«Твоя жизнь — это результат твоего собственного выбора»
2010 год, Октябрь Если подумать о том, на что похожа жизнь Роберта Белфорта, можно с легкостью представить улей. В офисе стоял неумолкаемый гул, больше напоминающий беспрерывное жужжание пчел. Такой же был в его голове. Роберт постоянно думал. Иногда по делу, а иногда как получалось. Голова трещала, и он не хотел с этим бороться. Он ни с чем не хотел больше бороться. Все как будто не имело больше смысла. Белфорт не находил его ни в одном из своих действий, но продолжал воевать с самим собой, сопротивляться своим тараканам в голове и вечными муками совести. Только к чему приведет эта борьба? Ему казалось, что уже ничего не изменится, как бы он ни старался что-то сделать или исправить. Как можно исправить ситуацию развода с любимой женой, если ты сам допустил это? Если ты собственноручно перечеркнул свое счастливое будущее и написал вместо него «неизвестность». Роберт потер переносицу и уставился на кишащий «улей». Откуда их взялось столько? Он сидел в небольшом отдельном кабинете с прозрачными перегородками, выдающими себя за стены, и видел все, что происходило за пределами. Изучал и наблюдал. Обычно в офисе было тихо. И сейчас Роберт не мог вспомнить ни одной причины, почему могло собраться столько народу. Он откинулся на спинку кожаного кресла и посмотрел в потолок. Что-то нужно было делать. И с работой, и со своей жизнью. Роберт в очередной раз устроил мозговой штурм и понял, что единственное, что может сделать со своим разводом — оставить все, как есть. Потому что назад пути нет. Софи не сможет простить его вот так, словно ничего не было, как будто все это им обоим приснилось. Будь это сон, Роберт запомнил бы его на всю жизнь в самых ярких красках. Помнил бы для того, чтобы знать — это всего лишь сон. Но суровая реальность, беспощадно уничтожающая его надежду и решающая все за него, говорила об обратном. Нужно было время. Много или мало — неизвестно. — Эй, чувак! Кто-то влетел в его кабинет с возгласом и без стука. Роберт испуганно дернулся и встряхнул головой. — Какого черта, Вилсон? — Как там дела? Ты подготовил бумаги по делу Агаты? — будто не услышав вопроса Роберта, спросил Вилсон. Приятель уселся на угол стола, беззаботно болтая ногой в воздухе. Белфорт недовольно вздохнул и встал с кресла. Подошел к перегородке, рамы которой были строгого коричневого цвета, и сложил руки на груди. Там все еще стояли шум и переполох. — Мы что, обанкротились? Что там стряслось? — Роберт повернулся, непонимающе осмотрел Вилсона, витающего где-то в облаках, и кашлянул. — Слезь с моего стола. Вилсон покорно слез и недовольно что-то пробурчал. Он работал в другом отделе, по делам несовершеннолетних детей, и иногда заходил поговорить к Роберту. Они познакомились на конференции несколько лет назад. С той встречи Вилсон устроился в «Имельду», и за три года совместной работы Белфорт понял, что лучше друга, чем Вил, найти было невозможно. Даже учитывая то, что тот нередко выводил из себя. — Вроде будет проверка, вот все и всполошились. А что там с Софи? Роберт застыл, затуманено смотря в стену. Его глаза превратились в стеклянную оболочку. Имя жены в последние дни было для него как красная тряпка для быка. В то же время слышать его было слишком больно. — Ничего. — Отстраненно ответил Роберт и вернулся на свое место. Вил сел на диван в углу и слился с его черным цветом. Как обычно, он был одет в черные брюки и того же цвета поло. Наверняка, у Вилсона собралась дома большая коллекция черных вещей, но Роберту казалось, что друг приходит изо дня в день в одном и том же. Приятель ничего не стал больше спрашивать и затих. — Надо переслать в суд пару документов, поможешь? Мне нужно отъехать по делам. — Без проблем. Белфорт нервно поерзал в кресле. Перед глазами замелькало лицо Софи. Он встряхнул головой, но жена никуда не исчезла. Роберт потер глаза. — Когда назначили слушание? — нарушил давящую тишину Вилсон. Его вопрос оказался спасательным кругом и помог освободить голову от мыслей о жене. Теперь он думал о работе. Белфорт стал складывать нужные документы в дипломат. Туда же положил телефон. У него затряслись руки и зазвенело в ушах. Перед глазами все внезапно поплыло. Он присел на край кресла на секунду. — На завтра. У меня все готово. И этого Формана закрою за компанию. И какого черта Коллинс притащил его? Сядет вместе с ним, — забубнил Роберт, а потом вдруг замолчал, глаза стали пустыми. — Все нормально? Ты побледнел. — Нормально, просто Софи… — Роберт понял, что кроме жены в его голове ничего нет. Он оказался не прав, когда сказал, что все готово. Он не был готов к повторному слушанию и совершенно не имел понятия, что делать. По сути, ему помог Коллинс, когда привел лжесвидетеля, и теперь доказательств преднамеренному убийству нет, благодаря чему Агате снизят срок. Все казалось не таким трудным, как в начале. Но как защищать другого человека, когда сам нуждаешься в помощи? — Дружище, все наладится, вот увидишь. Просто ты немного оступился. Она примет это. Я знаком с Софи давно, и даже при условии, что я не очень хорошо ее знаю… — Вилсон пододвинулся к краю дивана и сложил руки в замок, — она тебя любит. Роберт с блеском в глазах уставился на Вила, желая верить в слова друга. Отрешенность Белфорта пугала, и сейчас он больше походил на манекен, чем на живого человека. Он кивнул. — Документы в папке, отправь в течение часа. Уходя, Роберт вдруг осознал, что его ждет пугающая неизвестность.***
— Мне нужно побыстрее ее продать, — Роберт откинулся на спинку стула. Перед ним сидел риелтор. Он оказался тут, когда стало ясно, что квартира не нужна ни Софи, ни Роберту. Она давила на них обоих. Было решено ее продать, а вырученные средства Белфорт перечислит на счет жены. Вряд ли это будет какая-то крупная сумма, потому и делить ее было бессмысленно. Дополнительно половина накопленных средств за время брака тоже будет переведена Софи. А сам Роберт решил первое время пожить в хостеле. Голова отказывалась принимать на себя бремя с покупкой другой квартиры. Жить одному в своем жилье означало принять, что ты остался один. Белфорт сейчас не мог допустить этого. — Вы же понимаете, что это не так просто… — с печалью в глазах ответил Эдон Харрис и потер переносицу. В углах глаз образовались морщины. — Жилье в плохом состоянии. Не столько сама квартира, сколько дом. Его подтвердят на снос в ближайшее время. Может быть, вам лучше дождаться, пока его снесут? Наверняка, взамен предложат что-то получше. — Четко и неутешительно проговорил Эдон. — Жена не станет ждать, ей нужны деньги в ближайшее время. Роберт, говоря о Софи, вспоминал, как они заселялись в крохотную, но уютную квартиру. Это было так давно, но казалось, будто вчера. Они заносили коробки с вещами, а потом безудержно смеялись, когда не могли передвигаться по комнатам, потому что вещи заняли почти все небольшое помещение. Разбирать их было еще увлекательнее. Им попадались фотографии, игрушки, открытки со времен знакомства. Тогда они рассматривали их вместе и ностальгировали, не отпуская друг друга из объятий. Время пролетело слишком быстро, и теперь Роберт Белфорт был вынужден вычеркнуть из своей жизни их первое «гнездышко» и воспоминания о нем. Он подумал о том, чтобы попросить жену подождать с продажей и пожить первое время в квартире или где-нибудь еще, но не смог позвонить снова. Каждое слово, сказанное женой, ударяло под дых. Он отправил Софи сообщение. — У нас мало шансов, — словно подтверждая верное решение Роберта, сказал Эдон. Риелтор стал перебирать документы, перекладывая их из одной стопки в другую и исподлобья наблюдая за клиентом. Прядь из его длинной стрижки упала ему на лоб. Его глаза сочувственно погасли. А Белфорт замер, зажав в руке телефон. В мыслях снова образовался рой. Уколы совести не отпускали его. «Все случается к лучшему» — так говорили его родители при каждой неудаче, и он учился принимать эту истину раз за разом, при каждом падении, но сейчас отказывался верить в привычную правду. Он не мог принять тот факт, что потерять любимого человека — к лучшему. Телефон завибрировал. На экране высветилось имя жены и сообщение. Пусть так. Я поживу у Бетани. Роберт выдохнул с неким облегчением. У него еще будет время на то, чтобы вспомнить все снова и окончательно расстаться с жизнью в их старой квартире. Это был маленький шанс. Белфорт поверил в то, что это может быть надеждой. Эдон тем временем без зазрений наблюдал за Робертом, удобно сложив руки на столе. Он коротко улыбнулся. — Отменяем продажу, — Белфорт взял в руки пальто и дипломат, встал со стула, задерживая взгляд на Эдоне. — Хорошего вечера. Благодарно кивнув, Роберт вышел из кабинета, не услышав ничего в ответ.***
Когда секретарь объявил дело, Роберт подошел и заявил о своем присутствии. Через боковую дверь зала суда привели Агату Никсон, она встала рядом с адвокатом, со скованными руками, в оранжевом тюремном комбинезоне. Белфорт молчал. Он оглядел подсудимую с сожалением, прекрасно зная, что не сможет освободить ее от приговора. Но поможет уменьшить срок, что для нее являлось не меньшей радостью. Агата знала, что совершила убийство. Непреднамеренное, не желаемое, просто по неосторожности, но совершила. В редких случаях удается спасти от заключения под стражу при таком раскладе, и Агата не оказалась исключением. Пока судья зачитывал приговор по пунктам, обосновывая почти каждый доказательствами или их отсутствием, Белфорт изредка поглядывал на Агату. Она с горечью проглатывала каждое слово, звучавшее из уст судьи Крофтона, и казалось, что они застревали в горле. С каждым предложением, эхом разносившимся по залу, она сильнее сжимала глаза. Через пару минут по щекам Никсон потекли слезы. Агата хотела быть на свободе, как и все остальные, и хотела быть рядом со своим сыном. Но ей повезло, потому что ее ребенок не будет переведен в детский дом, о сыне сможет позаботиться бабушка, и дело по опеке уже почти закончено. Зал еле слышно шумел, а когда судья огласил срок в семь лет с возможностью условно досрочного освобождения, где-то в третьем ряду зарыдала женщина. Это была мать Агаты. Во втором ряду на другой стороне были слышны возгласы «Так ее! Так ее! Убийца!» от матери погибшего. Судья ударил молотком, и все стихли. Звенящая тишина давила на Белфорта, но он привык. И к напряжению во время слушаний, и к тому, что не всегда может помочь клиенту. Ему не удавалось спасти каждого. И даже деньги ничего не решали. Когда совершаешь поступок против закона – не имей надежды на лучшее. Суд не обойти, если действительно нет никаких зацепок или причин для оправдания. В этом случае их практически не было. Роберт был уверен, что даже первоклассный адвокат не смог бы добиться освобождения из-под стражи. — На этом слушание закончено, прошу всех освободить зал суда, — еще один удар молотком, и судья Крофтон покинул зал. Агата с благодарностью кивнула Белфорту, а потом что-то сказала матери, та разрыдалась еще больше и отказалась уходить. Никсон все еще плакала, но ее губы тронула полуулыбка, когда Роберт прошептал еле слышное «Прости». Ему не за что было просить прощения, ведь он всего лишь адвокат, а не волшебник. Он не мог изменить прошлое, наколдовать нужные факты и доказательства, которые бы помогли следствию, но по-человечески он чувствовал себя отчасти виноватым. Он мог построить логическую цепочку, постараться придумать выход, но Агата не смогла помочь самой себе хотя бы потому, что ни разу не обратилась с побоями в полицию. Роберт точно сожалел, но спокойно принял факт того, что не смог добиться лучшего результата. Он сумел уменьшить срок — это было небольшой победой. — Верните! Верните мою дочь! Она никого не убивала! — слышалось уже позади. Остаться утешить мать подсудимой он был не в силах. Белфорт покинул зал почти последним, напоследок взглянув вслед Агате Никсон. Он сделал все, что мог. Теперь ему оставалось сделать что-то со своей жизнью. Заседание отвлекло его от развода и предстоящего суда с женой. Если здесь, на стороне защиты, он чувствовал себя спокойно, то в новых для него обстоятельствах, стоя на месте клиента, ему точно придется нелегко. Сейчас он отказывался верить в происходящее и все еще думал, что это сон. После слушания Роберт сел в такси, назвав адрес Мидуэй-роуд, 370. Даже проговаривать привычную улицу и дом оказалось тяжело. Буквы как будто кололись. И пока Белфорт ехал, думал о том, что его ждет. За окном быстро проносились парки, улицы и постройки, хотя казалось, что ехали они чересчур медленно. Как в замедленной съемке перед глазами пронеслась свадьба с Софи и встреча с ней и адвокатом. Все закончилось не так, как они когда-то мечтали. Водитель что-то спросил, но Белфорт не услышал и промолчал. Вокруг него образовался вакуум, звуки стихли, картины за стеклом размазались. Но Роберт вдруг отчетливо услышал песню, играющую в машине. …прости, мне кажется, что нам конец. Я смотрю тебе в глаза и вижу это тоже. Моя любовь была здесь, и я потерян, Через боль мы будем оценивать цену, Я больше не хочу любить…* Роберт горько усмехнулся, понимая иронию случившегося, и встряхнул головой. Вот так просто сама судьба ответила на его вопрос. Одной случайно включившейся песней решилось все. Вакуум исчез, а водитель оповестил о прибытии. Белфорт протянул купюры и вышел. Совсем недавно он был здесь счастлив, а потом одной фразой разрушил свои мечты. Два слова — и ты оказываешься в тупике, из которого сложно найти выход. Тебе остается блуждать по лабиринту собственноручно запутанных мыслей, в поиске решения и в поиске нового себя, прежде чем найти дорогу к жизни. И твоя жизнь — это результат твоего собственного выбора. Только ты можешь решить, как она сложится, и только ты способен найти в ней смысл. Пока Роберт думал об этом, не заметил, как оказался у квартиры. Маленькое, но уютное помещение встретило его запахом Софии. Цветочно-кофейный аромат ударил в нос, заставляя вспомнить объятия жены и ее тепло. В груди защемило от воспоминаний. Он пришел сюда, чтобы забрать оставшиеся вещи, как и просила жена – пока ее не будет. Когда он присмотрелся к окружению и комнатам, сердцебиение ускорилось. На висках мгновенно проступили капли холодного пота. Он вытер их дрожащей рукой. Роберт не верил своим глазам — квартира превратилась в разруху, и Белфорт не мог представить, что здесь произошло. Дом словно обыскивали или пытались обокрасть. Стулья в кухне были перевернуты, на столе осколки любимой вазы Софи, в гостиной — усеянный разбитыми рамками пол и упавшие полки. Маленький стеклянный столик тоже оказался застлан мелкими трещинами, сплетавшимися в паутину. Некоторые вещи Роберта оказались на полу. В голову полезли неприятные мысли. А что, если Софи похитили или ранили? Вдруг она сейчас в опасности? Вдруг она… не жива? Роберт заходил по квартире, нащупывая мобильный в кармане. Его трясло и лихорадило, перед глазами все поплыло, и он пошатнулся, сталкиваясь с дверным косяком. Спустя несколько минут страх удалось преодолеть, Белфорт смог позвонить Софи. Долгие монотонные гудки начинали раздражать и вызывать панику. Но когда раздался голос жены, Роберт облегченно выдохнул. Глаза стали мокрыми. — Зачем ты мне звонишь? — кажется, не в первый раз спросила София. — Я… Нет, просто… — чтобы не выглядеть глупо, Роберт пытался придумать причину звонка. — Я заберу вещи в течение часа. — Мог не звонить мне ради этого. После жена отключила вызов. «Все хорошо. С ней все хорошо.» Он успокоился только через долгие полчаса. Прежде чем забрать свои вещи, Белфорт долго сидел на краю дивана и смотрел в стену. Он вертел в руке одну из их фотографий. Разбитые рамки оказались еще одним знаком, что это — конец. По разгромленной квартире можно было понять, насколько Софи было больно и насколько она ненавидела мужа. Сейчас ему ничего не оставалось делать, как просто уйти. Оставить случившееся в прошлом и принять то, что он сделал. Но совесть не позволяла так просто сдаться. Он любил Софи и был уверен, что она его — все еще тоже. Все ошибки можно исправить. И он вспомнил, как говорил отец, когда Роберт был подростком: «Запомни, выхода нет только из гроба». Белфорт собрал вещи, которые смог найти, и вышел из квартиры. *Greg Hatwell - If Love Is You