Меня ждут в Бруме

Предыстория: я не собиралась писать продолжение. Однако в январе этого года я попыталась исполнить челлендж, требовавший зарисовку по любимому пейрингу на определённую тематику на каждый день; в список пейрингов попали и Грета с Капитаном… я и подумала, раз такое дело, не помешало бы мне показать, как их жизнь повернулась в дальнейшем. Скажу вам больше: здесь-то и начинается этот нелепый и, тем не менее, позволимый мне, как автору, твист: эти герои — бабушка и дедушка Довакина, о котором я пишу в другой своей работе (и я не вижу никакого смысла скрывать это). Эту часть я выкладываю сюда, чтобы она была на своём месте, раз уж это место у неё есть. Возможно, в необозримом будущем я выложу что-нибудь ещё, если герои попадутся в другом челлендже. Я поняла, что очень по ним соскучилась, когда работала, так что как знать? Also, здесь Грета говорит, что она родом из Саммерсета, хотя в фанфике она ездила в Валенвуд как лесной эльф. Это целиком моя вина, так как лор волновал меня мало, когда я работала над этим фанфиком, поэтому и спутала. Если вас это интересовало или вводило в недоумение, она высший эльф, не лесной. — Я дома! — широко распахнув дверь, Грета впустила в дом не только себя, но и ворох снежных хлопьев в компании морозного воздуха. Увидев, что никто её не встречает, она осторожно закрыла дверь, словно боялась кого-то разбудить, и оставила снующий туда-сюда ветер на улице, вдалеке от их домашнего очага. Замок щёлкнул, опустилась благовейная тишина, и в этой тишине Грета услышала треск затопленного на нижнем этаже камина. Дома, наконец-то. Смахнув с плеч припорошенный снег, она отстегнула плащ и позволила ему упасть на грязный и мокрый пол, а на вешалку повесила клинок, пообещав себе, что как только отдохнёт, сразу его почистит. По дороге в Вайтран, сегодня, на рассвете, на неё напала стая волков — Грета так торопилась домой, что не стала вытирать меч, и теперь кровь засохла на стальном лезвии размазанными багровыми полосами. А сапоги, с ними как быть? Снять, или бес с ним, пройти прямо так? Грета уже представила, как супруг заставит её оттирать с пола свежие пятна и лужи, и помялась, прежде чем решиться поднять ногу. Сразу же, даже не зайдя за порог, она увидела выскочившего из коридора мужа. От него пахло домашней выпечкой… и явным недовольством. Из-за него-то Бурд, видимо, и подкрался так, чтобы она не заметила. Грета перебрала в уме все свои возможные провинности и, предупреждая его причитания, заговорила: — Привет, душа моя! Ты… ты, вы… вы, как вы тут? — Значит, ты всё же помнишь, что нас здесь двое, — пробормотал Бурд, скрестив руки на груди. Он как будто бы ничуть не злился, но в этом его хладнокровном тоне осуждения было куда больше, чем в серой, монотонной речи. Грета с удовольствием таращилась бы на его любимое человеческое лицо; на так и не заживший шрам от когтей даэдрота, на морщинки на лбу и в уголках глаз, даже на грязно-серые нитки проседи в волосах… всё это бы она сделала, если бы только не оставалось сглотнуть застрявший в горле ком, от стыда. — Конечно, — проронила Грета. — Я всегда о вас помню, я же… вы — единственный повод возвращаться домой. Вы — единственная причина, по которой у меня вообще есть дом. Вы-то, по большому счёту, мой дом и есть! — она сверкнула на него искренней улыбкой, расставила руки, надеясь принять в тёплые объятия, пускай от неё и пахнет не лучшим образом, но вот Бурда её заверения не впечатлили. Лицо его выражало больше, чем голос — он явно был ей недоволен. — Ну, ты чего так смотришь? — молчание. Грета тяжело вздохнула, замялась, потёрла лоб… — Я что-то пропустила, да?.. Погоди, не говори мне, я знаю! Только… — Грета зажмурилась: ей не хотелось видеть его реакцию. — Только не говори мне, что приезжали твои родители! — Откуда бы они приехали? — супруг горестно усмехнулся. — С места последнего отдохновения? — Ах, да! — Грета нервно засмеялась. И как только ей это в голову пришло? — Ну, ты же знаешь, как у нас, эльфов… мы же… долгожители, и… — Как курган? — перебил тот. Конечно, лучше отложить её провинность в долгий ящик, в ряд к другим, чем начать обсуждать её здесь и сейчас. Нужно не забыть попросить мужа составить список того, в чём она виновата, в конце месяца — и разом попросить за всё прощения. — Да… всё как всегда. Хотя поинтереснее, чем в Сиродииле, это точно, там ведь, ну… норды древние и культ зверей, ты… — Хотя это был его вопрос, особого любопытства Бурд не проявлял. Иногда ему нравилось слушать её рассказы, утолив её голод и, усадив перед собой, смотреть влюблёнными глазами. Но иногда он стоял столбом, сохраняя каменную физиономию и игнорируя всё, что бы она ему ни сказала. В последнее время такую физиономию он напускал на себя всё чаще и чаще. — Бурд, я… — повинуясь внутреннему голосу, Грета попыталась к нему приблизиться и, на беду свою, наступила на чистый пол мокрым грязным сапогом. Этого было достаточно, чтобы она вернулась к коврику у двери и виновато улыбнулась. — Я отмою, честно, только… — Ты пропустила Праздник Новой Жизни, — наконец произнёс Бурд. Грета нахмурилась. — Считается, что в этот день Лорхан… я забыл, впрочем, что вы, эльфы, его терпеть не можете. И на что я ещё надеялся? — хозяйка дома, походившая скорее на случайную гостью, всё же уселась у порога, стянула сапоги и, шагнув мокрыми носками вперёд, обняла полноправного хозяина дома. Конечно, он злится и, конечно, имеет на это полное право, но она не врала, когда говорила, что стремилась домой только ради него… и ради Марты, сейчас, видимо, спящей. Ещё так рано, и отец, которому явно надоела солдатская муштра, балует её долгим сном. Пускай он злится, но он её муж, последний, кто у неё остался; последний, кто может обнять её и одним только этим прикосновением сказать, что всё прощено, спровоцировав тем самым новый взрыв извинений. — Я… я… я отработаю и всё восполню, — промямлила Грета, прижавшись к плечу Бурда. Он теперь не носит кирасу капитана замковой стражи, он в холщовой рубашке, что твой крестьянин, теплота его тела всегда близко к её коже. Тот только усмехнулся: — Не говори мне, что опять принесла что-то с кургана. У нас весь подвал завален твоими трофеями, и ни я, ни Марта в них толку не видим. — По крайней мере, у нас есть подвал, — произнесла Грета, высвобождаясь из объятий и шмыгнув носом. Взгляд Бурда как будто бы немного потеплел, но всё равно недостаточно, чтобы успокоить её совесть. Нужно его как-то порадовать, и… очень быстро. Супруг, как всегда, её опередил, спросив: — Ты голодная? — и Грета кивнула, наспех, пока не успела передумать. Она знает, что делать, и ничего, если мужу придётся ещё немного потерпеть её странное поведение. Бурд спустился на нижний этаж, и Грета, не дожидаясь его возвращения, быстро запрыгнула в сапоги и выскочила за дверь. Стоило хозяину подняться в прихожую с парой печёных яблок для разжигания аппетита, жены уже и след простыл. Чертыхнувшись под нос, он потянулся за плащом, увидел изящный, как юное женское тело, Гретин клинок с засохшей кровью, источавшей погребальный смрад, чертыхнулся снова, завязывая плащ у горла, напомнил себе, что Грета обещала убраться, и вышел на мороз. Трупную вонь с клинка тут же перебили утренние запахи — свежесваренный эль, хлеб, повозки с пшеном, грохотавшие по улицам… Стояло утро; крестьяне и шахтёры сновали туда-сюда, переговаривались, салютовали Бурду и спешили дальше. Кто-то был уже подвыпивший, пока другие брели так неосознанно и нетвёрдо, так шатались из стороны в сторону, будто и вовсе не спали. Бурд заметил пару обмякших тел, валявшихся у таверны напротив их дома, и спросил первого, кто попался ему под руку: — Жену мою видел? — А у тебя есть жена? — хохотнул Алистер, вынудив Бурда тяжело вздохнуть. — Выходит, она всё-таки не мифическое создание? — Аника вздохнула ещё тяжелее, и Бурд пожалел, что обратился к ней. Эта дама старше Греты и полагает, что подходит ему гораздо лучше, с чем его жена не упускает возможности поспорить. Аника и с Мартой проводила много времени, и даже принесла ей подарок на праздник Новой Жизни… набор из глиняной кастрюльки и столовых приборов. На вопрос, зачем это нужно его дочери, Бурд получил ответ, который ему не понравился: «Если девочка готовит так же хорошо, как её отец, её талант должен развиваться и дальше». В тот день у него было такое плохое настроение, что он без зазрения совести поругался с Аникой и заявил, что его дочь станет охотницей, как мама, а Аника фыркнула и сказала, что никакой мамы у девочки давным-давно нет, а у Бурда — нет жены и нет сердца. «Вероятно, она забрала его с собой, когда провалилась в бездну Обливиона!», закричала она на прощание и хлопнула дверью. Но это сейчас неважно, как не будет важно и после, решил Бурд, когда увидел, как дверь таверны распахнулась, и Грета, едва не вываливаясь из своих сапог, в наспех наброшенном плаще, побежала по ступеням и, только заметив супруга, остановилась и промямлила всё тем же извиняющимся тоном: — Ну, я… это, попросила… Дирел подогрел нам немного эля. Имбирного. Давай, пойдём… — Плащ всё-таки съехал с её плеча, и она неловким жестом водворила его на место. — Ну, капитан? Чего застыл? — Имбирного? — переспросил тот, не веря своим ушам. Грета улыбнулась, скрываясь за дверью в таверну, а Бурд не верил происходящему: значит, она легко забыла о смерти его родителей, но помнит любимый сорт его пива? Воистину, избирательность женской памяти и женской же любви, наверное, так и останется для него извечной загадкой — даже если речь о его жене, с которой он провёл последний десяток лет. Грета выторговала для них самое уютное место на всём постоялом дворе — прямо у очага, рядом друг с другом, хотя несколько вышибал и взглянули на неё с недоверием. Жаль, что она оставила дома свой вонючий меч, подумал Бурд, опускаясь на приготовленное ему сиденье и протягивая руки для тут же поднесённой кружки. Грета не обманула — это и правда был имбирь, хотя Бурд был уверен, что достать такой в Скайриме, пусть даже и в главном торговом городе… — Откуда это у тебя? — спросил он, как только Грета опустилась рядом с ним, и её губы тут же расплылись в самодовольной улыбке. — Оно же… его даже в Бруме не делают… — Ну, я, вообще-то… Можешь мне не верить, потому что я и правда неуклюжая и забывчивая, но я помнила про… этот праздник. Новую Жизнь, да? Я хотела сделать тебе приятное, но… — Щёки Греты залились краской, когда она увидела, с каким удовольствием муж пьёт свой эль. — Но не успела вернуться вовремя. — Как же я соскучился! — с наслаждением проговорил Бурд, облизнувшись, и Грета не сдержала усмешки: — По элю? Или по мне? — Тебе-то я скажу об этом после, а вот эль сейчас закончится, и… — Не закончится. Я попросила Дирела достать целую бочку, и… не знаю, кому он продал душу за эту бочку, но мне пришлось найти для него… кое-какую вещицу. За этим я и уходила. — Сделав перерыв в любовании своим пивом, Бурд повернулся к Грете, чтобы не упустить момент и поймать за хвост то чувство довольства, что он испытывал, зная, что самая сильная женщина из всех, кого он встречал, до сих пор влюблена в него и дорожит им. Пускай его волосы седеют, а лицо покрывается морщинами; пускай она с каждым годом становится только мудрее, пускай её тело даже не думает начать умирать, а его силы оставляют; пускай её приключения только начинаются, а его давно закончились… — Ну, не такая уж я и плохая жена, правда ведь? — Никто и не говорит, что ты плохая, — произнёс Бурд, потянувшись к Грете и оставив пенный след от губ на её щеке. — Просто мы по тебе скучаем, вот и всё. Иногда нам тебя не хватает, знаешь… в такие волшебные дни, как День Новой Жизни, — перед его глазами вновь встало улыбчивое лицо Аники, и пришлось мотнуть головой, чтобы избавиться от наваждения, — особенно. — Да уж, — расстроенно протянула та. Бурд только сейчас заметил, что Грета ничего не пьёт, и пожалел, что оставил печёное яблоко дома. — Я тоже думала, что пора бы мне повесить меч на гвоздь и… просто открыть алхимическую лавку. — Хотя Бурд давно ждал этого, давно на это надеялся, озвученная мысль показалась ему невозможной. Он так и застыл с кружкой в руке, ожидая объяснений, но Грета только неловко улыбнулась. — Я думаю, что я… должна быть дома, пока Марта не перестала узнавать меня. К тому же, я рискую сдохнуть вдали от дома, пропасть там, где меня никто не станет искать… — Бурд опустил кружку и вперил взгляд в горящее пламя. — Я уже говорила с ребятами из Соратников, они… они будут рады носить мне ингредиенты за отдельную плату. И тебе попроще будет… — Бурд вдруг озаботился тем, чтобы купить Грете что-нибудь поесть, и, высмотрев корчмаря, жестами попросил его принести еды на пару монет; это было важно, несмотря на то, что дома её ждал полноценный ужин, чтобы она и сейчас не сидела с пустым желудком. Потому-то он и не обратил внимания на её речь, потому-то она и решила, что муж всё ещё на неё злится, и забормотала себе под нос: — Смешно, но обычно жёны ворчат на мужей за то, что они где-то ходят… забывают о своей семье. Не наоборот. — Ты меня предупреждала, что так будет, — вздохнул Бурд. — Ты говоришь об этом, и… — Повернувшись к Грете, он наткнулся на её молящий взгляд, но не знал, о чём она молит: поспорить с ней, назвать её глупой и попросить отказаться от этой затеи, или наоборот? Не зная, что сказать, он просто сжал её руку. — Что бы ты ни решила, я знал, на что соглашался… разве что чаще всего я чувствую себя дедушкой, и вовсе не отцом, — Дирел всё-таки к ним подошёл, взял у Бурда мешочек с монетами и подал Грете остывшую булку. Негусто, подумал тот, но за эту сумму — то, что надо, и кивнул корчмарю с благодарностью. Грета же, взяв булку в руки, просто взглянула на неё, но есть не стала и, подхватив мужа за локоть, придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. — Ты всегда был слишком суров к себе и своему возрасту, капитан. А я вот… даже не помню, сколько тебе лет. Потому что мне наплевать на это. — А когда день моего рождения, помнишь? — 8, Последнего Зерна. — Она подняла голову и опёрлась о его плечо подбородком. — А мой? — 13, Вечерней Звезды. Пару недель назад, когда ты была здесь, и… мы отпраздновали. И Марта подарила тебе очередной рисунок тебя… — Бурд засмеялся, и его порадовало, что супруга улыбается вместе с ним. — Она тебя очень любит. Умна не по годам, и… всё понимает. Говорит, что будет как ты, хочет даже те же геройства свершать… счастливый ребёнок. Не знает ещё, что война — это не только подвиги, но и потери. — Очень рада, если ты говоришь правду, — сказала Грета, взглянув прямиком Бурду в глаза. Он вдруг представил, как они выглядят со стороны — она не ест, он не пьёт, зато сидят, разговаривают и таращатся друг на друга как юные влюблённые… гости таверны не знают, впрочем, как долго они не виделись. Дирел знает, Дирел рад за них обоих, поэтому и выгонять не станет, пока они не нарушают нормы приличия. Но, может быть, им просто стоило остаться дома? — Только вы теперь обо мне и помните… не пройдёт и десяти лет, как Талмор доберётся до моей статуи… и тогда… — Графиня не позволит её разрушить, — заверил её муж. — Как и жители Брумы. Они ведь… были там, когда… — Но их не было в Имперском Городе, — вздохнула Грета, выпрямляясь и оглядываясь по сторонам. Она действительно собрала несколько любопытных взглядов и машинально набросила на голову капюшон — то ли из-за своих доспехов, то ли из-за чего ещё… то ли потому что её мужа здесь знали, а вот об её существовании все быстро забывали, стоило ей надолго уехать. Может, они знают, кто она. Может, скрыться не удалось. Может… — Быть может, нам стоило остаться в Сиродииле? — и снова, снова этот молящий взгляд. И снова Бурду нечего ответить, а Грета только грустно улыбается. — Забавно… я думала, что проживу остаток своих дней в величии и славе. Что люди будут прославлять меня… а не гнать. Не думала, что кто-то присвоит себе то, за что погиб Мартин. Тем более не думала, что это будут мне подобные. Разве они не должны мной гордиться? Разве это правильно, что Скайрим стал для меня роднее, чем Саммерсет? — Нет, — шепнул Бурд. Он сказал правильные слова — Грета поджала губы и несколько раз кивнула, словно соглашаясь с ним, и он попробовал говорить дальше: — Поэтому так важно держаться того, что правильно для тебя. Открыть здесь алхимическую лавку… вырастить дочь… попробовать хотя бы — это правильно. — Почему же только попробовать? — недоумённо спросила Грета, всё же откусив немного от булки. Бурд улыбнулся: — Ну, как знать? Вдруг тебя потянет… умереть в нордских руинах, а не как все нормальные люди — дома, в компании своих родственников? — Даже если меня захотят прикончить в этих самых руинах, — ответила та, снова прижимаясь к Бурду крепче, — я всё равно приползу домой, чтобы умереть рядом с вами. — Даже если тебе отгрызут конечности? — Даже если мне отгрызут голову. Бурд представлял это с трудом, но решил не спорить. В конце концов, для человека, в одиночку закрывшего Великие Врата в Обливион, вряд ли существует нечто невозможное. Успокоится она или нет, умрёт ли дома или где-то ещё — сейчас это было не так уж важно. Важно было то, что она была рядом, прижималась к его щеке макушкой, и что все, кто смотрел на них, знали, что это правда: жена у Бурда всё-таки есть. Ничего он не придумал.