дурные

      Рай Рейчел по своим размерам невелик.       Они с Винсентом никогда не были теми душами, которые готовились к зимней спячке. Чаще всего (все на округе это знали) Фантомхайвы просто закрывали все двери в отместку сквознякам, зашторивали одно единственное окно в спальне и засыпали в огромном пустом и блеклом от стужи доме. Никаких фруктов, вина и конфет — только строгое ничто, у которого не получается отвлекать спящие души.       А в Раю так и было — зимой все люди застывали в своём тонком и уязвимом сне. За ними приглядывали ангелы. Типа. Одним глазом. У Рейчел был любимый ангел (хотя так нельзя) и он как раз-таки и был одноглазым. Как-то сказал, что это последствие стычки с демоном. Последнему повезло меньше. Об этом Рейчел не думала.       Когда влажным туманным мартом приходило время пробуждений, всё у неё шло как-то ломано. Каждый раз — по разному, но всё равно примерно как-то в одном темпе. В этом году Рейчел проснулась в доме на берегу океана. Встала. Растерялась в скомканных простынях.       Винсент маячил и спал где-то рядом.       В разрисованным стеклянной пылью окне мелькал статичный океан, блеклый и геометрически прямой. Бродить по пустым коридорам и комнатам было… прохладно для голых стоп. Ноги мёрзли. Пол всё скрипел и ныл скрипкой.       Рейчел любила момент пробуждения, потому что в эти неосознанные и тяжёлые для восприятия человеческого мозга (он хоть остался?) минуты напоминали самую настоящую жизнь где-то внизу. Снаружи было пасмурно, внутри дома совсем немного — тоже. Но больше пахло сном и их с Винсентом душами.       Весна перекатывалась в туманные дождевые леса, а океан испарялся под тяжестью новой жизни. Где-то далеко в тысячах километрах от Рейчел прорастала трава и это было слышно. Пол всё скрипел. Винсент не просыпался.       Разница между земным и небесным заключалась в каком-то простом восприятии. Спустя минут двадцать Рейчел привыкала к окружающему миру и уже не чувствовала ту томящую потерянность, которая кутала её в сладкую вату тогда, когда она наблюдала за дыханием её детей. Ой, эти дети… были везде. Она сама была виновата в этом. У неё ноша такая — быть матерью. Данность. Так иногда случалось в человеческом мире. Одноглазый ангел именно за это и любил Рейчел в ответ. Винсент — наверное всё-таки не за это. Но это уже былое.       Пробуждение давалось холодом по волосам и мятым скомканным платьем ещё с прошлого лета. Рейчел спустилась на первый этаж, наступила на сухие листья и сор. Входная дверь хлопала под тяготой жалкого ветра. Она за зиму успела открыться и теперь скрипела туда сюда. Рейчел поспешила её закрыть, оставаясь при этом и внутри, и снаружи. И там и там хотелось пить и в глазах всё размазалось. Глупое чувство жизни.       После зимней спячки — общей иллюзии, созданной, чтобы убить бесконечное время — отходить всего двадцать минут.