***
— Вынужден признать, ваше приглашение застало меня врасплох! — усмехнулся Квентин, и Джон снисходительно улыбнулся. — Отчего же? Разве не логично, что я отвечаю любезностью на любезность? Вы ведь столько раз приглашали меня отобедать, а я, к своему стыду и невнимательности, не сразу решился на ответный жест. Мейкпис, все также приторно улыбаясь, смочил свои маленькие пухлые пальцы в специальной чаше с водой, а потом вытер их принесенным официантом полотенцем. — И все же вы хитрец, Джон, — словно бы в упрек сказал драматург, но это был полушутливый укор, который министр не посчитал нужным принимать на свой счет. — Молва не лжет. Вас не так-то легко раскусить! Мэндрейк несколько лениво откинулся на спинку стула. Если раньше он чувствовал, что лесть, которой окутывали его волшебники, словно противно липла к телу, то сейчас, он безо всяких проблем заворачивался в нее словно в кокон. Он принимал ее как данность и теперь сам ткал с ее помощью свою собственную паутинку. И ничуть не сомневался в том, что со временем она принесет ему заслуженные плоды. — Слухи переоценивают, — небрежно пожал плечами волшебник. — По большому счету, почти все мои коллеги не знают меня достаточно хорошо, чтобы распространять обо мне хоть сколь правдивую информацию. Они видят только то, что хотят… И то, что я позволяю им видеть. Уверен, лучше вас, Квентин, обо мне не расскажет никто. Мейкпис мягко рассмеялся. Джон не сомневался, что драматург не принял ничего из сказанного всерьез, но внимание определенно достигло цели. Министр сделал небольшой глоток вина. Он не мог не восхищаться тем, как ловко ему удавалось управлять беседой и играть на настроении собеседника как по нотам. Даже если Квентин был и не настолько идиотом, как все остальные, союз с ним в дальнейшем мог оказаться полезным. — Хочу вам сказать, как писатель и сценарист, что вы превосходно умеете манипулировать словами, Джон. Но все же, мне приятно знать, что вы столь высокого обо мне мнения. В ответ на его хитрую улыбку, Мэндрейк выдавил из себя нечто схожее без особого труда. — Наверное, все дело в том, что вы человек искусства, Квентин, и не имеете прямого отношения ко всем моим коллегам-министрам, — он позволил себе усталый, четко выверенный вздох. — Разговор с вами — как глоток свежего воздуха. Я знаю, что могу быть откровенен в той степени, в которой ни одному из нас не будет неловко. И, если говорить на чистоту, — он немного помедлил, глядя как блики солнечных лучей играют на красной жидкости в его бокале, — мне нужен… совет. Как он и ожидал, удивление, мелькнувшее на лице драматурга, не заставило себя долго ждать. — Боже правый, Джон! Час от часу вы удивляете меня все больше! — Мейкпис тоже сделал глоток своего белого игристого, после чего с долей недоверия уставился на собеседника. — Не думал, что столь одаренный юноша как вы еще нуждается в чьих-то советах. Вы построили себе блестящую карьеру самостоятельно и исключительно собственными способностями. Далеко не каждый может похвастать такими успехами. Теряюсь в предположениях, какая ситуация могла бы вынудить вас искать помощи со стороны. Все это звучало очень красиво, особенно учитывая, что с натяжкой могло называться даже полуправдой, но сейчас министра совсем не беспокоили все эти мелочи. История запоминает лишь имена победителей, а не тех, кто им помогал. — Есть человек, — медленно начал Джон, тщательно подбирая слова, — который мне досаждает. Он волшебник, — добавил министр, отметив, что Квентин уже открыл было рот, чтобы задать вопрос. — И весьма… опасный. У меня, думаю, вы знаете, довольно много недоброжелателей, даже врагов, но тот, о ком я говорю — самый непредсказуемый и нетипичный из всех, с кем я когда-либо имел дело. Я знаю его слабость, но не могу ею воспользоваться, чтобы его… остановить. Его существование невероятно омрачает мою жизнь. Закончив свой короткий монолог, Джон потянулся к бокалу. Он пока не смотрел на драматурга, давая ему время додумать все остальное самостоятельно. Когда молчание стало затягиваться, Мейкпис настороженно произнес: — Не знал, что у вас есть настолько опасный противник. — Он самый заклятый из всех, — хмыкнул Джон. — Боюсь, если он захочет испортить мне жизнь, то рискнет даже собственной головой, но сделает это. — Фанатик, — вынес вердикт Мейкпис пару секунд спустя, и Джон не стал его ни в чем разубеждать. Драматург вздохнул. — Да, к сожалению, они встречаются даже среди лучших из нас. — Увы, — поддержал Джон. — Я должен остановить его, пока он не натворил глупостей, но не знаю, как лучше это сделать. Поэтому, мне нужен совет. Квентин задумчиво закивал головой, впервые на памяти волшебника выглядя настолько серьезным. Мэндрейку интересно было узнать, что в этот момент придумывал себе Мейкпис. Ведь наверняка он пытался предположить, о ком говорил министр. Но вряд ли бы догадался хоть когда-либо, что Джон в какой-то степени говорил о себе. Как бы там ни было, а они с Натаниэлем все же делили одно лицо на двоих… Пусть и с небольшой разницей в его чертах. Прошло не меньше пары минут, прежде чем драматург снова заговорил. Сперва он, правда, огляделся по сторонам, но никакой магической активности в ресторане не наблюдалось. Джон именно поэтому заказал столик в столь шикарном месте, куда у волшебников высокого статуса было не принято брать с собой демонов любого ранга. Исключение составляло, разве что, присутствие премьер-министра, который не появлялся на людях без приставленного к нему африта. Но Руперта здесь не было, а значит, не было и о чем волноваться. — Ваш, кхм, недруг, о котором вы говорили, — Мейкпис подался чуть вперед и все-таки понизил голос до приглушенного шепота, — член Парламента? Интересный вопрос. Член ли Парламента тот, кто до вчерашнего дня являлся министром? Впрочем, сейчас Натаниэль бы сошел за кого угодно, но уж точно не за чиновника. — Нет, — в тон приглушенно ответил волшебник, задумчиво скользнув пальцем по ножке бокала с вином, — нет, он не имеет отношения к моей работе и политике в целом. Его ответ определенно поставил Квентина в тупик. Драматург нахмурился. — Тогда я не понимаю в чем ваша дилемма, Джон. «А я не могу объяснить так, чтобы вы поняли», — пронеслось в голове, но мелькнувшее где-то в глубине души раздражение, тут же сошло на нет. — Он враг из моего прошлого и знает много такого, о чем я предпочел бы навсегда забыть, — а что, ведь правда, в какой-то степени. — Я не могу рисковать всем, что успел построить за последние годы, и пятно на репутации мне совершенно ни к чему. Этот человек должен исчезнуть и тихо. Настолько тихо, чтобы ничто после его исчезновения впоследствии не привело ко мне. Джон считал, что обозначил свою позицию достаточно четко. Конечно, теперь Мейкпис наверняка будет ломать голову над тем, какую же такую страшную тайну скрывает его прошлое, но вряд ли он что-нибудь найдет. Ведь тайна была сокрыта не в каком-то факте, а именно в человеке. Вот только драматургу об этом знать совсем не обязательно, как и всему остальному миру. — Как интересно, — спустя некоторое время сказал Квентин. — Как я понимаю, воспользоваться услугами демонов вы уже пробовали? — Он достаточно умен и знает все наши любимые уловки. Он никогда на них не попадется, — вынужден был признать Джон с крайней неохотой. — А открытый конфликт мне совершенно не нужен. — Вы упоминали, что знаете о его слабости, — напомнил Мейкпис и Мэндрейк отрицательно качнул головой. — Знаю. Но если я ее использую, пока он на свободе, результат может оказаться непредсказуем. В подобных случаях нужно действовать наверняка и быть уверенным в результате. А я не могу утверждать, что предусмотрю все последствия. Меня может задеть, — ответил министр, в упор глядя на собеседника, — а этого было бы лучше избежать. Квентин медленно кивнул, соглашаясь. — Признаю, вы подкинули мне нелегкую задачу, Джон, — сказал он, глядя на свои переплетенные «в замок» пальцы. — Кажется, ваш недруг словно неуязвим. Мэндрейк снова почувствовал волной прокатившееся раздражение. Неуязвим? Двенадцатилетний бездомный мальчишка с единственным слугой, да и тем, который может бросить его в любой момент, повинуясь призыву настоящего хозяина? Ну уж нет. — Отнюдь, — кажется, нотки злости все же проскочили в его голосе, и министр мысленно отчитал себя за эту оплошность. Нельзя показывать кому бы то ни было, что Натаниэль беспокоит его гораздо больше, чем он говорит. — Он достойный соперник, но я вырос… из его игр. Мейкпис еще какое-то мгновение пристально изучал своего собеседника, и в какой раз Мэндрейк подумал, что драматург на самом-то деле действительно не так прост, как кажется. — Что ж, — в конце концов, произнес он, — если вы настаиваете… Я, пожалуй, мог бы устроить вам встречу с человеком, который обладает необходимыми вам… навыками. Но при условии, разумеется, что все это останется между нами. — Вы же знаете, Квентин, я умею держать язык за зубами и быть очень благодарным своим друзьям. Министр легко улыбнулся и драматург, секунду спустя, ответил тем же. — Да, знаю, Джон, — улыбка Мейкписа стала чуть шире. — Вы один из самых достойных людей, которых только можно встретить в наше непростое время.Джон
1 сентября 2018 г. в 09:05
Сделав глоток, Джон аккуратно поставил чашку на блюдце и та тихо звякнула. Бегло просмотрев утренний номер «Таймс», доставленный ему одним из фолиотов, волшебник отложил газету в сторону и, протерев губы салфеткой, вновь взял в руки половинку талисмана и принялся рассматривать ее со всех сторон.
Его истинное имя действительно больше ему не принадлежало. Это было странно и так… удивительно, но он все еще толком не мог понять, вызывал ли этот факт у него какие-то эмоции. Пожалуй, он был рад тому, что над ним больше не довлела угроза разоблачения демоном, но вот появление двойника, о котором сказал Бартимеус, вызывало смутное беспокойство. Двенадцатилетний Натаниэль — кто бы мог подумать! Наверняка слуга сейчас с ним, зализывает раны. Джон не испытывал по этому поводу никакой тревоги. Сейчас Бартимеус бессилен ему что-либо сделать, а вот мальчишка…
Встав из-за стола, Мэндрейк накинул пиджак и, недолго думая, засунул артефакт в карман. Кто знает, возможно ли все вернуть обратно, поэтому пусть пока талисман побудет при нем. На всякий случай.
Слуги почтительно расступались, когда волшебник спускался вниз по ступенькам, а шофер уже поджидал его у крыльца. Сев в автомобиль, салон которого едва уловимо пах кожей и каким-то приятным ароматизатором, Джон распорядился проехать несколькими улицами простолюдинов, дабы убедиться в том, что Бартимеус все-таки выполнил его последнее поручение. Волшебник слегка приспустил черное стекло, чтобы лучше видеть стены домов и фонарные столбы, и уже через некоторое время отметил с мрачным разочарованием, что демон действительно был себе на уме и все эти годы вертел им как хотел. Формально он, конечно же, выполнил приказ — листовки были приклеены, однако не клеем, а грязью и шинами многочисленных автомобилей к асфальту.
Вдоволь насмотревшись на плоды трудов своего не в меру наглого слуги, Джон закрыл окно и сухо бросил водителю.
— Едем в Уайтхолл.
— Да, сэр.
Волшебник прошелся рукой по волосам, после чего позволил себе немного расслабиться. Он прикрыл глаза, воскрешая в памяти день, когда впервые призвал Бартимеуса. Он помнил, что демон вызывал у него бурю негодования, своим поведением и своими ехидными репликами, заставлял сомневаться в себе и своих поступках. Конечно, он и помогал — глупо было это отрицать — но сейчас Мэндрейк как никогда ясно видел, что делал он это из-за того, каким был Натаниэль. Натаниэль чем-то напоминал ему Птолемея. Только по этой причине он продолжал хранить в секрете это имя столько лет. А сам демон был причиной того, почему мальчишка так долго угасал в его сознании, время от времени давая о себе знать нелепыми уколами совести или вспышками праведного негодования, вызванными действиями других волшебников. Сейчас, когда Джон чувствовал себя полноправным хозяином в собственном теле без назойливого присутствия тени Натаниэля в своей голове, нужно было первым делом отстоять свое право на жизнь. А это значило, избавиться от этих двоих раз и навсегда. Только тогда он сможет с чистой совестью и дальше строить свою жизнь так, как ему того хотелось.
Открыв глаза, Джон слегка нахмурился. Никакие заклинания не удержат демона рядом с мальчишкой, если он захочет его призвать. Таких просто не существует. Покончить с Бартимеусом было легче легкого, а вот Натаниэль… Если о нем узнают, могут пойти нежелательные слухи, люди начнут задавать вопросы, а такое внимание было персоне с его статусом совсем некстати. Сейчас мальчишка был бродяжкой, определенно кочевал с места на место и пользовался услугами единственного демона, который был к нему благосклонен. Лишить его Бартимеуса — и он может наделать глупостей…
Джон выдохнул и потер переносицу. Нет, это не вариант. Кто знает, может тогда он сможет призвать кого-нибудь еще из его слуг? Или выкинуть что-нибудь более серьезное… Да, нужно было в первую очередь сосредоточить внимание на мальчишке, а демона оставить как запасной вариант. Просто ему нужно подумать как Натаниэль. Чего он сейчас хочет? Вернуть все на свои места? Или распрощаться окончательно и избрать для себя другой путь? Если второй вариант, то Джон не станет ему мешать, даже поможет убраться как можно дальше, если нужно. Бартимеуса, разумеется, в таком случае он оставит себе, поскольку именно он был причиной, по которой волшебник мучился все последние годы, разрываясь между моралью Натаниэля и собственным взглядом на жизнь. Он никогда не простит этого демону.
А Натаниэль не простит ему и это никогда не кончится. От размышлений о том, каким образом все же лучше поступить со своенравным мальчишкой, у министра начала болеть голова. Нет, все же, от своей второй версии придется избавиться раз и навсегда, ведь тот, где бы он ни находился, постоянно будет ему угрозой. Снова бояться потерять себя, как это было тогда, когда Бартимеус выведал его имя? Ни за что. Джон был умнее, он не станет запирать себя снова в новой ловушке.
Автомобиль остановился. Водитель открыл ему дверь и волшебник, прихватив портфель, вышел на улицу. Ярко светило солнце, а небо было абсолютно безоблачным, будто предвещая Мэндрейку такое же необремененное заботами светлое будущее.
Глубоко вдохнув свежий утренний воздух, Джон направился к Уайтхоллу, как и остальные главы министерств, которые здоровались с ним по пути. Он с вежливой улыбкой кивал им в ответ.
Он должен убить Натаниэля и как можно скорее. И только тогда он сможет наконец-то вздохнуть свободно. Впервые за многие годы.