Слуга двух господ

      Джон, стоя перед зеркалом в свой полный рост, неторопливо застегивал белоснежную рубашку. Подготовленный для вечеринки свежевыглаженный черный костюм уже дожидался его на кровати.       Ловко повязав на шее галстук-бабочку, он вернул на место воротник, после чего застегнул на пуговицы манжеты на рукавах. Потом вернулся к кровати, взял пиджак и, надев его, принялся придирчиво себя разглядывать. Удовлетворенно кивнув своему отражению, он взял заранее приготовленные запонки, которые лежали в обитой синим бархатом специальной коробочке. Когда, наконец, он был полностью готов, то еще раз придирчиво взглянул на себя в зеркало. Ему казалось, что после того, как его раздвоило, он стал выглядеть как-то иначе. Даже Мейкпис заметил что-то такое. Джона, в общем-то, это не особо беспокоило, поскольку он знал, что стал только лучше и как человек, и как волшебник, как только лишился своей дурацкой назойливой половины.       Поправив едва заметно выглядывающий из нагрудного кармана платок, Джон прошелся рукой по волосам, еще раз выровнял бабочку и стряхнул с рукавов невидимые пылинки. — Ты у левого локтя немного пропустил, — раздался знакомый нейтральный голос у него за спиной, и губы министра тронула едва заметная усмешка. Он обернулся. Недалеко от дверного проема сидела черная пантера и внимательно наблюдала за всеми его движениями. Удивительно, как правильный облик мог облагородить существо, отличающееся премерзким характером. — Спасибо, Бартимеус, — ответил Джон. — Ты очень любезен. — Всегда к твоим услугам, хозяин.       Волшебник приподнял бровь. Показалось, или ему все же послышался намек на рычание, сопровождающий последнее слово? А, впрочем, даже если и так, это не имело никакого значения. Он поступил правильно, оставив демона при себе. Какое веселье от того, что Бартимеус будет мучиться где-то вдали, не в силах выбраться из какой-нибудь тесной склянки? А так, у Джона под рукой теперь всегда будет постоянное напоминание о том, в кого ему категорически нельзя превращаться. В глубине желтых демонических глаз сейчас таится лютая ненависть, но их обладатель ничего не может с этим поделать. Он не в силах был больше навредить волшебнику, растрепав кому-нибудь его истинное имя, ведь у волшебника его теперь не было. Над слугой более не довлела угроза Испепеляющего Пламени, но Бартимеус все равно слушался своего хозяина беспрекословно. Потому что знал, что тот может ему устроить жизнь, которая во сто крат была бы хуже смерти. Нет больше всей этой чуши с партнерством и относительным равноправием. Есть только хозяин и его раб. — Идем, — сказал Джон, бросив последний мимолетный взгляд на свое отражение, — министр всегда должен быть пунктуальным.       Пантера покорно склонила голову в знак согласия, и Мэндрейк почувствовал что-то сродни удовлетворения. Он прошел мимо демона, негромко стуча каблуками, и даже не обернулся чтобы проверить, пошел ли слуга за ним.       Спустившись на первый этаж, он на секунду остановился у вешалки. Немного подумав, Джон все же решил прихватить легкое пальто. Если он будет возвращаться глубокой ночью, может быть довольно прохладно. Пантера все это время молчаливо стояла у его ног.       Набросив пальто на руку, Джон открыл дверь и вышел на темную улицу. Бартимеус покорно семенил следом. Удостоверившись, что и обычная и магическая сигнализации работают исправно, он закрыл дверь и спустился с крыльца. Увидев свой автомобиль, припаркованный на углу, волшебник направился было в его сторону, как вдруг его окликнул грубый мужской голос, который бы Джон не спутал ни с чьим другим во всем мире. — Мистер Мэндрейк.       Джон и Бартимеус обернулись почти синхронно. Бородатый наемник в своей черной кожанке и длиннющем плаще, фактически сливался с темнотой ночи. И даже то, что у дома волшебника горело два фонаря, никак не повлияло на эффект, которого добился мужчина своим внезапным появлением. На плече у него мешком висела бессознательная хрупкая фигурка. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кем он был. — Парень!.. — неожиданно воскликнул Бартимеус, нарушив призрачную хрупкость воцарившейся тишины. Джон сказал пару слов, и пантера, негромко взвыв, смиренно склонила голову. — Какого черта вы его сюда притащили? — волшебник торопливо подошел к наемнику, и запрокинул голову вверх, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я же сказал вам, куда его доставить!       Что бы там ни собирался ответить бородач, но в этот момент его ноша глухо застонала. Джон непроизвольно сделал шаг назад. Одно дело знать, что где-то там живет человек, похожий на него как две капли воды, совсем другое — видеть его в непосредственной близи. — Пустите, — слабо запротестовал мальчишка, принявшись молотить кулаками спину наемника. И, судя по тому, с какой скоростью сознание возвращалось к Натаниэлю, молотить руками он начинал все активнее. Не то чтобы бородача это особо беспокоило — он как выглядел невозмутимой черной горой, так и ею и оставался. — Там было заперто, — просто сказал он и моментально сбросил мальчишку с плеча, будто мешок картошки. Натаниэль, внезапно оказавшись на земле, не сразу сориентировался в пространстве и наверняка бы рухнул на асфальт, если бы Бартимеус вовремя не подставил ему свою спину. — Спасибо, — сказал мальчишка со слабой улыбкой, и пантера в ответ изобразила что-то вроде кривой клыкастой усмешки. Джон, наблюдавший за всем происходящим, поверить не мог, что совсем недавно имел что-то общее с этим недоразумением, которое именовало себя волшебником. Натаниэль с настоящим волшебником даже стоять рядом был недостоин, не то, что называться им! — Я свою часть уговора выполнил, — напомнил о своем существовании наемник. Мэндрейк взглянул на него и тот, будто бы поняв, что сейчас не самое лучшее время говорить о деньгах, предусмотрительно отошел в сторону. Но все равно оставался на виду мрачной могучей фигурой.       Натаниэль, уже твердо стоя на своих двух, перевел взгляд на него. Джон с неким оттенком презрения рассматривал убогую одежду, царапины и ссадины, покрывающие ладони, опухшие глаза и торчащие в разные стороны темные волосы. Натаниэль с не меньшим интересом разглядывал его в ответ и, с каким-то запоздалым удивлением отметил Мэндрейк, тоже выглядел не особо довольным.       Бартимеус, будто вспомнив, что помог мальчишке и тем самым мог заслужить новую порцию наказания, принялся незаметно пятиться обратно в сторону хозяина, хотя и делал это с явным неудовольствием.       Джон не сводил с Натаниэля немигающего взгляда и все больше убеждался в том, что был прав, когда решил, что ему не нужна эта часть себя. Жалкий, брошенный и одинокий, вечно терзающийся сомнениями один сплошной комок бесконечного чувства вины. Зачем его возвращать? Он был сломан, а сломанное нужно выбрасывать.       Мысли же Натаниэля были у него все на лице написаны. Презрение, разочарование, гнев. Ну, хоть в чем-то они двое были схожи. — Как ты умудрился не пустить Бартимеуса ко мне?       Джон едва удержался, чтобы не рассмеяться. И это его первый вопрос?.. Не «что ты сделаешь со мной?», и даже не «убьешь ли ты меня?». Его первый вопрос был настолько лишен всякой логики, что сначала Мэндрейк даже слегка растерялся. Но потом, вспомнив, что время поджимало, да и что для репутации будет не слишком полезно задерживаться посреди улицы в компании всяких сомнительных личностей, он ответил с легким оттенком пренебрежения, как делал всегда, когда считал умственные способности своего собеседника ниже среднего. — Я просто применил то, что называется «интеллектом». И если бы ты время от времени пользовался мозгами, то вспомнил бы, сколь полезными иногда могут быть официальные формулировки, — Джон окинул своего более юного двойника снисходительным взглядом. — Впрочем, я нисколько не удивлен, что ты не додумался, до такой элементарной вещи. Учитывая, что именно ты был ответственен за это… разделение, можно было предположить, что в дальнейшем тебя вряд ли будут посещать действительно разумные мысли.       Натаниэль молчал, хмуро глядя на него исподлобья. Джон, наблюдая за ним, поймал себя на том, что чувствует что-то сродни брезгливости от одной только мысли о том, что однажды они могут снова стать одним человеком. Теперь он получил наглядное подтверждение тому, что это раздвоение — лучшее, что могло с ним случиться. Пожалуй, только из-за того, что Натаниэль совершил по счастливой случайности, Мэндрейк посчитал нужным ответить ему на вопрос. Он искренне полагал, что большего мальчишка был просто недостоин.       Но сам Натаниэль, как оказалось, думал совершенно иначе. — Ненавижу тебя!..       Какую гневную тираду он выдал! Джон меланхолично ждал, когда мальчишка выговорится, и думал о том, что лучше бы попросил наемника сразу сбросить его в Темзу. Если бы знал, что придется выслушать столько обвинений от неблагодарного сопляка, портившего ему жизнь из года в год своими терзаниями, то позаботился бы о том, чтобы избавиться от него сразу же.       Черт, из-за этой дурацкой истории он теперь безбожно опаздывал!.. Нужно было заканчивать с этим фарсом. Все и так зашло слишком далеко. — Бартимеус мой слуга, Мэндрейк, и ты ему ничего не сделаешь! — внезапно выпалил мальчишка, и Джона это неожиданное заявление вдруг задело даже сильнее, чем все его предыдущие обвинения разом взятые.       Он с отвращением взглянул на грязную руку двойника, которая сжимала его дорогой пиджак. — Да? — вкрадчиво поинтересовался он. И должно быть, что-то такое мелькнуло у него во взгляде, потому что Натаниэль слегка замялся, наверняка почуяв угрозу целостности своей никчемной и абсолютно бесполезной жизни. — Тогда попробуй забери его, Натаниэль.       Мальчишка сглотнул. У него не было ни единого шанса это сделать, и он прекрасно об этом знал. Он стоял и молчал, смотрел на него своими большими темными глазами и на лице у него проносились эмоции одна ярче другой. В этот момент Джону хотелось сделать ему больно, так больно, насколько он вообще смог бы ему сделать за все те годы, что не мог стать самим собой. Из-за чертового чувства вины, из-за чертовой привязанности к демону, из-за того, что он просто был с самого начала настолько неправильным, что не годился на роль волшебника. Он был испорченным и должен был заплатить за то, что отравлял жизнь другой части себя.       Джон мимолетом огляделся по сторонам. Остальные волшебники уже давно уехали на вечеринку, и только он застрял здесь, разбираясь с этой совершенно бесполезной застарелой проблемой. Как это похоже на Натаниэля: в который раз испортить ему праздник!..       Решение пришло внезапно. Он понял, что готов был пойти на риск.       Мэндрейк взглянул на мальчишку, который до побелевших костяшек пальцев продолжал сжимать его рукав. У Натаниэля никогда не хватит сил стать частью этого мира. Он никогда не сможет жить спокойно, никогда не найдет себя. В его существовании и сейчас-то не было особого смысла, а теперь не будет и подавно.       Джон перехватил руку Натаниэля собственной и крепко ее сжал, после чего быстро нашел взглядом наемника, который продолжал темной горой стоять неподалеку и бесстрастно наблюдать за происходящим. — Убей его!       Глаза Натаниэля расширились от удивления. Джон, не сводя с него взгляда, резко бросил: — Стоять, Бартимеус!       Он почувствовал, как пантера замерла в каком-то шаге от его ноги. — Не будь идиотом! — воскликнул джинн. — Ты понятия не имеешь, что случится! Это же часть тебя, придурок ты эдакий!.. — Совершенно ненужная мне часть, — отрезал Джон. Наемник тем временем подошел к вырывающемуся изо всех сил Натаниэлю, но Мэндрейк крепко его держал. И надеялся, что в последний раз.       Серебряное лезвие ножа как-то необычно сверкнуло в свете двух фонарей. — Ты совершаешь ошибку, — прошептал мальчишка, — потому что я знаю ответ. И всегда буду твоей частью!..       Джон скривился. Сильная волна гнева и отвращения к этому ничтожеству накрыла его с головой. Он с силой оттолкнул Натаниэля от себя. Мальчишка, охнув, не удержал равновесия и тут же врезался спиной в вытянутый наемником нож. — Нет! — воскликнула пантера, и Мэндрейк тут же прошипел несколько слов. Демон замолк, пытаясь справиться с очередным карательным заклинанием.       Натаниэль обмяк, еще некоторое время удивленно продолжая хлопать глазами, будто не веря во все происходящее. — Я всегда… буду… твоей частью, — прохрипел мальчишка, судорожно хватая ртом воздух, стремительно покидающий его легкие. Его затуманенный взгляд медленно перекочевал в сторону пантеры. Из горла вырвался неприятный булькающий звук, когда Натаниэль снова открыл рот, чтобы выдавить из себя последние несколько слов: — Я... буду жить, пока... жив тот, кто...       Мальчишка закашлялся и захрипел, но продолжал держаться за свою жизнь, как утопающий за соломинку. Казалось, ему было невероятно важно произнести вслух то, что он хотел. Впрочем, Джону было все равно. Он победил. Победил и знал это. Не важно, что нес Натаниэль перед смертью. Это был просто бред умирающего, не более того.       Кровь постепенно окрасила Микки Мауса в багрово-черный цвет. Краем глаза Джон заметил, что Бартимеус все же сделал несколько шагов по направлению к мальчишке, даже несмотря на собственное плачевное положение. Но больше всего, пожалуй, его задело выражение, время от времени проскакивающее на морде пантеры.       Сожаление. — ...держал меня... здесь... все это время... — Нат!..       Громко прищелкнув языком, Джон сменил заклинание, чтобы Бартимеусу было не до разговоров. Впрочем, мальчишка болтать тоже больше не собирался. Его глаза наконец закрылись, хотя грудная клетка все еще неровно вздрагивала, в то время как из легких вырывались последние остатки жизни вместе с воздухом.       Министр и сам тяжело дышал, глядя на Натаниэля и чувствовал, как вспышка гнева постепенно покидает его, а на ее место приходит что-то сродни облегчению. Он был рад, что все, наконец, закончилось. А что касалось последних слов двойника... Мэндрейк знал, кто он. И ни одна живая душа не заставит его более усомниться в себе. — Избавься от него, — холодно сказал Джон, не обращая внимания ни на корчи слуги, ни на последние предсмертные хрипы своего альтер-эго. — Мне совсем не нужен мертвец на газоне, да еще и выглядящий почти как я. Расплачусь завтра в условленном месте.       Наемник одарил его каким-то на редкость странным эмоциональным взглядом, но спорить таки не стал. Вместо этого он снова легко поднял мальчишку и закинул себе на плечо, совершенно не беспокоясь о том, что заляпает себя кровью. Тот, издав какой-то невнятный стон, неожиданно затих. Можно было подумать, что он снова потерял сознание или просто уснул. Его руки и голова безвольно раскачивались в такт размашистой ходьбе бородача.       Когда наемник со своей ношей скрылся из виду, Джон тщательно вытер с рукава пиджака пыль и грязь, оставленные прикосновением Натаниэля. И только после этого отменил заклинание. — Ты… Что ты натворил?.. — громко прохрипела пантера, вновь вернув себе возможность говорить. — Что ты наделал, придурок?!       Мэндрейк равнодушно пожал плечами, решив на этот раз пропустить недопустимое обращение мимо ушей. Достал из нагрудного кармана платок и протер руки. — Ничего криминального. Только стал самим собой.