Отрицание

Пару минут Сигюн стояла, не решаясь начать разговор первой. Но Локи сидел все так же без движения, с закрытыми глазами. Нет, так дело точно не пойдет. Надо бы привести его в порядок, начиная с внешнего вида. Ванийка подошла к бывшему узнику и опустилась перед ним на колени. Сигюн решила оказать тому почести, как и подобает члену королевской семьи. Быть может, так ей удастся расположить его к себе? – Ваше Высочество, позвольте мне выполнить обязанности вашей банщицы. Ванна на втором этаже, рядом с вашей комнатой. Дева не решалась поднять глаза, но она практически кожей ощущала холодный взгляд принца. Равнодушное молчание было хуже всякого крика, Сигюн в растерянности перебирала край своего передника, уже начиная гадать про себя, что же ей делать с ним дальше. Но он встал. Пошатываясь, кое-как доковылял до лестницы, остановился перед ней, взирая на десять ненавистных ступеней вверх. Послушница обдумывала, как поступить, чтобы не задеть самолюбие больного принца. Потом решилась. Дева юркнула тому под руку, кладя себе её на плечо, другой приобняла мужчину. Сквозь тюремную рубаху чувствовались проступающие ребра, над головой раздалось гневное молчаливое сопение, ведь принц был выше её, гораздо выше. – Мой отец говорил, что каждый, решив стать настоящим воином, должен пройти в жизни через десять ступеней познания… Я не воин, мой принц, но буду очень признательна, если вы проведете меня по ним. – Терпение, – Сигюн поставила ногу на первую ступень, слегка потянув мужчину за собой. На удивление, Локи подчинился. Опираясь рукой о стену, принц ступил на лестницу. – Упрямство, – вторая ступень прогнулась под тяжестью двух идущих. – Победа над болью, – третья протяжно скрипнула. – Самоконтроль… – Проигрыш… Она вела принца по лестнице, чувствуя, как нелегко тому дается этот путь. На пятой он остановился, тяжело дыша, а Сигюн терпеливо ждала. – Одиночество… – Смерть близкого… На «счастье» принц стал заваливаться на бок. Дева испугалась, что они сейчас упадут вместе, но Локи успел схватиться за поручень и долго, очень долго пытался отдышаться. Рука на ее плече дрожала от напряжения. Они снова переждали. «Любовь» и «сочувствие» были самыми трудными, но нужная цель уже была близка. Когда они дошли до ванной комнаты, рубашка на теле принца взмокла, а сам он с трудом передвигал ногами. От пота усиливался неприятный запах давно немытого тела. Усадив принца на пуфик, Сигюн принялась готовить ванну. Затем стянула с него сапоги, рубашку и кое-как – штаны. При женской обители была больница для бедняков, послушница уже видела обнаженное мужское тело, но в этот раз её поразил цвет кожи. Она была белой, неестественно белой, даже немного отливала синевой, а жуткая худоба только усиливала это неприятное зрелище. Взгляд привлекали какие-то невнятные бордовые следы на шее то ли от пальцев, то ли от удавки. Их не мог скрыть даже золотой ошейник с кристаллом. Кровоподтеки на ребрах довершали жуткую картину. Что с ним делали?! Стараясь больше не разглядывать подопечного, она снова помогла тому встать и зайти в ванну. Взяла в руки намыленную губку и принялась смывать грязь с тела королевской особы. «Это всего лишь такой же пациент, как в той больнице! Тут нет ничего такого…», – уговаривала себя дева, проведя губкой по впалому животу, бедрам, но все равно густо покраснела от смущения. Она моет асгардского принца! Герда уже слюной изошла бы. Асинья и так возбужденно реагировала на все, что было связано с правящей династией Асгарда. Той с детства вбили в голову нелепое обожание и раболепство перед монархом или его возможными приемниками. Только Сигюн не испытывала ничего подобного. Пока ей было только искренне жаль несчастного принца. Потом она усадила его в ванну и оценивающе провела ладонью по волосам. – Давайте сострижем те, что спутались! Но Локи снова безучастно промолчал, как будто это его совершенно не касалось. Немного помявшись, Сигюн стала срезать колтуны, но быстро бросила это занятие. Потом несколько раз промыла грубые, похожие на мочалку, волосы, добиваясь чистого скрипа и мягкости. Все это время принц не издал ни звука, словно он был нем, лишь изредка сплевывал красноватую воду с губ – раны все еще кровоточили. «Добровольная немота», – в голове сами по себе вспылили слова королевы. Плохо, очень плохо, что он так безразличен ко всему. Сигюн снова взяла в руки ножницы. Она помнила, как выглядел принц до тюрьмы, и старалась придать волосам похожую прическу. Затем настал черед бороды. Ванийка осторожно сбривала щетину, стараясь не затронуть рубцы на поврежденной стороне лица. Грубые красные шрамы стали хорошо заметны, не оставалось сомнений, что они будут портить лицо принца еще долго. Закончив все необходимое, она набрала воды, предлагая принцу принять горячую ванну, и оставила его на некоторое время. Оставалось самое трудное. Она сомневалась, что при такой слабости принц будет в состоянии подняться после горячей ванны самостоятельно. Сама она его точно не поднимет, в этом Сигюн смогла убедиться, ведя, точнее, практически таща его последние несколько шагов до уборной. Если бы не упорство Локи, они вряд ли бы преодолели их. Значит, придется звать охранников. Офицер королевской стражи быстро понял, что нужно. Позвав еще одного гвардейца, они вдвоем зашли в ванную комнату. Заслышав звук льющейся воды, Сигюн приготовила новую одежду для принца. Солдаты вскоре вышли, а дева заглянула в полную пара купальню. Локи стоял, опираясь руками о стену, опустив голову. Тяжелое дыхание сиплым звуком вырывалось из груди бывшего узника, острые плечи подрагивали от мелкой дрожи. С его истощенного тела на пол лилась вода. Стекала ниточками с мокрых волос, бежала струйками по худой спине, по впадине между лопаток, вдоль так хорошо заметного позвоночника, что, казалось, можно без труда просчитать каждую косточку, по поджарым ягодицам, проделывала дорожки сквозь темную поросль на ногах. Вокруг принца уже образовалась лужа, но он стоял, устало склонив голову, с поникнувшими плечами, словно его ноша была непосильной. Одинокий, потерянный, сломленный… Как-то не верилось, что этот мужчина уничтожил Ётунхейм и стал причиной смерти стольких людей в Мидгарде. Ванийка опустила приготовленную рубашку, не решаясь подойти к нему в ту минуту. Локи поднял голову. Прямо перед ним было запотевшее зеркало. Принц осторожно, словно еще не до конца желая видеть самого себя, провел рукой по влажной поверхности. Приблизился, повернул голову, рассматривая собственное отражение. Тонкие пальцы прошлись по изуродованной части лица, скользнули по свежим грубым рубцам. Преданный до конца зеркальный враг исказился в болезненной гримасе, зеленые глаза возбужденно заблестели. С рыком в ненавистное видение полетела мыльница. Зеркало брызнуло, разлетаясь на тысячи осколков, оседая повсюду колкой, стеклянной крошкой. Принц задыхался от пережитого. Он покачнулся, беспомощно хватаясь рукой за стену, но та была влажной от пара. Изувеченные пальцы лишь скользнули по плитке, больная нога не могла послужить надежной опорой… Хрипя, он стал заваливаться на бок. Сигюн подлетела к нему в тот момент, когда он почти потерял равновесие. Дева обняла мужчину, прижимая к себе. Тонкая ткань платья послушницы впитала в себя влагу с худого тела. Дева ощущала, как неистово стучит сердце в мужской груди. Над волосами раздавалось судорожное дыхание, Локи вцепился в её плечи. Мгновения потянулись медленно, сплетаясь в нить бытия. Сигюн не была уверена, что она поступает правильно, ведь он был особой королевских кровей, но Локи не оттолкнул простолюдинку. Ей даже показалось, что он нарочно так сильно стиснул её плечи, греясь теплом другого… – Мой принц, вы преодолели десять ступеней, позвольте довести вас до кровати, это совсем близко. Ванийка осторожно отстранилась от него, но Локи уже твердо стоял сам, смотря невидящим взглядом в сторону. Его грудь уже не вздымалась так часто, он перестал дрожать. Дева натянула на него чистую рубаху, штаны и помогла дойти до кровати. Принц рухнул на гостеприимно расстеленное ложе как подкошенный. Сигюн устроила его на подушках, укрыла. Мельком она решилась снова посмотреть на него, но в зеленых глазах были прежняя пустота и обреченность. Так словно смотрел в бездну, и не было разбитого зеркала или вынужденных объятий в ванной. Плохо, уж лучше бы ненависть или что-нибудь другое… – Я принесу вам поесть, Ваше Высочество, – она склонилась перед ним в поклоне, и поспешила вниз за едой. Но спустя пять минут, когда она влетела в комнату с подносом, Сигюн поняла, что напрасно торопилась. Вконец вымотавшись, разомлев от горячей ванны, принц крепко спал, уронив голову на подушки. Тонкие, алые от небольших ранок губы расслабленно приоткрылись. На лоб налипли влажные пряди черных волос. Локи по-детски посапывал во сне, то вздрагивая от чего-то, то снова замирая, и казался ей сейчас таким слабым, несчастным, что безумно хотелось ласково провести ладонью по волосам, по обожженной щеке, приговаривая и утешая, что все будет хорошо, обязательно, ведь иначе и быть не может…. Пару минут она смотрела на спящего принца, только сейчас понимая, что у него действительно красивый королевский профиль. Как на одной из картинок, что она видела в стенах родной обители. **** Пользуясь моментом, Сигюн проинспектировала запасы в кладовой, прикидывая, что будет готовить завтра. Перекусила сама, отыскала лекарства для принца и свиток с предписаниями лекаря. Целитель рекомендовал полный покой, свежий воздух и полноценное питание, а так же мази для скорейшего восстановления суставов и регенерации кожи. Лекарь выносил заключение о природе ожогов на лице и шее – «Ётунская гниль». Хм, что бы это значило? С пальцами было посложнее. Как и предполагала Сигюн, мизинец был вывихнут в нескольких местах, суставы вправлены, но их надо проверить на целостность, вправить при необходимости, и зафиксировать. Целитель указывал, что иначе ставится вопрос о подвижности рук принца в будущем, ведь строгие нормы тюремной больницы не позволили этого сделать сразу. Что же, значит, это сделает она и как можно скорее. Прекрасно, дадим ему побольше обезболивающего и займемся лечением прямо с утра, сейчас его не добудишься. Сигюн сидела на кровати в своей комнате и заплетала на ночь в косу длинные волосы. Из головы никак не шли события прошедшего дня. Принц не был похож на сумасшедшего. Находился в состоянии глубокой апатии и депрессии – да, но не был безумен. Тогда почему Эгресса упоминал о возможности самоистязаний? Вдобавок Локи разбил зеркало, лишь стоило ему увидеть свое обожженное лицо; ему небезразлична собственная внешность. Похоже, он бы не стал вредить себе, ломая пальцы. А следы на шее, кровоподтеки по телу? Однажды Сигюн видела нечто подобное у одного бедняги, который собирался покончить с собой, но веревка порвалась под тяжестью тела. Означало ли это, что принца пытались удавить, а он сопротивлялся? Да и все эти опасения Тора насчет еды… К тому же, как заявил светлый альв, «меры охраны будут беспрецедентными». Получалось, что Локи не только стерегли, но и… охраняли? Но кто может причинить вред Его Высочеству? За окном что-то затрепетало, едва слышно забилось. Дева вздрогнула и обернулась. Ночь была темной, хоть глаз коли. За стеклом, шурша серыми крылышками, метался ночной мотылек. Привлеченный светом, он ломился, стремился к манящему огоньку, не зная, что здесь его ждет только обжигающее тепло, а затем быстрый и ослепительный конец. Приглядевшись, Сигюн смогла бы увидеть в черном проеме окна молодую рыжеволосую девушку, но у нее перед глазами стояло совсем другое отражение: в запотевшем зеркале с искаженной болезненной гримасой, с огнем ненависти к самому себе стоял ее подопечный принц; и тут же через миг - только пустота и обреченность в зеленом взоре. Ванийка не знала подробностей его преступлений, но сейчас ей казалось, что у него была какая-то веская причина совершить все это, иначе и быть не могло. Тогда почему суд её не учел? Или речь идет о чем-то настолько личном, что принц не пожелал выносить это на всеобщее обозрение? Под шелест крыльев ночной бабочки, она потушила прикроватный светильник и еще долго лежала в непривычно-мягкой кровати, прислушиваясь к размеренным шагам стражника, вышагивающего по коридору, гадая и строя предположения о судьбе принца.