Master of Puppet

-Аой POV~ Вид передо мной одновременно и угрожающий, и завораживающий: стены залиты кровью, а трупы на мраморном полу искромсаны, перепутавшись частями тел. Старые и молодые, все монахини и пара священников лежали неподвижно. Казалось, они сражались до смерти, вскрывая себе глотки или царапая грудину, пока не раздирали ее. Обнаженные кости, обглоданные мышцы в их разинутых ртах, выпученные глаза, свисающие из исцарапанных глазниц. Кишки и кровь блестели в оранжевом мерцающем свете свечей, зажженных для жертвоприношений по обе стороны комнаты. Даже с моей маской, запах гниющей плоти действительно сводил с ума, и мне пришлось подавить желание встать на колени и погрузить пальцы в эти растерзанные кишки. Мои шаги эхом отдавались в разрушенной часовне, хлюпающие звуки раздавались из-под моих ботинок каждый раз, когда я настигал труп или наступал на что-нибудь окровавленное. Мои глаза перестали сновать по большому залу, когда я подошел к трем ступеням у подножия алтаря и посмотрел вверх. Я сосредоточился на темной, манящей фигуре передо мной: его прямая спина, когда он сидел на золотом троне местного епископа, теперь смолотого в кашу в дальнем углу, его длинные ноги были скрещены в коленях, а обе руки изящно покоились на подлокотниках приподнятого кресла. Его чудесное бледное лицо было обращено ко мне вместе с темными радужками и сладкими, греховными губами, следившими за каждым моим шагом. Он излучал чистую власть, величие, устрашение, уравновешенность и грациозность, его невыразительное лицо было достойно самого высокого дворянского титула и статуса. «Мой дорогой…» — его глубокий, хриплый, медовый голос манил меня, звучал как ласка моему бьющемуся сердцу. Я обошел вокруг окровавленного алтаря, проводя пальцами в перчатках по его поверхности, и подошел к нему, стоя прямо перед его телом. Самый прекрасный, чарующий, восхитительный среди нас, братьев, мое темное солнце и моя бледная луна. Его забинтованная рука поднялась со своей золотой опоры и сделала мне знак подойти ближе; мои ноги двигались сами по себе, и вот я стою перед ним на коленях, мои пальцы обхватывают его драгоценную фарфоровую кожу, и я прижимаюсь к ней лбом. Если бы я мог, я бы поцеловал каждый из этих суставов. «Мой любимый младший брат… Почему ты здесь?» — он говорил со мной мягко, несмотря на место и внешность. Другой рукой он обхватил видимую часть моей щеки, и холодные черные бусины четок, которые он держал, щелкнули по моей маске. Я убрал голову с его руки и смотрел, как его глаза скользят по всему моему телу, вдоль линии плеч вниз по груди, затем снова вверх, чтобы погрузиться в мои глаза. «Ты выглядишь расстроенным, мой дорогой… В чем дело?» — снова спросил он, и его губы начали растягиваться в мягкой улыбке. Улыбка, которую он делал только мне, моя особенная… Я почувствовал, как мои брови сошлись вместе, пока я формулировал короткую мысль, способную передать ему мои печали. Я здесь из-за… из-за тебя, мой любимый. Его зрачки расширились в этих темных морях. Он поднял обе руки, схватив мое лицо ласково и твердо, и заставляя меня встать мучительно медленно. «Ты здесь из-за своей природы, не так ли?» — его лицо слегка просветлело, легкая усмешка исказила его бесстрастное выражение. Я не мог перестать тонуть в художественности его черт, его шелковистых пепельных волос, струящихся как мягкий лунный свет вокруг его груди, из-под черной монашеской вуали. «Ты действительно Предвидящий, мой дорогой… все еще пытаешься быть буфером между мной и Рейтой,» -его низкая, резкая усмешка сильно ударила меня, и мои колени задрожали в этом полупоклоне. Я так сильно хотел, чтобы и он, и Рейта перестали ненавидеть друг друга, сражаться друг с другом… Я больше не мог выносить вида их раненых, особенно падшего ангела передо мной. Я закрыл веки, увлажняя глаза, и медленно кивнул, его руки все еще сжимали мое лицо и маску. «Тише… мой дорогой, мой единственный… к несчастью для тебя, это жертва, которую я не собираюсь приносить, даже ради тебя, ” — эти слова оставили глубокий провал в моей душе. Это так больно слышать, снова, и снова, и снова. «Я уже миллион раз говорил тебе, мой дорогой… мой первый и последний. Моя гордость стоит выше всего, так как это то, что движет само мое существо… Впрочем, ты стоишь следующим в моих приоритетах, ” — его жесткое лицо смягчилось с еще одной улыбкой. Я почувствовал облегчение и улыбнулся ему в ответ через трубку во рту, даже если он этого не видел. Я любил его так сильно, что мое сердце трепетало от переполнявшей меня нежности. «Давай подышим свежим воздухом… Было бы печальным упущением видеть тебя, не услышав твоего прекрасного голоса, м?» — он отпустил мое лицо и жестом пригласил подойти поближе. Я поднял колено и просунул его между его бедром и закрытым подлокотником, проделывая то же самое с другой стороны, пока не оседлал его ноги, положив свои руки в перчатках ему на затылок. Я снова закрыл глаза, полностью доверяя ему, и услышал легкий щелчок застежек, крепко удерживающих маску на месте. Напряжение в моем горле стало обжигающим, в то время как мой любимый оттянул маску назад, прочь от моего лица, и я почувствовал, как мои мышцы напряглись вокруг черной трубки. Я ничего не мог с собой поделать, и начал кашлять и задыхаться, булькая маленькими, болезненными всхлипами, пока трубка не задела мои зубы в последний раз. «Ну вот, теперь будет лучше… Вдохни этот чудесный аромат, который я создал, ” — произнес он, указывая рукой на трупы вокруг нас. Затем он позволил моей маске упасть на землю с громким, гулким стуком, и единственное, о чем я мог сейчас думать, был этот ужасный запах, опьяняющий меня, вместе со свежим ароматом орхидей, который исходил от него. Я глубоко вздохнул, мой рот все еще был открыт, и привычное напряжение в груди ослабло, мои легкие теперь полностью заполнились. Я быстро высунул язык, чтобы облизать губы, ощущая соленый привкус крови в воздухе, как это сделала бы змея. «Ты скучал по мне, мой любимый питомец?» — прошептал он мне, и мой гортанный голос вырвался наружу без всякого контроля. «Да, любовь моя», — ответил я. Он широко улыбнулся, его руки обхватили мою талию, держа ее так крепко, что я почувствовал, как маленькие шипы приятной боли пронзили мою плоть и кости. «Покажи мне», — приказал он мне. Тут же мое тело качнулось вперед, прижавшись к его груди и склонившись, чтобы поцеловать его полные губы, крепко держась за его затылок. Я ласкал его своим ртом, тяжело дыша этим густым воздухом вокруг нас, чувствуя, как его холодная, мягкая кожа посылает дрожь вдоль моего тела, и я не мог перестать двигаться, давить. Я так скучал по нему так сильно, так сильно… Мои губы оторвались от его губ и начали оставлять маленькие поцелуи вокруг его лица: его гладкого лба, между идеальными бровями, на одном из его мягких век, вниз по скуле и вдоль линии подбородка. Он был моей единственной любовью, моим всем, и мне не хватало почитания его как божества, которым он был для меня. «Произнеси мое имя, мой милый маленький Аой», — его дыхание в моем ухе потрясло мое тело до глубины души, и я сильнее прижался к нему. Воздух, свободно циркулирующий в моих легких, вместе с его присутствием было так трудно сдерживать, но его руки на моих плечах давили, как якоря. «Призови меня нежно, пусть твоя душа ухватится за мои слова, заветное пламя, ” — бормотал он, пока я с благоговением целовал его горло. Его ногти начали впиваться глубоко в мои мышцы, и мне пришлось поднять голову, наблюдая за ним снова в его темных, сверкающих глазах. «Повторяй мое имя, потому что это единственное слово, которое ты должен произносить», — его губы двигались так соблазнительно, что мне пришлось поцеловать их снова, опасаясь моих теперь более острых клыков. Уруха. Уруха. Уруха. Я вздыхал его имя снова и снова, на его губах и в моей голове, чувствуя, как его руки теперь двигаются на мне, прижимая меня к его телу так сильно, что мои кости хрустели. Медленно, я последовал его примеру, когда он начал целовать меня в ответ, переплетая наши языки и ударяя мой с ласковой силой. Я был под кайфом от его духов, его сладкого и алкогольного вкуса, от самого его существа. «Мой драгоценный малыш…» — прошептал он с усмешкой, прикусив мою нижнюю губу и потянув ее почти шутливо. Еще один вздох вырвался из моего рта, и я закрыл глаза, скользя руками по его плечу, пока полностью не прижался к нему, грудь к груди, и мое лицо не скрылось в его лунных волосах. Мое сердце ныло, наполненное переполняющими эмоциями. «Пожалуйста…» — взмолился я, мой голос все еще дрожал из-за того, что я не пользовался им так долго. «Мы можем… просто пойти домой?» — спросил я его, и одна из его рук обняла мою спину, лениво поглаживая вверх и вниз. Его тихий смешок заставил мою грудь сжаться сильнее. «Ты знаешь мою миссию, мой любимый…» — он говорил нарочито медленно, прямо у меня за ухом. «Но ты спрашиваешь, потому что видел… ты видел, что должно произойти, м?» — мое тело содрогнулось от его слов, но я промолчал. Конечно, я видел, Предвидение — это долг, крест, который я должен нести, и даже если я не понимаю каждую деталь, я могу видеть грандиозную картину всего. И теперь то, что я увидел перед самым входом в это место… меня пробрал озноб. «Пожалуйста, сотри обиду из своего сердца… пожалуйста, Уруха… мое сокровище, моя жизнь… Прости Рейту и прекрати это безумие, поскольку я знаю, что ты лучше этого, ” — его тело напряглось, когда первая слеза скатилась с моих глаз к его подбородку, оставляя неровную полосу, пока не исчезла в его белой рубашке с высоким воротом. Он стоял молча, положив руки на мои сложенные бедра и дыша с еле заметной дрожью. «Простить его…?» — спросил он, и я крепче прижал его к себе, потому что его тон с каждой секундой становился все злее. Я зажмурился и продолжал говорить так много, как только мог, пусть мое горло горело и ныло. «Забудь эту вражду и останься со мной…» — мне пришлось выпрямить спину, чтобы видеть его лицо, его бесстрастное выражение. «Я не могу видеть, как вы оба причиняете друг другу боль, каждый раз оказываясь на грани смерти, но никогда не достигая ее. Я страдаю каждый раз, когда вижу твои раны, они ухудшаются бой за боем». Я до сих пор помню те дни, когда исцелял его от сокрушительных ударов Рейты, потому что его регенерирующая сила была слабее, чем у нашего брата. И мои целительские способности, к счастью, были достаточно сильны, чтобы заменить его недостающие. Та же рука, которую я нежно целовал, обхватила мое лицо, прижимая щеки к зубам. «Мой дорогой, маленький брат… Ты слишком молод, чтобы понять… чтобы помнить, как сильно наш Господь любил меня до того, как появился Рейта, до того, как он отвел от меня глаза нашего Господа», — его рык разбил мое существо, как булава разбивает хрупкое стекло. Я попытался заговорить, но его хватка была сокрушительной, и я не осмелился больше ничего сказать. «Прощать и забывать — это то, что мне не позволено делать, Аой… но так же и заслуга этой «вражды» в том, что появился ты,» — его хватка смягчилась, лаская мое теперь уже покрытое синяками лицо. Его пальцы скользнули по темнеющим пятнам на моей коже, как будто он собирался стереть их одним своим прикосновением. «Ты должен быть благодарен, а не плакать, потому что мой гнев на Рейту дал тебе жизнь и дает тебе мотивы оставаться рядом со мной». Мотивы…? Я бросил на него растерянный взгляд, почти страдальческий: неужели он действительно думал, что я делаю это только ради своего долга? «Твои ссоры — это не то, что связывает меня с тобой…!» — выдохнул я, потрясенный, в то время как его руки скользили по моим щекам, чтобы вытереть их от слез. «Но с них это и началось, верно?» Победная усмешка, решительный тон. Я положил голову на его ладонь, медленно кивая, но затем мне нужно было выдохнуть маленькую фразу, которая могла бы свести меня с ума, если бы я не заговорил: «Это, возможно, началось как работа, но теперь ты заменил мое солнце и луну, каждую звезду моего неба и землю, по которой я хожу… Моя жизнь принадлежит тебе, я сделаю все, что только ты захочешь и я умру, если понадобится». Я посмотрел на него и увидел, что его улыбка снова согрела его лицо. «Ты сделаешь для меня все, что угодно, правда?» — спросил он, и я кивнул во второй раз. Он пробормотал похвалу, лаская мои волосы и заставляя меня снова опуститься на него, целуя мои губы так медленно, что я чувствовал, как его сердце бьется за ними. «Ты отдашь мне свою жизнь?» — спросил он, и я ответил ему сладким, отчаянным поцелуем. Я отдам тебе все, мой дорогой, мой любимый. Мой Уруха.