Слуга двух господ

      Оставив все еще недовольного мальчишку прозябать недалеко от входа в музей, я, удостоверившись, что моя личина Джона Мэндрейка простиралась на все семь планов, быстрым шагом направился в зал, где проводилась выставка южноафриканских древностей. Я был абсолютно уверен в том, что ни один мелкий дух из тех, что вертелись во все стороны на плечах у волшебников, не разглядит мою истинную природу под этим пижонским костюмчиком. А вот с другими джиннами и сущностями покруче, лучше было просто не пересекаться и не здороваться. Благо покамест, я не замечал поблизости никого сильнее фолиота на другом конце холла, который угрюмо тащился за своим хозяином в облике кастрированного добермана. Бедолага. Остальная же мелочевка, состоящая в основном из бесов, и вовсе же не принималась мной в расчет. Поэтому я просто переключил свое внимание на первый план, оставив все остальное висеть под ним смутными очертаниями. Обычно так делать было довольно неразумно, однако сейчас я должен был вжиться в роль волшебника, который дальше четырех планов видеть не может, да и все внимание, в подавляющем большинстве случаев, уделяет только первому. Как бы там волшебники не кичились своими линзами, против инстинктов не попрешь. Положено по природе видеть лишь первый план — на него и приходится большая часть внимания, что бы они не кричали там об обратном. К слову, это было жутко неудобно, будто меня фактически лишили зрения, но деваться было некуда.       Пока я взглядом выискивал среди присутствующих хоть кого-то отдаленно похожего по описанию на некоего Джедикайю Смита, в голове назойливо вертелись наставления Натаниэля о том, как я должен говорить и вести себя, пока буду находиться в музее. Не сказать, что мальчишка открыл мне что-то новое и полезное своими советами, но что голова от них только больше разболелась, это точно. — Здоровайся со всеми, кто будет здороваться с тобой. Не забывай о вежливой речи. Не перебивай своего собеседника и делай заинтересованное лицо, даже если он будет нести какую-нибудь несусветную чушь… Нет, не такое, будто ты хочешь его сожрать, а заинтересованное!..       Мысленно закатив глаза, я продолжал вглядываться в лица людей, сновавших мимо меня. Некоторые из них и правда здоровались со мной, а я старался приветливо кивать в ответ. Ну, настолько приветливо, насколько вообще может это делать бесчувственный чурбан вроде Джона Мэндрейка. — На вопросы о войне и вообще на любые вопросы, касающиеся политики, отвечай уклончиво. Отказывайся от любых предложенных приглашений на обеды, ужины и всякие прочие увеселительные мероприятия… — Ладно, насчет политики все ясно. А вечеринки-то тебе, чем не угодили?       Когда я задал ему этот вопрос, Натаниэль скривился. — Терпеть не могу всю эту показательную ерунду. Бесполезная трата времени.       В чем-то я признавал его правоту, но все же решил указать на некоторый недостаток, который бросился мне в глаза. — Ну, ты, может, и называешь это «бесполезной тратой времени», но вряд ли Джон Мэндрейк в его теперешнем положении согласится с тобой.       Волшебник пробубнил себе под нос нечто нечленораздельное, но все же настоял на своем. — Все равно отказывайся. Я был им дольше, чем он сейчас является сам собой, и вряд ли кто-то за два неполных дня успел заметить перемену в его характере.       Я промолчал. Мальчишка еще не имел удовольствия лицезреть вблизи своего старшего двойника, в отличие от меня, и поэтому просто не знал, о чем говорил. Если бы он с ним встретился, то понял бы, что кроме лица не имеет со своей шестнадцатилетней версией ничего общего. Я-то был уверен, что большинство его коллег и особенно слуг, уже успели отметить зловещие перемены, произошедшие с министром, но Натаниэля своими догадками я расстраивать не стал. Как уже упоминалось ранее, его душевная организация после раздвоения оставляла желать лучшего. — Еще какие-нибудь советы будут?       Он нахмурился, скрестил руки на груди, и в упор посмотрел на меня. — Не грубить. Не хамить. Не сквернословить. Не отпускать ехидных шуточек. Не говорить на древних языках и не издавать неприличные звуки.       Я громко прищелкнул языком. — С таким же успехом я могу вообще не разговаривать!..       Он равнодушно повел плечами, будто его мое негодование нисколько не трогало. Я едва удержался, чтобы не запустить в него помидором, который лежал у него в пластиковой тарелке вместе с остатками остального обеда. Неблагодарная сопля! — Не корчить рожи, не показывать кому-либо неприличные жесты, не ломать пальцы собеседнику во время рукопожатия, — с сарказмом тихо бормотал я, спешно продвигаясь среди длинных рядов со всякими побрякушками. — Тьфу!       Да за кого он меня принимал? Я, между прочим, жил на этой треклятой Земле не одну сотню лет подряд и прекрасно знал, как обычно вели себя волшебники в обществе таких же расфуфыренных важных клоунов с огромным самомнением. Но мальчишка, разумеется, считал, что ему было виднее. Да уж, исконно Натаниэлевская черта — знать все лучше всех! Пожалуй, в чем-то стальная прямота Мэндрейка импонировала мне больше. Разумеется, если не касалась напрямую меня, но кому-либо из них я бы это говорить не стал.       Прошло не меньше пятнадцати минут моего бесцельного блуждания холлом, прежде чем я заприметил этого Смита. Он говорил с каким-то низеньким пожилым волшебником в десятке метров от меня, с вежливой улыбкой кивая на какие-то фразы своего собеседника. С виду это был ничем не примечательный мужчина средних лет, с песочного цвета прилизанными волосами и заметной родинкой у левого глаза. Одет он был в горчичного цвета твидовый костюм-тройку, будто только что вышел из магазина одежды начала двадцатого века. На неплотно застегнутой рубашке висели очки с толстыми стеклами. Я не заметил на нем никаких следов магической активности. Даже если он и был волшебником, то духов вызывал весьма нечасто. Ведь даже когда я подошел ближе, то не учуял и следа того специфического запаха, которым обычно обладали волшебники от долгого сидения в обкуренных благовониями комнатах.       Он заметил меня почти сразу же и на его лице, сильно испещренном морщинами, проступило искреннее удивление. — Господин Мэндрейк! Рад видеть вас снова.       Он протянул руку и я, памятуя проклятые наставления мальчишки, пожал ее так аккуратно, как только мог. И судя по тому, что лицо Смита оставалось все таким же ровно приветливым, понял, что этот этап был мной успешно пройден. — Да, — я с легкой улыбкой огляделся по сторонам. — Вижу, у вас прибавилось посетителей.       Он скромно повел плечами. — Кто-то из достопочтенных министров, наверное, сделал нам небольшую рекламу, — с легкой улыбкой поведал Джедикайя. — Глупо отрицать, что я не надеялся на это, но… Результат превзошел все мои ожидания.       Лже-Мэндрейк участливо закивал головой. Вы даже не представляете, как меня бесила эта нерасторопная людская болтовня. Имел бы дело с таким же духом как я сам, мы бы за все то время, что я занимался этими бессмысленными расшаркиваниями, успели бы уже и поболтать, и подраться, и запустить в друг друга самыми изощренными древними проклятиями (Конечно, это при условии, что я бы беседовал с кем-нибудь равным себе. Факварлом, к примеру). Однако человеческие обмены любезностями были совсем иного плана. И это меня невероятно раздражало. — Так, я могу вам чем-то помочь, господин Мэндрейк? — участливо поинтересовался Смит. — Может, вы пришли приобрести что-нибудь еще из нашей коллекции? Я был бы весьма счастлив порекомендовать вам… — Ээ, нет, пожалуй… Но спасибо за предложение.       Черт, кажется, я немного перегнул палку с этой дурацкой вежливостью. Натаниэль бы наверняка смачно хлопнул себя по лицу и страдальчески покачал головой, будь он здесь и имей возможность наблюдать за мной.       Джедикайя вопросительно взглянул на меня. — Я пришел расспросить вас подробнее по поводу приобретенного мной талисмана. — Ах, вот оно что, — Смит тут же кивнул кому-то в толпе, кто мимолетом с ним поздоровался, и вновь вернул все свое внимание мне. По правде сказать, этот тип казался мне слегка пресноватым, но в то же время я не чувствовал, что он пытается как-то лебезить передо мной или выслужиться, как делали это многие волшебники, когда имели дело с кем-то обличенным реальной властью. Координатор выставки держался с Мэндрейком на равных, нейтрально вежливо и в меру учтиво, что невольно вызвало у меня что-то сродни уважения. Не каждый волшебник, не имеющий отношения к власти, мог похвастать чувством собственного достоинства. — Что именно вы хотели узнать о нем еще, господин Мэндрейк? — Подробности его заговора, — решив не ходить вокруг да около, в лоб сказал я. Мистер Смит в ответ на это лишь нахмурился. — Боюсь, по поводу самого заговора мне известно не больше, чем я сказал вам в нашу первую встречу, — он вздохнул. — Суть талисмана в поиске скрытых частей своего «я», их освобождении, принятии и примирении с каждой в отдельности. Это могут быть подавляемые страхи, желания, вина — все, что угодно, что мы прячем в дальних глубинах сознания и обычно не выпускаем наружу. Во время медитации талисман должен помочь провести все, что терзает нас, лабиринтами наших воспоминаний, чтобы помочь нам простить самих себя, окружающих или близких. Зависит все это, конечно, от конкретного человека.       Ох, как нехорошо все это звучало. Вот и не принимай после этого силу древних шаманов всерьез! Натаниэль просто не мог не купить побрякушку с еще более опасными свойствами. Однако ничего из услышанного все еще не объясняло, как обычные эмоции обрели телесность и зажили отдельно своей собственной жизнью. — Допустим, кое-что все же вырвалось по дороге из лабиринта, — медленно произнес я. Джедикайя нахмурился еще сильнее, явно не понимая, что я пытаюсь этим сказать. Черт бы побрал эту конспирацию и то, что все нельзя было объяснить, как есть. — Допустим я… потерял одну свою важную часть. Можно ли вернуть ее обратно?       Он молчал какое-то время, внимательно меня разглядывая. Наверняка считал, что я тронулся умом. Да уж, расскажи мне кто подобную историю, я бы тоже покрутил пальцем у виска. Мне оставалось лишь надеяться, что выводы, которые я сделал в отношении Смита, были все же верны, и он не станет болтать каждому встречному поперечному о том, что у новоиспеченного министра информации что-то не так с головой. — Боюсь, я вас не совсем понимаю, господин Мэндрейк, — осторожно начал Джедикайя. Морщины на его лице еще больше стали бросаться в глаза, когда он слегка прищурился и поинтересовался: — Вы утверждаете, что после медитации лишились какой-то части своего «я»?       Хорошо, что он спросил сам, а то у меня бы точно язык не повернулся произнести подобное. — Можно сказать и так. Я чувствую себя немного… другим человеком.       Смит задумчиво провел рукой по гладко выбритому подбородку, а я все ждал его вердикта, от души надеясь, что все можно будет вернуть на круги своя. Ведь если нет, мне придется ждать, когда оба эти придурка умрут, а это было абсолютно неприемлемым вариантом. Меньше всего на свете мне хотелось в ближайшие шестьдесят лет стать бесконечно перетягиваемым канатом, без возможности передохнуть в Ином Месте. Уж лучше сразу согласиться на заклятие Бесконечного Заточения, чем быть предметом внимания двух волшебников. — Я, конечно, не могу утверждать со стопроцентной уверенностью, поскольку не знаю всех подробностей, да и вряд ли вообще кто-нибудь сможет, однако… — он немного замялся. — Ничто не отвлекало вашего внимания во время того, как вы медитировали? Для этого нужна полная концентрация и ясность, и если вас что-то сбило в процессе, то возможны какие-то не совсем приятные побочные эффекты…       Ага, как, например, разделение одного человека на жестокого садиста, именуемого «нормальным» волшебником и ранимую фиалку, жаждущую внимания и одобрения. Хотелось бы мне сказать, что прежде чем выставлять подобные безделушки на всеобщее обозрение, нужно предупреждать: «Осторожно! Опасность приобрести злобного двойника!». Но я вынужден признать, что во многом это была вина самого мальчишки. Волшебники покупают подобные вещички ради экзотики, а не для того, чтобы их использовать, как мой придурок-хозяин, который некоторые вещи до сих пор воспринимает слишком буквально. Разумеется, если он купил какую-то магическую фигню, то эта фигня должна работать, а не собирать пыль где-нибудь на полке. Ему было до сих пор невдомек, что волшебники окружают себя безделушками просто ради безделушек, а не для того, чтобы изучать их свойства и, упаси боги, использовать, предварительно тысячу раз не проверив, что это не опасно. Но я ведь говорю о Натаниэле! Он же всегда знает как лучше. Вот и поделом ему. И мне, что в очередной раз связался с этим недоделанным любителем влипнуть в историю! — Если вы дадите мне время, я попробую поискать что-нибудь связанное с вашей… проблемой, господин Мэндрейк, — нашелся Смит после недолгой заминки. — А пока постарайтесь не слишком зацикливаться на… потере. Уверен, что нам удастся все исправить. Иначе вряд ли бы вы вообще стояли здесь.       Я вяло кивнул. Хотелось бы мне иметь хоть сотую долю его оптимизма.       Попрощавшись с ним настолько сердечно, насколько я вообще мог позволить и заверив, что в долгу не останусь, я быстро покинул музей, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Внутри все буквально взрывалось от праведного негодования. Редко когда можно встретить заговор такой силы в обычном талисмане. Чтобы его использовать, нужны годы практики и тренировок, и наверняка только узкий круг специально обученных людей мог полностью контролировать себя во время этого… ритуала медитации. У моего идиота-хозяина изначально не было никаких шансов. Несмотря на все его выдающиеся таланты, его разум и сердце жили в разладе много лет. А теперь и того разладились настолько, что имели каждый по телу.       Мальчишку я нашел в условленном месте, сосредоточенно читающим газету. Придирчиво осмотрев его с головы до ног, я пришел к выводу, что в этот раз его поход к газетчику обошелся без валяния в грязи и неприятной встречи с опасными простолюдинами. Заметив меня, он быстренько свернул газету в трубочку и засунул ее куда-то за пазуху. Я мысленно дал себе зарок не прикасаться к ней. — Ну? — требовательно спросил он.       Прежде чем ответить, я поспешил избавиться от облика нервирующего меня Мэндрейка. Цвет кожи сменился на более темный и ровный, рост стал ниже, глаза — светлее. Ощутив себя Птолемеем, мне казалось, я даже стал дышать свободнее. Мальчишка, к его чести, меня не торопил. Должно быть, прекрасно знал, каково это — быть собой. — Знаешь, что мне хочется сказать тебе в первую очередь? — едко начал я, прищурившись. О, я уже предвкушал то, как сейчас сотру его в порошок, как эпично ткну носом в его же собственное самомнение. И буду от души наслаждаться реакцией. — И что же? — со слабым вздохом поинтересовался он, с мрачной решимостью взирая на меня. Ага, значит, готов был уже признавать свою неправоту и каяться. Ну нет, так просто он не отделается. — Что ты непроходимый тупица! — обрушился я на него. — Разве тебя не учили, что прежде чем использовать магические артефакты, о них нужно узнать все? Вплоть до мельчайших побочных эффектов вроде расстройства желудка или сыпи в самых труднодоступных местах? Ну, или, я даже не знаю… раздвоения личности, например?!       Натаниэль красноречиво молчал, но взгляда не отводил. Он вообще застыл, будто каменное изваяние, и смотрел на меня, не мигая. Я почти видел свое отражение в его темных живых глазах, таких похожих, но в то же время так сильно отличающихся от тех, что были у его двойника.       По правде сказать, его молчание слегка остудило мой пыл. Только самую малость. Какой смысл его отчитывать, если я абсолютно не получаю от этого никакого удовольствия, как рассчитывал? Ведь он даже не пытался отпираться.       Вздохнув, я устало покачал головой. Черт бы его побрал. — Скажи, будь любезен, — обманчиво мягко произнес я, после небольшой паузы, — чем ты думал, когда решил использовать эту штуку? Что не мозгами, это точно, ведь волшебник, которого я знаю, слишком умен, чтобы допустить оплошность подобного масштаба. Так ответь мне, — я смотрел на него в упор, — что заставило тебя изучать закоулки собственного «я» посреди ночи, которые ты и в свете дня не горишь желанием заглядывать, потому что боишься увидеть то, что там прячется? Что вдруг подвигло тебя совершить подобную дурость, элементарно не удосужившись проверить свойства этого чертового талисмана?..       Его губы были сжаты в одну тонкую линию, а лицо, казалось, побледнело еще больше обычного. Внезапно я заметил, что он слегка дрожал, а когда увидел, что глаза начало затягивать влагой, то мысленно чертыхнулся. Снова здорово. Однако Натаниэль по-прежнему не сводил с меня пристального взгляда и, казалось, вся его выдержка уходила лишь на то, чтобы сохранить последние остатки гордости. — Ты, — сердито выдавил он из себя, быстро провел рукой по глазам и, громко шмыгнув носом, отвернулся.       Я смотрел на его чуть сгорбленную спину какое-то мгновение и понимал, что не понимал ничего.