«Я уверен: нельзя позволять, чтобы тебя остановило убогое словцо «нельзя»». Ричард Брэнсон
Взламывать препода не понадобилось. Сдался сам. Тот день Сашка Смирнов запомнил отлично. Сначала заболела Катька, вечно таскавшаяся за ним словно «борода» для нежелающего открыться селебрити. Хорошо, что позвонила, застав в очереди в любимой кофейне рядом с универом. «Её вычёркиваем, а…» — Двойной американо без сахара для Алекса и капучино с сахаром, взбитыми сливками и карамельным сиропом для Игоря. «А что? Пусть привыкает». Случайные парни, так и не ставшие для Смирнова любовниками, сбитые с толку щедрыми поцелуями со страстно желавшим, но так и не решившимся на настоящий секс юношей, называли Алекса своим сладким мальчиком. Своим его вправе был бы назвать только один человек... И после добытой инфы в Сашкиных мечтах это событие явно претендовало на реальность. Верный «Сумасшедший Макс» нарыл порядочно. Коварно выуженные у Игоряши личные е-мейлы под предлогом интенсивной дополнительной работы были прокатаны по поисковикам и сайтам, где, судя по обнаруженным в социальных сетях интересам, мог быть зарегистрирован любимый преподаватель. Картинка мира вышла довольно неожиданная и вселяла уже не призрачную надежду: его Черно́та, зарегистрировавшись под ником StingDaddy, оказался любителем слэшных рассказов и порядком позабавивших парней историй про омегаверс и «мужскую» беременность. За компанию поржав вместе с Максом, Алекс, оставшись один, взахлёб читая неведомые байки, млел от хеппи-эндов и событий, происходящих с парнями его возраста и ориентации. В конце, практически на рассвете, вынужденно прервавшись, расстроился только одним — не видать ему самому этой самой беременности, а так бы хотелось своего альфу порадовать. Любимого. Истинного. Единственного. Да к хуям всё! Суррогатное материнство никто не отменял, а пелёнки-подгузники менять он и сам сможет. Важнее, склонить на это дело Игоряшу. Начитавшись чужих флаффных историй, Алекс не сомневался, что их сексуальные предпочтения совпадают.***
Войдя в аудиторию с двумя стаканчиками будоражащего напитка, Смирнов мигом растерял боевой настрой и непривычную гейскую одержимость гипотетической доступностью другого мужчины. «Даже если он гей, вовсе не обязательно, что обратит внимание на меня. Блядь, я же никто для него, очередной глупый студентик.» До стола препода он дошёл почти спокойно, но, неуверенно протягивая Чернову кофе вместе с подставкой, готов был от волнения провалиться сквозь землю. — Доброе утро, Игорь Артемьевич! Кати Семёновой сегодня не будет. Заболела. — Так и не пояснив ничего насчет кофе, посчитал, что объяснений про Катьку вполне достаточно. — Про Семёнову мне всё ясно — старосте расскажешь. А вот почему на стакане написано «Игорь», я так и не понял. Спасибо, конечно, Алекс. Александр. В смысле — Смирнов, — несколько раз поправил себя Чернов. — Только я кофе не пью. Предпочитаю чай. Зелёный. Особый. Друзья из Китая постоянно привозят. Но всё равно спасибо. Проклиная себя за ненужное словословие — будто посчитал виноватым в неуклюжей любезности студента, Чернов, не желая легкомысленно выглядеть с трубочкой, снял крышку и всё же отпил, окрашивая верхнюю губу белыми жирными сливками, тут же зайдясь кашлем от нестерпимого количества сахара и сладких ингредиентов в непрошеном подаянии. — Спасибо. Как-то непривычно сладко. Но мне нравится, правда, — поспешил отблагодарить, видя, как парнишка зачарованно смотрит ему куда-то под нос. — Может, стоит иногда изменять привычкам, а? Бесполезно. — Смирнов! — Ой, да, Игорь Артемьевич, извините. У вас тут… — и он провёл по своим губам, вынуждая Игоряшу на ответный зеркальный жест. — Что вы сказали? — Спасибо, Смирнов. Очень вкусно... Занятие для Алекса прошло как у того ёжика в мультике. И если бы не возраст и опыт, то же было бы и с Черновым, время от времени припадавшему к заветному стаканчику, не забывая при этом изящно утирать губы платочком. После занятий Игоряша сам подозвал Смирнова. — Раз ты такой услужливый сегодня, нет ли кого проверенного по компам? Старый друг дома заглючил совсем. — Грузится? — То-то и оно, что только в чёрно-экранном режиме. А я в этом ничего не понимаю. — Мой друг, Макс, он — профи. Круче только яйца! — Обрадовался Смирнов, тут же понимая, что сморозил глупость. — Извините. То есть он реально очень крутой, может и удалённо. Но лучше бы к вам приехать. — Он тоже у меня... в смысле, в лицее учился? — Нет, — честно соврал Сашка. Когда Игоряша у них преподавал, Макс полгода как отбывал срок по обмену в лондонской школе, там безвозвратно и помешался на компьютерах и всяких айтишных штучках. Так что разбери тут, соврал или нет. Похоже, что нет. — Отлично, так даже проще. Сегодня сможет прийти? И не дожидаясь ответа, написал свой адрес и телефон в ежедневнике, потом вырвал страничку и отдал Смирнову. — Буду ждать твоего крутого друга, после четырёх. Не подведи. На том и расстались. Так и не прояснив, сможет ли друг Смирнова прийти или нет, полагая, что лишние деньги парню не помешают. Уж найдёт время для срочной работы.***
Оказавшийся меж двух огней Алекс, с трудом уговорив Макса, справедливо выслушал от него, что Максим — не мальчик по вызову для зарвавшихся преподавателей, вынужденно пообещав взамен всё, что угодно. — Прямо-таки всё? — Да, всё, что захочешь, исключая меня. — Не боись, я девок люблю. Хотя как посмотреть... меня всегда почему-то к тебе тянуло. Не пойму, а вдруг это чуЙство?.. — Иди в жопу, тоже мне, латентный гей выискался. — А чего? И пойду. Вот прямо сейчас и пойду. К Чернову твоему. Напугал. — Я тебе пойду! — Не, я чего-то не понял. Мне идти или нет?***
Макс недолго возился с компьютером: искусственный интеллект, разумно посчитав, что показывать свой характер специалисту бессмысленно, вскорости послушно заработал, привычно загрузив установленную на рабочий стол картинку. — Хуясе, двойка?! А Смирнов уверен, что вы ему пятёрку засадили. «Хуясе», как и «засадили», прозвучало неуместно, но что вырвалось, то вырвалось. Пока Чернов с подносом в руках, так и не произнеся ни слова, застыл с приготовленным чаем, Макс, на глазок проверив работоспособность устройства, благоразумно заторопился на выход. — Мне это… пора. Срочно. Забыл совсем. Потом загляну ещё, если понадобится. — Постой, Максим. Так это Смирнов написал? — Мне правда нужно бежать. Извините, Игорь Артемьевич, — уже в дверях, на ходу натягивая кроссовки, оправдывался Макс. И выкатившись за дверь, не обращая внимания на стоявший на площадке лифт, побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Только очутившись на втором этаже, он остановился и, переведя дух, позвонил Смирнову. — Блядь, Ал. Кажись, я облажался. Не убивай! Ты мне должен, помнишь?! — Что случилось? — орал в трубку и без того сидевший как на иголках Сашка. — Он знает… — Что?! — Смирнов находился на грани обморока. Не обладая никакой информацией, его критический ум домыслил все возможные худшие сценарии развития событий. — Да что, знает, говори уже! — Что это ты написал. Я не сдержался, когда увидел. Но он сам виноват. Оказывается, падла, он тебе пару тогда влепил. Ну не скотина ли? Ты ему про любовь, а он в ответ — двойку. В пылу разговора, Макс не заметил, что «тупой препод» уже успел спуститься на лифте и ждал, когда компьютерный гений наконец соизволит добраться до первого этажа. А дождавшись, невозмутимо поинтересовался у изумлённого Макса (теперь уж точно полностью соответствующего своей кличке «MadMax»), Смирнов ли это. И получив в ответ ошалелый кивок, без дальнейших расспросов отобрал «трубу», особо не считаясь с мнением владельца. — Послушай меня, Смирнов. Если то, что ты написал тогда, правда… Если это то, что ты сейчас ещё чувствуешь ко мне… я буду ждать. Слышишь? Только не молчи, глупый. Буду ждать. Сколько захочешь, сколько понадобится, ты слышишь меня? Если нужно, я буду ждать тебя всю свою чёртову жизнь. Потому что она мне на хер не сдалась без тебя. Потому что, «дорогой Александр, я люблю Вас». Тебя. Он вернул мобилу вконец обалдевшему Максу, зашёл в лифт и поехал наверх. Ждать. Когда Алекс, примчавшись за рекордные сорок минут, открыл незапертую дверь, Чернов взглянул на него и без всякой былой иронии утонул в распахнутых чёрно-шоколадных глазах, на мгновение показавшихся ему пронзительно синими. Синими, как непривычно слепящая синева сентябрьского неба за окном.