***
Защитный купол над деревней скаалов разорвался точно мыльный пузырь и медленно осел, распадаясь на отдельные лоскутки. Ветер быстро разнёс его остатки, впервые за долгое время очистив небо над поселением. Смеркалось; но по оживлению в стане нельзя было судить, что скаалы готовятся к ночи. Напротив, многие то и дело сновали между домами; кто-то нёс хворост и дрова; другие расчищали площадку посреди посёлка. На подъёме к деревне показалась небольшая процессия — несколько аборигенов везли на санях что-то, укрытое шкурами и тщательно укрытое от любопытных взоров. Добравшись к центру становища, они оставили сани; все мужчины встали плотным кольцом вокруг, не позволяя женщинам и детям приблизиться. Сторн Горный Странник, шаман скаалов, отложил плошку с жиденьким супом. Он высох и исхудал за две недели поста и медитаций; борода его заросла, а кожа одеяния местами задубела. Всё это время он и ещё двое старейшин поддерживали барьер, защищающий скаалов от тёмных чар. Как того требовал ритуал, они находились посреди деревни, в центре третьего круга, из вычерченных в черте поселения и вокруг него. Они стойко переносили голод и холод, полностью отдаваясь своему делу. Но теперь это было бесполезно. Не без помощи дочери Сторн поднялся, а затем нетвёрдыми шагами приблизился к укрытому нечто на санях. Он медленно приподнял одну из шкур; также не спеша откинул её. Перед ним лежало тело женщины, скаалки. Она была мертва и притом уже некоторое время. В глазах её застыл ужас, изо рта вытекла замёрзшая капелька крови. А посреди груди, закрытой кухлянкой, зияла страшная дыра, месиво сломанных и вывернутых рёбер и нутра. То же было и с остальными. С остальными погибшими скаалами, привезёнными на санях. — Он высосал их до капли. Они истратили всю свою силу, работая для него. А затем он беспощадно убил их, отняв единственную ценность — жизнь, — медленно проговорил шаман. Он закрыл глаза женщины перед собой и повернулся к остальным, ко всему племени. — Я буду честен с вами, братья. Предатель вернулся в наш мир; он придёт и придёт скоро. Как и гласили легенды, он воплотил в себе всё, всю ту тьму, что несут нам Жадина, Херма-Мора и другие демоны. Сторн умолк, оглядел своих соплеменников. Многие боялись; другие глядели на него решительно — они не страшились, но просто не понимали, кто или что будет им угрожать. И как бы не хотел духовник, но он не мог солгать им. — Бой безнадёжен. Предатель — верный слуга демонов; он пользуется их милостью. А главное для нас — сохранять единство с Всесоздателем, только так мы сможем удержать поборника зла. Если придётся — мы уйдём в зимовья, если придётся — уйдём на юг. Если придётся… не будем об этом, — не смог договорить шаман. Каждое последующее слово давалось всё сложней. Слабость накатывала волнами, всё быстрей и быстрей. Дабы не омрачить дух соплеменников ещё сильнее, Горный Странник решил кончить раньше. — Поэтому… попрощаемся с собратьями и обратимся к Всесоздателю. Каждого убитого осторожно донесли до сложенного погребального костра. Затем разожгли пламя. Сырое древо не хотело разгораться, не хотело поглощать осквернённые тела. Плохой знак, очень плохой. Сторн не стал смотреть, как медленно поднимался смрадный дым, как языки пламени жадно лизали скорчившиеся тела. С помощью дочери он добрался до своей хижины и впервые за долгое время отдался сну на хорошей кровати.***
— И что теперь, отец? — Фрея, дочь шамана, была слишком нетерпелива на его взгляд. Ей недоставало спокойствия, сдержанности. Эх, в его время всё было иначе, молодёжь почитала слово старших и не давала волю рукам прежде разума. — Теперь он придёт и подчинит нас всех? Сторн ответил ей глубоким вздохом. Даже если бы он был в расцвете сил, он не смог бы противостоять пылу и жару гордого нрава своей дочери. Да, связи с южанами до добра не доводят, в этом он был прав. В особенности, если южане — это хитрые и прозорливые меры. — Демоны и раньше пытались подчинить и наш народ, и другие. Но мы до сих пор свободны под дланью Всесоздателя, — наконец подобрал слова шаман. Он прекрасно понимал, что его дочь не устроит эта отговорка, но пока ничто не приходило ему на ум. Слишком долго разум был сконцентрирован, слишком много сил ушло. — Оставь это для старейшин. Никого не подчинили лишь потому, что кто-то брал дело в свои руки, — опять разошлась Фрея. Её лицо зарделось алым; она нетерпеливо мерила хижину своими шагами. — Ты готова взять на себя эту ответственность? — наконец нашёл ключик к своей дочери Горный Странник. Девушка замерла, осознав наконец, что одними словами дела не сделаешь. Она взглянула на отца; взор её был спокоен. Сторн кивнул. Он не разочаровался в своей дочери. — И что же ты собираешься делать? — Предупредить воинов Тирска, да этих эльфов, даэдропоклонников. Ведь все наши послушают тебя да старейшин. Быть может, нескольких ребят тоже возьму с собой. — Хорошо. А дальше? — Дальше?.. Будем надеяться на милость Всесоздателя, — медленно выговорила Фрея. Она понимала — в прямой схватке с Предателем не выстоит никто — слишком сильны демонические чары, в прямой схватке врага не одолеть. Лишь все вместе — скаалы, эльфы, воины Тирска — смогут препятствовать ему. — Вспомни легенду, дочь моя, — Сторн сел у очага и скрестил ноги. Скаалка уже приблизилась к выходу и взялась за лямку сумки, но потом обернулась к отцу. — Вместе с Предателем всегда приходит Страж. Страж сильный, при этом мудрый и справедливый. В прошлый раз Предатель ушёл от кары, а Страж выиграл схватку. Равновесие так или иначе наступит. Будь осторожна.***
Мрак и молчание. Тишина древних залов. Покой и чинность глубоких склепов. Тихая капель в подтопленном коридоре. Хруст костей в колодце, куда имел несчастье провалиться злокрыс. «DREM YOL LOK, FahDON».[1] Всё в одночасье исчезло. С грохотом и треском каменной плиты, слетевшей с саркофага, со скрежетом проржавевших петель сошёл морок, исчез покой. Он проснулся. «MIR FahDON, POGaaN TiiD KOS NI LeiN». [2] Ссохшиеся веки распахнулись скорее по привычке, чем по нужде. Он воспарил над залом, затем опустился на тёсанные плиты пола, с непривычки покачнулся на мягких ногах. Затем, найдя источник силы, упокоенный приложил выбеленную кисть к изрезанному камню. К клиновым письменам, сочащимися силой. «Pah Dir, NUZ GeiN NahLaaS. MIR. BRENDON?» [3] Мертвец кивнул. После не спеша развернулся к длинной галерее позади себя. Взмах рукой — и факелы в длинной галерее вспыхнули, зажглись бледным, трупно-синим огнём. Он не нуждался в свете, однако с ним он чувствовал себя более… живым. Следующий взмах — и выточенный посох оплели его закостеневшие пальцы. С трудом удерживали они длинное древко, то и дело оно грозило выскользнуть из холодной кисти. За годы его некогда сильное тело высохло, стало полым. Теперь жизнь в нём поддерживалась лишь силой, той самой первозданной и истинной силой. Той, которая позволяла ему вершить правосудие и нести справедливость здесь, на Солстхейме. «DREH TOGaaT, GOLVey TahRODiiS. ZU OFAN Roo POGaaS KOD Roo» [4]. Покойный жрец замер. Своим недавно пробудившимся разумом он едва осознавал всё; ему нужно было время на решение. Но времени не было; ответ Владыке нужно было давать сразу же, сейчас же. И неживой не мог пойти против своей сущности, потакая тайным вожделениям своего Хозяина. - ZU HIND PaaZ, NI YUVON, NI MULaaG. [5]. Он ожидал любого ответа; но этот сумел изрядно удивить его. Владыка умел преподносить сюрпризы. В его мысленном посыле чувствовалось удовлетворение, упоённое тщеславие и гордость за выбор слуги. «AaL DaaR. MirAak, LooST FILOK, NahKRIN FEN» [6]. Тонкая нить, связывающая его и Господина, прервалась. Теперь всё зависело от него; сможет ли он завершить давнее дело или нет. Но Валок Тюремщик никогда не сомневался; не метался он и теперь. Пора покончить с этим. Мысленный призыв слугам. Ответ многих и одновременно столь немногочисленных. Концентрация сил и сосредоточение на точках силы. Неизвестно, что будет у Предателя; к схватке надлежит надёжно подготовиться. И пусть за Мираком стоят все силы Обливиона. Одно Валок знал точно — справедливость восторжествует. Охота началась.