While the Devil’s friends hide in the dark They’ve laid their plans and they’ll make their mark We pity the souls that they have claimed They won’t be saved when they’re up in flames The sinners' world is full of hate There’s so many lies that you can’t keep straight Dan Romer — Set Those Sinners Free
Спустя некоторое время в коридоре вновь послышались чьи-то гулкие шаги, которые отдавались под сводами бункера. Дверь проскулила, но уже через секунду с силой захлопнулась. Джон вернулся со стаканом воды и тряпицей. — Пей. — смотря на Лилит исподлобья, Сид наклонился к ее уху и прошептал, после чего протянул стакан воды. Помощница приоткрыла рот, ее горло сильно пересохло за то время, что она провела связанной в бункере сумасшедшего садиста. Девушка повернула голову в сторону мучителя и вдумчиво посмотрела на него. Он решил проявить милость? Что на него нашло? Стоило Лилит сделать один глоток, как она выплеснула все содержимое рта наружу. От воды пахло наркотиком, Блажью. — Долго ты еще собираешься упрямиться? — Джон вмиг рассвирепел. Будто хищник, он набросился на девушку, вцепился в ее шею, сжал так сильно, словно хотел услышать хруст позвонков. — Я открою тебя, заполню твоими худшими кошмарами, и пока ты давишься, твои грехи явят себя. И лишь тогда ты, наконец, поймешь силу слова «да». — Инквизитор отпрянул, толкнув Помощницу, тем самым вжав ее в стул, и яростно метнул стакан на пол, сверкающие осколки разлетелись по всему полу. Хоть в полицейской академии Лилит учили как вести себя при похищении и захвате в заложники, и как действовать с психопатами и садистами, она оказалась в этой ситуации совершенно беспомощной. Ее опыт оказался недостаточным, когда события развернулись в реальной жизни, сейчас девушка воспринимала текущую обстановку как абсолютно непредсказуемую. — Если не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. — левой рукой Джон начал рыскать в карманах и достал свой кисет с Блажью в порошке. Он насыпал достаточную дозу на свое усмотрение на тряпицу и прижал ее к носу девушки, принуждая ее вдыхать сладкий запах Блажи. Лилит, в свою очередь, демонстрировала активное сопротивление мотаниями головой из стороны в сторону и попытками издать вопли, вследствие чего, поддавшись исступлению, лишь усугубила свое положение. Снова мягкая зеленая дымка, снова бабочки и… Вера, гулявшая вдали меж голых деревьев? На этот раз Лилит решила встать, а не валяться на зеленой траве, усеянной белыми цветами Блажи. Помощница Шерифа попыталась сделать шаг, но не смогла, будто что-то невидимое сковывало ее движения. После нескольких тщетных попыток хоть как-то продвинуться в направлении Веры девушка сдалась и просто вернулась в свое изначальное положение. Лилит лежала среди высокой травы, вдыхала нежный аромат белых цветков и играла с бабочками. Так прошли часы, пока она не услышала голос Джона. — Я знаю твой грех. Он ведет тебя. Правит мыслями и делами. Твой грех — Гнев. Сходить с трипа каждый раз было тяжело. Сильная головная боль казалось раскалывала Лилит на части, но что было еще хуже, так это, лежа где-то в незнакомом месте с обездвиженными руками, видеть перед собой сидящего на стуле Сида. — Твой грех — Гнев. И я… прошу тебя: прими гнев. Он наполнит тело, поглотит душу, а в итоге ты будешь пуста. — брови Вестника соединились домиком над переносицей, так что могло показаться, располагали благодушие на его лице, но Лилит не верила ему. Держа в руке подключенную тату-машинку, мужчина встал, взял перочинный нож и мокрый белый кусок ткани у трельяжа и присел на край кровати, где лежала Помощница, чьи руки были привязаны к изголовью. — Скажешь мне «да» сама, или мне стоит приложить еще некоторые усилия? — перед девушкой стоял выбор из двух зол: быть изувеченной психопатом или получить новую татуировку. — Да. — выбор был очевиден. Когда игла впервые проникла в кожу, девушка ощутила резкую обжигающую боль прямо над грудью, что заставило ее неожиданно дернуться. Вот оно как… чувствовать себя во время нанесения татуировки. — Спокойно. Можно ошибиться и в слове «гнев». — резко и громко выразил Джон. — Грех нужно обнажить, иначе его не смыть. А скрывая грехи, мы прячем себя… Но это позади. Те пятнадцать минут работы, над которой так скрупулезно трудился Джон, казались девушке бесконечными. Мужчина еще никогда не проводил с Лилит столько времени, настолько близко находясь к ней, что периодически выдыхая, одаривал жарким дыханием шею Помощницы. Джон Сид имел очень необычный, на взгляд Лилит, парфюм. Это был лесной аромат, точно тлеющей сосны, отталкивающий, но в то же время такой манящий. Он заставлял сознание девушки представлять тлеющий костер, разведенный охотниками где-то на опушке хвойного леса. — А-а… вот так, — Джон медленно поднял руки, образуя квадрат, словно создавая рамку для своего собственного музейного экспоната. Он гордился своим шедевром и это было видно по его самодовольной улыбке. — Твой «гнев» смотрится идеально. Можно сказать, ты даже заслужила стакан воды. — Джон? — вопрошающе смотря на мужчину, сидевшего рядом, проронила слова заложница. — Да. — отрешенно он услышал в ответ. — Где мы? Мужчину обложили собой собственные вопросы, и, немного помедлив, он решился на ответ, который лежал на поверхности, ведь Помощница была временно лишена доступа к любым средствам связи и, более того, прикована к кровати. — На моем ранчо. — бесстрастно ответил Креститель и направился к выходу. — Руки, — окликнула Лилит мучителя. — Мои руки затекли за все то, время что они связаны, не мог бы ты их развязать? Джон громко засмеялся, стоя в дверном проеме так, что его смех разнесся по всему коридору, и он заглянул в незакрытые двери комнат. — Исповедайся, и я подумаю. — слова растворились в воздухе, и Инквизитор удалился.***
Ключ повернулся несколько раз в замочной скважине. Короткий стук. В комнату вошла худого телосложения девушка со светло-пшеничными волосами, за ней тянулся нежный цветочный аромат, это была Холли. В руках она держала поднос с едой и стаканом воды. — Значит, это ты наша жалкая пленница… — раздраженно хмыкнув, Холли нахмурилась и поставила поднос с шумом на деревянный обшарпанный стул, который скрипнул от его веса, рядом с кроватью, где лежала Лилит. — И почему только Джон выделил ей целую спальню на своем ранчо? — тихо раздраженным голосом спросила себя вошедшая. — Холли? Вот значит, как выглядит шавка Джона, которую он периодически трахает. — наслаждение от краснеющей Холли расплывалось на лице Помощницы и заставляло ее саркастически улыбаться. Девушку вмиг накрыли сильные эмоции, и она замахнулась на беспомощную привязанную Помощницу и дала пощечину обидчице, но этим действием лишь вызвала насмешку на лице последней. — Ты ничего не знаешь. Затворническая жизнь тебе к лицу. — злостно вырвала из себя Холли и поспешно удалилась из комнаты, захлопнув за собой дверь, так и не развязав Лилит, чтобы та смогла поесть. Помощница окинула взглядом поднос, на котором стояли граненый стакан воды и тарелка каши, аппетитность которой стояла под вопросом, и слышно сглотнула. Лилит понятия не имела, сколько дней прошло с момента ее похищения, но за все это время в ее рот не попало ни крошки, есть хотелось очень сильно. За дверью вновь послышались чьи-то шаги. Холли решила вернуться и, все-таки, доделать то, что ей, по всей видимости, приказал сделать Джон? Лилит мысленно подготовилась к еще одной словесной перепалке с болонкой Инквизитора. — Ты, что, все-таки решила… — глаза девушки округлились, а рот остался в приоткрытом положении. В проеме стояла далеко не Холли. — Я вижу моя подопечная не развязала тебя, как я просил. — цокнув, Креститель поджал нижнюю губу и помотал головой, уже прикидывая, что вырежет на коже Холли за такого рода непослушание. Странно, но Джон не выглядел опасным, как какое-то хищное животное, которое открыло на тебя охоту, как обычно. Напротив, он вселял ощущение безопасности, которое, конечно, было совершенно обманчивым. Пронзительный запах табака заполонил комнату, что удивило Лилит, ведь ей даже не удавалось уловить нотки его излюбленного парфюма в этом запаховом безобразии. Мужчина наклонился к плененной, помог ей сесть и осторожно развязал ее правую руку. Затем он положил на колени девушки изысканный, чрезмерно роскошный для столь скудной трапезы, большой серебряный поднос с изящными узорами, точно пришедший к нам из прошлого века, и начал наблюдать за тем, с какой жадностью Лилит начала поглощать эту пресную кашу. Это забавляло Джона, ибо, по всей видимости, Помощница никогда еще в своей жизни не сталкивалась с настоящим голодом. С тем голодом, который был частым гостем в детстве Вестника, когда его родители считали, что нет наказания, которое подходило бы семилетнему ребенку лучше, чем недельный пост. Наказания за то, что Джон был слишком любящим и общительным ребенком, жаждавшим, чтобы внешний мир распахнул перед ним свои двери. Ему, как и всем детям было многое любопытно, за что он часто получал увечья от родителей. — Я вижу ты закончил с трапезой. — мужчина убрал поднос с кровати. — Ну что, приступим к исповеди? — Что ты хочешь от меня услышать? — Коллапс не страшит тебя? — Сид присел рядом и попытался изобразить беспокойство. — Я не верю во все эти фанатичные высказывания «Врат Эдема». — Неверующий в Господа уже осужден, потому что не уверовал в Отца нашего и в грядущий Великий Коллапс. — Джозеф ясно дал понять Джону, что врата сада закрыты для него, пока тот не приведет к ним Помощницу. Мысли в голове Вестника роились. — Что заставило пойти тебя на службу? — Мой отец был военным, я просто хотела пойти по его стопам. — для Лилит ее отец был примером для подражания — настоящий мужчина, который был готов всегда прийти на помощь не только родным, но и незнакомым людям, даже в напряженные времена холодной войны. Неудивительно, что, как и ее отец, девушка хотела служить родной стране. — Какие у тебя отношения с родителями, каково было твое детство? — голубые глаза замерли в ожидании. — Отношения с родителями у меня прекрасные, хотя я редко с ними общаюсь. Мое детство ничем не отличалось от детства других детей. Выступающие надбровные дуги сошлись на переносице, лицо мужчины омрачилось. Он не верил словам Помощницы, не верил, что у кого-то могло быть счастливое детство без трудностей и постоянных проверок на прочность. Эти проверки заставили светлого ребенка замкнуться в себе, превратив лучи света, так ясно излучавшиеся от него, в крошечные искры, которые осели на глубине души Джона. Там, где по сей день, шел ливень, и солнце больше не выходило. Он закрыл эту душу ото всех, натянув на себя маску. — Ты мне лжешь. — Сид схватил запястье Лилит, сильно сжал и грубо привязал к изголовью. — Не верится, что хоть у кого-то может быть счастливое детство, по сравнению с тобой? — В Академии девушку обучали методикам деэскалации ситуации, и в данном диалоге она совершенно не стремилась этого добиться, не зная, зачем надавливая на больные точки, что, как волдыри от ожогов россыпью осели на психике монстра напротив*. На занятиях по «Психиатрии и криминальному поведению» Лилит учила, что большинство выученных психопатов имели болезненный опыт воспитания. У ребенка есть естественная потребность в близости, и если он не может это получить от родителя, то рано или поздно психика вырабатывает защитный механизм: просто ничего не чувствовать. Потому, что невозможно жить в постоянной боли. Более того, она учила, что воздействие на больные точки людей с психическими расстройствами в целях манипуляции и контроля может вызвать абсолютно непредсказуемую реакцию. Тем не менее, по какой-то неясной причине, она не прибегала к этим знаниям, а, наоборот, стремилась унизить Джона и причинить ему боль. — Я не верю, что дитя, взращенное в любви, может иметь столько гнева внутри. — тот самый кисет, в котором Инквизитор хранил наркотик в порошке, оказался в его руке. — Но я спасу тебя Помощница. Помогу облегчить это бремя. «Этот чертов садист снова собрался меня душить?» — Лилит понимала, что умолять не делать это бесполезно. — Только не тряпка, разведи хотя бы в том стакане с водой. — смиренным голосом произнесла Помощница, от чего мужчина приподнял брови в удивлении, но, все-таки, выполнил просьбу. Зеленая дымка обволакивала со всех сторон, подбрасывала, словно мягкое облако. Лежа на спине у подножия большого дерева среди высокой травы, Лилит смотрела на яблоки, растущие на нем. Странно, почему в этот раз она не лежала где-то в поле, как обычно? Один из висящих плодов вдруг сорвался и приземлился по правую сторону от Лилит, от чего та дрогнула и повернула голову вправо. Каково было удивление девушки, когда она обнаружила, что вместе с ней под деревом лежал Джон. — Признай свой грех, Помощница. — голос Сида перемешивался с непонятным легким щебетанием птиц, ни одну из которых почему-то Лилит еще не видела, обволакивал вместе с зеленой пеленой, накрывал словно одеяло. Находясь в притупленном аффекте, Лилит одарила мужчину безучастным взглядом и помотала головой из стороны в сторону. — Я хочу увидеть твое ранчо. Хочу пройтись по твоим владениям. Разрешишь мне это сделать? — как же, наверное, это тешило самолюбие Джона. О, Лилит уверена, что тешило. — Не без вооруженного сопровождения и только там, где тебя не увидят другие. На лицо Джона села бабочка, и тут же, взмахнув крыльями, она легко взлетела и упорхнула вверх. Девушка потерла глаза и прищурилась, глубоко нахмурившись. — А ты не такой пугающий, когда лежишь вблизи и не размахиваешь своей огромной отверткой или все-таки точилкой, я так до конца и не поняла, — Помощница резко рассмеялась, осознав, что она только что сказала Инквизитору, которого прозвали так за то, что он снимал наживую скальпы с людей, выкалывал глаза непослушным большими пальцами рук, организовывал охоту на ополченцев и мучил их до смерти. Казалось, список можно было продолжать вечно. Сид никак не отреагировал на слова девушки, лишь обнял ее ладонь руками и своими лазоревыми, а в зеленой дымке почти изумрудными, глазами попытался добраться до ее души. — Ты откроешься мне, признаешь свой Гнев и очистишься от грехов, Помощница. Я знаю это, и все это произойдет так, как я сказал, ибо на все воля Отца нашего.***
Птицы щебетали так громко, что казалось именно из-за их пения проснулась Лилит. Лучи солнца струились через тонкий тюль на просевшем карнизе. Спальня окутывала атмосферой кантри-стиля, наполняя уютом и теплом. Деревянные стены и оленьи рога, развешанные по комнате, лишь подчеркивали антураж американской глубинки. — Доброе утро, птичка. Как тебе твоя клетка? За те часы, что Лилит находилась в положении лежа, прикованной к кровати, она успела подчеркнуть все необычные детали этой комнаты — громоздкий трельяж, вырезанный из темного дерева, охотничьи трофеи, но самая примечательная и, наверное, дорогая Джону вещь в этой спальне была большая семейная фотография, вставленная в массивную и роскошную резную рамку. Посередине на фотографии можно было разглядеть Джозефа, сидящего на стуле, за ним по левое плечо стоял сам Джон, державший в руке «Слово Отца», по правое плечо Джейкоб со снайперской винтовкой, а внизу, у подножия отца, подогнув ноги под себя, завалившись на левое бедро и опершись левой рукой на бедро Отца, сидела Сирена, Вера Сид, которая в другой руке держала цветок Блажи. В комнату вошли двое вооруженных мужчин. Один остался стоять у входа в комнату, пока другой развязывал пленную. В то время как очередная шавка Инквизитора исполняла данную ей команду, Помощница почувствовала довольно резкий запаха то ли бензина, то ли моторного масла, который, после очередного трипа, да еще и на голодный желудок, вызывал желание тошнить. — Куда вы меня уводите? — в голосе Лилит прослеживалось легкое недоумение. — Джон сказал, что тебе нужно проветриться и приказал нам следить за тобой, поэтому даже не думай ничего выкидывать. Помощница почти ничего не помнила со вчерашнего дня, в том числе и о своей просьбе. Воспоминания картинками пробегали перед глазами девушки: большое дерево, упавшее яблоко, Джон, лежавший справа от нее, бабочка, которая села на его лицо, темнота. Лилит в сопровождении вооруженных эдемщиков вышла в атриум, сразу обращая свой взор к массивной люстре, сооруженной из огромного количества оленьих рогов. Со второго этажа открывался прекрасный вид на внутренние убранства этого просторного помещения. Главный зал имел сквозные проходы на улицу, располагавшиеся крест-на-крест, и навеивал изящество и одухотворенность. Он был обставлен чучелами животных — медведь, замерший в угрожающей позе, крадущаяся пума и волк, застывший в прыжке. Прямо посередине зала стоял большой сквозной каменный камин, рядом вальяжно расположился громоздкий кожаный диван, а поодаль от него дубовый книжный стеллаж во всю стену. На полу всюду были раскиданы шкуры разных животных и расставлены софы. Группа людей, находившиеся вместе не по своей воле, проследовала вдоль перил и спустилась по лестнице. Лилит поймала себя на мысли, что вблизи все эти чучела животных казались более завораживающими и пугающими, совсем как Джон. Вооруженные мужчины вывели Помощницу на задний двор, куда Сид временно запретил проход всем последователям, следившим за ранчо, чтобы оно всегда выглядело безупречным, когда бы Джон не решил вернуться. На заднем дворе уютно расположились лежаки и столики для пикника. Пройдя чуть дальше, Лилит поняла, какой потрясающий вид на реку открывается меж лесных деревьев. Мерцающая вода завораживала своими переливами и тем, какой прозрачной она была в том месте, где можно было разглядеть карпов и мальков, играющих между камнями на дне. За время прогулки Помощница успела позабыть, что на самом-то деле находилась в плену у своего заклятого врага, пока неожиданный звук выстрела, просвистевший рядом с ней, не переключил тумблер в ее голове.