«— Не грусти, — сказала Алиса. — Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно». Льюис Кэрролл «Алиса в стране чудес».
Мои виски словно сдавливало тисками, поэтому обхватила голову руками, упершись бешеным взглядом на отражение в зеркале. Все чувства будто покрылись толстым слоем льда. Остался лишь леденящий душу, удушающий, сдавливающий все органы страх, не позволяющий вдохнуть полной грудью и трезво оценить все случившееся. В голове словно вакуум. Единственной мыслью было «Как?! Этого ведь быть не может!» Но большое зеркало в светлой оправе, в котором в полный рост отражалась маленькая девчонка с растрепанной после сна копной темных волос и большущими карими глазами, что сейчас судорожно оглядывали это хрупкое тельце, говорило явно об обратном. «Что же мне теперь делать? Как быть?» Неожиданно для себя, слезы хлынули из глаз. Меня затрясло, а колени подкосились, и я, не в силах больше стоять на ногах, медленно осела на пол и маленькими пальцами провела по зеркалу, в котором отражалась зареванная девочка лет десяти. Мама, забери меня отсюда! — Д…до…мой. Я.я х.хочу домой, — зашептала я не своим тонким голоском, заикаясь и буквально захлебываясь слезами. Все это походило на сон. На очень страшный и, что самое ужасающее, до жути реалистичный кошмар. Вот только я никак не могла проснуться. Из груди вырвался непроизвольный крик, а от неконтролируемой злости маленький кулак, с удивительной для ребенка силой, рассек воздух и обрушил свою мощь на совсем невиновную фарфоровую куклу, что стояла на тумбе рядом с зеркалом. Ей очень не повезло попасть на глаза злой мне. Острые осколки разодрали кожу на костяшках и кисть запульсировала дикой болью. Неприятные ощущения немного остудили пыл. — Хару! — будто сквозь пелену до меня донесся отчего-то очень знакомый мужской голос. — Почему ты плачешь? — после этого вопроса слезы хлынули с удвоенной силой, но совсем неожиданно я перекочевала на чьи-то руки, что легко оторвали эту тушу от пола и понесли в сторону большой кровати, на которой я собственно сегодня себя и обнаружила. От такого я даже плакать перестала и чисто рефлекторно вцепилась маленькими детскими ручками в большие мужские плечи. — Ну, ты чего? — с моего лица ласково принялись стирать слезы. Эта забота напомнила мне о моей маме, что осталась в том, моем настоящем мире. От таких воспоминаний хотелось зареветь в голос, выплеснуть всю свою боль. Весь страх перед этой неизбежностью, но я, хвала небесам, смогла взять себя в руки. — Из-за парня какого-то плачешь? Перестань, он этого не достоин, — но, заметив, как я судорожно повертела головой, отрицая слова мужчины, предполагаемый отец выдвинул следующую гипотезу. — Или обидел кто? Ты только скажи, я со всеми твоими врагами разберусь. Твой папа ведь самый сильный, — я посмотрела на то, как темноволосый мужчина гордо приосанился на последних словах, это меня немного позабавило, слегка улыбаясь ему, но снова отрицательно помотала головой. Стало даже как-то стыдно перед ним. Видно, что этот мужчина очень хороший человек и отец. И он сильно любит Хару. Он ведь думает, что перед ним его дочь. И даже не подозревает, что могло случиться всего за одну ночь. — Успокаивайся, Хару-чан. Разве что-то изменится, если ты тут слезы проливать будешь? Конечно, нет, — продолжал успокаивать меня отец этой знакомой, но в то же время чужой девочки. — Запомни, любая ситуация решаема, ничего в этой жизни не достойно твоих попорченных нервов. Ты все сможешь преодолеть, даже если тебе кажется, что ситуация, в которую ты попала, ужасна. Судьба не дает тебе испытаний, которые ты не сможешь пройти и из которых ты не сможешь найти выхода, — я затаила дыхание и принялась раздумывать над его словами, понимая, как же он, черт возьми, прав. Почему вместо того, чтобы искать способ вернуться обратно, я ною? Я жалею себя, хотя должна думать, как жить дальше. Ну, или хотя бы придумать правдоподобную историю того, почему я собственно реву. Но отец Хару, имени коего я знать не знала, осмотрев мою поверженную кисть руки и разбитую куклу, что осколками рассыпалась по полу, тут же засуетился, крича о том, что надо сейчас же обработать ранки, дабы зараза не попала.***
Я слегка поморщилась от неприятных ощущений, когда раствор перекиси водорода вступил в реакцию с кровью. Мои «боевые ранения» защипали, и я попыталась вырвать руку из ладони отца Хару. Но успехов это не принесло, честно говоря, никаких. — Потерпи, немного осталось, — мужчина принялся с особой аккуратностью, будто держит фарфоровую куклу, которую я сегодня расколошматила, перебинтовывать мою кисть. Незаметно для него я закатила глаза. Вообще не видела смысла так трястись над этими ранами. Тут же просто слегка кожа содралась, а он так беспокоится. Хотя от этого становится приятно. Пусть он и думает, что перед ним его дочь. Хотя, биологически так оно и есть. Но душа в этом теле не Хару. От дискуссии в, теперь, моей голове отвлек голос. — Так ты из-за куклы плакала? — задумчиво начал мужчина, посмотрев мне в глаза. У него были довольно приятные черты лица, азиатский разрез глаз с радужкой карего цвета, прямой нос и тонкие губы. Хару явно пошла не в него, от отца у этого тела лишь цвет глаз и волос. Недолго подумав над его вопросом, я пришла к выводу, что, почему бы и не ответить, что, да, я истерила из-за этой разбитой куклы? Господи, этот мужчина, сам того не ведая, решил одну мою проблему. Пусть и маленькую в сравнение с остальными. — Да. Я случайно задела ее рукой, а она упала и разбилась. А когда я хотела собрать осколки, то порезалась, — вот врала и не краснела. Да по боку мне на эту куклу. Пле-вать. Но мужчина, кажется, поверил в мой бред. — Ох, да не стоит расстраиваться, я тебе еще много таких куплю, — он дружелюбно рассмеялся и прижал мою тушку к себе с такой силой, что я думала, позвоночник мне размозжит. И тогда точно пришлось бы в больничку катить. Надо же, а я всегда думала, что японцы очень сдержанные на эмоции и на всякие нежности их не пробьешь. Или на семью это не распространяется? А может, это какой-то неправильный японец? — Не нужны мне такие хрупкие игрушки. Лучше мягкие, — люблю их. — Хорошо. Все, что пожелаешь. Только не плачь больше, — мою исстрадавшуюся тушку прижали еще теснее к себе, хотя казалось, куда сильнее-то? А после и вовсе положили на кровать, накрыв одеялом. — Поспи немного, Хару-чан, — мужчина вышел из светлой комнаты, закрыв за собой дверь. Отлично, меня оставили одну. Хоть обдумать все смогу. В итоге, что мы имеем? Я неизвестно каким способом попала в тело мелкой Миуры Хару, но при этом я не умирала. Значит ли это, что мы поменялись телами? Или с первоначальной обладательницей этого тела что-то случилось? Но почему именно я? Как же это все сложно! А еще я обнаружила, что свободно говорю на японском. Хотя никогда не изучала его. Значит ли это, что знание языка передалось мне с новым телом? Но как бы то ни было, это хорошенькая такая плюшка, не то, сколько бы мороки с этим языком было бы. Уу, а ведь тогда объяснить надо было бы, почему всю жизнь разговаривала, а тут вдруг забыла. А все оказалось не так уж и плохо. Могло бы быть и хуже. Также у меня имеется гиперзаботливый папаня, а мама непонятно где. Ну, я по крайней мере ее не видела, а если бы она была в доме, то по любому бы пришла с отцом на крики. Либо она куда-то уехала, либо ее просто нет. С такими мыслями я стала погружаться в сон. Все-таки после такой истерики, спать хотелось жутко. Прости, что заняла твое место, Хару. Но теперь это моя жизнь и бездействовать я не намерена.