«…Итак, на часах 12:30, температура воздуха равна двадцати трём градусам, а за окном проливной дождь! Вот такой сюрприз приготовило нам тринадцатое октября. А ведь всего пару часов назад яркие утренние лучи выманили на улицу даже заядлых домоседов! Что ж, пока те самые обманутые бедолаги прячутся от прохладного дождика, мы — неудачники, работающие по выходным, — насладимся нашей следующей композицией…»
— Да выключи ты это. Мудак словно над нами издевается! — Не успела рука парня дотянуться до нужной кнопки, как её тут же одёрнули.
— В этой машине пассажирам запрещено выбирать музыку. Ты знаешь правила.
— Но это Хазан включила радио перед выездом.
— Ладно, объяснюсь понятнее. В этой машине запрещено выбирать музыку пассажирам, слушающим хиты «Sir Mix-a-Lot». — Мужчина поднял взгляд на зеркало заднего вида и едва заметно подмигнул сидящей позади девушке.
— Серьёзно? Мистер «люблю женщин з большими задницами»? — Раздался звонкий голосок четвёртого пассажира. Эдже поддалась вперёд, уже явно настроившись поспорить с кем-то, дабы себя поразвлечь. — Сколько лет этой музыке?
— Точно меньше, чем этой рубахе. — Съязвил в ответ Синан, теребя край её футболки.
— Сколько бы лет ей не было, а она всё равно будет полезнее некоторых сидящих тут людей! И, чтоб ты знал, я надела её, потому что предполагалось, что мы проведём день на природе. Поиграем в баскетбол и разведём костёр, а не будем слушать про то, как ты фанатеешь от чувака, рассуждающего о женщинах, как о кусках мяса! Что, кстати, многое говорит о тебе, как о человеке! — Последняя фраза заставила Ягыза и Хазан вновь переглянуться и синхронно закатить глаза.
— Знаешь, брат, я передумал. Включай того мудака. Что угодно, только не очередные феминистские проповеди.
— Сначала выучи значения новых для тебя слов, а потом уже употребляй их. — Недовольно фыркнула девушка, возвращаясь на место.
— Как я мог так облажаться? — Ягыз свёл два пальца на переносице и закрыл глаза, продолжая бормотать понятные только ему предложения. — Не тот день, совсем не те люди.
Он планировал этот отдых больше недели. Была просчитана каждая мелочь, каждая незначительная деталь. У него даже был составлен список всего, что, как ему казалось, может пойти не так. Первые три пункта в нём были выделены чёрным маркером и им же подчёркнуты, что означало: «С этим ты ничего не сможешь поделать, Эгемен». И, как по велению некой всемогущей тёмной силы, желающей Ягызу только зла, именно этим пунктам суждено было сбыться. Сначала, днём накануне, позвонил его пьяный в стельку брат, который причитал о том, как ему одиноко после разрыва с «любовью всей жизни в этом месяце». Люди с алкогольным опьянением иногда обладают невероятным, прямо-таки нечеловеческим даром убеждения. По крайней мере, так Ягыз оправдывался перед Хазан за то, что позволил младшему братишке поехать вместе с ними. Далее последовал звонок от девушки, с которой кровным родством была связана уже сама Хазан. Та не кричала о любви, сидя за стаканом виски в баре с сомнительной репутацией. Нет. Лишь заявила о том, что сбросится с крыши, если результаты экзамена будут неутешительными. После такого старшей Чамкыран самой пришлось предложить той поехать с ними и немного развеяться. Итак, когда команда по разрушению планов была собрана, себя явил и третий пункт списка. Ливень. Прекрасный проливной дождик. Тот, что любит окрашивать небо в поэтичный серый цвет, а отполированный до блеска мерседес — в уже совсем не такой вдохновляющий — мутно-коричневый.
Тяжёлые капли продолжали атаковать крышу над головами молодых людей, совсем не собираясь сбавлять темп. Все голоса затихли. Ни музыки, ни споров. Лишь негромкие вдохи и выдохи, полные разочарования и нескрываемой скуки.
— Нет. Это невыносимо. Вылезайте. — Хазан воодушевлённо похлопала ладонями по спинке водительского сиденья и тут же выскочила из машины.
Пока братья лишь непонимающе глядели на неё, Эдже озвучила интересующий всех вопрос:
— Ты что, спятила? — Она придвинулась поближе к открытой двери, оценивая обстановку снаружи. — Это не летний дождик!
— Я знаю! И он не прекратится. Так что мы либо уедем, словно не приезжали, либо вы вылезете из этой машины, и мы вместе насладимся…
— Пневмонией?
Привычный неодобрительный взгляд её возлюбленного казался холоднее дождя. Но в этот раз было в нём что-то ещё. Что-то помимо насмешки и сарказма. Озорной огонёк промелькнул в синеве его глаз, и это не осталось ею незамеченным.
— Отдыхом. Этой природой. — Глубоко вздохнув, Хазан развела руки в стороны, призывая всех оглянуться на окруживший их лес.
Притихший осенний лес, где шуршания сухих листьев совсем не было слышно. Все присущие ему звуки заглушал ливень. И разглядеть ту самую природу, о которой она говорила, было весьма сложно из-за резко сгустившегося тумана. Лесом сейчас тут только пахло. Но и этого для неё было достаточно. Старой импровизированной площадки с покосившимися баскетбольными кольцами без намёка на сетку ей было достаточно. До нитки промокшего Ягыза Эгемена, бросающего ей мяч с самой искренней улыбкой на свете, ей было достаточно.
— Ну что, мальчики против девочек? — С азартом поинтересовался подтянувшийся в игру Синан.
— Конечно. Мы ведь в четвёртом классе. — Выбив из рук сестры мяч, Эдже с вызовом взглянула на своего словесного оппонента. — Как насчёт игры без помощи братишки, кучерявый?
— Ваша команда победила только потому, что в ней была моя сестра!
Ответом на это заявление послужила лишь самодовольная ухмылка младшего Эгемена.Он крутил в руках телефон и был крайне горд собой.
— Уже не важно, Эдже. Факт таков, что я победил. А это значит, что…
I like big butts, — закрыв глаза, парень с энтузиазмом стал напевать хорошо знакомые всем слова, —
and I can not lie. You other brothers can't deny! — Из динамика мобильного донеслась та самая песня, и голосов, выкрикивающих неприличные фразы, теперь было двое.
Хазан пристально следила за дорогой, стараясь не оборачиваться назад, на двух детей-подростков, один из которых пел песни, а вторая, закрывая уши, громко просила первого перестать.
— Как думаешь, если высадить этих двоих прямо тут на шоссе, их кто-нибудь подберёт?
— Сомневаюсь. — Не поворачиваясь к девушке, ответил Ягыз, выпуская её руку из своей. — Но мы можем попробовать.
Машина тут же свернула на обочину и резко остановилась.
— Эй, я же шутила! Мама меня убьёт, если я вернусь без неё. — Хазан попыталась придать комичности ситуации, однако Эгемен был настроен серьёзно. На его лице не было и тени улыбки, что заставило девушку заволноваться.
— В чём дело?
— Хазан, я…
— Тебе в кусты приспичило? Мог бы и предупредить! — Начало чувственного разговора прервал Синан, тщетно пытающийся отыскать выпавший из рук телефон.
— Поговорим снаружи.
Терпение Ягыза было явно на пределе. Это можно легко понять по тому, как пульсировала жилка у него на лбу. Так было всегда, когда он злился.
— Что-то случилось? — Хазан встревоженно глядела на возлюбленного снизу вверх, боясь подойти к нему ближе.
— Нет. Точнее да… Случилось. — Он замялся. Но продолжал говорить, устало потирая глаза. — Этот день должен был быть другим. Ты же знаешь, всё должно быть по плану. У меня всегда есть план. Но это неважно. Всё это неважно. Важно лишь то, — Мужчина посмотрел на девушку, чей взгляд бегал по его лицу, пытаясь понять, что происходит, — что я не хочу больше быть в разных командах. — Голубые глаза засияли. В них загорелось осознание, счастье, а ещё немного безумства, что раньше было совсем им не присуще. В её же глазах отражалось полное
отрицание непонимание происходящего.
— Ты…
— Отныне я хочу всегда быть в одной команде с тобой, Хазан. — Одно колено мужчины опустилось на влажный асфальт, а руки тем временем медленно открыли маленькую мокрую коробочку. — Ты согласишься на это? Станешь моей женой? — Глаза девушки покраснели. Губы дрожали, а подкативший к горлу ком не дал ей возможности ответить сразу. — Это, наверное, сейчас прозвучало глупо. Я бы сделал лучше, если бы эти двое не пялились на нас и…
— Будь музыка подходящей. — Улыбаясь, она продолжила за него и подошла ближе.
Неподходящая музыка резко затихла. Тусклого света машинных фар не хватало для того, чтобы он увидел в её глазах ответ на свой вопрос. Не хватало для того, чтобы она увидела волнение, от которого у него, всегда непоколебимого и уверенного в себе, дрожали руки.
— На твоё глупое предложение… Моё тебе глупое «да»…
***
«Утро добрым не бывает». Первая её мысль за сегодня зазвенела где-то в висках, словно строчка из надоедливой песни. Стоило ей только взять тот в конверт в руки и заглянуть вовнутрь. Хотя она и так знала, что там. Неприятное, вязкое чувство беспокойства преследовало её ещё до пробуждения, во сне, где подсознание поленилось рисовать картинку и всю ночь лишь мучило странными громкими звуками. Они ощущались как сердце, бьющееся в черепе. Это чувство проводило её на кухню и замерло у порога, вместе с ней, когда та заметила белый свёрток на столе. Внутри было много бумажек, много букв и цифр. И всё расплывалось перед глазами. Только одно имя в углу было чётким. Сонливость резко отступила, набат в голове стих, и привычные дневные звуки вернулись на место. Стук настенных часов, шум холодильника, собачий лай за окном. Но её слух уловил что-то ещё. То, что она смогла принять только после глубокого вдоха. Она слышала, как где-то за спиной открываются выдвижные ящики и закрываются замки на чемодане.
В этой комнате всегда было холодно. Стоя у двери, скрестив на груди руки, она глядела в открытое настежь окно. Привычный свежий аромат цитруса и лесной мяты смешался с запахом сухих листьев. В глазах защипало от мысли, что она унесёт его с собой.
— Прости, что шумлю. Сегодня ничего не успеваю.
— Как же так… У тебя всегда ведь есть план.
— Есть. Только он обычно не работает, если касается нашей семьи.
— Может, дело таки в плане, а не в семье?
— Закрой окно, пожалуйста. Здесь стало слишком холодно.
— Ты забыла кое-что на кухне. — Хазан подошла к большому чемодану, стоявшему у кровати, и бросила сверху конверт. Она рассчитывала, что та обернётся взглянуть на свои билеты. Что в холодных синих глазах промелькнёт нечто тёплое. Но ожидания остаются ожиданиями. Отвернувшись, она тихо бредёт к окну. — Бумажки, что изменят твою жизнь, так? Или нет… Как ты там говорила? Единственные бумажки, что изменят нашу жизнь — это деньги, Хазан! Так?
— Знаешь, я бы снова могла начать этот спор с тобой. — Девушка громко выдыхает и таки оборачивается, оставляя вторую дорожную сумку заполненной лишь наполовину. — Но я не хочу. У меня нет больше на это сил. Может ты и права. Может, дело не в семье. Но почему ей всегда так сложно поддержать меня? Вы делаете это событие невыносимым для всех нас. Мама кричит об опасностях и одиночестве, причитает с утра до вечера, а затем спокойно уходит на работу, бросив напоследок: «Не забывай звонить». Эдже ноет. Ты пытаешься поссориться со мной. Чего ради? — Сестра смотрит на неё с укором. Устало, раздражённо, но без капли грусти или сожаления. Сейчас ей не понять, что чувствует тот, кто остаётся.
— Ради того, чтобы ты осталась, Арвен. — В сердце закололо от собственных безнадёжных слов. Хазан больше хотелось ссориться, нежели признаваться в своей привязанности. Но их прощание не может быть таким.
— Послушай… — От этих слов ей захотелось рыдать. Но она рискует стать излишне эмоциональной, а их прощание не может быть таким. — Это к лучшему. Я точно знаю. Может, это звучит глупо, но я уверена в себе, как никогда раньше. — Арвен подходит к сестре не спеша. Её голос становится громче и увереннее. — Я увижу мир. Другой город, другую страну, другие традиции. — Усталость с её лица мигом испарилась. Когда она говорила об этой поездке, в глазах её всегда горел огонёк желания, точно как у ребёнка, которого впервые привезли в парк аттракционов. Та детская непосредственность, хранившаяся в ней, всегда была тем, что заставляло Хазан улыбаться. — А потом вернусь, и мы это нелепое прощание будем вспоминать, как анекдот. Отправим Эдже в университет. Это стоит того. Пара месяцев за океаном на нудной работе стоят того. Я вернусь, ты знаешь. Мы же одна команда. — В холодных объятиях Арвен почему-то всегда было тепло. Когда этот глупый, наивный ребёнок с вечно ледяными руками обнимал её, ей всегда становилось лучше. Но не в этот раз. Ведь эти объятья означали, что они последние.
Стоя у входной двери, Хазан наблюдала, как большой чёрный чемодан тянется вслед за её хрупкой сестрой, оставляя за собой неприятный уху шум. Скоро фигура скроется за поворотом, и их дом резко опустеет. Мама вернётся с работы, Эдже со школы. Они вернутся в их маленький и часто тесный для четырёх дом, который, вопреки этому, всё ещё будет пуст. Дверь закрылась с тихим скрипом. Держась за ручку, Хазан упёрлась лбом в холодное дерево.
«Если бы ты, говоря что-то, действительно это подразумевала».
***
Дом семьи Хайдеггер расположился на самой окраине города, отчего и получил название
«Townsend House». Впервые услышав его, Хазан рассмеялась в голос. Это едва ли вписывалось в её понимание выражения «американская мечта». Но кто же мог подумать. Арвен стала обладательницей особняка, имеющим собственное имя и более чем полувековую историю. Мать и сестра, возвращаясь из Пенсильвании, часами напролёт могли рассказывать о большой террасе, великолепном саду, раскинувшемся перед ней, одинокой башне, готических шпилях, что проглядывались между густо посаженными деревьями ещё до въезда на территорию. Упоминали они и о старых почерневших статуях, заполнявших каждый коридор внутреннего лабиринта, что смешило Хазан ещё больше. Слушая их рассказы, она изображала интерес, ничего не расспрашивая и не вдаваясь в подробности. Ей казалось, что истории о большом мрачном особняке, походящим скорее на замок, населённый призраками из многочисленных романов прошлого века, сильно преувеличены. Арвен не жила в доме с призраками. Она его оставила.
Уже на последнем повороте, как только за окном, на фоне ясного голубого неба, замаячили козырьки высоких серых крыш, можно было понять, насколько дом огромен. Он выгодно выделялся посреди увядающей зелени и осеннего сада, залитого медным солнцем, с редкими бутонами роз. Другие дома в этой округе выглядели совсем иначе. По пути сюда, они проезжали мимо небольших уютных коттеджей с весёлыми садовыми гномами на крыльце, мимо современных дорогих особняков. Хазан могла представить себе спокойную, тихую жизнь в каждом из них. Но не в Таунсенд-Хаусе.
Она поняла это, как только встретилась с ним лицом к лицу. Уже выбравшись из машины, дверцу которой предусмотрительно открыл перед ней человек, назвавшийся мистером Хьюзом, она подняла взгляд и осталась стоять на месте, всматриваясь в каждый кирпич старого мрачного здания. Хазан слышала истории, ей говорили, что дом выглядит весьма зловеще. Мать говорила, Эдже говорила. Даже тот самый водитель, что привёз её сюда, вскользь упомянул об этом, сразу после того, как заботливо поинтересовался у миссис Эгемен: «Где же мистер Эгемен? Стоит его ждать?».
«Не стоит». — Сухо пробормотала она тогда в ответ.
Как и не стоило приезжать сюда. В то время как другие дома, что остались теперь позади, своими тёплыми тонами, маленькими окнами и дымоходами, напоминавшие ей светлые рождественские фильмы, приветливо приглашали войти, этот дом отталкивал. Он смотрел с высокомерием, холодно и злорадно, через свои узкие вытянутые окна. Ехидно изогнутые карнизы и какое-то странное, неестественное сочетание линий с нежным осенним пейзажем выдавали в нём безумца. Он не казался проклятым, пустым или слишком старым. Он казался истощённым. Доходяга словно испускал последние вздохи, отрешённо глядя в сторону кладбища.
Почему её семья решила, что в этом жутком, больном месте ей станет лучше?
Ответ нашёлся сам.
— Хазан! — Знакомый голос послышался со стороны сада.
Обернувшись, впечатлённая девушка даже словила себя на мысли, что боится увидеть то самое место, к которому обратил свой взгляд Таунсенд-Хаус. Но к счастью, там была лишь его хозяйка. В длинном синем платье, придерживая его подол одной рукой, к ней направлялась улыбающаяся миссис Хайдеггер.
Вот почему.
