Дороги

— Давай остановимся там! — Джисон скачет вокруг невозмутимого Чана, чуть не попадая под копыта Звёздочки и дёргаясь от её недовольного фырчания больше, чем от тяжёлого взгляда Чана. — Может помочь кому сможем, еды в качестве платы попросим. Я сыра хочу, ну или хлеб какой на крайний случай. А ещё мне бы аптекарских трав не помешало обменять, тут наверняка травник должен быть! Ну Ча-а-ан, — ноет Джисон, оглядываясь в поисках поддержки. Жрецы опасливо косятся на небольшую деревушку, раскинувшуюся на берегу идущей с гор речки, и воздерживаются от ответа. Хёнджин безразлично пожимает плечами, Чанбин недовольно хмурится — им двоим в людях появляться опаснее других. Один хаосит, другой тёмный. Пара косых взглядов и сожгут без разбирательств, это ведь не большой город, где магов в каждой гильдии и ложе приветствуют. — Давай посмотрим по ситуации, Джисон, — предлагает Уджин, плотнее кутаясь в плащ, чтобы скрыть оружие. Мало ли, за кого их примут. На торговцев они точно не тянут, но и безобидными путниками их не назвать. — Если встретят без вил и факелов, то может и останемся на день. Только не лезьте в передряги и любопытство при себе держите. Встречают их настороженными взглядами, но не гонят, когда они тормозят у корчмы. Время близится к вечеру, мужики отдыхают после работы в поле, у колодца играют дети. Пейзаж вызывает чувство умиротворения и желание присесть на низкую скамейку и погреться на мягком вечернем солнце. Только нет тут скамьи, которая вместила бы всех девятерых, поэтому они привычно разбиваются на группы и отправляются каждый по своему интересу. — Джисон, сходим вместе к травнице? Она на берегу живёт, я узнал. Может, у неё сонная пыль есть, а то я не хочу сам с этими тринадцатью травами копаться, — вздыхает Феликс. Чанбин, услышав это, взвешивает все «за» и «против». У него ноги ноют от долгой ходьбы и хочется присоединиться к тем, кто пошёл отдохнуть в корчме, монет вроде должно хватить на ужин, но он с той самой ночи от Феликса буквально не отлипает, пытаясь понять, что же между ними происходит. Окликнув успевших отойти парней, Чанбин догоняет их и бормочет несусветную глупость о том, что ему нужен костный порошок для заклятий. Джисон с Феликсом делают вид, что Чанбину этот ингредиент действительно необходим, за что он им безмерно благодарен. Хёнджин догоняет их на полпути, поэтому вскоре они вчетвером заваливаются в лавку травницы, которую чуть до сердечного приступа не доводят. Старушка оказывается с «чуйкой», поэтому их разношёрстая по способностям компания вызывает неприкрытое удивление и подозрение. В принципе, оно и понятно. Звучит прямо как начало анекдота: «Заходят однажды в таверну хаосит, тёмный, жрец и шаман…» — Слушай, милок, — они уже выходят из лавки, когда старушка осторожно трогает Джисона за рукав. — У меня тут беда приключилась. Может, подсобишь? — А в чём беда? — заинтересованно спрашивает Джисон. Чанбин напрягается невольно, смотрит на Феликса, но тот только жмурится на солнце и сжимает длинными пальцами мешочек с порошком. — У нас на дворе один господин остановился. У него дом был у леса, да прогнил весь, там ночевать даже нельзя. Он ко мне вечером зашёл и сковородку попросил, а она у меня одна, — Джисон кивает, внимательно слушая, а Хёнджин бормочет себе под нос слова о том, что история безмерно увлекательная. — К делу, бабуль, — первым не выдерживает Чанбин, на которого Джисон тут же шикает. — Не вернул он мне эту сковородку, гад! — сокрушается травница. — Мне и попросить-то некого, мужики на меня обозлились после того, как полдеревни в нужниках засело после моей настойки. Да не смотри так! На то причина была! Уж лучше пусть живот прихватит, чем холера привяжется, что скажешь? В общем, не станут они мне помогать, а сковородка-то у меня одна, сам понимаешь. Поможешь? Джисон оглядывается на своих спутников, ища совета. Хёнджин безразлично пожимает плечами. Это, конечно, не похоже на сомнительную авантюру, но Уджин же сказал не влезать ни в какие дела и любопытство при себе держать… — Поможем, — отзывается Феликс. — Поговорим с ним сегодня, к утру сковородка уже на месте будет. Но и ты нам тогда подсоби чем-нибудь, а то видишь — у нас ни монеты лишней, ни крошки хлеба. — Монетами не помогу, — честно отвечает травница, нахмурившись. — Но у меня в саду яблоки скоро гнить начнут. Берите столько, сколько нужно. Идёт? — Идёт, — подтверждает Джисон, после чего они наконец возвращаются к корчме. На комнаты для девятерых им монет в жизни не хватит, но они на это и не рассчитывают. Горячего ужина вполне достаточно. За столом не хватает только их четверых, но все ведут себя тихо и лишний раз глаза от тарелок не поднимают. Джисон не понимает, почему так, ведь хозяин на них никакого внимания не обращает, да и местные мужики посматривают с безобидным интересом лишь пару мгновений, после чего возвращаются к своим насущным проблемам. Чанбин снова садится возле Феликса, подкладывает ему кусочки мяса в тарелку, жмётся к нему боком, по которому и получает. Тихое «не здесь» слетает с Феликсовых губ, на что Чанбин хмурится недовольно, потому что Феликс водит его за нос уже чуть больше недели. Вроде и неприязни не выказывает, но близко не подпускает. — У нас заказ есть, — решает признаться Чанбин. И прежде, чем Чан начнёт ругаться, добавляет: — на сковородку. — На сковородку? — недоумённо переспрашивает Чан, чуть не подавившись. Чонин «заботливо» колошматит его по спине, пока Чан не отмахивается от него, как от назойливой мухи. — Да прекрати ты! Хватит мне за свои сапоги несчастные мстить, всё равно ж дырявые были! — Ты как умудрился сапоги потерять? — удивляется Феликс. — Мы с Чаном к реке ходили. Я ноги хотел помыть, попросил его за сапогами последить, а он, видите ли, на куропаток засмотрелся. В общем, стырили мои сапоги похоже. — Что за деревня. То сковородку утащат, то сапоги, от которых несёт за милю, — смеётся Хёнджин, игнорируя возмущённый взгляд Чонина. Потом наконец объясняет, о какой сковородке идёт речь и что им за это будет. — Попросим вежливо после того, как поужинаем. Не отдаст — забудем, ясно вам? — предупреждает Чан. Все согласно кивают, а Феликс недовольно ворчит себе под нос, хотя внимание на это обращает только Чанбин. Сначала, впрочем, решает закончить с ужином, а то все эти загоны Феликса на пустой желудок переваривать невозможно, каким бы каламбуром это ни звучало. — Ты так хочешь яблок или помочь бабушке? — интересуется Чанбин, когда они вместе выходят под открытое небо. Уже темнеть начинает, поэтому половина их шайки спешит отвезти телегу дальше по дороге и поставить шатёр. — Я печёные яблоки люблю. Не помню правда, когда ел их в последний раз. А травница едва ли новую сковородку до конца жизни купит, так что нужно бы помочь. Да и что за человек вообще берёт что-то и не отдаёт потом? — хмурится Феликс. Чанбин пользуется тем, что туманная дымка и сумерки скрывают их от чужих глаз, целует Феликса в тёплый лоб, разглаживая складку, которая его молодому лицу совсем не идёт. — Поможем, не переживай. Чанбин знает, что Чан отступит сразу же, если этот господин проявит грубость, поэтому Чана и не зовёт. Зовёт Минхо, за которым стабильно увязывается Джисон. Чанбину не нравится по узким коридорам корчмы такой большой компанией ходить, но приходится. Благо, хозяин хоть не выпроваживает их, а позволяет поговорить со своим постояльцем. Дверь им открывает мужчина с опухшим лицом, от которого разит перегаром и потом. Феликс морщит свой аккуратный нос, и Чанбин оттесняет его плечом подальше, хотя во главе их шайки всё равно Минхо. — Идите нахер, — без разбирательств выдаёт мужчина, когда они озвучивают просьбу, и уже хочет захлопнуть дверь у Минхо перед носом, но тот выставляет руку и упирается ладонью в деревянные доски. — Отлично. Ты меня нахер пошлёшь, я тебя в ответ тоже нахер пошлю. Дальше что? Обнимемся и пойдём вместе? — фыркает Минхо, насмешливо кривя свои красивые губы. — Верни чёртову сковородку и разойдёмся с миром. Ты в любом случае не выглядишь как человек, который хоть рыбёху зажарит, не спалив при этом всю хату. Сдалась тебе эта сковородка? Слова Минхо может и не имели бы такого веса, но у него за левым плечом Хёнджин, у которого в глазах огненные всполохи, а за правым Джисон, будто бы скучающий и развлекающий себя тем, что между пальцами вспышки молний гоняет. — Ай, хер с тобой, подожди только, — мужчина отмахивается и плетётся вглубь комнаты. Там на столе лежит сковородка, не до конца очищенная от сажи, какие-то бумаги и ступка для чернил. Мужчина соскребает остатки сажи со сковородки, вытирает руку об и без того не самые чистые штаны, а после вручает трофей Минхо, смеривая остальных презрительным взглядом. Хорошо хоть не сплёвывает под ноги. — Что за глушь… ни чернил купить, ни поспать спокойно. Любитесь вы все в жопу, — причитает он, захлопывая дверь. Сковородку травница получает уже на закате, правда с яблоками предлагает подождать до утра, чтобы они в саду по темноте такой не поубивались. Чанбин соглашается сначала, а через час, когда в общем костре только угли тлеют, а все уходят спать, возвращается и старается не шуметь, когда рвёт яблоки с веток. Позднее думает, что можно было бы взять с собой Хёнджина, чтобы посветил немного, но умная мысля, как говорится, приходит опосля. Вообще-то это должен быть сюрприз на утро, но Феликс каким-то чудом чует запах печёных яблок и выползает из шатра в заспанном виде, по пути зевая и подтягивая штаны. — Ты чего тут делаешь? — хрипит Феликс, присаживаясь возле Чанбина. Он вытягивает руку, которую оплетают мягкие струйки света, постепенно сплетаясь в сферу на ладони. Этого вполне достаточно, чтобы разглядеть и печёные яблоки, и румянец на щеках Чанбина. Вот и думай тут — это от смущения, или от жара углей. — Они подгорели немного, не уследил по темноте, — виновато произносит Чанбин, а Феликс уже тянет руку к яблоку, выкатывает его на траву и активно дует, в попытке побыстрее охладить, обжигается дважды и недовольно шипит. Чанбину за этим наблюдать забавно, конечно, но на третий раз он останавливает руку Феликса и сам немного колдует, чтобы вытянуть из яблока лишний жар. — Только попробуй сказать, что от него теперь Бездной несёт и есть ты его не будешь. В глотку запихаю, — предупреждает Чанбин, протягивая Феликсу приятно тёплое яблоко. Феликс тихо бархатно смеётся, принимает яблоко из рук Чанбина, вонзает в мякоть зубы и сверкает хитрым взглядом, привалившись к его плечу. Свет на его руке утихает, они снова погружаются в приятную темноту. У ног тлеющие угли, над головой звёздное небо. Где-то неподалёку храпит Звёздочка, из шатра слышно бормотание Хёнджина. Всё уютное и родное. — Спасибо? — произносит Феликс через минуту, когда облизывает сладкие от сока пальцы и наклоняется, прижимаясь к губам Чанбина. Чанбин на этот раз не теряется, не отпускает, вплетая пальцы в рыжие волосы на затылке. Поцелуй, правда, не углубляет, только задерживает ласку, касаясь мягких сладких губ своими. — Я не хочу, чтобы мы целовались только тогда, когда ты мне «спасибо» хочешь сказать, — выдыхает Чанбин. Смущается. Опять. И что только этот жрец с ним делает? — Я подумаю, что с этим можно сделать. А теперь помолчи, — просит Феликс. И снова целует. Сладко так, что у Чанбина глаза сами собой закрываются. Что уж тут поделать, если Феликс его из кремня в тёплое мягкое масло превращает? Сопротивляться-то всё равно не хочется.