— Зачем мне всякие безумные, полоумные, да сдвинутые? — возмутилась Алиса. — Что я, ненормальная? — Конечно! — воскликнул Кот. — Как и мы все. Иначе ты сюда бы не попала! Льюис Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье».
С того момента, как я обнаружила себя в другом мире, прошло уже около пяти дней. И за это время я никак не смогла свыкнуться с мыслями о том, что больше никогда не смогу увидеть свою семью. Настоящую. Что больше никогда не будет разговоров ни о чем с мамой, которые я так сильно любила, поездок на машине с громкой музыкой с папой, когда после мы заезжали в магазины, и он покупал мне мои любимые сладости или книги, драк и ссор с братьями, которые хоть и были баранами последними, но все равно продолжали оставаться такими родными и любимыми. И вот только сейчас до меня доходит, какая же я все-таки дура. Что только после попадания в чужой мир начала ценить все эти мелочи. Ведь как раз-таки в них и заключается человеческое счастье, а я его потеряла. И становится просто до слез грустно, что всего этого больше не повторится, и ведь только сейчас приходит понимание того, как же мне будет не хватать этих дорогих моему сердцу людей. Но, несмотря ни на что, я старалась не забывать слова Миуры-старшего: «Судьба не дает тебе испытаний, которые ты не сможешь пройти и из которых ты не сможешь найти выхода». Он прав, я должна думать, как выжить в этом мире, а не расстраиваться из-за вещей, которые уже невозможно изменить. Да, мне очень грустно и страшно, но это не значит, что я имею право предаваться депрессии, и, находясь и так в беспросветной жопе, заталкиваться в нее еще глубже.***
За все это время я никак не могла привыкнуть к тому, что живу под одной крышей с отцом Хару. Не отпрыгивала я от него с криком «Дядька, ты кто?!» при каждой встрече, только потому что у меня остались воспоминания прошлой хозяйки этого тела. И то они всплывали в голове совершенно неожиданно, к примеру, именно так я и узнала, что Миуру-старшего величают Акихиро*. А также, что матушка тоже имеется, но в силу своей профессии дизайнера (вот в кого Хару пошла) очень часто находится в разъездах. Эта женщина японкой не являлась. Она метиска. Француженка по отцу и итальянка по матери, да еще и с китайскими корнями по деду. А зовут ее Корентайн**. Необычно это все и непривычно для русской меня. Совсем другая страна, другой менталитет, другие имена. Я до сих пор не могу привыкнуть, что теперь меня зовут Хару и стоит заслышать это имя, еще несколько секунд нахожусь в какой-то прострации, пока окончательно не доходит, что обратились-то ко мне. Да и все эти поклоны, «чан», «кун», «сан», уважительное обращение к людям, что всего на год старше. Господи, верните меня в мою любимую Россиюшку! А так как этому телу только десять, то я ученица началки. Японские школы это ж вообще трешак. Я не знаю, как дети выживают. Мало того, что учиться здесь двенадцать лет, так я еще и только в пятом начальной школы. Судьба явно решила постебаться надо мной и сейчас эта мадам со смехом злобного гения потирает руки а-ля муха и приговаривает: «Хе-хе, мучайся, сучка!» Япония, это ж писец. Большой и злой. Дети сами должны драить всю школу. Представляете, что будет, если какой-нибудь дофига умный намусорить решит? Да его же сожрут и не подавятся! А ты еще и в каком-то клубе должен состоять, причем обязательно. А после топать домой, чтобы сделать уроки и завалиться спать, на большее не хватает времени. Я, конечно, все понимаю. Там ученье — свет, а неученье — полный абзац. Но с таким распорядком… Простите, а дышать мне когда? Это, знаете ли, очень важно для жизни. А возможно, это и хорошо, что я пока только в началке. Ох, но я же еще забыла добавить. Хару ведь из довольно обеспеченной семьи, именно поэтому ее родители могут позволить обучать свою дочь, а теперь уже меня, в элитной школе для девочек! Чувствуете, какое веселье надвигается? Я тоже. Я ж тупая, как тапочек, какая мне элитная школа? Ну, а с другой стороны, хорошо хоть парней здесь не будет, а то в японских школах какая-то вечная помешанность на фанклубах. Как смазливую мордашку заметят, лютые какие-то становятся. Потом в сторону этого несчастного дышать нельзя будет, эти ненормальные тебе до конца жизни в кошмары приходить будут и припоминать это. Хотелось бы сказать, что на этом конец мучений, но как бы не так. Одним прекрасным днем, который не предвещал ничего плохого, мы с Акихиро трапезничали. И когда тот потянулся за солонкой, я смогла заметить на его запястье цветок. Безумно красивый кроваво-алый лотос, лепестки переливались в цветах, если вначале они светлые, почти оранжевые, то ближе к бутону окрашивались в очень красивый багряный. А на светлой коже Миуры-старшего эти лепестки выглядели, будто капли крови, упавшие на безукоризненно белый снег. Вид цветка завораживал, не позволял оторвать от него взгляд. И тогда, от природы ужасно любопытная я, решила спросить, что это? Неужели татуировка? А он, добродушно посмеявшись, решил просветить недоуменную меня. — Ха-ха, нет. Это метка соулмейта, — чтоо? Ну, неет! Вот почему это случилось именно со мной? Эй, вы, ироды, возвращайте меня обратно! Вы что мне за дичь подкинули? Я ко всему была готова, но к тому, что где-то бродит помеченная зараза, предназначенная именно мне — нет. — В смысле соулмейты? Зачем? — кажется, на моем лице отразились все муки ада. Акихиро опять посмеялся. Да что в этом смешного?! Я одна ничего замечательного в этой дичи не нахожу? И вообще такое чувство, будто меня жестко наеб…обманули. Да, именно так. — Хару-чан, ты такая забавная, ха-ха. Как это «Зачем»? Соулмейт — это ведь твоя родственная душа, и она связана с тобой невидимой нитью. У каждого человека есть соулмейт, и если один из них умирает, второй испытывает очень сильные переживания и впадает в депрессию, даже если они были плохо знакомы, бывало, что такое состояние доводило до самоубийств, но все же это зависит от характера человека и от его внутренней силы. Сможет ли он пережить такое страшное горе, как смерть родственной души. Ну а, как известно, любая боль проходит. А если эти люди и вовсе не были знакомы при жизни, то при смерти "своего" человека, тот, чей соулмейт умер, некоторое время будет чувствовать утрату, а цветок теряет яркие оттенки, становясь черным и безжизненным. Вот такая история, Хару-чан, — ну просто прекрасно. Мало того, что все силы во Вселенной будто против меня работают, и я вот сотку даю, мне какое-нибудь мудачье втюхают, так еще и страдать по этому козлячьему отродью будешь, если вдруг «случайно» не рассчитаешь силу, когда его сковородой воспитывать будешь. Превосхо~дно. — А можно как-то избежать встречи со своим соулмейтом? — у меня никогда не было столько надежды в голосе. — Хах, сомневаюсь, доченька, — Акихиро как-то странно посмотрел на меня. — Твоя мама тоже хотела избежать этого, но, как видишь, у нее не вышло, — оппачки, а вот это уже интересно. То есть Корентайн не хотела встречаться со своим соулмейтом? Вот, умный человек. И наплевать, что если бы они не встретились, я бы сейчас не сидела здесь в тельце Хару. А то вдруг бы меня в эту бесящую Киоко занесло? Фу-фу, спасибо, конечно, но я, пожалуй, откажусь.