действовала аккуратно и ни в коем случае не пропустила ни одной, даже самой маленькой царапинки на светлой коже иммунолога.       – Что с пострадавшими, которых увезли в Кви? – кивнув словам техника, осведомился Ин.       – Ничего, что бы угрожало их жизни, – заверил Чжан. – У одного треснуто ребро и сломано запястье. Врачи собираются сделать рентген, поэтому отправили его на базу. А второго пострадавшего увезли для проведения операции: пуля по касательной задела спину парня.       Чонин облегчённо выдохнул: потерь на сегодня было более чем достаточно, и то, что во всём том кошмаре, устроенном повстанцами, все ученики и врачи смогли выжить и отделаться в большей степени лишь синяками и стёсанными в кровь коленями и ладонями, казалось настоящим чудом.       – Майор, – неожиданно Сехун широко распахнул глаза, с явным волнением глядя на командира, – ваше плечо!       Ким озадаченно приподнял брови, не сразу понимая, о чём говорил сержант, но стоило ему только повернуть голову и взглянуть на упомянутую О часть руки, как всё встало на свои места. Униформа на левом предплечье офицера была рассечена ножом, брошенным в него щетинистым мятежником, а из довольно глубокого пореза не переставала идти кровь, заставляя и так чёрную ткань плотной рубашки вокруг раны стать темнее на несколько тонов.       Исин со знанием дела осмотрел руку шатена:       – Необходимо обработать и наложить швы.       – Поможешь? – не слишком беспокоясь о полученном ранении, спросил Ким.       Из всей спецгруппы 1288 старший сержант Чжан лучше всех управлялся с нитью и медицинской иглой. Из-за своей любви к языкам лингвист почти всё своё свободное время проводил за чтением книг авторов из разных уголков мира. Исключением не стали и труды известных врачей.       Ответить своему командиру согласием Исину не дал другой голос, раздавшийся за спинами солдат:       – Я займусь им, – твёрдо и без лишних эмоций произнёс доктор До, ни к кому конкретно не обращаясь, а потом поймал удивлённый взгляд Кима: – Пойдём.       Ничего больше не произнеся, хирург развернулся и пошёл в сторону установленного военными в качестве зоны для осмотра врачами пострадавших небольшого навеса болотного цвета. Чонин, дав несколько указаний товарищам, последовал за старшим.       Оказавшись под навесом, Кёнсу кивнул майору на один из табуретов и тот послушно опустился на него.       – Сними бронежилет и рубашку, – доставая из медицинской сумки всё необходимое для обработки раны и выкладывая на небольшой металлический столик рядом с собой, произнёс До.       И на этот раз Ким без лишних слов сделал так, как просил брюнет, меньше чем через полминуты уже оказываясь перед Су в одной чёрной футболке с неглубоким вырезом. Рукав был не слишком длинным и не прикрывал рану, но майор всё равно закатал его до основания плеча, открывая врачу лучший доступ к повреждённой руке. Ин сидел вполоборота к парню, положив пропитавшиеся пылью и его собственной кровью вещи на стоявший неподалёку свободный стул.       Чонину не давали покоя десятки вопросов, на которые ответ мог дать только Кёнсу, но тот всем своим видом давал понять шатену, что на разговор он был не настроен. До сосредоточенно осматривал повреждённое предплечье солдата, оценивая серьёзность ранения, после чего молча принялся обрабатывать порез.       Тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием врача, угнетала. Да и бесконечные мысли не давали покоя майору. Хоть сейчас Чонину казалось, что с того момента прошла целая жизнь, но он действительно обдумывал сказанные Чанёлем прошлым вечером слова о том, что прошлое стоит оставлять позади. Он сильно сомневался, что с Тэмином у них что-то бы получилось: слишком по-братски дорог и важен Киму был лейтенант Ли, однако, желая оставаться верным своему слову, шатен хотел сдержать обещание и поговорить с врачом. Хотел прояснить их отношения, раз и навсегда расставив все точки над «i», и искренне извиниться перед другом за то, что так долго не замечал его тёплых чувств к себе, неосознанно этим раз за разом причиняя тому больно.       До сегодняшнего дня Чонин хранил призрачную надежду, всё ещё живущую в сердце солдата лишь благодаря его упрямству. Где-то глубоко в душе он продолжал верить, что до сих пор что-то значил для Кёнсу. Однако это были лишь его желания и мечты, ничем не подкреплённые… до этого момента.       Ким изо всех сил старался не обнадёживать себя, но в голову не приходило ни одного логичного объяснения, почему кулон, подаренный им на их с До небольшую годовщину, всё ещё занимал своё законное место на тонкой шее врача. Как бы шатен ни пытался найти иной ответ, всё сводилось к тому, что Кёнсу так же, как и Чонин, не мог забыть дней, проведённых вместе.       – Кёнсу, – поняв, что за собственными мыслями он не заметил, как До уже заканчивал зашивать его рану и времени оставалось совсем немного, позвал Ким.       – Не отвлекай меня от работы, пожалуйста, – стараясь звучать как можно безразличней, прервал того брюнет, но младший не собирался сдаваться:       – Нам нужно поговорить, Кёнсу.       – Нам не о чём разговаривать.       Собственное сердце предавало хирурга, с каждым словом Кима всё отчаяннее пытаясь вырваться из плена рёбер. Хотелось взвыть от бессилия, сбежать как можно дальше и в то же время быть рядом с Чонином. Су запутался в собственных мыслях, чувствах и желаниях. Хотя нет. Всё это было ясно как день, но теперь До всё сложнее и сложнее было вспомнить почему он без конца отталкивал от себя Кима, почему не мог сделать то единственное, что он по-настоящему хотел: крепко обнять солдата и никогда больше не отпускать.       Чонин тем временем тяжело вздохнул и не успел брюнет толком заклеить рану на предплечье солдата послеоперационным пластырем, как тот развернулся на табурете лицом к парню, но на ноги не поднялся, не желая в тот момент давить и смотреть на Кёнсу сверху вниз. До от неожиданных действий шатена широко распахнул глаза, замирая на месте.       – Хорошо, если ты не хочешь говорить со мной, тогда просто выслушай то, что я хочу тебе сказать, – тёмно-карие пронзительные глаза майора пленили молодого хирурга, не давая ни единой возможности отвести взгляд.       Не дожидаясь ответа, Ин продолжил.       – У тебя сегодня был тяжёлый день. И кулон… Я понимаю, что ты хотел бы, чтобы я узнал о нём совсем иначе, если, конечно, вообще собирался мне его показывать, – голос Кима был тихим и мягким, а взгляд – переполненным заботой и нежностью, от которых у молодого врача перехватывало дыхание. – Если ты боишься, что я посмеюсь над твоими чувствами, то не нужно, я никогда не сделаю этого. Но и если попросишь забыть, притвориться, что ничего не было – я не смогу. Просто не смогу, Кёнсу-я…       До должен был хоть что-то ответить: продолжить бессмысленно заверять, что кулон был просто вещью, красивым украшением и ничем больше, попросить Чонина замолчать, но все слова застревали в горле, оставаясь невысказанными.       – Я знаю: то, что было между нами, до сих пор важно для тебя. Ты ведь всё ещё вспоминаешь наши ночные прогулки по городу после твоей смены в больнице, наши объятия на диване перед телевизором? С улыбкой думаешь о наших походах в супермаркет, которые почему-то всегда тебе так нравились. Я думаю, что это из-за нашего первого свидания. Ведь сколько бы раз ты не говорил мне, что никто не проводит первые свидания в продуктовых магазинах, я буду утверждать, что мы исключение. Самое правильное исключение. Я ведь прав? Ответь мне, Кённи.       – С чего ты это взял? – сипло выдавил из себя врач, из последних сил стараясь удержать эмоции под контролем и не потерять маску безразличия.       – С того, что чувствую то же самое, – уверенно и без всяких сомнений ответил Ким, не отрывая взгляда от лица старшего. – Каждый день я вспоминаю время, проведённое вместе, и до безумия хочу вернуть его, Кёнсу-я.       – П-прошлое невозможно вернуть, – из чистого упрямства продолжал гнуть свою линию хирург.       В своих словах и мыслях брюнет больше не чувствовал уверенности и правильности в своих поступках. Не мог вспомнить, почему бесконечное количество раз избегал все представлявшиеся ему возможности вернуть дорогого сердцу человека. От слов Чонина его пробивала эмоциональная дрожь – такая приятная и волнительная.       – Тогда не будем ничего возвращать, – не стушевался Ким, легко принимая ответ врача. – Начнём всё с начала. Кёнсу, я хочу, чтобы ты кое-что знал, – на этих словах молодой мужчина чуть оттянул ворот своей футболки, ловким движением пальцев подцепляя что-то под ней.       В следующую секунду, слегка сверкнув под неярким светом установленных под навесом ламп, взору старшего показалась знакомая цепочка. До в изумлении чуть приоткрыл рот, не веря собственным глазам: на груди теперь уже поверх одежды красовался кулон с дорогой сердцу гравировкой: «Люблю тебя, мой солдат».       Дыхание перехватило.       – Я хочу снова быть рядом и обнимать тебя. Хочу за ужином слушать о том, как прошёл твой день в больнице и смеяться над тем, как мило ты ворчишь и ругаешь непутёвых сценаристов за недостоверность, когда мы смотрим какую-нибудь дораму о врачебной практике. Кёнсу, какая бы сложная и опасная миссия мне не предстояла, я хочу, оказавшись, наконец, дома, увидеть твою улыбку, хочу знать, что мне есть к кому возвращаться, что ты ждёшь меня. Ты же чувствуешь то же самое?       Ин с надеждой посмотрел в глаза старшего. Он решился, высказал то, что держал в себе больше полугода. Разрушил собственноручно выстроенные после расставания ледяные стены вокруг себя, давая До увидеть его самые потаённые чувства и переживания.       – Чонин, я… – не нашёл, что ответить До, в голове которого было слишком много мыслей, а сердце переполняли эмоции, отчего он не мог выразить их всех в словах.       – Кёнсу, прошу тебя, давай перестанем бегать друг от друга, словно маленькие дети, – почти взмолился Ким: молчание брюнета раздирало его душу на части. – Выясним всё раз и навсегда.       В ушах набатом отдавался бешеный ход сердца, не позволявших Су сосредоточиться. Он смотрел в тёмные, почти чёрные в полутьме наступающего вечера глаза шатена, на его сведённые брови, чувствовал на своих плечах сильные пальцы, почти невесомо, но всё же крепко удерживавшие его. Казалось, Ким боялся, что если отпустит, старший в ту же секунду исчезнет. До положил свои руки поверх ладоней Ина, чуть сжимая.       – Я долгое время задавался вопросом: почему? И мучился, безрезультатно пытаясь найти ответ, – почти шёпотом продолжил Чонин, вставая с табурета, но не разрывая их прикосновения.       Молодой хирург чуть нахмурился, пытаясь понять, что имел в виду младший.       – Я никогда не верил в твои слова о скуке и стремлении получить повышение. Никогда не верил, что это стало причиной нашего расставания, – честно признался Ким. – Но даже если всё действительно было так, если в этом было дело, то мне плевать. Я больше не хочу знать, почему всё так вышло, Кёнсу-я. Это не имеет никакого значения. Я просто хочу быть счастлив… вместе с тобой.       До окатило ведром ледяной воды, стоило ему только услышать слова майора. Голова прояснилась, а сердце забилось быстрее уже не от трепета и приятного волнения, а от сковывающего всё тело брюнета страха. Кёнсу вспомнил, почему ушёл, почему, несмотря на всю свою боль и желание, не искал Кима, а, встретив, не пытался вернуть.       Не позволяя горьким слезам даже показаться на глазах, Су на короткое мгновение чуть крепче сжал ладони Чонина в своих, после чего настойчиво убрал те с плеч, отстраняясь. Ин разбито посмотрел на старшего, опуская руки.       – Ты ошибаешься, – собрав всю оставшуюся волю в кулак, До заставил свой голос звучать ровно и даже слегка холодно. – Когда я соглашался на эту волонтёрскую миссию, то не ожидал увидеть тебя здесь. И признаю: это заставило меня на секунду вспомнить о прошлом, но наваждение быстро прошло, Чонин. Нам не стоит всё возвращать, в этом нет смысла. Пора двигаться вперёд, каждому своей дорогой. А я… я заслужил того, как живу сейчас.       – Кёнсу! – попытался возразить Ким, делая шаг к старшему, но получил в ответ лишь вскинутые в останавливающем жесте руки До.       Су покачал головой и, развернувшись, быстрым шагом вышел из-под навеса. Оказавшись на достаточном расстоянии от майора и других всё ещё находившихся неподалёку от школы людей, Кёнсу позволил своим эмоциям овладеть им, беззвучно зарыдав. Каждое, сказанное Чонину слово, было ложью, кроме последних: До полностью заслуживал ту боль, которую испытывал. Перед глазами всё ещё стояло разбитое и побледневшее лицо солдата. Раз за разом он видел, как с каждым его словом всё слабее горел огонёк в искрящихся до того глазах, пока не потух совсем.       Определённо, Кёнсу был уверен, что заслуживал даже большего.