Зарево, что окрашивало своей кроваво-пламенной краской голубой холст, около часа назад погасло. На его место встал диск луны, который своими слабыми отблесками мягко освещал округ Хоуп, иногда погружаясь в клубы белого дыхания, едва различимого на его фоне. Звёздное небо, словно полотно сменяющих друг друга мыслей в голове Вестника, окутывало Церковь и легкий ветер, что ласкал лицо мужчины, уносил часть размышлений с собой куда-то в дальнее плавание, в бесконечный поток универсалий. Деревья дремли, даже волки не осмеливались нарушить воем сие смиренное молчание. Ночной и дневной лес, словно два разных понятия. В лучах солнца все вокруг кипит жизнью, а поздним вечером, будто кто-то назначает табу, которое никто не посмеет преступить. Штат Монтана изнеможен и погрузился в тишину.
В свете уличного фонаря вырос силуэт брата.
Стоя всего в нескольких метрах от Джона, он смотрел на него и задержал свой взор на довольно-таки сильно сжатых кулаках. Опустив плечи, он гласно опустошил свои легкие от воздуха и, медля, спустился по сырой и рыхлой почве от недавнего дождя к берегу, притаптывая молодые растения, что только показались на свет.
Сердце младшего все яростнее тарабанило в груди, а ноги начали предательски подкашиваться по мере того, чем ближе подходил к нему пророк.
Джозеф вгляделся в усталые покрасневшие глаза Джона и темные круги под ними. Он вообще спал прошлой ночью? Младший Сид выглядел помято, как и его голубая, а по краям совсем синяя рубашка.
Свежий холодный воздух все же рассек кроткий, но в тот же миг насторожённый голос Отца:
— Джон?
С трудом остановив мятежность своих расширенных зрачков, Креститель соединил руки на уровне бёдер и замер в покаянной позе. Лишь какая-то неземная Божья сила не давала ему неистово припасть к ногам горячо любимого брата и горько вырывать из себя слова сожаления.
— Почему не предупредил о своем визите? — В настоящий момент даже такой ровный тон Отца Джону кажется просто суровым.
Сдавленный всхлип вырывался из горла Вестника, словно сейчас ему предстояло выдать какую-то страшную тайну, за которую ему уже уготована казнь.
— Прости, прости… — почти шепотом выдал провинившийся, — Помощница… она… попирает наши благие намерения, она доказала, что непреклонна пред высшей цели, которую поставил перед нами Господь, сбежав перед очищением. — Джон тушевался, украдкой посматривая на брата, а его нервное сминание рук не осталось незамеченным Отцом. — Но самое страшное, что… в этом моя вина, она выскользнула, как кувшин в реку, что пытались наполнить чистой водой.
Изобразив вопрошающий взгляд, Джозеф не скрывал легкого разочарования. Он считал, что Джон должен был привести в семью Помощницу, иначе Врата Эдема закроются для него.
— Тшш-ш… не надо, — перебивая, тихо проговаривал Отец, — грузные мысли лишь закрывают тебе глаза и отягощают рассудок, отставь их. — Его слова звучали как всегда вкрадчиво.
Тем временем земля, будто уходила из-под ног Вестника, он знал, что на данный момент не оправдывал ожиданий и что не стоило ему являться сейчас, но у него были определенные привычки, одна из которых всегда отчитываться перед братом, что сам того не замечая, делал.
— Отец, — столь мучительно сорвалось с уст, — Помощница всеми силами препятствует нашим планам, возводя напраслину на нас. Она грозится разрушить все то, что мы так долго строили, уничтожить нашу семью, осквернить нашу веру, сокрушить Врата Эдема, — непоколебимо произносил мужчина. — А ты прощаешь её, ты милосерден, но разве она заслуживает твоей благосклонности?! — Прежде Джон не позволял себе так прямо источать роптание. И правда, что на него нашло? Он бы мог обманывать себя, что не желал зла пророку, а потому не мог принять как есть его терпение по отношению к Лилит, но вспышки ревности, так больно бьющие в сердце, говорили совершенно другое.
— Пр…прости, — взахлеб начал извиняться Джон, осознав тон, с которым проронил свои слова.
Джозеф положил левую руку на надплечье брата, ощутив его неистовую пульсацию жилки у самого основания шеи, а второй осторожными движениями утер грязь, осевшую пылью на его щеке. В этот момент Креститель ощущал, как пламя в его сердце разгоралось все больше, словно кто-то подливал туда керосин, и этим кто-то являлся человек, чьё лицо нависало в нескольких дюймах от него, и чьё теплое, такое родное дыхание дарило волну наслаждения, что прокатывалось с ног до головы, прогревая холодные до этого участки тела изнутри.
— Джон, мой милый брат, я вижу твоя душа гневается. Не давай греху повелевать тобой, — произнес Отец, покоряя любящим взглядом сквозь янтарно-жёлтые стекла авиаторов, от которых его глаза казались ярко-изумрудными, — Люби врагов своих, благословляй проклинающих тебя, благотвори ненавидящим тебя и молись за обижающих и гонящих тебя. — Вестник никогда не переставал удивляться тому, насколько хорошо его брат знал строки из библии, и что равным ему в этих вопросах никого не было.
На губах Джозефа проскочила мимолетная, едва заметная улыбка, а брови соединились домиком над переносицей так, что располагали благодушие на его лице.
— Джон, ты ведь понимаешь, насколько ценна эта девушка? Под тяжестью её руки пали несколько наших аванпостов и десятки солдат. Она не остановилась, когда была на грани повиновения нам, не остановилась даже под опасением свершения Божьего замысла… Коллапс совершенно не страшит её.
Младший Сид отрешенно кивнул в ответ, уставившись в одну точку — татуировку «ЭДЕМ», располагавшуюся на верних кубиках пресса Отца и непринужденно вздымавшуюся в унисон с дыханием.
— Да, — прохрипел Джон и прочистил горло. — Да. — Теперь получилось немного уверенней. — Я все понимаю: у каждого из нас своё предназначение… Я сделаю все, чтобы помощница присоединилась к нам как можно быстрей.
Джозеф провел рукой по щеке брата и, припадая губами ко лбу, одарил его целомудренным поцелуем, видя как тот нарочито напрягал надбровные дуги, заставляя на секунду усомниться в праведности своих же слов. Младший в свою очередь, довольно хмыкнув, смаковал каждую секунду ласки, что дарил ему Отец.
***
О, благодать! Спасён тобой
Я из пучины бед.
Был мёртв — и чудом стал живой,
Был слеп — и вижу свет…
9:00
Проповедь Отца всегда начиналась в одно и тоже время.
Зал затих. Тишина. Из окон били золотистые струи солнечного света, в которых кружились в хаотичном танце маленькие, едва заметные пылинки. Казалось, будто эти нитяные концы солнца исполняли свою симфонию, такую неземную, такую неведомую и неуловимую простому человеку, но только не Джозефу. Он замер, наклонив свою макушку назад, и уставился куда-то вверх, сипя слова последнего куплета.
— Пройдут десятки тысяч лет,
Забудем смерти тень,
А Богу также будем петь,
Как в самый первый день.
Снова безмолвие. Нерасторопно Отец привел голову в нормальное состояние, попутно очерчивая тяжелым взглядом каждый уголок своей паствы и наконец, решив наградить им пленных, сидящих слева от него.
— Дети мои, я смотрю на вас и что вижу? Все, все вы до единого потеряны во тьме… запутались в коридорах своей же сущности… Для вас важно доказать, что вы особенные, умные и красивые, что вы тоже являетесь кем-то. Но общество всю жизнь будет плевать на ваши внутренние сопереживания, моральные устои, заставлять жить в мире, где правят несправедливость и презрение, пока не разрушит фундамент вашей личности — вашу уникальность, тем кем вы являетесь на самом деле. Но Бог приведёт вас к свету, вам нужно лишь… покаяться в своих грехах и я обещаю, что спасу вас.
Отец уставился на пол, пока на его лице играли желваки, наполнил свои легкие воздухом и громко выдохнул.
Он умел настраивать толпу на нужный ему лад и говорить людям то, что они хотели услышать, этого у него не отнять. Его сладкие речи отравляли сознание, заставляя верить каждому его слову. Да он и сам глубоко и истинно верил в свои изречения.
— Прощение и искупление возможны несмотря на грехи, совершенные вами, и душа может быть освобождена от отчаяния… — смягчая твёрдый тон, произнес Мессия. — Милость Божья ведёт к покаянию.
Отец, широко расставив руки, спустился с амвона, на котором стоял. Видно как сильные мышцы бугрились и перекатывались под запеченной солнцем кожей, усеянной шрамами и татуировками.
— Мы стоим на краю бездны. Под нами судьба людская. Человечество оцепенело в страхе перед машиной разрушения, которую само и породило. Но не мы. Мы и только мы избраны, чтобы пережить сие бедствие. Мы и только мы — семена возрождения. Мы ангелы, и нам предначертан путь обратно в сад. Мы — семья. Я — ваш Отец. Вы — мои Дети. Вместе мы пройдём сквозь Врата Эдема.
Рация, прикреплённая к чёрному кожаному поясу брюк, неожиданно зашипела. Какой смельчак посмел прервать проповедь под самый конец? По ту сторону послышался всполошённый голос сектанта: «Отец, помощница Шерифа, Лилит, была замечена солдатами Джейкоба на границе Долины Холланд и Гор Уайттейл. Похоже, что она бежала с ополченцами, но наткнувшись на отряд изменила направление в сторону фермы Рэй-Рэй.»
— Аааааа… — заинтересовано щерясь, протяжно процедил Джозеф, поднося рацию ко рту. — Стоит предупредить об этом хозяина региона. Теперь грешница ответит за все свои грехи.
