Master of Puppet

~Руки POV~ [Двумя неделями ранее] В холодной пустой комнате я ждал, когда «доктор» придет навестить меня, как и в первые семь дней пребывания в монастыре. Это был скорее священник, а не психолог, но каждый раз, когда он говорил со мной, я чувствовал себя опустошенным. «Ты просто страдаешь психическим расстройством, мальчик,» — сказал мне мужчина медовым голосом. «Но я собираюсь вылечить тебя и помочь тебе снова обрести счастье, в свете Божьем и в том, что он создал». Каждый день, каждый раз, этот парень с дурацкими круглыми очками на толстом носу просто поражал меня самыми раздражающими фразами о грехах и о том, что говорит Библия и как я должен жить своей сексуальной жизнью. Он даже вручил мне расписание: если я найду себе подружку, буду иметь с ней здоровые отношения в течение двух лет… занимаясь с ней сексом хотя бы три раза в месяц, меня можно будет считать вылечившимся. Как же так?..? Как может кто-то диктовать, сколько раз мне надо заниматься сексом? Зачем кому-то в здравом уме это делать? Единственное, что помогало мне избавиться от ощущения тумана в голове после этих посиделок, был Рейта, его несчастное лицо отчаянно смотрело на меня каждый раз, когда он приходил в гости посреди ночи. Звук его рук, карабкающихся по внешней стене, был тем, что каждый раз заставляло моё сердце трепетать и вздыхать с облегчением. «Я могу освободить тебя, господин!» — он пытался убедить меня, но даже если бы я хотел освободиться от этой психологической пытки, я отказывался снова и снова. Это было… так трудно быть отрезанным от остального мира, но Рейта был связан с моими друзьями и семьей… если бы ему удалось заставить меня бежать, мы оба были бы вынуждены жить в постоянном бегстве, преследуемые полицией… и все мои близкие прошли бы через множество неприятностей. Моя мама может даже умереть от беспокойства, я уверен в этом… Она уже потеряла моего отца, я не могу оставить её наедине с этим мудаком… В тот воскресный вечер Рейта забрался в маленькое отверстие моей камеры, и первое, что он сделал после того, как я открыл окно, — это просунул руку сквозь большие щели разделяющей нас решетки. «Хозяин… ты выглядишь больным,» — прошептал он с тяжелым сердцем, лаская мою холодную щеку своей такой теплой ладонью. Мне удалось изогнуть губы в легкую, усталую улыбку. «Я знаю, Рей… я чувствую себя больным, ” — мой ответ дрожал на его коже, и мои глаза закрылись всего на несколько секунд, я сильнее сжал его руку. Мои руки автоматически сжались вокруг прутьев решетки. «Пожалуйста… пожалуйста, хозяин… я не знаю, является ли это наказанием за мои прошлые поступки, но я больше не могу так страдать… позволь мне освободить тебя…!» — от скулежа Рейты моё сердце забилось сильнее. Я никогда не слышал его таким отчаянным, беспомощным. «Я же сказал тебе, почему… не усложняй всё это, я уже так сильно скучаю по тебе…» — мои глаза открылись, чтобы посмотреть на его лицо и блестящие, ледяные глаза. Как же я жаждал объятий, поцелуев… «Иди сюда,» — прошептал я, слегка потянув его за запястье, глядя, как он кланяется, пока его лицо полностью, но мягко не прижалось к решетке. Я с трудом вскочил на подоконник и попытался поцеловать его в губы, но мне удалось лишь слегка коснуться их своими. «Я так скучаю по тебе…» — я услышал, как он снова заговорил тоненьким голоском, теперь уже обеими руками обхватив мое лицо. «Я хочу… так сильно разрушить это чертово место, ” — прорычал он безжизненным голосом. Я медленно подвинулся, чтобы удержаться на коленях на микроскопическом подоконнике, и наклонился к нему, стиснув зубы. Было кое-что, о чем я думал весь день, и я всё ещё боролся с собой до последней секунды: с глаз долой… из сердца вон. Он страдал ещё больше, приходя сюда каждый день, и даже если я сам был немного эгоистом, я не был таким мудаком. Наконец я открыл рот, позволив своим словам вырваться наружу и уничтожить и его, и меня. «Не приходи больше, ” — прошептал я. Руки Рейты дрожали от потрясения вместе с твердостью моего голоса, но я не остановился на этом. «Послушай… в последние дни я не чувствую себя собой и… и я не хочу причинять тебе боль тем, что могу сказать в будущем,» — пробормотал я. Я просунул обе руки в щели, поблагодарив свое худое тело за то, что оно позволило мне это сделать, и обнял его так крепко, как только мог. «Ну и что же?» «Рей… я люблю тебя так, так сильно… я никогда не думал, что могу любить кого-то так сильно, а потом ты вышел из гребаного портала в ад и вошел в мое сердце,» — смех, который вырвался наружу, застрял в узле, который сжимался внутри моего горла. Он замолчал, а я продолжал говорить, поглаживая его по затылку, пытаясь успокоить. «Я… я вернусь к Рождеству, а до этого дня, пожалуйста, защити моих друзей, хорошо?» — я попытался улыбнуться ему, глаза горели от сдерживаемых слез. «Они, наверное, и без меня в полном беспорядке, эти дети, ” — снова усмехнулся я, уже более спокойно. Рейта глубоко вдохнул, руки скользнули внутрь, насколько он мог, царапая собственную кожу о прутья решетки. «Не беспокойся обо мне… Я в порядке, я буду в порядке… Ты должен знать, что я не из хрусталя, ты сумел, блядь, войти в меня, не порвав… с первой попытки!» — мой демон наконец-то хихикнул, хотя выражение его лица всё ещё было печальным. Я ещё немного погладил его по голове, запоминая мягкость его волос, тепло его тела, его теперь уже раскрасневшиеся щеки и вымученную улыбку на его губах. «Они не могут заставить меня забыть чувство любви к тебе, Рей… они не могут заставить меня забыть все твои поцелуи, твои чудесные выражения лица и ощущения твоего сердца на моем… Будь сильным для меня и защищай Юу и Ютаку, ” — я снова подошел к окну, и на этот раз нам удалось обменяться настоящим поцелуем. Это было ужасно, как яд на моем языке, но я старался сохранить в своей голове его вкус, мягкое давление его губ, его холодное дыхание и его чудесный землистый запах, сделанный из дерева и жженого шалфея. «А теперь иди… будь хорошим мальчиком. Я еще вернусь,» — прошептал я наконец. Когда я увидел, как он спускается вниз и уходит прочь по улице, моё сердце разбилось… но я успокоил себя, что это ненадолго, это не продлится долго. Но долго это не продлится. ~ ~ ~ [Неделей ранее] «Ну, парень, раз уж ты отказываешься слушать меня во время нашего совместного пребывания, у меня есть для тебя другой вид терапии,» — доктор подошел ко мне, а монахиня провела нас обоих в комнату со стулом, проектором, каким-то механизмом слева от этого стула и закрытым металлическим подносом с другой стороны. Я смотрел на всё это с подозрением, но когда монахиня ушла, синеволосый доктор просто подтолкнул меня к креслу, заставив опуститься на него. «Это называется поведенческая терапия, ” — пояснил он с мягкой улыбкой. Он немедленно заблокировал мои руки и ноги, пристегнув к стулу толстыми кожаными полосами прежде, чем сделать то же самое с моей шеей и торсом. «Это лучшее лекарство до сих пор, с очень высоким процентом подавления гомосексуальности как у мужчин, так и у женщин, ” — с энтузиазмом говорил теперь доктор. Подавления…? Холодный пот начал скатываться по моей спине, заставляя меня чувствовать ещё сильнее холод этого места. Внезапно мужчина исчез за моей спиной, и свет погас, погрузив меня в полную темноту. «А теперь… я начну показывать тебе некоторые изображения гомосексуалистов, ” — пока он говорил, проектор высвечивал сцены поцелуев мужчин, держащих их за руки, обнимающихся, занимающихся сексом в разных позах. Это было бы почти волнующе, если бы я не оказался в такой ужасной ситуации. «А теперь… пока ты будешь наблюдать за ними, я вызову некоторую негативную реакцию в твоем теле,» — произнес он на высоте моего уха. Длинная игла сверкнула перед моими глазами на мгновение, прежде чем болезненный ожог просочился под кожу прямо в шею. Я дернулся к стяжкам и подавил вырвавшееся изо рта проклятие, но вспышка боли медленно угасла. «Это займет до десяти минут работы… я проверю тебя через пару часов, у меня сейчас ещё один пациент,» — усмехнулся доктор, выходя из комнаты. Вскоре после того, как он закрыл за собой дверь, мой разум медленно начал ощущать легкую панику, как если бы ты ехал по дороге с большим количеством поворотов и тебя укачивало в машине. Небольшое сжатие на внутренних ушах, рот начинает наполняться водой и слюной… Я постоянно пытался проглотить это, время от времени закрывая глаза, чтобы сосредоточиться на чем-то лучшем, на каком-то счастливом воспоминании… но паника усиливалась. Теперь меня уже тошнило, меня чуть не стошнило, и, глядя на эти образы, всё ещё мелькающие передо мной, я пытался удержать то позитивное чувство, которое они мне давали. Рей, вероятно, покраснел бы от этих образов… я попытался думать, чтобы освежить свой разум от беспокойства. Всё больше и больше это гнетущее чувство охватывало меня, заставляло мой желудок скручиваться и бунтовать, и не имело значения, насколько медленно я дышал, сколько концентрации я использовал. После одного часа такого блуждания туда-сюда меня вырвало скудным обедом, который я съел в тот день: моё тело инстинктивно дернулось вперед, но шея была перевязана, и единственное, что я мог сделать, — это позволить ему стекать вниз по груди, на одежду. Она растеклась лужицей у меня на коленях, и чем сильнее я ощущал её жар, тем сильнее меня рвало. Сейчас я даже не смотрел на картинки перед собой, а просто плакал от извивающейся боли, когда мои внутренности сами собой переворачивались. Мой разум ненавидел меня за то, что я был таким отвратительным, за то, что был таким глупым, отказавшись от помощи Рейты… Теперь, если бы я мог, я бы позвал его на помощь, вместо того чтобы издавать сдавленный звук, давясь жалкими рыданиями, между тем как тошнотворное чувство не покидало меня в течение стольких часов. Желчь жгла мне пищевод, волосы прилипли ко лбу, очки медленно спадали с носа от пота на коже. Я даже не слышал, как доктор снова вошел в палату, но тут же подскочил, почувствовав, как его большая, но холодная рука похлопала меня по плечу. «Вот видишь! это отвратительно, не правда ли? Единственная мысль о двух мужчинах, целующихся или даже обнимающих друг друга… Таканори, прими единственную истину Бога, что любовь может существовать только между мужчиной и женщиной… и ты будешь свободен в мгновение ока». Двигая глазами, я попытался рявкнуть ему «Отвали», но горло сжалось, и я снова почувствовал себя несчастным, только прозрачная слюна сочилась из моих дрожащих губ. «Будь хорошим мальчиком, послушай меня…» — доктор наклонился, чтобы встретиться со мной взглядом, его светлые глаза резали меня изнутри. «Забудь этого блондина… разве ты не хочешь сделать свою мать счастливой? И твой отец…» — этот тон запечатлелся в моем мозгу, тёмное, холодное, тяжелое чувство. Моя мама… она не была счастлива со мной вот так…? Но… она сказала… и Рейта тоже… Психолог, вероятно, заметил моё смущенное лицо, потому что тихо рассмеялся. «Матери часто жертвуют своим счастьем ради своих детей, но с уверенностью можно сказать, что она хотела бы, чтобы ты был с женщиной… девушкой, которая могла бы дать ей внука в будущем». Внук… от меня?.. Я всего лишь старшеклассник, черт возьми! Я даже не знаю, что мне делать с моей жизнью, и я должен думать о другом… Меня снова вырвало, мой мозг содрогнулся от тревожного звона внутри него. Я так устал, что горло горело огнем, а теперь мне казалось, что меня самого рвет наизнанку…! «П-пож…алуйста!» — прохрипел я, переводя взгляд на бледное лицо доктора. «Нет… больше…!» Он улыбнулся мне хитрой улыбкой. «Таканори, это только первый день такой терапии… через пару недель ты станешь совсем другим человеком,» — усмехнулся он. ~ ~ ~ [Двумя днями ранее] Я так… так… так устал. Моё тело было настолько слабым, что одна из монахинь попросила доктора дать мне немного витаминов, потому что я даже не мог встать с кровати. Кровать, где я свернулся калачиком большую часть своего одиночества, пытаясь забыть пульсацию в моем голодном животе и не забывать о теплых руках Рейты. Как бы я хотел, чтобы они сейчас были рядом, массировали мне спину и живот, а его мягкие губы целовали мой лоб, шепча слова утешения. Я хотел, чтобы он был под моими пальцами вместо моей тощей подушки, чтобы чувствовать, как его тело защищает меня от водоворота, который был у меня в голове. Потому что терапия работала… Мысли о Рейте время от времени начинали меня раздражать, даже если я изо всех сил старался этого не чувствовать. В тот момент, когда я вспомнил наш первый раз, когда мы занимались сексом, я почувствовал, как рвота заставила мое горло закрыться. Нет… нет, глупое тело! Это была… это была лучшая ночь в моей жизни! Ты не можешь так меня предать! В тот же день доктор пришел за мной, как всегда, но когда он привел меня в ту же комнату, я не увидел рядом с этим проклятым стулом никакого накрытого подноса. Вместо этого перед ним стоял маленький столик с парой резиновых перчаток, одной темной бутылкой, несколькими бинтами и капельницей. Он же не собирался… проводить терапию? Проектор был выключен, и комната была освещена единственной лампочкой над нами. «Садись… сегодня я хочу попробовать что-нибудь другое, чтобы монахини не забрали мою голову, потому что я заставил тебя умереть с голоду,» — сказал доктор с ноткой раздражения в голосе. Я всё ещё стоял возле стула, глядя на него самым убийственным взглядом, на который только был способен, но он просто толкнул меня вниз, поднял оба моих рукава до плеч и начал связывать меня кожаными ремнями. «Ты немного упрямый… у меня никогда не было таких проблем с другими молодыми грешниками, как ты,» — продолжал говорить мужчина, надевая перчатки, прежде чем откупорить бутылку. Методично опустив крышку флакона, доктор взял стеклянную капельницу и извлек оттуда прозрачную жидкость. Легкий звон стекла о стекло заставил мою кожу покрыться мурашками, но я старался оставаться каменным. «Ну что ж, сегодня я раз и навсегда сломаю этот твой ущербный характер, ” — сердито фыркнул он, приближаясь к моему левому боку. «А что говорит Библия?» — спросил он, глядя мне прямо в глаза, и я прищурилась, скривив губы. «Чушь собачья, ” — прорычал я в ответ. Тотчас же жгучий ожог заставил меня закричать, и когда я посмотрел вниз на свою руку, то увидел, что одна единственная капля этой жидкости медленно скользит по моей коже, шипя и испуская клубы белого дыма. Мне показалось, что он врезался прямо в мою плоть и сморгнул слезы, когда я понял, что это была за бутылка… он использовал чертову кислоту…! «Только мужчина и женщина могут лежать в постели, ” — провозгласил доктор. Его губы почти изогнулись в улыбке, когда он увидел крайнюю боль на моем лице. «Мужчины не должны почти касаться друг друга большую часть времени, если бы не рукопожатия…» — добавил он, и я резко усмехнулся. «Я бы с удовольствием заставил своего парня пожать мне член прямо н-!» Ещё пара капель по моему предплечью, и всё моё тело дернулось, выкрикивая ругательства сквозь стиснутые зубы. Он продолжал задавать мне вопросы, а я продолжал отвечать ему самыми изобретательными оскорблениями, какие только мог придумать, теперь уже совершенно взбешенный. Где же мы были в Средние века? «А что такое гомосексуалисты?» «Горячие, как черт–.» «Ты просто психически неустойчив» «Ну и хреново быть мной…!» «Ты всего лишь ищешь отцовскую фигуру» «О, ты можешь поспорить, что я чертовски люблю своего белокурого папочку и его большой-!» «Мужчины не предназначены для того, чтобы лежать в постели друг с другом» «Да, мужчины должны бить друг друга, если они ва–!» После нескольких часов этого нового лечения обе мои руки были покрыты синяками, сыпью, пузырями, полными жидкости. От плеч до запястий ни одно пятно не осталось нетронутым, и моё лицо было искажено болью, испачканное солью моих слез. «Таканори… твои грехи действительно глубоко укоренились в тебе…» — доктор покачал головой, как недовольный отец. Я ухмыльнулся ему, хотя мне хотелось ещё больше расплакаться. «Я… родился… вот таким, это не грех, ” — мой голос был хриплым от всех этих криков, и что-то в затылке начало стучать. Мои губы двигались так, что я их даже не заметил. «И это ли не грех мучить невинного за то, каким его создал Бог?» — спросил я, глядя ему прямо в глаза. «А что вы, проповедники, делаете с этими священниками, насилующими маленьких мальчиков и девочек? Разве не самый страшный грех получать сексуальное удовольствие, заставляя кого-то извиваться и кричать от боли и страха?» Его руки начали дрожать, а лицо покраснело от ярости. «Вы все гребаные педофилы говорите о том, как хорош Бог, как Иисус умер за нас, чтобы освободить нас от наших грехов, а потом вы идёте и пачкаете их имена своими действиями… Вы все должны просто пойти и подавиться большим, толстым членом дьявола, пока вы все не попросите прощения–» — мой голос задохнулся от другого, почти беззвучного крика. Но на этот раз это были не мои руки. Доктор в припадке ярости выплеснул мне на лицо кислоту прямо из бутылки быстрым, резким движением. Вся левая сторона моей челюсти горела огнем, а шипение в ухе было отвратительным. «О Боже… мне… Мне жаль, что я не должен был…» — я запаниковал, увидев, как моя голова разболталась. Она так сильно горела. Это было чертовски больно, как будто личинки пожирали мою кожу с каким-то покалыванием, вплоть до костей. Даже мои волосы горели, а запах горелой плоти заставлял мой пустой желудок сжиматься. Теперь, когда доктор попытался наложить на рану несколько чистых бинтов, в моих глазах уже не было тяжелых слез, но их соленость только усилила мою боль. «ДА ПОШЕЛ ТЫ!» «Я просто хочу домой…!» «УБЛЮДОК, ИДИ УМРИ В КАНАВЕ, УБЛЮДОК–.!» «Я хочу домой, я больше не могу этого выносить…!» «ДА ПОШЕЛ ТЫ!»