Ури - город, вернувший нам друг друга

      Без того почти бессонная ночь Кёнсу закончилась со звонком Председателя, из-за которого врачу пришлось устраивать настоящие танцы с бубнами, чтобы поймать то и дело прерывавшуюся мобильную связь. Только спустя долгие полчаса, три сорвавшихся звонка и непреднамеренную утреннюю зарядку До удалось понять, что от него хотел глава больницы Иньсэнг.       Как и следовало ожидать, новость о вчерашнем инциденте в местной школе очень быстро долетела до Сеула, становясь ужасной головной болью для руководства больницы. Панику начали даже не родственники оказавшихся в заложниках врачей, а мама той самой вертихвостки Юн Монкут – младшей медсестры, которая в тот день даже не ездила в Ури, находясь на надёжно охраняемой военной базе. Женщина, как и её дочь, никогда не упускала шанса привлечь внимание к своей далеко не самой скромной персоне, поэтому, увидев возможность, она разошлась не на шутку. Взбудоражив всех и вся, госпожа Юн не поленилась явиться в больницу поздним вечером, как только узнала о случившемся, наверняка, от самой дочери, и закатила скандал, обвиняя Председателя во всех смертных грехах, ведь тот допустил, чтобы её «маленький ангел» так сильно перепугался. Но и на этом женщина останавливаться не собиралась, пригрозив Председателю дойти до вышестоящего руководства, если её дочку немедленно не вернут домой, выплатив немалую компенсацию.       Узнав обо всём этом, До лишь устало покачал головой. С учётом характера и неприкрытого эгоизма Юн Монкут, не стоило удивляться тому, что её мать была столь взбалмошной женщиной, не сильно отличавшийся от своей дочери. Да и решение Председателя, всегда всеми правдами и неправдами державшегося за своё место, не стало для хирурга неожиданностью, но в груди всё же болезненно заныло.       Не желая схлопотать выговор от начальства, Председатель приказал До подготовить список сотрудников, которые уже завтрашним утром должны были покинуть базу Кви и вылететь домой. Их миротворческая миссия в Ури была официально и досрочно завершена. Спорить было бесполезно, да и смысла в этом хирург никакого не видел, поэтому, получив указания, Кёнсу по рации уведомил своих сеульских коллег о внеплановом собрании, которое должно было состояться в первой половине дня. Сейчас же врачей ждали их пациенты.       Через пару часов после начала рабочего дня в медблок зашёл один из рядовых солдат, попросив весь медицинский персонал ненадолго отложить дела и проследовать за ним. В результате врачи оказались неподалёку от своих палаток на небольшой площади, где тех уже ждали остальные солдаты, нёсшие службу на базе Кви. Они стояли в три ровные шеренги перед своим командиром, и Кёнсу вместе с коллегами без лишних слов организовал армейский строй несколько более вольного вида, также вставая лицом к майору Киму.       Чонин поприветствовал врачей сдержанным кивком и, убедившись, что все были в сборе, обратился к сослуживцам и волонтёрам.       – Это командир базы Кви майор Ким Чонин, – твёрдо поставленным голосом представился шатен. – Я представляю краткий отчёт о проведённой операции в городской школе Ури. Двое пострадавших сейчас в медчасти, трое погибших. Группа повстанцев устранена. Вчера по состоянию на семь часов вечера операция по спасению заложников в школе Ури была официально завершена. В этой тяжёлой ситуации вы сделали всё от вас зависящее. Медики больницы Иньсэнг и солдаты базы Кви, благодарю за проделанную работу, – Ким замолчал, с уважением глядя на своих сослуживцев и врачей, когда неожиданно на территории лагеря раздался какой-то продолжительный гудящий звук.       Волонтёры принялись озадаченно озираться, пытаясь определить источник шума и понять, что происходило.       – В это время вчера поступил сигнал о нападении мятежников, – тяжело выдохнув, пояснил майор. – Теперь в это же время в память о погибших будет звучать сирена. Каждый раз, когда вы услышите её, что бы вы ни делали, остановитесь и почтите минутой молчания павших солдат.       После слов командира Пак, стоявший в первом ряду шеренги, чётко произнёс:       – Отряд, смирно! Минута молчания.       Каждый солдат отдал честь, замирая в таком положении, а врачи склонили головы, безмолвно вспоминая пережитый ужас и тот подвиг, который ради их спасения совершили офицеры.       После окончания этой небольшой прощальной церемонии все разошлись по своим делам, но в их памяти и сердцах погибшие солдаты остались навсегда. Они не были и не будут забыты.       Кёнсу как раз направлялся на собрание медицинской группы, когда его окликнул знакомый баритон. Обернувшись на голос, парень встретился взглядом с майором, чувствуя, как сердце предательски ускорило свой ход, стоило ему только увидеть кофейного оттенка глаза шатена. После вчерашнего разговора под навесом До и словом не обменялся с молодым мужчиной. Полдня он избегал младшего, мысленно оправдывая себя тем, что у него было слишком много работы, и отвлечься даже на секунду он никак не мог. На деле же Кёнсу просто боялся. Боялся не сдержаться, поддаться желаниям и собственному эгоизму. Он не хотел разговаривать с Чонином, ведь, что он мог ему сказать? Лишь ложь. Жестокую и болезненную ложь. Но До ненавидел врать Киму и не мог смотреть, как от его ледяных, не имевших ничего общего с действительностью, слов наполнялся болью и отчаянием взгляд младшего. Поэтому он и решил избегать Ина, но, видимо, у самого майора были иные планы.       – Как ты? – шатен искренне беспокоился не только о физическом, но и о душевном состоянии врача: не так уж просто пережить нападение и не мучиться потом ночными кошмарами.       – Всё нормально.       Кёнсу не врал. Это могло показаться ироничной шуткой, но душевные метания брюнета по поводу отношений с Чонином не давали страху от пережитого в школе поглотить его с головой.       – А ты? – не мог не спросить До.       – Порядок.       Ким пожал плечами, пытаясь этим подтвердить свои слова, однако Су не нужно было даже смотреть на младшего, чтобы понять – ложь. Чонин врал не столько Кёнсу, сколько самому себе. Со своими подчинёнными Ин всегда был в нужный момент строгим и требовательным, но всё равно любящим отцом и старшим братом. Он заботился о них, защищал перед начальством, но сам мог хорошенько всыпать за проступок, желая огородить их от проблем в будущем. И смерть сослуживцев, особенно при исполнении, была для него огромнейшим испытанием, полным боли и чувства вины.       Желая поддержать Кима, хоть немного уменьшить его страдания, Кёнсу сделал небольшой шаг вперёд с намерением обнять того, крепко прижимаясь к широкой груди, но Чонин неосознанно сбросил наваждение старшего, заговорив:       – Я слышал о досрочном окончании вашей миссии, – Ин потёр ладонью затылок, не отводя внимательного взгляда от врача. – Вылет завтра утром?       – Таков план.       – А ты?..       – А что я?       Они оба понимали, о чём шла речь, но каждый из них отчаянно старался тянуть время: один, чтобы не слышать ответ, а второй, чтобы его не давать. Кёнсу не выдержал первым:       – Я только иду обсуждать со своими коллегами список пассажиров.       – Ты… будешь в нём? – Ким, сам того не замечая, затаил дыхание.       Брюнет тяжело опустил голову, после чего вновь посмотрел на майора. В больших и до сих пор таких родных глазах Ин увидел всё: и усталость, и боль, и мольбу. До словно без слов просил отпустить его.       – Чонин, это мой единственный шанс всё закончить. Прости, – тихо выдохнул Кёнсу и, не давая младшему хоть что-то ответить, обошёл его и обманчиво твёрдой походкой пошёл на собрание.       Не позволяя себе усомниться в правильности своих поступков, До быстро добрался до одноэтажной военной постройки, одно из помещений которой было обустроено под столовую. Это было идеальное место для того, чтобы врачам в спокойной обстановке всё хорошенько обсудить без чужого вмешательства, ведь в это время здесь никого не бывало, да и от духоты и жаркого солнца, которое нещадно палило на улице, спасали прикреплённые к потолку вентиляторы с широкими лопастями. Как Кёнсу и предполагал, в столовой уже собрались все его сеульские коллеги и ждали только самого До.       – Извините за опоздание. Начнём? – брюнет сразу перешёл к делу, жестом предлагая всем рассесться за продолговатым столом. – Как вы уже слышали, завтра утром прилетит самолёт из Сеула, чтобы забрать нас. Наша работа здесь как волонтёров окончена, и мы можем возвращаться или вы можете остаться здесь. Если не полетите сейчас, то вы должны понимать, что следующий рейс будет не раньше, чем через пару недель, а мажет и позже. Сейчас у вас есть выбор. Никто не заставит вас улететь или остаться в Ури. Это только ваше решение, – заверил главный хирург. – Поднимите руки, желающие остаться, – До обвёл нерешительно озиравшихся друг на друга коллег спокойным и даже мягким взглядом.       – Я хочу отдать своё место в самолёте парню с десятой койки, – поднимаясь со своего места, уверенно произнёс Бэк. – Во время нападения на городскую школу он сломал запястье и теперь ему нужно современное оборудование, чтобы сделать рентген и помочь восстановить моторику руки.       – Эй! Доктор Бён! – возмущённо вскрикнула младшая медсестра Юн Монкут, в очередной раз забывая о субординации. – Как вы можете так поступать?! Мы все должны улететь из этого чёртового песчаного кошмара, где нас в любую секунду могут пристрелить!       Блондин лишь смерил девушку тяжёлым взглядом и вновь обратил своё внимание на друга.       – Доктор До, десятая койка, – негромко повторил иммунолог, на что Кёнсу согласно кивнул, давая понять, что услышал желание друга и уважает его.       Вслед за врачом со своего места поднялась старшая медсестра Сон:       – Доктор До, отдайте, пожалуйста, моё место пациенту с пятой койки. А сейчас мне пора возвращаться к работе, так что, если Вы не против, я пойду, – женщина обменялась с брюнетом лёгкими кивками головой, отражавшими их взаимное уважение друг к другу, и вышла из помещения.       Бэк, высказав свою позицию, также решил больше не участвовать в собрании.       – Да что с вами такое? – Юн проводила шокированным взглядом свою наставницу и иммунолога. – Вы же своими геройскими жертвами принижаете тех нормальных людей, которые хотят улететь отсюда как можно скорее. Всё, вы как хотите, а я завтра сваливаю отсюда! – Монкут, хлопнув по столу ладонями, поднялась со своего места и, бурча ругательства себе под нос, ушла.       Две молодые медсестры, переглянувшись, неуверенно посмотрели на хирурга.       – Доктор До, просим прощения, но… мы бы тоже хотели уехать, – чуть запинаясь произнесла одна из девушек, виновато опуская взгляд.       – Здесь не за что извиняться, – мягко произнёс Кёнсу, прекрасно понимая, какой тяжёлой для многих его коллег оказалась эта поездка. – Никто из вас не должен чувствовать себя виноватым. За всё это время здесь вы сделали очень многое, даже больше, чем должны были. И можете со спокойной совестью вернуться домой. Поэтому, поднимите руки те, кто хочет уехать, – несколько изменил свою просьбу До.       Руки подняли больше двух третьих оставшихся в помещении врачей, и уже через несколько минут в голове хирурга сформировался список завтрашних пассажиров. Собрание было окончено, и До оставалось только записать на листке нужные имена врачей и сдать тот кому-нибудь из солдат.       Выходя из чуть прохладного помещения на палящее солнце самым последним, Кёнсу был уверен, что на сегодня встреч и серьёзных разговоров достаточно, но видимо думал так только сам брюнет. Стоило только ему выйти на улицу, как его окликнул знакомый голос. Без явной охоты повернувшись на звук, До увидел приближавшегося к нему Тэмина.       – Доктор До, – останавливаясь в нескольких шагах от него, повторил Ли.       Су не смог сдержать тяжёлого вздоха: последним, с кем ему сейчас хотелось разговаривать, был русоволосый военный врач.       – Лейтенант Ли, – с сухой вежливостью отозвался хирург.       – Слышал, персонал Иньсэнг вылетает завтра домой, – До ничего не ответил на это, да и вопросом слова Ли совершенно не звучали. – Это хорошо. Очень хорошо. Вам давно пора было уехать, – задумчиво протянул мужчина, после чего не слишком убедительно добавил: – Здесь стало слишком опасно для волонтёров.       Кёнсу уже еле сдерживал своё раздражение. Его выводили из себя эта игра лейтенанта, хождение вокруг да около и этот бессмысленный разговор. В мыслях и сердце брюнета без того было неспокойно из-за одного конкретного солдата южнокорейской армии, а Су хотелось просто поскорее остаться одному. Ему это было нужно. До вылета самолёта из Ури оставалось меньше суток, Кёнсу должен был тщательно взвесить своё решение и убедиться, что сделал правильный выбор.       – Вы что-то хотели? – желая поскорее закончить разговор, прямо спросил хирург.       С лица Ли сошла наигранное радушие и мужчина посмотрел на хирурга с ледяной серьёзностью:       – Вы правы, я хотел бы дать Вам один совет: не тяните его назад, дайте ему жить дальше.       Что ж это нисколько не похоже было на совет, скорее на требование, что сильно разозлило брюнета.       – Если правильно помню, я не спрашивал Вашего мнения, – сжав руки в кулаки, сдержанно ответил До.       Лейтенант шумно выдохнул, раздражённый упрямством врача.       – Доктор До, я думаю, Вам известно, что мы с Ином очень близки, – молодой мужчина специально назвал Кима неформально словно хотел показать, что имел полное право на подобное в отличие, как он считал, от самого брюнета. – У нас нет друг от друга секретов, поэтому я знаю, что в прошлом у вас с ним был короткий роман. Я лишь надеюсь на то, что Вы понимаете – это было в прошлом. Чонин идёт дальше, почему бы Вам не поступить также?       Больше сдерживать себя Кёнсу не собирался. Умом он понимал, что Ли просто боялся лишиться всё ещё хранившейся в его сердце призрачной надежды на ответные чувства со стороны лучшего друга, что тот боялся потерять Кима, однако осознание этого не помогало хирургу удерживать нараставший гнев. Тэмин говорил об их с Чонином отношениях так, словно они были поверхностными и ненастоящими. Так, словно три невероятно важных для Кёнсу месяца были простой ничего не значащей интрижкой. Подобное До не намерен был терпеть. Он никому и никогда бы не позволил принижать то дорогое его сердцу и памяти время, которое он провёл вместе с Чонином. Особенно Тэмину!       – Нет секретов? – со скрытой язвительностью уточнил Су. – Лейтенант Ли, значит и про Ваше к нему далеко не дружеское отношение Чонину тоже известно?       Кёнсу понимал, что вступил на крайне тонкий лёд, который от любого неверного движения мог расколоться прямо под его ногами. Ли мог легко развернуться и, под влиянием момента, раскрыть перед Чонином все свои мысли и чувства. Су даже думать не хотел о том, чем бы могли обернуться все эти откровения! Но брюнет просто не сдержался. Довольно прямолинейный намёк лейтенанта о том, что без хирурга в жизни младшего тому было бы многим лучше, острой болью отразился в груди До. Парень подсознательно желал защититься, хотел «ударить» военного врача в ответ, хоть и понимал, что был неправ и поступал эгоистично. Он ведь сам день за днём отталкивал Кима, но стоит ему почувствовать, что кто-то мог вытеснить самого Кёнсу из жизни и мыслей шатена, как До, неспособный сдержать эгоистичное желание оставаться важным для младшего, делал шаг навстречу Киму.       Су понимал, что поступал невероятно жестоко по отношению к младшему, и должен был определиться раз и навсегда, что собственно брюнет мысленно сделал ещё на собрании. Поэтому эта глупая перепалка с Тэмином не имела никакого смысла.       – Лейтенант Ли, я признателен Вам за Ваше участие и советы, однако у нас ещё очень много дел, верно? Так что давайте приступим к работе, – не дав военврачу опомнится, Кёнсу решил не продолжать пустые препирательства, уважительно кивнув головой, развернулся на 180 и пошёл в сторону медблока, где его ждали пациенты и коллеги.       Весь оставшийся день Су провёл, бегая между пострадавшими при нападении повстанцев на школу и другими обратившимися за медицинской помощью жителям Ури, а правый карман его форменной рубашки всё это время камнем оттягивал, не давая ни на секунду позабыть о себе, свёрнутый вчетверо листочек бумаги, на котором Кёнсу сразу после окончания собрания записал имена тех, кто должен был совсем скоро вернуться в Сеул. По-хорошему До уже давно стоило отдать список кому-то из солдат, особенно учитывая то, что те то и дело мельтешили в медблоке, помогая врачам ухаживать за пациентами, но брюнет никак не мог этого сделать. Убеждая самого себя, что данную информацию он должен был передать только кому-то из команды 1288, Кёнсу неплохо справлялся до тех пор, пока в медблок не пришли Чунмён и Исин, предлагая врачам ещё две пары свободных рук в помощь. После этого До уже не мог оправдываться нежеланием передавать довольно важную информацию через посредников. Кима и Чжана Кёнсу знал, конечно, не слишком хорошо, но и того недолгого времени со знакомства с солдатами ему было достаточно, чтобы понимать – они были хорошими и честными людьми.       Су без труда мог бы отдать список им и быть уверенным, что его передадут майору и вышестоящему руководству, отвечающему за управление базой, однако к концу дня, когда хирург окончил дела и вернулся в свою палатку, злосчастный листочек всё ещё лежал в его кармане.       До даже самому себе не мог объяснить, почему медлил. Он ведь всё давно решил. Чего было ждать? Однако то и дело Кёнсу хотелось взять ручку, развернуть листок и дописать всего пару слов, исправляя список.       – Доктор До, – прозвучал довольно басистый, но приятный голос за спиной врача, заставляя того вздрогнуть от неожиданности.       Повернувшись, Су встретился взглядом с одним из членов спецгруппы 1288.       – Лейтенант Пак, здравствуйте, – поприветствовал неожиданного гостя брюнет. – И можно просто Кёнсу, если не возражаете.       – Конечно. В таком случае – Чанёль, – офицер протянул руку для рукопожатия и хирург не заставил себя ждать.       – Что-то случилось?       До считал Пака хорошим человеком, весёлым и добрым, он не понаслышке знал, что тот являлся первоклассным солдатом, профессионалом своего дела. Су был безмерно благодарен ему за своё спасение и считал его отличной парой для своего лучшего друга. Однако, несмотря на всё это, они не были так уж хорошо знакомы: за всё время пребывания врачей Иньсэнг на базе Кви они успели обменяться между собой парой-тройкой фраз и то в основном связанных с работой. Поэтому появление Пака в его палатке сильно озадачило врача.       – Знаю, мы не особо знакомы, – словно прочитав мысли хирурга, начал лейтенант, – но я бы хотел поговорить с тобой, Кёнсу.       Это было неожиданно.       – Эм, конечно. О чём?       – О Чонине.       Беспокойство молниеносно овладело парнем.       – Он в порядке? Рана на плече нагноилась, да? – не сдержал переживаний брюнет.       – Нет-нет, всё с ним хорошо. В физическом плане уж точно, – поспешил заверить того Пак, но ему это не слишком удалось.       – Что ты имеешь в виду?       – Я знаю, что вы встречались, – не дав врачу возможности что-либо ответить, Ёль продолжил: – Хочу сразу быть честным. Узнав от Чонина о ваших отношениях и расставании, я не хотел, чтобы он вновь наступал на те же грабли и связывался с тобой. С самого начала я был против тебя.        «Я знаю» хотелось сказать Кёнсу, но промолчал.       – Чонин для меня не просто командир и товарищ по службе. Он мой лучший друг, названный брат. Он никогда тебе не покажет этого и уж точно не признается, но тогда своим поступком ты разбил ему сердце, причинил много боли. А я не хочу, чтобы Чонин снова страдал из-за тебя.       До почти до крови прикусил губу. Он понимал, что Пак был прав абсолютно во всём, но слышать всё это было слишком тяжело. Слёзы рвались наружу, но брюнет всеми силами сдерживал их.       – Мне казалось, что вы не подходите друг другу. Я до сих пор так думал, – признался Чанёль. – Но сегодня Бэкки кое-что рассказал мне…       Кёнсу резко вскинул голову, шокировано глядя на солдата. Бэк же не мог ему сказать? Несмотря на всю любовь блондина к лейтенанту, он бы не предал лучшего друга. Ведь правда?       – Не волнуйся, никаких подробностей. Он просто сказал мне, что всё не так просто, как я думаю. Что у вашего расставания есть и скрытая сторона, – Пак задумчиво почесал затылок. Видимо он ещё не до конца понял, что значили слова его парня. – Смею предположить, что Ин тоже ничего не знает об этом.       Хоть последняя фраза и не звучала как вопрос, но До всё же еле заметно кивнул, подтверждая выводы молодого мужчины.       – Как я и думал. Тогда у меня есть одна просьба, Кёнсу.       Хирург внутренне подобрался, готовый услышать от Пака даже самое болезненное: держаться от Чонина подальше, оставить его в покое и вернуться обратно в Сеул. С каждой секундой молчания лейтенанта До всё отчётливее понимал, что если тот попросит именно этого, то так тому и быть. Это можно было назвать трусостью, желанием снова просто убежать от проблем, а не решать их, но в очередной раз из-за своего эгоизма причинять Киму боль брюнет не хотел.       – Расскажи ему, – неожиданно выдохнул Пак, своими словами вгоняя врача в ступор. – Даже если он больше ничего для тебя не значит, расскажи, Кёнсу. Позволь ему увидеть эту скрытую сторону, о которой говорил Бэкхён. Позволь ему самому сделать выбор.       Су, широко распахнув без того большие глаза, изумлённо застыл. Он ожидал чего угодно, но никак не этих слов. Просьба лейтенанта выбила почву из-под ног хирурга. Мог ли он рассказать всё Чонину? Не стало бы от этого только хуже? Кёнсу не знал.       – Он заслуживает правды, – вывели из задумчивости брюнета слова Чанёля, после который мужчина, не прощаясь, развернулся, чтобы покинуть палатку.       – Подожди, – оклик До заставил сапёра остановиться и, обернувшись, Пак заметил, как брюнет, вытащив какой-то листок из кармана своей кофты, принялся что-то в него вписывать.       Закончив, Кёнсу выдохнул и, подойдя к лейтенанту, уверенно протянул тому листок, который тот незамедлительно принял.       Несколько озадаченный неожиданным порывом врача Чанёль развернул бумагу и, быстро изучив написанное на ней аккуратным, далеко не врачебным почерком, вернул взгляд на хирурга.       – Ты уверен в этом? – Пак обязан был это спросить, ради своего лучшего друга.       – Да, – кивнул До. – Я долго думал, но теперь точно знаю, что это правильное решение. Другого и быть не может.       Чанёль чуть нахмурился, но всё же согласно кивнул, убрав листок в один из многочисленных карманов своих широких камуфляжных штанов, и, на этот раз попрощавшись, вышел из палатки врача.       Вскоре после ухода офицера Кёнсу уже лежал на своей койке, укутавшись в плотное одеяло, ведь ночи в Ури бывали довольно прохладными. Он наконец-то принял окончательное решение и не собирался ни секунды о нём сожалеть. На завтра ещё оставалось много дел, да и утром должен был прилететь самолёт, поэтому До постарался как можно скорее заснуть, чтобы набраться сил к началу нового дня, который требовал от хирурга невероятного упорства и стойкости.

***

      Чонин устал. Просто по-человечески устал.       Он – самый молодой майор южно-корейской армии, на счету его и его команды не одна медаль и ни одна официальная благодарность в личном деле. Он не раз выбирался сам и выводил живыми своих товарищей из самых опасных точек мира, при этом не забывая чисто и профессионально выполнять поставленную перед его командой миссию. И он устал.       Одно дело идти против известного врага, чувствуя по обе руки поддержку своих военных товарищей и друзей, и совсем другое бороться с невидимым, но чертовски опасным противником, стараясь защитить того, кто сам, казалось, этого совершенно не хотел. В одиночку бросать все свои силы на то, чтобы вернуть прекрасное прошлое, за которое, как изо дня в день всё больше убеждался Ин, мёртвой хваткой цеплялся лишь он один.       Именно поэтому, когда поздним вечером Пак зашёл в казарму и протянул Киму листок бумаги со списком пассажиров на ближайший самолёт в столицу Южной Кореи, шатен лишь качнул головой и попросил лейтенанта самому заняться всей необходимой подготовкой для отправки врачей домой. Однако самому себе и сапёру Ким объяснил свою просьбу его, как командира базы Кви, неотлагательной обязанностью заполнять целую гору официальных форм и отчётов после инцидента в школе Ури.       Прекрасно видевший истинную причину нежелания друга организовывать вылет и в дальнейшем лично провожать врачей на борт самолёта Чанёль лишь похлопал майора по плечу и, посоветовав долго не засиживаться, пошёл в сторону блока управления – ему ещё нужно было отдать руководству базой список пассажиров и согласовать некоторые мелкие, но не менее важные детали.       Ким послушал друга и почти незамедлительно лёг спать, однако сон, пришедший к майору довольно быстро, надолго с мужчиной не задержался и уже в начале пятого Чонин аккуратно, чтобы не разбудить вымотавшихся за последние насыщенные не самыми приятными событиями дни и нуждавшихся в полноценном семичасовом отдыхе солдат, вышел из казармы. Умывшись у скважины, Ин сразу же направился в управленческую рубку, где, на втором этаже удобно устроившись за столом у окна в небольшой комнатушке, принялся за заполнение бумаг.       Хоть решение Кима передать организацию возвращения волонтёров домой лейтенанту и было вызвано моральной неготовностью шатена вновь прощаться с главным хирургом одной из ведущих сеульских больниц, Ин не соврал насчёт огромной бюрократичной макулатуры, которую ему предстояло заполнить в кратчайшие сроки, чтобы не получить по шее от руководства. Поэтому с раннего утра Ким, взяв в руки ручку, склонился над бумагами, заполняя, записывая и оформляя одну форму за другой.       Уверенные, но несколько ленивые движения стержня ручки по бумаге оборвались спустя несколько часов, когда через приоткрытое окно послышались голоса и привычный утренний шум встречавшей новый день базы. Ким, потерев уставшие веки, удобно откинулся на спинку деревянного стула. Давая себе немного передохнуть перед очередной стопкой ещё незаполненных бумаг, Чонин вдыхал полной грудью ещё не накалившейся на солнце прохладный воздух и наблюдал из небольшого окошка на втором этаже за размеренным течением жизни базы.       Взгляд Ина плавно переходил с одной картины на другую. Сначала он смотрел, как под руководством Чунмёна солдаты выполняют привычную утреннюю пробежку, извилистый и укрепляющий выносливость из-за гористой местности* маршрут которой разрабатывала и не раз опробовала на себе вся команда 1288. Даже с приличного расстояния Ким мог видеть слегка нервные и смущённые лица солдат, что могло означать только одно: совершенно не имевший чувства юмора младший лейтенант Ким Чунмён в очередной раз пытался шутить, вгоняя своих сослуживцев в ступор. Подметив это, Чонин не смог сдержать широкой улыбки. Самой команде 1288 в целом и их командиру в частности потребовался не один день, чтобы привыкнуть к тонкому и порой совершенно невообразимо непонятному юмору Мёна. Они сами не раз, вытаращив глаза, смотрели на товарища, когда тот говорил что-то такое, что никак не хотело укладываться в их головах, пока до них не доходило, что Ким просто пошутил. Раньше это смущало, кого-то даже немного раздражало и пугало, но теперь «шутки» Чунмёна стали неотъемлемым составляющим их команды, как и внезапные философские изречения Исина на совершенно неожиданные темы или громкий смех Чанёля и доверчивость и дружелюбие Сехуна.       Когда ровный строй лёгкой трусцой скрылся за поворотом, Ким перевёл взгляд в другую сторону, где виднелись палатки волонтёров. Слегка нахмурившись, Чонин выпрямил спину и уже не так расслабленно сидел на стуле. У палаток шатен заметил знакомые фигуры Пака, О и ещё парочки солдат. В следующую секунду из палаток стали выходить врачи, сменившие уже успевшую им надоесть форменную одежду на обычные джинсы и рубашки, молодые медсёстры же красовались в любимых юбках и шортах, которые они не могли носить во время своей волонтёрской миссии во многом из-за неудобства данной одежды. У каждого из них на плечах висел рюкзак, а в руках они катили чемоданы. Солдаты, быстро сориентировавшись, забрали у представительниц слабого пола их багаж, ведь катить чемоданы по припорошенной песком дороге было не так просто.       Как бы Ин ни хотел этого не заметить, но среди группы врачей он разглядел и знакомую фигуру с узкими плечами и пленительно округлыми бёдрами. Кёнсу также стоял среди врачей: его спину надёжно прикрывала тёмно-бордовая сумка-рюкзак, которую по приезду волонтёров на территорию Ури Ким признаться у хирурга не видел, а в руках брюнет уверенно сжимал ручку довольно крупного ярко-голубого чемодана.       В последнюю секунду Ин успел заметить, как голова с копной чёрных как смоль волос поворачивается в его сторону. Не позволяя старшему ненароком заметить себя, Ким резко склонился над раскинутыми по столу бумагами, непонятно для кого в пустой комнате изображая бурную деятельность. Шатен понимал, что вёл себя, по крайней мере, по-детски и весьма глупо, но ничего не мог с собой поделать. Он не смог бы выдержать сейчас зрительный контакт с Кёнсу, не теперь, когда тот был в одном шаге от того, чтобы вновь оставить Чонина одного. Да и что бы это дало? Ин всегда уважал До и его решения, всегда принимал во внимание его мнение по любому вопросу. Да, порой он не соглашался и они даже немного спорили, но всегда находили компромисс. А сейчас? Какой мог быть компромисс, когда Кёнсу хотел уехать как можно дальше, а Чонин желал лишь быть рядом со старшим?       Смысла куда-то бежать, что-то делать Ин больше не видел, поэтому, чтобы не бередить душу болезненными мыслями, Ким вновь взял в руки ручку и принялся за отчёты, бесконечно мудрёные и официальные формулировки которых хорошо помогали погрузиться в унылое изложение недавних событий, вытесняя на задний план мысли об одном конкретном столичном хирурге.       Сколько ещё времени шатен провёл за бумагами, которые, казалось, не закончатся никогда, Чонин сказать не мог. Возможно, полчаса, час, а может быть и того больше… Однако на этот раз его отвлёк звук шагов кого-то, кто, очевидно, поднимался по лестнице на второй этаж, а спустя несколько секунд раздался и слегка робкий стук в дверь.       Ким озадаченно нахмурил брови, повернувшись в сторону двери, но всё же разрешил гостю войти. Ещё со вчерашнего вечера, когда Пак приходил в казарму, он предупредил лейтенанта, что застрянет минимум на пол дня на втором этаже управленческой рубки, согнувшись в три погибели над различного рода макулатурой, и в связи с этим возложил временные обязанности командира на Чанёля, которому доверял как самому себе. От этого Чонину было даже интересно, кому из солдат он мог так сильно понадобиться, что тот решил лично наведаться к майору. Ин ожидал увидеть за дверью самого Пака, который, несмотря на их крепкую дружбу, любил по-доброму постебаться над своим командиром, зарывшимся в бумаги точно крот в землю, или Тэмина, который предпочитал в такие моменты просто сесть на стул напротив шатена и тихо рассказывать тому обо всём интересном, что приключилось с ним или его знакомыми за время, что они с Кимом не виделись, пока сам Чонин заканчивал заполнять одну форму за другой.       Было и ещё несколько предположений, однако не одно из них не включало в себя ведущего хирурга больницы Иньсэнг. Но, какие бы варианты не вертелись в голове Кима в начале, именно Кёнсу сейчас переминался с ноги на ногу у порога, не отрывая от младшего неожиданно уверенного и решительного взгляда.       Не дождавшись никакой вразумительной реакции от застывшего в удивлении Кима, брюнет зашёл в комнатку, прикрывая за собой дверь. Чонин мог лишь провожать взглядом каждое движение старшего, пытаясь привести мысли в порядок. Кёнсу должен был уже давно сидеть в самолёте и ждать взлёта, чтобы вернуться домой, как тот и хотел. А возможно и уже быть в воздухе на пути в Сеул. Его никак не могло быть здесь.       Вдруг в голове Кима что-то щёлкнуло и он резко подскочил со своего места, чем заставил До ощутимо вздрогнуть.       – Что случилось? Повстанцы снова напали? – с заметной дрожью в голосе предположил самое ужасное Чонин, но До на это лишь мягко покачал головой:       – Нет, всё хорошо.       – Почему тогда самолёт не взлетел? – не прекращал расспрашивать Ким.       – Он взлетел, – также просто и спокойно ответил брюнет, тем самым заставляя майора ещё сильнее запутаться.       – Они, что забыли тебя? Ты не успел на самолёт? – это казалось невозможным и в тоже время единственно верным вариантом.       Кёнсу на это ничего не ответил и только лишь протянул солдату уже знакомый тому сложенный вчетверо листок бумаги. Только сейчас, принимая от старшего лист, Ким заметил, как тряслись от волнения руки хирурга, но промолчал.       Развернув бумагу, Чонин ожидаемо увидел список пассажиров, аккуратно записанных брюнетом. Быстро пробежавшись взглядом по именам, Ким замер на последней строчке, где неуверенно записанное имя главного хирурга было решительно зачёркнуто, а на его месте появилось имя одного из знакомых Ину пациентов их медблока.       Нахмурившись, шатен ещё пару раз перечитал последнюю строку, словно ожидал, что она в любой момент изменится, вернув свой прежний вид, и, когда этого не произошло, не переставая сводить густые брови на переносице, поднял взгляд на замершего в ожидании врача.       – Почему? – только и спросил Ким.       Кёнсу на долгие несколько секунд поджал губы, пытаясь подобрать правильные слова, но по обиженно-расстроенному лицу можно было догадаться, что попытка не увенчалась успехом.       – Ты был прав, Чонин: нам действительно нужно поговорить, – эти слова не отражали даже толики того, что хотел сказать До, но ничего больше на ум ему не пришло.       Даже не так. В голове Кёнсу были сотни слов, которые хотелось сказать Ину, десятки чувств, которые хотелось в них выразить, но сформулировать всё это даже в собственных мыслях До никак не удавалось.       – Мне казалось, ты ясно дал понять, что обсуждать нам уже нечего, – заметил Ким, в голосе которого не было ни грамма издёвки, желания поддеть и задеть за живое, лишь простая констатация факта. Сухое и безэмоциональное напоминание, причинившее До куда больше боли, чем если бы шатен накричал на него или даже прогнал, не пожелав ничего слушать.       – Чонин, пожалуйста, давай поговорим, – почти взмолился брюнет, с таящей в глазах надеждой глядя на слабо качнувшего головой младшего.       – Кёнсу, я просто… я не вижу в этом смысла, – честно признался Ким, с лёгкой грустью смотря на врача в ответ.       Словно боясь, что после этих слов шатен просто исчезнет, Су сделал несколько небольших шагов вперёд, оказавшись рядом с солдатом и, собрав последние крупицы решимости, обхватил двумя руками его крепкую и смуглую ладонь.       – Я не прошу меня прощать, я даже не надеюсь на это. Только прошу: выслушай меня. Ты, как никто другой, заслуживаешь знать правду, и мне так жаль, что я говорю это только сейчас, – голос брюнета то и дело надламывался, но слова шли от чистого сердца – больше никакой лжи.       Сжав в ответ окоченевшие от волнения тонкие пальцы До и чуть растерев их в своих горячих ладонях, Ин подтолкнул хирурга к стулу, рядом с ними, мягко вынуждая сесть. Сам же Чонин опустился обратно за стол у приоткрытого окна, всем своим видом показывая, что готов слушать.       Потеряв тепло рук Кима, Кёнсу поёжился. Тянуть время дальше было бессмысленно, поэтому вдохнув в лёгкие побольше воздуха До начал свой рассказ. В первую очередь Су признался как искренне и беззаветно был влюблён в Чонина, как всегда дороги ему были воспоминания об их первом свидании, проведённом в супермаркете за выбором продуктов, как он, обычно предпочитавший тишину разговорам, во всех красках обожал рассказывать Киму как прошёл его день на работе, когда младший встречал его у больницы и они вместе шли через парк домой к До, чтобы вкусно поужинать и провести хоть ещё немного времени вместе. Кёнсу вспомнил о том дне, когда Чонин признался ему в своих чувствах, и рассказал о том, как много значили для него слова тогда ещё капитана южно-корейской армии.       Ким слушал, чуть ли не затаив дыхание, боясь, что из-за любого его неверного движения прекрасное видение исчезнет, растворившись в воздухе. Но как бы он ни старался, приятная часть рассказа очень скоро подошла к концу. Упомянув приезд своих родителей, Кёнсу на несколько мгновений замолчал, после чего, несколько тараторя и местами запинаясь, выложил Чонину всё как на духу. Рассказал о влиятельных связях своих родителей в высших кругах, об угрозах отца в отношении дальнейшей военной службы шатена, о собственных страхах, переживаниях и об ужасном, но казавшимся в тот момент единственно верном решении. Кёнсу не пытался смягчать историю, не старался переложить всю вину на отца или кого-то ещё. Он впервые за долгое время говорил Киму только лишь правду, без всяких прикрас, такой, какой она была на самом деле.       За время второй части своего рассказа брюнет лишь раз посмотрел на Ина, но стоило ему тогда увидеть серьёзный взгляд непривычно тёмных глаз, как он больше не нашёл в себе смелости поднять голову, продолжая рассматривать собственные сложенные на коленях руки, ладони которых не переставали потеть. После окончания своего недолгого, но оказавшегося для него невероятно тяжёлым монолога Кёнсу склонил голову ещё ниже, словно ожидая своего приговора, вот только Чонин продолжал молчать, от чего небольшая комнатушка, в которой сидели врач и солдат, погрузилась в гнетущую тишину.       Никто не смог бы сказать, как долго продлилась между ними эта далеко не самая приятная и комфортная атмосфера, однако разрушил её всё-таки Ким, ощутимо громко в полной тишине выдохнув.       – Всё, что было нужно – это рассказать мне обо всё с самого начала, – еле слышно произнёс Ин, казалось, толком ни к кому конкретно не обращаясь.       Услышав в тихом голосе младшего куда больше эмоций, чем смог бы кто-нибудь другой, Кёнсу-таки поднял голову, готовый встретить взгляд шатена. Но этого не произошло. Чонин, повернувшись в пол-оборота, отсутствующим взглядом смотрел вдаль за окном.       – Неужели я чем-то дал тебе повод думать, что, узнай я обо всём, обязательно выбрал бы службу и сбежал? Поэтому ты решил не испытывать удачу и бросить меня первым? – всё также не смотря на старшего, спросил Ин, своими вопросами заставив брюнета округлить глаза от возмущения.       – В том-то и дело, что нет, – Су отчаянно старался не повысить голоса. – Я знал, что ты пошёл бы на всё, остался бы со мной, несмотря ни на что. Потерял бы работу, но не отступился. А что бы было потом?       – Да какая разница, что было бы потом? – повернув голову к До, спросил Ин.       Только сейчас стало заметно, как крепко шатен сжимал руки в кулаки, но Кёнсу, разъярённый столь беспечным отношением Кима к собственному будущему, этого даже не заметил.       – Ты говорил мне, что армия – это всё, что ты когда-либо знал! Ты говорил, что с самого детства хотел стать солдатом! Служба в армии была твоей мечтой! Мечтой, Чонин! – подскочив со своего места и не в силах больше сдерживать бурлящие внутри эмоции закричал До, пока на имени шатена голос старшего не сорвался. Сил не осталось, и врач продолжил уже почти шёпотом: – И ты воплотил её в жизнь, достиг невероятных успехов и был счастлив от этого. Объясни мне как… как я мог лишить тебя всего этого?       – И поэтому ты решил лишить меня счастья, о котором я и мечтать раньше не смел?! – в ответ перестал скрывать свою боль майор, также резко встав на ноги. – Это жестоко, Кёнсу! Ты заставил меня думать, что для тебя наши отношения были простой игрой, которая тебе довольно быстро успела надоесть.       – Я… я должен был сделать так, чтобы ты возненавидел меня, как ты не понимаешь?!       – О, и тебе практически это удалось!       Кёнсу сосредоточил своё внимание на ехидстве в голосе младшего, совершенно не уловив смысла его слов и не заметив ещё одного уверенного шага навстречу. Когда же всё-таки до брюнета дошло то, что именно сказал ему Ким, майор уже стоял почти вплотную к врачу, внимательно всматриваясь в его широко распахнутые глаза.       – Чонин,… – поражённо выдохнул Су, но ничего больше произнести не смог.       – То, как ты поступил… Кёнсу, это было очень жестоко и причинило мне много боли. Чертовски много. Я не уверен, что смогу так быстро это забыть и простить тебя, – честно признался Ким и мягко улыбнулся, вспомнив свой разговор с представителем ООН Джоном Тайлером, – но знаешь, один мой знакомый недавно дал мне совет: нужно бороться до самого конца за то, что тебе дорого. Поэтому, Кёнсу, я обещаю, что со временем у меня всё получится, и мы сможем вернуть то доверие и лёгкость между нами, которая была с самого нашего знакомства.       – Чонин, но… мой отец всё ещё… – пытаясь удержаться за ускользающие сквозь пальцы последние крупицы здравомыслия, неуверенно возразил До, которому долгожданная близость Чонина кружила голову лучше любого шампанского.       – Айщ, Кёнсу-я, – не сдержавшись, рыкнул Ким и усадил старшего обратно на стул.       Со своего места Су оставалось только наблюдать за метаниями шатена, который, точно дикий зверь в клетке, ходил из стороны в сторону и обратно. Что-то решив у себя в голове, майор резко остановился перед замершим врачом, внимательно глядя тому в глаза.       – Кёнсу, я скажу лишь один раз и никогда больше повторять этого не стану, ты понимаешь?       До оставалось только согласно кивнуть.       – Су, как и ты, я достиг того, что имею сейчас, только собственным трудом. У меня не было ни богатых покровителей, ни влиятельных знакомых. Я, как и все, начинал совсем ещё зелёным рядовым, лишь в собственных мечтах имевшим представление о военной службе. Имя и уважение в армейских кругах я создал себе сам, поэтому никаким зазнавшимся шишкам не удастся так просто навредить моей репутации.       Ким говорил уверенно, но брюнет лишь покачал головой.       – Чонин, ты не представляешь сколько раз они уже такое проворачивали… Как много хороших и честных людей потеряло из-за них работу, только потому что оказались у них на пути или просто чем-то их не угодили. Если мы снова будем вместе, то с тобой случится то же самое.       Ин устало потёр лоб и присел перед старшим на корточки, точно взрослый перед маленьким ребёнком, который не хотел идти спать, потому что боялся, что под его кроватью могли прятаться страшные монстры.       – Ты помнишь генерал-лейтенанта О Чунхо? – крайне неожиданно спросил он, но, заметив озадаченный взгляд больших глаз, решил немного пояснить: – Мы ездили к нему на отчёт в самом начале вашей волонтёрской миссии в Ури.       Генерал-лейтенанта О хирург помнил, конечно, хорошо, вот только никак не мог понять, почему вдруг шатен его упомянул. Несмотря на собственное недоумение, До всё-таки слегка кивнул головой, давая понять, что да, он помнил руководство Чонина.       – Как-то так получилось, что большую часть своей службы в армии я так или иначе находился именно под его руководством. Это не значит, что у меня какие-то близкие с ним отношения. Совсем нет, – покачал головой Ким, – однако генерал-лейтенант знает меня как облупленного: все мои провалы и успешные миссии. Кроме того он по-военному слишком правильный и ответственный человек, чтобы по желанию кого-то постороннего лишиться проверенного и надёжного солдата.       Несмотря на все доводы младшего До всё ещё сомневался.       – Чонин, ты очень преданный и честный человек, – осмелившись, Кёнсу почти невесомо провёл по мягким волосам Кима рукой, – но далеко не все люди такие же.       – Не то, чтобы это какой-то большой секрет, но представим, что я этого тебе не говорил: у генерал-лейтенанта О есть сын, – немногим моложе нас, – и он тоже посвятил свою жизнь службе в армии.       Ин с игривой хитрецой в глазах улыбнулся брюнету, заставив того на мгновение растеряться, пока до Кёнсу не дошло, на что ему намекал майор. Большие глаза широко распахнулись в изумлении.       – Подожди, ты хочешь сказать… – Ким чуть мотнул головой вверх, без слов предлагая тому высказать свою догадку. – Сержант О Сехун сын генерал-лейтенанта О Чунхо?       – Ага.       – И никто об этом не знает?       – Да нет, все знают.       – Но как же тогда…       Кёнсу совсем запутался. За всё время, что он был знаком с сержантом О, он ни разу не видел, чтобы тот ставил себя выше других, пользуясь своим негласным статусом. А ведь имея такого влиятельного отца, Сехуну ничего не мешало раз за разом отходить от общих правил и стандартов. Су, конечно, не слишком хорошо разбирался в званиях и армейской иерархии, но предполагал, что у генерал-лейтенанта было достаточно власти, чтобы прикрыть у всех глаза на проделки своего наследника. Однако, вопреки всему этому, Сехун был на удивление застенчивым и милым парнем, легко находившим со всеми общий язык. Он ни на кого не смотрел свысока, наоборот, старался научиться у других чему-то новому, в любой момент был готов помочь.       Всю команду 1288 иначе как семьёй назвать было даже нельзя, и Сехун был полноправной её частью. Кёнсу давно заметил, что к О относились, как к любимому младшему брату: заботились, иногда даже баловали, старались научить чему-то, что могло бы помочь тому в будущем, но стоило им только отправиться на миссию, как Сехун забывал о ещё не иссякшей в нём юношеской непосредственности и вставал плечом к плечу с остальными членами команды. Чонин же для О был не просто старшим братом, а тем, на кого сержант хотел ровняться и быть похожим.       Образ непосредственного Сехуна, громко и искренне смеявшегося над шутками других, никак не вязался с информацией, которую он только что получил от Кима. Конечно, дети влиятельных родителей не обязаны были вырасти мажорами, однако Кёнсу как-то уж так повезло, что в своей жизни он ещё ни разу не встречал исключений из этого правила.       – Не верится, правда? – прервал затянувшуюся тишину Ин, вырывая тем самым старшего из собственных мыслей. – И опережая резонный вопрос: всех членов своей команды я выбирал лично, основываясь исключительно на их профессиональные и человеческие качества. Сехуна в том числе. Ты не подумай, генерал-лейтенант хороший отец, но на службе, где ему приходится решать вопрос государственной важности, Се в первую очередь солдат, а потом уже любимый сын. Теперь ты понимаешь, что даже по просьбе твоих родителей, какими бы влиятельными шишками общества они ни были, генерал-лейтенант просто так не станет списывать толковых и проверенных временем подчинённых?       Кёнсу несколько секунд внимательно смотрел в глаза шоколадного оттенка, обдумывая, после чего громко выдохнул и уронил голову на грудь, ощутимо впиваясь пальцами в волосы.       – Какой же я идиот, – еле смог разобрать стон До шатен. – Такой идиот. Думал, что поступаю, как лучше, но только лишь всё разрушил. Что же теперь делать?       Чонин хотел обнять Кёнсу, успокоить, сказать, что всё будет хорошо, но боль, которая засела в его сердце после стольких резких слов старшего, его бесконечных отказов, не позволила сделать навстречу До последний шаг. Слишком много их с его стороны уже было, и все они приводили лишь к новой волне боли. Ещё одного раза Ким бы не вынес, поэтому, несмотря на свои внутренние порывы, оставался сидеть на корточках перед волонтёром, опустив глаза в пол.       В какой-то момент плеча майора несмело коснулась тонкая ладонь, заставляя шатена поднять голову и посмотреть в покрасневшее от слёз лицо врача.       – Я даже не имею права просить тебя об этом, но… умоляю, прости меня, – Су не мог сдержать дрожь в голосе, глядя в глаза Ину. – Прошу, не сегодня, не завтра, но когда-нибудь прости меня за всю боль, что я причинил. Я сделаю что угодно, чтобы всё исправить. Я тоже хочу и готов бороться за нас. Пожалуйста, Чонин.       Младший лишь продолжал внимательно вглядываться в лицо напротив, словно ища там что-то конкретное, и, наконец, отыскав, подскочил на ноги, увлекая за собой и брюнета, и крепко сжал того в объятиях с отголосками разгорающейся надежды. В ту же секунду Кёнсу в ответ отчаянно прильнул ещё ближе к Ину, зарываясь носом тому в грудь и глубоко вдыхая знакомый запах с нотками раскалённого под палящим солнцем песка и оружейной смазки.       – Мы попробуем снова, я обещаю, – чуть слышно в вихрастую макушку выдохнул Ким, в следующую секунду чуть отстранившись, но только лишь для того, чтобы взглянуть в большие карие глаза: – но лишь при одном условии.       – Каком? – уверенно, но не громко спросил брюнет, прекрасно понимая, что выполнит всё, что бы не попросил майор.       – Больше никаких самопожертвований, Кёнсу. Если мы собираемся бороться, то должны делать это вместе. Никак иначе, – категорично заявил Ким.       – Согласен, – китайским болванчиком закивал До, хотя взгляд его был крайне решительным и сосредоточенным, что дало майору понять всю серьёзность намерений врача.       – В таком случае, если не возражаешь… – с этими словами, произнесёнными пленительным баритоном, намеренно растягивавшим некоторые гласные, Ин вновь плотно прижал к себе худощавое тело брюнета.       Одной рукой Ким за подбородок приподнял голову Су чуть вверх, невесомо проводя кончиком носа по виску хирурга.       – Я чертовски скучал по тебе, Кённи, – горячо выдохнул тому в пылавшее ухо Чонин, в следующую секунду почувствовав, как его резким рывком заставили чуть склониться, а рта в страстном поцелуе коснулись пухлые и чертовски мягкие губы хирурга.       Вновь ощутив почти забытый вкус До, Ин потерял последние крупицы самоконтроля, одним сильным движением подхватывая старшего под бёдра и усаживая того на высокий стол, позади себя. Им было совершенно плевать на то, что они наверняка уже помяли не один чрезвычайно важный документ, имевший несчастье оказаться в тот момент на письменном столе, для них не имело значение то, что в маленькую комнатушку на втором этаже управленческой рубки в любую секунду мог кто-то нагрянуть и стать свидетелем довольно откровенной картины.       Имели значение лишь они сами. Тонкие пальцы Кёнсу, зарывшиеся в шевелюру младшего и в порыве страсти ощутимо тянувшие за шоколадные пряди, ладони Кима, сминавшие бока врача, то и дело опускаясь на аппетитные бёдра. Это был их первый поцелуй за невероятно долгое время, и как бы ни хотелось вложить в него всю нежность и любовь к партнёру, каждый из них за эти месяцы разлуки вытерпел столько боли, что, получив желаемое, остановиться уже ни один из них не мог. В своём поцелуе они делились друг с другом всеми эмоциями и переживаниями, что так долго не покидали их, вкладывали свою боль и невыплаканные слёзы, пока дыхание у обоих не перехватило и им не пришлось, тяжело дыша, разорвать поцелуй.       Не желая даже на дюйм отстраняться от старшего, Ким прижался своим лбом ко лбу брюнета, вновь разделяя с ним один воздух. Колени До плотно сжимали подкаченные бёдра майора, также не позволяя тому отойти ни на шаг.       Кёнсу, с нежностью проведя одной рукой по мягким волосам Ина, опустил её на ворот форменной рубашки солдата, ловкими пальцами подцепляя на крепкой шее Кима чуть переливавшуюся цепочку, и, с трепетом потянув за неё, вытащит знакомый металлический кулон с чёрной вставкой.       – Ты… ты действительно хранил его всё это время, несмотря ни на что?       – Как и ты, – просто ответил шатен, кладя свою ладонь на грудь хирурга, туда, где под тонкой тканью кофты ощущались очертания пары к кулону Кима и билось сердце Кёнсу.