Зоопарк

- Я понимаю, - Иван отбросил сигарету на газон и прибавил шагу. У Димы сердце сжалось: Ваня всегда бросает мусор в мусорки, а если приходится не в них, то куда-нибудь в уголок на асфальт или плитку. По его теории там быстрее сметут дворники. В траве окурок надолго затеряется, а непотушенный и вовсе может «поджечь муравья». За полтора месяца их близкого общения Дима перенял эту привычку. И вдруг такое. Значит, Ваня серьёзно нервничает. Впереди была длинная аллея, полосатая от слабых желтых фонарей. Фаллен рассказывал, что в детстве боялся и любил такие. Потому что в полосках темноты можно краем глаза заметить какую-нибудь нечисть. Но схватить она не успеет, если бежать и быстро попадать в полоски света. Хинтер знал, что они здесь пройдут, думал напомнить и завести разговор про детство. Самая приятная надежда на этот вечер: послушать новые смешные истории про мелкого Ванечку. Или старые ещё раз. Но что-то пошло не так. - Ну вот… А на самом деле мне посрать на ёбаного Оксимирона, - Дима продолжил на автопилоте, хотя уже сам себе не верил. Не потому что врал, но как-то криво звучало. Чтобы избавиться от этого чувства, он догнал Фаллена, пошёл рядом, решительно, размашисто. - Да, ты говорил, - Ваня улыбнулся, грустно и по-доброму. – Много раз. Последние лет восемь это основной мотив твоего творчества. - Неужели? Бля, от тебя не ждал! Думал, ты в моём творчестве лучше разобрался, чем обычный гондон из твиттера. Дима не мог понять, почему чувство собственной фальшивости только нарастает. Старался разозлиться, чтобы прошло. Но становилось гаже, особенно от мысли, что он расстроил Ваню. «А чего ему расстраиваться? Что ещё за предъявы: «Может хватит про этого?» Я и не собирался. Он сам начал разговор, сам теперь не доволен. Какое кому дело, что я пишу в инсте? Не хочешь – не читай!» Теперь Хинтер ушёл немного вперёд, насупившись, глядя под ноги. Такие разговоры он привык отфутболивать вместе с говорящим и не жалеть ни секунды. Но это же Ваня. Мало кто на свете так хорошо Диму понимал, мало с кем было так приятно поболтать, помолчать, просто быть рядом. Да и не было в его словах «предъявы», только непонятного происхождения грусть. Честная. На её фоне все слова Хинтера казались старым заученным пиздабольством. - Ладно, мне пора, - окликнул Фаллен. Он остановился в начале аллеи, возле поворота на большую улицу. - Как пора? Ты же хотел пойти! - Мне тут написали… Надо срочно домой. - Врёшь, - крикнул Дима. Резко подошёл, понимая, что потом пожалеет. Злиться на Фаллена – это… Бред какой-то. Но сейчас ещё грамм какого-то вранья с чьей-то стороны – и он взорвётся. - Какая разница? Расхотел. Не люблю сборища, где никого не знаю. - Вот на что ты взъелся? – Хинтер надвинулся как перед дракой. Сжал кулаки – если что, двинуть себе по ебалу. Кому-то надо, не Ване же. - Я не взъелся, - очередная непробиваемо-добрая улыбка. – Я привык. Знать судьба моя такая – влюбляться в оксифрустрантов. Нормально. У меня большой запас хороших шуток на тему «Окси – лох». Правда хороших, тебе понравится. Если захочешь, давай в другой раз. Сегодня заебался на работе, извини. Удачи. Он хлопнул Диму по локтю и побрёл куда собирался. Скоро скрылся за домом. Хинтер стоял, не меняя набыченной позы и выражения лица, со смутным чувством, что объёмы только что полученной информации слишком велики, чтобы пролезть в уши. Застряли там как Винни Пух в кроличьей норе. Улыбка появилась сама собой. От Вани всегда такие мысли: про мультики, сказки, котов и тому подобное. Дима даже по-мультяшному почистил уши мизинцами. - Ничего не понял… Но я сейчас пройдусь и пойму! Действительно, метров через 200 света и тени слова Ивана неоном вспыхнули в голове, сбили с курса и прислонили к фонарному столбу. Дима закурил. «Влюбляться. Такое слово… Фалленовское. Влюбляться умеет только он. У остальных это называется как-то по-другому. А Слава знал?..» Дима ничего плохого про Гнойного никогда не думал, но сейчас припомнил с раздражением. Начиная с этого вечера, Слава стал человеком, из-за которого Ване долго было плохо. А ещё хорошо, но об этом думать совсем не надо. - Нахуя ты это сказал? Не моё же дело! – рыкнул Дима, заставив дёрнуться прохожую даму. Быстро достал телефон, приложил к уху. Трудно не говорить вслух, когда нужно обсудить, но не с кем. Так хоть не примут за психа. – Знаешь, что! Я с тобой ПРО ЭТОГО и не говорил. Почти… Не надо мне ваших шуток! Я при тебе никогда не буду упоминать… Ах, ты хочешь, чтобы совсем, нигде? А не много ли ты хочешь?! Если говорю, значит надо для дела! И нечего ревновать, мне правда похуй! Я же не этот твой… КПРФ… Чувство, что на самом деле говорит с молчащим в трубке Ваней, перешло в настоящую галлюцинацию. И усилило фальшивость своих слов. Хинтер нервно зашагал дальше, продолжая беседовать с выключенным телефоном. - Ты не понимаешь… Я… Я, сука, боюсь, мать твою! Столько лет! Я не могу просто выбросить это всё! С чем останусь? С огромной дырой внутри! Можешь ты это понять? Огромной чёрной космической жопой посредине души! Вот так, да! Да! Нормально «ну и что?», «возьми выкини»! А что я туда засуну? Нет, не хочу! Я не хочу совать тебя в огромную чёрную космическую жопу! А если хочу, то тебе там не место! То есть… Там… Плохо и холодно. И темно, а ты ведь… Хах… Потушил и бросил в урну бычок, привычно отмечая на краю мыслей, что муравьи не пострадали (правда, оставался вопрос о муравьях, которые могли залезть в урну. Но это уже их косяк). Зачем-то пару раз крикнул в трубку: «Нет!» Продолжил быстро идти. Ваня продолжил молчать. Может быть, единственный на свете, кто умел это делать. Дима заставил себя прислушаться, тоже помолчать – сегодня был не его день для разговоров. На самом деле, чувство, что врёшь даже чистой правдой, не было новостью. Но раньше легко глушилось. Это из-за чёртова Фаллена с каждым разом невыносимее. Через десять-пятнадцать минут перед носом возник дом, в котором ждали новые приятели. Новые, хотя некоторые появились раньше Ивана, который уже кажется другом детства. И становится как бы детским секретом – от взрослых и простых приятелей. - Вот что ты не пошёл, это правильно. В этом я был не прав. Только в этом!.. Ладно, в другой раз, как хочешь. Давай… - Дима остановился перед подъездом. Ткнул пальцем в экран. Удивился, что отключаться не надо. Грустно улыбнулся. И сразу же – весело. Эта грустная улыбка вышла совсем как Ванина. Как подарок, который теперь можно носить, а никто не догадается. Тайный знак от детского секрета. Хотел уже прятать телефон, как вырвалось последнее, почти против воли. – Вань, я тоже влюбился. Впервые. Да… Влюбиться можно не только тебе. Ещё в тебя. Поднялся на нужный этаж, вошёл в нужную квартиру, поздоровался со всеми. И вдруг понял, что вранья, которого сегодня он не может терпеть, здесь более чем много. Это вообще первый признак скопления людей, более трёх штук. Все хоть немного «в масках», все сохраняют некое общее равновесие, подравнивая себя к нему, скрывая проблемы и лишнюю энергию. Даже неосознанно, даже стараясь этого не делать, врут и врут. Не так страшна ложь во спасение, как ложь социализации. На минутку расслабился – опа, ты уже Оксимирон. Такой как всем надо. Улыбаясь, бросая добродушные фразы, хлопая кого-то по плечу, забившись в угол и нахмурившись в бокал, который ему подали, Дима вспоминал мысль, недавно сказанную Иваном. В шутку, но что-то в ней было, актуальное сейчас. Что-то про общество, политику… «В обществе всегда будет безразличие и деградация, консерватизм. Привычка лежать на диване, палить тупые шоу и дрочить на Золотой Век. Как ты это сломаешь – убьёшь всех рабочих муравьишек? Если хочешь что-то изменить, добавь нужное. Разумность, прогресс или что. Берёшь и добавляешь. Бороться с дерьмом – не способ. Дерьмо никуда не денется, хоть порвись. Можешь уменьшить процент - разбавить мёдом. И так во всём». Как-то так он ответил на Димину агитацию пойти на митинг. И добавил: «Ты хочешь – иди. А я дома полежу на диване, передёрну на музло девяностых». Тогда Хинтер не понял это «так во всём». Мысленно попримерял, не вышло. А теперь – да. Бесполезно бороться с ложью, она везде, всегда, на ней во многом стоит общественный муравейник. Некоторые жуки вот полезли всё ломать, а превратились в муравьиную королеву. Нет, Ваня прав: хочешь больше честности – добавляй. Беглый осмотр собрания только сильней убедил, что здесь и сейчас ни с кем из этих замечательных людей Дима не сможет добавить настоящей, действительно чистой, расово верной честности. Если нужна доза, без Ванечки не обойтись. - Алло, ты где? – через пять минут Хинтер обнаружил себя сбегающим по лестнице навстречу вызванному такси. Хотя, вроде, решил подождать в квартире, пока прибудет. - Чего? – удивился Иван на другом конце линии. - Надо срочно поговорить, это важно. Ты где? Я подскочу. - Я… В магазин собираюсь. - Это где? - Возле моего дома… Помнишь адрес? - Нет, - Дима лихорадочно припомнил все переписки. Нет, адрес ему точно ни разу не говорили, только район – недалеко отсюда. - Как нет?.. А! Это не тебе скидывал. - Не мне? А кому? – он успел себя одёрнуть и заржать, превращая в шутку внезапно-ревнивый тон. - Так, по работе, - спокойно отозвался Ванечка. – Записывай… А, нет. Я тебе скажу номер дома, а ты скажи подвезти к магазину, окей? Там здоровый такой гипермаркет. Накуплю побольше, поможешь с сумками. Назвал адрес, положил трубку. Фраза про сумки подействовала так приятно, что Хинтер глупо улыбался, пока ждал такси, и почти всю дорогу. Но «на подлёте» усомнился, что приготовленные для Ванечки слова были настолько честными, как хотелось. А именно слово «влюбился». Точно? Может ли он знать? Это совсем не то же самое, что увлёкся, крашнулся, запал, залип, втюрился, втюхался, втыкался, полюбил, потерял голову, втрескался, въебался, прости господи, воспылал. Точно ли он, Дима Бамберг, умеет влюбиться? Нельзя вот так обмануть Ваню, выдать одно за другое, а потом мямлить: «Мне тогда казалось, но теперь оказалось…» Не хотелось это признавать, но пришлось ради Фаллена: нельзя себе доверять в таком ответственном деле, не проверив десять раз. А что же сказать? Что-то максимально честное. Но не так легко было сейчас придумать. Мозги уже накрутились всюду видеть подвох. Только когда такси отбыло, сигарета скурилась, муравьи были очередной раз героически спасены от огня, а из двери магазина, покачиваясь от тяжести четырёх огромных пакетов, вышел довольный Ванечка, к Диме пришла нужная мысль. Это было как озарение, поэтому сперва Хинтер обрадовался, кинулся навстречу, но вдруг понял, что мысль вообще-то говно. И всё же она была честной. Может быть, самой безусловно, кристально честной, выраженной в словах, мыслью Хинтера за последние 8 лет. Не эта конкретная, а все мысли на эту тему. Они всегда были откровенными и высказывались прямо. - И снова здрасте! От Ваниной улыбки Димина мысль вспыхнула всеми гранями неуместности. Момент совсем-совсем не подходящий. И никто его мнения не спрашивал… Но Дима решил: раз уж собрался делать общение с Фалленом МС островком искренности в океане вселенской фальши, начинать следует с такого откровения, за которое он может поручиться головой. Если оно разрушит их приятельство, то лучше прямо сейчас, пока приятельство не стало дружбой или чем-то ещё. - Привет. Мне нужно тебе сказать… - Прямо сейчас? А помочь донести? - Иван поставил пакеты на землю, похлопал по карманам в поисках сигарет. - Прямо сейчас! Послушай! - Дима схватил его за обе руки и храбро посмотрел в глаза. – Ваня, я… Мне… Мне не нравится твой рэп! Ваня уронил челюсть. - Вот, - зачем-то добавил Дима, опустил глаза и разжал руки. - Стой тут, - хмуро буркнул Иван, подхватил пакеты. Уже не расслабленно, а решительно шатаясь, вернулся в магазин. По ощущениям минут десять Дима не двигался с места и даже не мог закурить. Когда окончательно уверил себя, что это был намёк на «свали нахуй», Ваня снова появился. Теперь он вёз пакеты в тележке, а в руке нёс два рожка разноцветного мороженого. Молча остановился перед Хинтером – в последний момент, как будто с трудом передумал давить его тележкой. Молча, поглядывая на небо и редких прохожих, начал облизывать пёстрые шарики. Укусил пару раз, нахмурился, кивнул. - Да, одного хватит. Хочешь? – нетронутую мороженку протянул Диме. Тот взял. – Сейчас доедим, я успокоюсь. Берём по два пакета – и на чай. Но не долго, мне завтра рано вставать. Лады? - Лады. Дима откусил слишком много – зубы зашлись от холода и кольнуло в голове. Рука дрогнула, верхний шарик упал под ноги. - Муравьям. - Муравьям. Сказали хором. Ваня улыбнулся и сразу же скрочил злобную обиженную мордаху. А Хинтер не смог бы перестать улыбаться даже от выстрела в живот. И плакать. Наверное, из-за зубов. Надо было кусать аккуратней. Они стояли, разделённые тележкой с пакетами, ели мороженое, теперь не спеша. Ваня смотрел по сторонам, иногда поглядывая на Диму с наигранной строгостью. А тот пялился в оба, не стесняясь ни счастливой улыбки, ни бегущих слёз. Никакими словами не мог бы описать своё облегчение: он точно понял, что чувствует. Именно то, что подумал сразу. Не нужны никакие проверки, сомнениям не за что зацепиться. Да, именно это. - Вань, я… - Бля, дядь, давай потом! С твоими разговорами… Я третий раз не побегу, они там уже закрываются.