Секрет

Числа и запахи складываются в систему, составляют единое целое, дополняют друг друга и выдают всё: имена, звания, дни рождения и даты похорон, пароли и явки. Разумеется, говорить об этом нет смысла, потому что никто не поймёт, никому не передать словами ощущения от осязания запаха, от чтения реяцу в самых глубоких слоях, от понимания сути противника или друга. _ Хичиго опасен, он безумен, он тёмен, но Ичиго уже знает, как с ним обращаться, он научился этому, туго затянул ошейник на упрямой волчьей шее, посадил свою силу, свою Тень на цепь, и оседлал как коня. Есть условные знаки, правила, которые нельзя нарушать наедине с собой и внутри себя: не смотреть в чёрные глаза, цветущие золотом, не открываться, не подставлять спину, не произносить неправильных слов и тогда Хичиго станет союзником, другом, собеседником и партнёром для боя. Он даст силу, он научит всему, он будет сражаться и побеждать, сдержит Пустого, удержит Зангетцу, не даст проиграть. Это того стоит. _ Система работает на того, кто поднимается над ней, кто умеет смотреть и думать, Ичиго умеет и то, и другое, но он не хочет, ему не нужно ничего из того, что может предложить мир: власть, деньги, женщины. Лишняя ответственность тяготит, богатство всегда рано или поздно привлечёт неприятности, а женщины... Скорее всего, это что-то связанное с матерью, страх полюбить и потерять, страх ещё чего-то, Хичиго хохочет и добавляет: опозориться боишься, сыкло, Ичиго пожимает плечами и соглашается. Опасение, что-то в подкорке, липкий холод по позвоночнику при сближении. Легче убить сотню Пустых, чем поцеловать, обняться... сексом заняться, в конце концов. Есть Рукия, есть Орихиме. В Рукии мерещится Карин, в Орихиме – Юзу, а спать с собственной сестрой он не смог бы никогда. Поэтому он избегает отношений, как огня, честное слово, это так же тяжело, как сражаться с Айзеном, как решиться на потерю сил. Но Ичиго решается и на то, и на другое, только вот женщины пугают по-прежнему, а мужчины не привлекали никогда. _ Правда ранит, воспоминания ранят, возвращение кого-то из прошлого вскрывает все шрамы заново. В тот день Ичиго просыпается, когда Хичиго сидит на краю кровати, развернувшись так, чтобы смотреть одновременно в окно и на него. Из глаз Хичиго течёт золото, тянет сладковато и тлетворно, и сухо – как пахнет как от цветущей воды, как от тёплого молока и раскалённого песка. У Ичиго хороший нюх, гораздо лучше, чем у обычного человека или даже шинигами, это скорее что-то от Пустого глубоко внутри, он чувствует всё, осязает запахи почти как парфюмер из западной книги. Хичиго смотрит в распахнутое настежь окно, как будто кого-то ждёт. Ичиго просыпается снова. Теперь Хичиго нет, только примят край постели, как будто там кто-то сидел. Но на самом деле это ничего не значит и не значило никогда, это только галлюцинации, нечто сходное с эффектом Соляриса. - Ты здесь? – спрашивает он, но ему никто не отвечает, он никого не чувствует, он оглох и ослеп, с момента потери сил идёт тринадцатый месяц. Рядом никого нет, комната пуста. И Хичиго не было, конечно – он ушёл, растворился вместе с исчезновением занпакто. Он поднимается с постели. Хочется принять горячий душ, такой, чтобы опалил кожу до красноты, чтобы боль прогнала лишние мысли, съесть что-нибудь из холодильника, а потом застрелиться из пальца. Вместо этого Ичиго идёт на кухню, кивнув недовольной Карин и невольно улыбнувшись сонной Юзу, милой и домашней, как плюшевый медвежонок. Он заваривает кофе, чёрный, как форма шинигами, крепкий, как удар Кенпачи и выпивает его залпом, почти сжигая язык и глотку, потом закидывает рюкзак на плечо и выходит вон из дома, даже не дождавшись утреннего нагоняя от отца. _ Это происходит на полпути к школе: небо сгущается над головой и рвётся с треском ветхой ткани. Нелл падает на него и стискивает в медвежьих объятиях, стремительная и весёлая, вся зелень и хмель. Нелл пахнет пустыней и виноградом, молодым вином. Она радуется ему, почти душит и отпускает только когда Ичиго едва не задыхается. Это возвращение прошлого, болезненное и вскрывающее все раны, которые едва удалось залечить. Новое воспаление, болезнь, лихорадка, вернувшаяся и готовая сожрать измученное тело. В его случае – рассудок. Нелл держит его за руку и болтает не умолкая, говорит, что ей удалось залечить трещину на маске, что её реяцу больше не вытекает, что Пеше и Дондочакка тоже восстановились, но она не взяла их с собой, чтобы не подвергать опасности, а гигай стащила у Урахары, вернее, хотела стащить, но Урахара её поймал, им удалось договориться... В потоке болтовни трудно что-то разобрать, Ичиго просто слушает, не вникает в смысл сказанного, только смотрит, смотрит, смотрит... _ Это – юношеская гиперсексуальность, бушующие гормоны с невозможностью успокоиться, даже дрочка в туалете приносит лишь временное облегчение. Проблема поголовная, никто не удивляется, только Кейго понимающе похлопывает по плечу и шёпотом предлагает «пробежаться по девочкам» или многозначительно подмигивает в сторону Орихиме. Подмигивал – до тех пор, пока Ичиго не разбил ему нос. Наверное, так не стоит поступать с друзьями, но Орихиме ему как сестра – и Ичиго отсекает всё подобное так же, как не позволил бы что-то в этом духе в адрес Карин и Юзу. Кейго дуется ещё дня два, сияя лиловым фонарём под глазом и лейкопластырем на переносице, потом прощает. Ичиго почти не обращает на это внимание, трудно сосредоточиться, когда в мыслях – только секс и крышу рвёт от гормонов, потому что некуда деть силы, битв нет, даже драки почти перестали случаться. Весна на дворе, а Нелл – рядом, красивая и добрая, она приходит каждый день, обнимает, прижимается, трудно не думать о ней, не представлять упругую грудь под пальцами, гадать какого цвета у неё соски, какая мягкая у неё кожа. Губы – пухлые, ласковые, шустрый язык – как не представлять, как, как... Ичиго стискивает пальцами член, дрочит грубо и торопливо, прижимаясь лбом к пластиковой стенке кабинки и его подташнивает. Я хочу, хочу её, желание двойное. Хичиго каждый день шёл рядом, был рядом всегда и облизывал белые губы синим языком, истекал слюной: я хочу её, говорил и говорит. Ты хочешь, давай возьмём то, что можем, что желаем, шёпот звучал и звучит в ушах, голова у Ичиго раскалывается. Трудно удержаться на краю, трудно не сорваться. Ичиго балансирует и почти не срывается, только однажды прижимает Нелл к стене, стискивает ладонями талию, а потом бёдра, а Нелл улыбается и целует его сама. По-прежнему весёлая, только ещё более радостная, она вся зелень и хмель и целуется – как в последний раз, умело, так, что не потерять контроль невозможно. Ичиго мог бы попытаться не делать этого, сдержаться, не заходить дальше, но желание было двойным, и волк внутри срывался с цепи, никто бы не устоял. Нелл – тут, рядом, оказалась ещё более мягкая, чем представлялось, только под кожей рук и живота перекатывались точёные мышцы воина, а соски у неё оказались розовыми, нежно-розовыми, на тон бледнее узора на лице. Получить то, чего хочется, взять то, чего так хотел, не против её воли, по её воле. Ичиго задыхается и целует вновь и вновь, будто так пытаясь залечить шрамы и заполнить пустоту в груди, а Нелл отвечает и они становятся чем-то единым. Пустота к пустоте. Рыжее, зелёное. Их секрет – притяжение, числа и запахи, что складываются в одно целое и дополняют друг друга.