Отрицание

Яркое утреннее солнце играло радужным цветом в каплях росы на листочках чайного дерева. Налетел легкий ветерок, а потом снова стих, возвращая запах сорванного чайного листа. Он насыщал всё вокруг, въедался в одежду и волосы. Даже пару дней спустя, закончив сбор урожая, Сигюн еще будет чувствовать тонкий пряный аромат, стоит лишь откинуть тяжелую косу за спину или встряхнуть платье послушницы. Сигюн подняла руку, чтобы поправить сползающий платок. Остро срезанный стебель кустарника прошелся по локтю и ощутимо поцарапал. На коже тут же появилась красная полоса. Вот так с ней всегда! Если уже поцарапаться – то Сигюн, «не вписаться» в проем двери тоже она, накладывать выкройку на ткань и уколоть палец – угадайте, кто? «Тридцать три несчастья» – так прозвали её в обители подружки за невезение. Она с досадой провела рукой по лбу, стирая капельки пота. Жарко, а теперь еще и оцарапалась. «Пустяки», – сказал бы житель Асгарда или Мидгарда. Да вот в Альвахейме это не пройдет. Здесь, у подножья Великих гор, на пологих холмах почти круглый год светит солнце. Если бы не бриз с моря, то от зноя было бы совсем плохо. Зато постоянная влага и почти не меняющаяся температура создавали благодатный климат для чайных плантаций, которые покрывали холмы у старого белого замка. Впрочем, хорошие условия были не только для чая. При здешней среде даже маленькая ранка могла таить в себе опасность. Сигюн достала из кармана бутылочку с особым порошком и щедро посыпала царапину. Потом снова вернулась к работе. Женская обитель Альвахейма получала неплохие средства от продажи чая. Считалось, что только руки юной девы могут правильно собрать чайный лист с почкой, а значит, особый изысканный вкус бодрящего напитка в таком случае гарантирован. За мешок такого товара на ярмарке в торговый день можно было обменять породистого скакуна или клинок из зачарованной муспельхеймской стали. Но чаще всего почитателями элитарного напитка являлись «особы голубых кровей», для которых такой чай был неизменным атрибутом собственного превосходства. Ну, а королевские дома так вообще были постоянными и самыми щедрыми клиентами. Сегодня был свободный от занятий день и почти все курсы трудились на плантации. Старшие девочки и девушки-выпускницы помогали самым младшим, показывая, как правильно выбрать чайный лист и сорвать его. Так они будут работать до самого полудня, пока колокольный звон с высокой башни замка не призовет их вернуться в обитель на обед. Затем тихий час, время для уроков, другая, более легкая работа в стенах закрытой школы-пансиона и скромный ужин. Свободное время появится только вечером – всего лишь пара часов перед отбоем. А завтра с утра привычный распорядок: учеба и благотворительная работа в больнице для бедняков… – Сигюн! – над зеленым густым рядом насаждений раздался звонкий голос Герды. Она приподнялась на цыпочки, желая рассмотреть, где её подруга. Та же выскочила сбоку на тропинку между рядами. – Вот ты где! – юная светловолосая асинья радостно заулыбалась, видимо, долго её искала. – Тебя зовет мать-настоятельница, сказала, чтобы ты живее шла к ней прямо с поля! – Иду, – Сигюн торопливо опустила в мешок очередную жменю листьев. Владычица обители вызывает её к себе. С чего бы вдруг? Она сняла потяжелевший мешок и завязала его края. Герда поравнялась с ней и вдвоем они пошли в конец поля. Под ногами чавкала размокшая от частого полива жирная рыжая грязь, поэтому быстро идти не получалось. – Фуф, духота-то какая стоит, – подруга обмахивалась белым платком, стащенным с головы. Сегодня она работала на кухне, стоять у печи с кипящими котлами летом – то еще удовольствие, но и на улице было не легче. – В Асгарде лето гораздо лучше, – как бы между делом бросила подруга, но Сигюн прекрасно понимала, что та уже считает дни до выпускного. В отличие от нее самой и других послушниц, с похожей судьбой незаконнорожденной дочери благородных родителей, Герда имела вполне любящую и богатую семью, но воспитывалась в стенах обители наравне со всеми, уезжая домой лишь на короткие каникулы. В чем была причина столь странного выбора её родителей Сигюн не знала, а Герда старательно обходила эту тему стороной. Впрочем, в этот раз подруга спешила вернуться не только ради встречи с домом. Асинья была помолвлена с юным асгардским князем, который, по её словам, души в ней не чаял. Свадьба была назначена на осень. – Что у нас на обед? – беззаботно поинтересовалась Сигюн, прогоняя прочь мысли, что уже через пару недель они расстанутся с Гердой и, вполне возможно, больше никогда не увидятся. Герду ждет блистательное будущее придворной дамы в столице асов, а Сигюн – судьба наложницы в доме богатого, знатного человека. Выпускницы обители всегда ценились среди знати: строгий распорядок обители воспитывал кротких, послушных и образованных дев, подкованных в домашних делах, этикете, искусстве танца или уходе за больным. Неприхотливые, способные вести хозяйство большого дома со слугами или загородного дома с прилегающей землей. Идеальная жена или любовница. – А, баранья похлебка, каша и отварное мясо, – Герда махнула рукой. – Зато на ужин старшекурсницам будет разрешено выпить по полстакана браги! У Щелкунчика сегодня день рождения, он уговорил Владычицу. Асинья всегда была в курсе всего происходящего в стенах обители или в столице асов. Все сплетни, слухи стекались к Герде, она знала о самых последних происшествиях Асгарда, Альвхейма, женской обители. Ни одно громкое событие не проходило мимо любопытного ума Герды. Сигюн поняла, что будет жутко скучать по подруге-сплетнице. – Профессор Брунисон просто душка, – улыбаясь, проговорила Сигюн, вспоминая преподавателя по этикету, рыжебородого коротышку цверга, который получил прозвище «Щелкунчик» за любовь к орехам. Он употреблял их в любое время, расщелкивая у себя в ладонях. Послушницы уже вышли на дорогу, грязь осталась позади, идти стало легче. Сигюн положила в телегу, запряженную двумя мулами, мешок с собранным за сегодня урожаем, и девушки пошли дальше. На вершине холма ослепительно белел замок, утопая в прилегающем парке. Солнце играло, отражалось от слюды в острых продолговатых окнах, а мозаичный купол самой большой башни блестел, притягивая взор. Дорога потянулась в гору, начался парк женской обители. Высокие пирамидальные деревья, лениво покачивая ветвями в вышине, отбрасывали длинные тени. Розовые пушистые цветы разалины источали дивный аромат, пчелы гудели над ними, трудолюбиво собирая нектар. Сигюн любила этот парк, ей нравилось по вечерам сидеть в беседке, слушать звон цикад, далекий шепот моря где-то внизу, вдыхать сладкие запахи цветущих растений. Окунувшись в прохладу проездной арки, поднявшись по истертым ступеням, девушки вышли на залитый солнцем двор замка. Справа и слева тянулись корпуса общежития послушниц, трапезной и бани. Вымощенная площадь перед главным зданием обители сейчас была пуста, если не считать богато украшенную карету с позолоченными резными ручками и гербом, стоявшую прямо у парадного входа. – Вот так дела – королевский герб Асгарда, – со знанием дела протянула Герда. – Кто это к нам пожаловал? Сигюн тоже с любопытством осмотрела транспортное средство, кучера и двух лакеев в мундирах. Хотя в обитель часто приезжали высокие гости, торжественная встреча всегда проходила при общем собрании послушниц, но сегодня все было иначе. Создавалось впечатление, что знатный гость или гостья пожаловали по сугубо личному или тайному делу. В просторном холле Сигюн невольно замешкалась. Ей стоило решить: идти сразу же к матери-настоятельнице или же стоит по-быстрому сбегать в свою комнату, да сменить рабочее платье и обувь. Герда, заметив её задумчивый взгляд, назидательно произнесла: – Сказано было «не мешкая, чтобы шла с поля!» – К чему такая срочность? Но Герда только пожала плечами: – А я почем знаю? Сигюн вздохнула и направилась к большой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж с классными залами, кабинетом Владычицы и библиотекой. *** На верхнем этаже было тихо и пусто, пахло воском для натирки паркетных полов, сквозь прозрачный плен занавесей в раскрытые окна залетал ветерок. Сигюн дошла до массивных резных дверей кабинета матери-настоятельницы и на минуту остановилась. Она много раз уже тут бывала, но всегда вспоминала свой первую встречу в кабинет настоятельницы. «Жужелица» – как прозвали настоятельницу женской обители за привычку носить только оттенки сине-зеленого цвета со стальным блеском – была строгой, мудрой, но доброй Владычицей. Для многих послушниц она стала самым близким и родным человеком, заменяя брошенным девочкам заботливую мать, ведь настоящие родители которые, если и были живы, то предпочитали не вспоминать о «грехах» бурной молодости или о «последствиях» внебрачной связи. Сигюн было десять лет, когда она впервые переступила порог этого кабинета, поразившего своим аскетизмом. Классные залы и холл были куда более богато украшены, чем эта просторная светлая комната. В те времена девочка жалась к стенам; неизвестное место пугало маленькую ванийку-полукровку. Она сидела в трапезной отдельно от всех, боясь, что её не примут, как и дома, а по ночам горько плакала, вспоминая покойного отца, ванийского князя. Но «Жужелица» быстро нашла подход к тихоне, часто разговаривая с ней по душам. Вскоре Сигюн подружилась с девочками по комнате и в классе, нашла интересные для себя занятия, оттаяла среди приветливой атмосферы младшего курса. Даже тот факт, что она была наполовину ётунша, не пугал других послушниц. Когда она впервые поменяла свой облик, испугавшись падающей книжной полки, подружки долго её успокаивали, не забыв пощупать, дотронуться до прохладной синей кожи. А потом «Жужелица» отпаивала её сладким чаем у себя в приемной, рассказывая о далеком и таком суровом Ётунхейме. Как же давно и будто совсем недавно это было… Сигюн решительно постучала в двери, гадая про себя, зачем её вызвали на этот раз. Дождавшись разрешения, девушка вошла в кабинет Владычицы. Мать-настоятельница была уже в годах, но при этом оставалась энергичной и женственной, с достоинством нося звание «Владычицы» женской обители. Светлые волосы всегда были собраны в строгий узел на затылке, минимум косметики, идеальный маникюр и чистая, отглаженная мантия неизменного оттенка да терпкий запах любимых духов. Для многих мать-настоятельница была эталоном женской привлекательности, любое изменение в её облике или одежде долго обсуждалось, она недаром вела у выпускниц спецкурсы по косметологии и «женским чарам». Владычица приветливо улыбнулась ей и жестом указала на кресло. На столе пред лежала целая пачка личных дел воспитанниц. – Присаживайся, дорогая! Серые глаза настоятельницы тепло взирали на Сигюн, и она улыбнулась в ответ. – Я посмотрела твои оценки, ты будешь лучшей выпускницей курса, – настоятельница скрестила пальцы в привычном жесте, но от нее не скрылась некоторая нервозность в движениях почтенной дамы. Сигюн вздохнула. Видать, дела весьма плохи, если даже Жужелица нервничает. – Впереди еще выпускные. – Ерунда, – отмахнулась настоятельница, – можно хоть сейчас подписать твой диплом. Я уверена, что экзамены ты сдашь блестяще… Сигюн, как самой лучшей ученице нашей обители, тебе выпала честь послужить на благо Асгарда. Сигюн обеспокоенно поерзала на стуле. Её уже сосватали?! Но День Помолвки, когда в обитель приезжают знатные семьи для выбора невесты или наложницы, еще не настал. Видя немой вопрос на её лице, Жужелица снова улыбнулась. – Одной очень известной и высокородной семье из Асгарда нужна сиделка для больного, – вкрадчивым голосом поведала настоятельница. – Для тебя это шанс обустроиться в большом мире, ты сможешь сама потом выбирать, чем заниматься. Соглашайся, девочка, – женщина тепло улыбнулась и подмигнула. – Идем, я кое-кому тебя представлю! Настоятельница встала, чопорно приподняла подол мантии и поплыла по темному коридору, ведущему в дальние, личные комнаты. В воздухе пахло просушенным чаем и благовониями. С замиранием сердца, Сигюн торопливо шла следом. Жужелица распахнула двери небольшой гостиной, полностью загораживая внутреннее пространство комнаты от взора взволнованной Сигюн. – Моя королева, вот та самая девушка, о которой я вам говорила. К кому настоятельница могла так обратиться?! Сигюн вошла следом за Владычицей, да так и застыла на пороге. Такого она точно не ожидала! Возле окна стояла первая леди Асгарда, королева Фригг. Точеный профиль, гордо расправленные плечи. Довольно скромное для такой богатой дамы платье из темно-синего шелка подчеркивало красивую фигуру. Высокородная асинья держалась, как и подобает её королевскому статусу, надменно и спокойно. Пару мгновений королева оценивающе взирала на Сигюн, и ей казалось, что от этих синих проницательных глаз не скроется её прошлое, все проступки или шалости, некогда совершенные ею. Сигюн растерялась. Она украдкой спрятала под передник грязные, натруженные руки, чувствуя себя настоящей замарашкой рядом с такой красивой и утонченной дамой. Сердце ухало в груди, пальцы похолодели. «Только бы не поменять облик, только бы не поменять… Вот позору-то будет!» – словно мантру про себя повторяла она. Наконец, Сигюн справилась с первым шоком. Покорно отведя взгляд в пол, она склонилась перед королевой в глубоком реверансе, ожидая, когда высокородная дама соизволит заговорить. Сказать что-нибудь первой Сигюн не могла, это считалось бы страшным моветоном в подобной ситуации. – Инга, будь добра, оставь нас наедине, – королева обратилась к Владычице, та быстро покинула гостиную и плотно закрыла за собой двери. Размеренный стук каблуков по паркету, Фригг подошла поближе к Сигюн. – Встань, девочка! Зови меня по имени, нам сейчас не к месту пустые церемонии. Сигюн робко взглянула на королеву, та улыбнулась и жестом указала на пару кресел, стоящих в углу. Робея, она неуклюже опустилась в указанное кресло и села так прямо, словно кол проглотила. Взяв в руки классный журнал, Её Величество опустилась в другое, соседнее кресло, и принялась листать серые страницы. Сигюн снова спрятала руки под передник. Она терпеливо ждала, когда первой заговорит знатная леди, только сердце продолжало биться испуганной птичкой внутри. Украдкой Сигюн рассматривала асинью. Не каждый день выпадает честь увидеть вблизи такую известную даму. Сейчас было хорошо заметно, что на висках Её Величества уже побелели первые пряди, да и в уголках глаз можно было заметить морщинки. Невольно она перевела взгляд на журнал. На мизинце левой руки послушница заметила небольшой порез, какой может оставить нож, если что-то торопливо резать. – Резала яблоко для сына, – проговорила Фригг, не поднимая взгляда. Сигюн замерла на месте, прикрыла глаза и почувствовала, как зарделась. Вот дура, нашла время пялиться! Еще бы королева не заметила её интереса. Какое ей, простолюдинке, вообще дело до рук первой леди? Но в тоже время признание королевы очень пришлось по душе Сигюн. Фригг перестала быть холодной и надменной дамой, какой выглядела на страницах учебника. Вместо королевы предстала заботливая мать, способная, несмотря на свой статус и такое количество слуг, самой заниматься приготовлением съестного для своих близких. Дева припомнила, что у королевской четы Асгарда было двое детей. Да, так и есть, два взрослых принца. – Целительство – отлично, кулинария – отлично, «женские чары» – отлично… Довольная королева закрыла журнал и снова посмотрела на Сигюн. – Владычица уже сказала, чем ты будешь заниматься? Послушница кивнула. – Её светлость не упоминала подробностей, а только в общих чертах, что нужна сиделка для больного. Асинья скорбно поджала губы. – Да, все верно. Но не только сиделка, а также служанка, банщица и просто компаньонка. Так того требуют обстоятельства, на целый штат слуг мы не можем рассчитывать… Сигюн покорно промолчала, хотя ей все больше становилось любопытно, что это за больной такой и почему нельзя нанять кухарку, служанку, лакея и прочих? – Больной с непростым характером, – продолжила Фригг через некоторое время, – скорее всего, он будет вести себя крайне спесиво. Но ты всегда должна помнить, Сигюн, что на его долю выпало много страданий. Ненавидеть всех и вся он имеет полное право. Сейчас он не разговаривает, хотя мой лекарь уверяет, что у него нет проблем с языком или голосовыми связками, он добровольно хранит молчание. Сигюн сжала под передником руки. Она пока еще ничего не понимала, но такое предостережение только её раззадорило. Она лучшая на курсе, она справится! Ведь недаром она чаще других «пела колыбельную» смертникам из Восточной тюрьмы. – Я запомню ваши слова, Фригг, и постараюсь сделать все, чтобы этому асу было комфортно, клянусь, я… Королева прервала её взмахом руки. – Не надо высоких слов, девочка. Вполне возможно, что тебе будет не по силам находиться рядом с ним. – С ним? Значит, речь идет о мужчине? Но королева продолжила: – Предписания и лекарства по уходу ты будешь получать от Тора, я не смогу так часто навещать его, как хотелось бы, есть запрет на посещения. Но я хотела бы попросить тебя вот еще о чем… Королева запнулась, словно не зная, стоит говорить или нет, а она лихорадочно прокручивала в голове услышанное. Да кто же этот больной? – Ты сильно обяжешь меня, если вернешь этому мужчине веру в добро и справедливость. Поможешь ему открыть душу, а не прятать её от близких. Покажешь, что протянутую руку помощи можно принять, не становясь от этого слабым или никчемным для остальных. Что надеяться на победу добра – это нормально, а не признак глупости. Королева замолчала, задумчиво глядя куда-то в сторону. Когда Фригг снова заговорила, от Сигюн не могла утаиться боль. – Я знаю, что где-то глубоко внутри он остался тем же застенчивым и добрым мальчиком, способным на сострадание и любовь. Все зло, что он сделал – это крик, крик раненого сердца, попытка заглушить собственную боль… Фригг запнулась, повисла тишина. Сигюн покусывала губу, ей было неловко и одновременно жаль королеву, ведь теперь стало ясно, что речь идет о ком-то очень близком и дорогом для неё. – Это нелегко сделать, но если у тебя получится хотя бы малая часть того, о чем я прошу, я верну тебе твой титул и часть наследства, Сигюн. Сигюн сглотнула, смотря во все глаза на королеву, напрочь позабыв об этикете. – Я знала твоего отца, святейшего князя Асбранда, и даже несколько раз видела его наложницу. Королева учтиво не стала уточнять, что Сигюн полукровка, но она все равно смутилась. Ётунов недолюбливали, их считали вечными врагами Асгарда, не обошла такая же участь и полукровок. А тут сама королева берется признать в ней благородную! От такого поворота Сигюн запамятовала, что Её Величество просила обращаться по имени, и принялась тараторить: – Но, моя королева, в завещании отца ни слова обо мне, как… Фригг улыбнулась, и Сигюн замолчала. – Есть некоторые основания полагать, что твоя мачеха подделала завещание Асбранда. Пресекая закономерные вопросы, я всего лишь скажу, что есть возможность найти подлинную волю твоего покойного отца. Выполни мою просьбу, Сигюн, и ты станешь княгиней. От волнения она забыла, что у неё грязные руки, и принялась крутить край передника, обдумывая слова королевы. Для той, которой светила судьба наложницы, такое предложение открывало блестящие перспективы. Свобода выбора жизненного пути, свободы выбора счастья… Сигюн нервно заправила прядь волос за ухо. – Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, моя королева! Фригг внимательно посмотрела на неё и печально улыбнулась. – Тогда я прошу тебя никому не говорить о нашей беседе. Сигюн понимающе закивала, предвкушая, что вечером она выпытает у настоятельницы все подробности о королевской семье, но асинья словно прочитала её мысли. – Никому ни слова, – строго подчеркнула королева, – даже Владычице. Сигюн залилась краской под строгим взглядом, но потом еще раз кивнула. Она умеет хранить тайны. – Ты отправишься в Асгард послезавтра, я пришлю за тобой сопровождающих и карету. Фригг поднялась с кресла, намереваясь уйти, Сигюн тоже встала. – Моя королева, но я пока так и не узнала... Кто этот больной? – поспешно спросила Сигюн. Фригг замерла, потом взглянула на неё. – Это мой младший сын, Локи. В который раз за эту встречу Сигюн пришлось справиться с шоком. Локи?! Тот самый, который был осужден за захват Мидгарда и убийства смертных?! Королева с любопытством наблюдала за её реакцией; Сигюн поняла, что сейчас её попросту проверяют, поэтому постаралась взять себя в руки. – Я дала слово, моя королева, и я постараюсь его сдержать, – Сигюн учтиво склонила голову. Фригг довольно улыбнулась и быстро вышла из комнаты, оставив её в смятении снова и снова прокручивать в уме их разговор. Сигюн не покидало ощущение, что эта встреча не просто важна, а стала поворотной в её жизни. И чем бы ни закончилась вся эта история, прежней Сигюн уже просто не будет места.