Симбиа

      Откуда-то пришло слово «деперсонализация». Паук покатал его в голове, пытаясь понять смысл, затем аккуратно сложил в небольшую кучку понятий, подходящих к ситуации. Он не мог сказать, почему что-то кажется ему подходящим, а что-то – не совсем, где берутся те слова, которые он пытается использовать как опору, наверное, тут подходило найденное одним из первых – «интуиция».       Его разум плыл в пустоте, растерянный и не понимающий, что происходит. Осколки, оставшиеся там, где раньше была память, больно ранили, вызывая сильнейшую мигрень от попыток разглядеть хоть что-нибудь. Он слышал слова, которые произносил Осьминог (ученый, учитель, жертва несправедливости, несчастного случая, человек, вынужденный стать преступником), но не мог понять их полностью. Что-то в них напрягало, что-то ощущалось как чистая правда.       Возможно, тот не был полностью честен с Пауком, но человек-из-телевизора сказал: «Надо раздавить Паука, он – язва на теле общества!», и выглядел при этом так, будто верит в свои слова. Паук – преступник, по крайней мере, есть люди, которые так считают и говорят в эфире. Он ценой болезненного спазма подобрал крошечный осколок – люди в форме (полиция, копы) целились в него.       Неправильно! Он не может быть плохим... или тут все так же, как с учителем? Он вынужден нарушать закон ради какой-то благой цели? Интуиция со скрипом согласилась, и Паук выдохнул, восстановив часть своего внутреннего мира. Дырок в котором все равно осталось огромное количество, и то лицо, которое можно было увидеть в зеркале, все еще не казалось знакомым.       Вопрос «зачем Осьминог стер мою память?» продолжал мучить, мешая спать. Он сказал, что Паук сам на это напросился, что так ему лучше, и интуиция колебалась, не говоря четко, насколько его слова верны. Осьминог в них, похоже, верил, но интуиция сбоила при попытке оценить учителя. Не возражала только тогда, когда Паук так его называл и размышлял о науке как таковой. От бессонницы он уже пробовал почитать что-то из валявшихся в углу журналов, и многое там показалось вполне понятным, как бы подтверждая слова о том, что они оба могли быть учеными, отвергнутыми и обманутыми официальным научным миром.       И если воспоминания об этом причиняют такую боль, то мог ли он правда хотеть от них избавиться и воспользоваться для этого изобретением учителя?       Шорох поднявшихся ворот заставил Паука забеспокоиться. Он вскочил и прижался к стене, не включая свет. В темноте он прекрасно ориентировался, чутье позволяло. Оно же говорило, что можно запрыгнуть на стену или потолок, чтобы подкараулить входящего. Нет, входящих – их было двое, он слышал их шаги и сердцебиение. Один был слишком маленьким, чтобы казаться угрожающим, второго же Паук оперативно спеленал – и тут появился учитель.       Его слова заставили по-новому посмотреть на пойманную женщину, и интуиция промолчала. Паук не помнил визитершу, но какие-то чувства к ней действительно испытывал. Он мог представить ее рядом с собой, в своих объятиях... и пришедшая с ней девочка, которая сейчас смотрит на него с удивлением, но без панического страха, она ведь может быть его дочерью? «У меня есть дочь», – эти слова ощущались как истинные. Подсознательно он хотел защитить эту девочку, не дать никому навредить ей... и чертова расколотая память подбросила ему картинку, на которой он качал именно этого ребенка на качелях из паутины.       «Да, учитель все придумал очень хорошо. Он сейчас сотрет память моей жене, и мы снова будем вместе, мы будем работать с Осьминогом и растить нашу дочь», – здесь точно что-то было неправильно, совсем неправильно, но в этом несовершенном мире так бывает, что все правильные пути закрыты. Приходится пользоваться тем, что остается.       Склонив голову, он отошел в сторону и отвернулся, чтобы не мешать Осьминогу. Возможно, стоило увести отсюда малышку, ей не стоит видеть всего...       Паук не успел коснуться ее. Свет, сопровождавший работу нейрализатора, отблеском упал на лицо девочки – спокойное и сосредоточенное. А потом с оглушительным треском все вырубилось, в наступившей темноте что-то неосязаемо проскользнуло мимо, и спустя мгновение зазвучал торжествующий женский смех.       –Нейрализатор не сработал? – со сдерживаемым бешенством и долей страха в голосе произнес Осьминог.       –Конечно, нет, – произнесла женщина, о которой Паук думал, как о своей жене. Свет снова включился – тускло-красное аварийное освещение. Девочка подбежала к Пауку, обхватила его руками и сбивчиво забормотала, прося его все вспомнить, говоря, что он хороший и вовсе не преступник. Осколки памяти, сметенные в угол, сложились в зеркало, где отразилась странная седая особа, и рухнули на бедную паучью голову, причиняя такую боль, что он готов был из последних сил доползти до нейрализатора и снова сунуть голову под луч, если бы это помогло.       «Кто ты сам?» – звучало в ушах набатом, встряхивая все тело Паука, разрушая хрупкий мир-укрытие, который он пытался выстроить, чтобы спастись от страданий. Он прижал к себе девочку, как мягкую игрушку, то ли защищая от гнева Осьминога, который пытался что-то сделать с той женщиной, то ли видя в ней – не своей дочери, нет, просто в маленьком друге, в одной из тех, кто верит в героизм Паука, – якорь, позволяющий не сорваться в бушующее море воспоминаний и эмоций. Сквозь бурю прорвались спокойные, холодные слова «вы считаете, что они вам позволят, доктор Октавиус?» – и все внезапно стихло.       –Таина? – неуверенно произнес Паук – нет, Питер Паркер, он вспомнил свое имя, и свою невероятную, грустную, больную историю жизни, и эту девочку, которой он хотел помочь, а вместо этого подверг опасности. – Нам нужно уходить...       –Никто никуда не пойдет! – в стену рядом врезалось металлическое щупальце. Вторым Осьминог подхватил со столика металлический обруч и надел на голову.       –Есть вещи, которые было бы разумнее обсудить наедине, – все тем же спокойным тоном произнесла Лесли. Не его жена. Абсолютно посторонняя женщина, копию которой его кванк использовал, чтобы обзавестись дочерью. Дочерью, которая знать не хочет Человека-Паука, которая не так уж и намного его моложе. Которую он не имеет никакого права заставлять общаться с собой. По правде говоря, он и ее матери не имеет права надоедать, но он должен защитить Лесли...       –Он опасен! – Паук попытался вырвать ее из-под атаки, но напоролся на щупальце и упал рядом с Таиной.       –Я знаю, – Лесли махнула рукой, и Октавиус поднялся в воздух, будто распятый на косом кресте из собственных щупалец. Обруч, управляющий октоботом, слетел с его головы и упал в руки девочке. – Малышка, можешь немного поиграть с роботом. Я бы тебя и на познавательную экскурсию по базе сводила, но, к сожалению, сейчас буду занята, так что развлекайся тем, что здесь есть.       Она тоже взлетела, наподобие того, как это делала Джин Грей, и обхватила пальцами виски Отто. Паук едва успел подумать насчет того, не врала ли она ему о том, что не может изменять мысли людей, но тут Октавиус замотал головой, и Лесли тут же его отпустила.       –Прекратите! – закричал он, словно не чувствуя, что его больше не держат... или он обращался не к ней? – Замолчите, я не могу это слышать! – он перешел на немецкий и произнес несколько слов, которые точно не стоило бы слышать маленькой девочке, но Таина была слишком увлечена игрой с мысленно управляемым роботом. К тому же, Питер был уверен, что она еще не изучала немецкий.       –Они мыслят примитивно, я с вами согласна, – Лесли кивнула. – Оттого вам так неприятно осознавать, что вас изо дня в день побеждает собственное изобретение, и вы убеждаете себя, что эти мысли – ваши, чтобы не было так обидно.       –Кто ты? – не будь на Осьминоге темных очков, Питер мог бы с уверенностью сказать, что он смотрит на нее с ужасом.       –Безымянный Ангел, целительница, мутант, человек, которого вы хотели отдать своему работодателю как бонус к Человеку-Пауку, – она развела руками. – Я отрегулировала в вашем организме кое-какие гормональные реакции, только и всего. Теперь вы четче различаете то, что вам говорят ваши маленькие друзья, и не путаете их идеи со своими.       –Если ты тоже их слышала, то ты должна меня понять, – он задергался сильнее. – Нет, я не могу так, сделай как было...       –Возможно, теоретически я с чьей-нибудь помощью смогу придумать способ, который даст вам наладить отношения с ними, – Лесли посмотрела вниз и спустилась к Питеру. – Паук, уведи ребенка, думаю, на сегодня ей хватит развлечений. Уже поздно, таблетки на ночь ей пить не надо, завтра утром пусть скажет родителям и врачам, что здорова.       –Что ты собираешься делать с Октавиусом? – мысли Питера насчет злодея не уходили дальше идеи передать обезвреженного преступника в руки полиции, но в прошлый раз Амбал выудил его из тюрьмы без особого труда... и вряд ли не сумеет сделать это снова, если пожелает.       Возможно, сдай Паук Осьминога властям лично, получил бы немного положительных очков в карму. И Джеймисону пришлось бы ненадолго прикусить язык, а то еще чуть-чуть – и договорится до того, что они состоят в одной шайке. Хотя, не приди сюда Лесли с девочкой, сработай на них проклятый нейрализатор – так бы и вышло на самом деле. Питер помнил, каким был всего несколько минут назад. Чистый лист, готовый превратиться в гнусного преступника, твердо уверенного в собственной правоте и в том, что у Отто есть уважительная причина нарушать закон. Что он там предлагал? «Крупное дельце», нападение на военный завод, где производят необходимые комплектующие для аргонового лазера, а затем – снова на владения Харди... Сколько бы при этом пострадало человек?       Паркера передернуло. Он живо представил себе, что мог бы сотворить, став покорной марионеткой Осьминога и Амбала. Несмотря на это, отчасти ему все же было жаль Октавиуса. Похоже, Лесли каким-то образом смогла вернуть его состояние к тем временам, когда доктор только привыкал к своим щупальцам, а не был готов совершить любую гнусность, лишь бы отомстить бывшей работодательнице.       –Зависит от его решения. Честно говоря, мне не слишком хочется за него ходатайствовать, – она покосилась на все еще висящего в воздухе Осьминога. Нехорошо так покосилась. Питер порадовался про себя, что она хотя бы его простила за сказанную вслух глупость, хотя с Лесли станется напомнить пару раз по случаю. – Опять же, его теперешний работодатель будет очень зол за эту неудачу... так что просто отпустить доктора было бы негуманно, даже если он больше никого и не тронет. В чем я сильно сомневаюсь. Так что, наверное, вызову полицию и вручу преступника им. Это я могу и одна сделать.       «Так, не думать, не думать о белой обезьяне, то бишь о том, как могла бы сложиться наша семейная жизнь», – Паркер решительно пресек подкатившую к горлу панику. И действительно сделал самое разумное в данной ситуации. То бишь, уговорил ребенка перестать играться с роботом, положить обруч и вернуться туда, где она находилась раньше. Еще один полет над городом в обществе обожаемого Человека-Паука Таине хотелось пережить куда сильнее, чем оставаться в тайной лаборатории преступника, так что уговоры много времени не заняли. Дорога до клиники – тоже. К счастью, малышка осталась не в обиде за ту опасность, которой супергерой ее подверг, и по-прежнему относилась к нему с обожанием, переходящим в восхищение.       –А что ты думаешь об Ангеле? – непроизвольно вырвалось у Питера, когда малышка уже сбросила верхнюю одежду и залезла в постель. – Тебе не показалось, что она круче меня?       –Ну, я ей благодарна, конечно, – Таина закусила губу. – Даже не верится, что я правда теперь выздоровела, и, наверное, теперь снова в школу пойду... Но ты все равно самый классный герой. Нам с тобой было так здорово!       Паук усмехнулся под маской. Ребенок есть ребенок, действительно, ее душа слишком чиста, чтобы врать и говорить то, что взрослые считают правильным.       –Спасибо тебе. Ты помогла мне снова поверить в себя, – он поправил одеяло малышки и запрыгнул на подоконник. – Прощай, Таина. Спокойной ночи.       –Спокойной ночи, Человек-Паук, – девочка взглянула на него с грустной улыбкой. – Я понимаю, мы больше не увидимся, наверное, но ты всегда будешь моим лучшим другом.       –Может быть, и увидимся, – он достал из кармана на поясе паучий жучок и положил на стол.- Смотри, если надавить вот так, он выпускает и сжимает ножки, можешь носить его, как кольцо, или прицепить на одежду. А если тебе будет угрожать опасность, жми вот на эту кнопку, он включится, и я буду знать, где ты. Лучше, конечно, чтобы он тебе никогда не понадобился.       Девочка немедленно схватила подарок и нацепила на палец. И тут же вылезла из кровати, чтобы еще раз обнять героя на прощание, а потом тихонько спросила, не может ли он снять маску. Пришлось скрепя сердце отказать, объяснив, что это слишком опасно, и поскорее уйти. Перепрыгнув с окна на забор, Питер думал лишь о том, чтобы оказаться дома – хоть там его определенно ждала головомойка за опоздание на ужин.       Увы, клубы розового дыма, окутавшие его почти сразу, на этих благих намерениях ставили крест. Опять эта проклятая гадалка! Он попытался отпрыгнуть в сторону, но вместо этого снова оказался в ее странном измерении. Нет, он точно пойдет к Стрэнджу и задаст ему пару вопросов!       –Скажи наконец, где я хотя бы! – вместо приветствия бросил он в лицо седой женщины.       –Ты заблудился, а теперь нашел дорогу, – все так же туманно ответила та. – Это хорошо, потому что нас ждет работа. Самая сложная твоя миссия.       На этих словах дым снова окутал его – и развеялся, вернув на все тот же забор. «Что за миссия? – раздраженно подумал Паркер. – Ну, по крайней мере, хоть не прямо сейчас придется ей заниматься. Впрочем, что бы это ни была за задача, я готов. Пока хотя бы одна маленькая девочка считает, что я герой...»       Тепло детской веры, увы, согревало недолго. Холодный ветер проникал даже под плотную ткань костюма, начал накрапывать мелкий дождь, а когда Питер остановился в переулке, чтобы переодеться, чуть не окоченел. К счастью, до дома оставалось несколько минут быстрым шагом, он легко их преодолел, взялся за ручку двери – и чуть не улетел с крыльца, поскольку она резко распахнулась.       –Нет, Мэй Паркер, я больше не намерена это терпеть! – резко бросила Анна Уотсон и только после этого заметила, с кем стоит чуть ли не нос к носу. – А, ты наконец удосужился прийти? Если ты думаешь, что я одобрю твои отношения с Мэри Джейн, ты очень ошибаешься!       –Простите, я задержался, – начал было Питер, но тетушка Эм-Джей отодвинула его в сторону и, кипя от гнева, продолжила путь. За ней следовала такая же злая племянница.       –Опять снимал Паука, да? – на щеках Мэри Джейн горели красные пятна, и кивать в ответ точно не стоило. – Мне уже кажется, что Человек-паук вечно будет третьим лишним, если наши отношения продолжатся! Или это я – третья лишняя в ваших с ним отношениях? Может, ты его и в кровать к нам потащишь? – это она сказала уже тише, практически прошипев. – Хотя вряд ли я тебе позволю... Ты ведь ничего не можешь сделать, даже когда я просто тебя прошу вовремя прийти! Нельзя было хотя бы позвонить?       Она занесла руку, словно собираясь дать ему пощечину. Паучье чутье взвыло, заставив сделать шаг назад. И, наверное, очень зря. Простой удар точно не причинил бы столько боли, как слова, сорвавшиеся с уст любимой женщины:       –Вот всегда у тебя он на первом месте, Пит... Если бы у нас были дети, ты и на них бы забил, помани Паук тебя хоть пальцем, да? Так что радуйся, у нас с тобой никого не будет. Я сделала аборт, еще когда ты торчал в той идиотской секте. Тебе же начхать на меня, на то, что у меня карьера бы пошла под откос, на то, что я вообще существую! – она отмахнулась от него, не дав ничего сказать в ответ, да ничего и не придумывалось, честно говоря. Паркер чувствовал себя хуже, чем если бы его в бою швырнули в яму с помоями. Эм-Джей была от него беременна. И убила их ребенка, потому что не смогла до него дозвониться и спросить, что делать. – Иди обратно к своему Пауку, видеть тебя не могу! – прокричала она напоследок, и Питер покорно побрел в дом. Ему не хотелось догонять ее, что-то пытаться объяснить, его снова мучила одна мысль – что, если бы он не вернул себе память, то был бы намного счастливее...       Он молча прошел мимо расстроенной тети, мимо телевизора, где Джастин Хаммер, которого расспрашивали, собирается ли он привлекать к работе в компании внука, только что закончившего Массачусетский Технологический, сменился полицейскими, пакующими в машину Осьминога, и закрылся в ванной.       Из-под душа Паркер вышел с одной мыслью. Завтра он позвонит Фиску, и будь что будет.