Танец Хаоса. Иллюзии

Рассветное солнце окрасило горизонт в розово-лиловые тона, и прохлада пробралась в комнату через распахнутое узкое окошко. Милана с наслаждением втянула носом запах раннего утра: аромат выпавшей на траву росы, свежесть озерной воды, ветер над полями, пришедший издалека вместе с лучами поднимающегося солнца. И ей так захотелось туда – в прохладные объятия раннего утра, что ноги сами подбросили ее с постели. Здесь, в комнате, пахло совсем иначе. Тяжело и сладко – наслаждением, что так долго омывало их своими волнами, тягучим красным вином, которым еще несколько часов назад Милана поливала упругое и такое отзывчивое тело Дэлайи, табаком и усталостью. Здесь ей было душно, слишком душно, чтобы задерживаться еще дольше, потому что у каждой сладости был предел. И Милана умела выпить чашу до дна, встать и уйти без сожаления, не оборачиваясь и не вспоминая. Не держась за то, за что держаться не имело никакого смысла. Втянув всей грудью свежий запах раннего утра, она отряхнулась, сбрасывая с себя тяжелые объятия сладости, и принялась неторопливо одеваться, собирая по полу разбросанную одежду. Свечи в высоких светильниках почти догорели, горбясь оплавленными огарками, будто диковинные сталагмиты из тех, что они когда-то видели с Крол в пещерах неподалеку от становища Сол. Росистое утро быстро и властно разгоралось на востоке, и в его сиянии свечи таяли, окончательно проигрывая битву своему ослепительному старшему брату – Роксаниному щиту. - Куда ты собралась в такую рань? – промурлыкала Дэлая, потягиваясь на простынях. Милана обернулась к ней через плечо, в последний раз уже проходясь сытым взглядом по изгибам и округлостям ее тела. И впрямь, эта женщина была едва ли не самой красивой из тех, с кем ей когда-либо приходилось делить ложе. И самой… неожиданной. Низинницы вели себя совсем не так, как анай, в них было что-то, чего раньше Милана никогда не встречала: собственничество и некоторая доля самовлюбленности. Видимо, мужчины по эту сторону гор на что угодно шли, чтобы добиться их внимания, а потому они могли позволить себе капризы и переборчивость. Впрочем, ничего, кроме улыбки это не вызывало. И если Дэлая в самом начале ночи считала, что Милана здесь для того, чтобы выполнять каждую ее прихоть, то совсем скоро ее иллюзии развеялись. В конце концов, секс был такой же честной сделкой, как и совместная служба, по крайней мере, у анай. У низинников на это, видимо, имелись свои собственные взгляды. И даже сейчас Дэлая лежала на подушках, довольно моргая своими кошачьими глазами, и задавала вопрос с таким видом, словно не допускала возможности, что это не ее дело. Милана хмыкнула, покачала головой и принялась перебинтовывать грудь обмотками. - Первые Бернард, Гренел и Торвин пригласили меня вчера на утреннюю тренировку. Учитывая, что я давно не разминалась, это пойдет только на пользу. - Значит, нынешнюю ночь ты разминкой не считаешь? – улыбнулась Дэлая, и в запахе ее появился отчетливый привкус неудовольствия. - Нынешнюю ночь я считаю танцем, - отозвалась Милана, закрепляя обмотки и поднимаясь, чтобы натянуть штаны. Взглянув на Дэлайю из-за плеча, она улыбнулась. – Мы славно покружились, первая. Спасибо тебе за это. - Не за что, милая, - запах недовольства исчез, женщина откинулась на подушки, и шелковая простынь сползла с ее плеча, обнажая большую грудь с маленькими аккуратными сосками. Милана знала, что она делает это не просто так, что каждое ее движение четко выверено и отрепетировано, как по нотам, и это тоже казалось забавным, но в чем-то притягательным. Она всегда любила этот танец, эту игру, этот поединок взглядов, слов и движений, это острое ощущение охоты, в котором охотник и добыча менялись местами каждые несколько мгновений. Разве что по эту сторону гор в этом танце было гораздо меньше искренности, чем по другую. А именно искренность всегда и добавляла ему особенной остроты: ощущение грани, с которой ты можешь в любое мгновение сорваться в капкан, в то странное и болезненное состояние добровольной привязанности к собственным путам, от которого Милана старалась держаться подальше всю свою жизнь. Только дурак мог променять опьянение свободой на кандалы, пусть и самые сладкие на свете. Встав, Милана застегнула ремень штанов, проверила ножны с долором и взялась за сапожки из мягкой кожи на высокой шнуровке. Из-за спины послышался шелест простыней: Дэлая так по-хозяйски ворочалась в ее постели, будто и не собиралась никуда уходить. - Ты знаешь, тебе ведь вовсе не обязательно торчать на ветру и махать мечом, чтобы завести себе влиятельных друзей, - прозвучал ее мягкий голос, и Милана насторожилась, чувствуя в запахе женщины нотки, которые так не любила. Эту самую властность, налагаемую на что-то, что принадлежит неотъемлемо и по праву. – Ночь была долгой, признаться, гораздо более долгой, чем я могла себе представить, а ты, женщина… - она рассыпалась бархатистым смехом, который пробежал по позвоночнику Миланы сверху вниз, будто ее острые коготки. – Мне бы хотелось сделать что-то для тебя, так сказать, в качестве признательности. Так что просто скажи, что именно тебе нужно: солдаты, голоса влиятельных лордов, симпатии короля. Я достаточно сильна, чтобы обеспечить тебе все необходимое. Внутри разлился мягкой щекоткой смех, и Милана покачала головой, позволив себе легкую улыбку. Второй раз уже она слышала что-то подобное, первый был с Идиль, пусть и не такой прямолинейный, как сейчас. Почему-то низинницы считали, что постель с кем-то могла выступать в качестве расчетной платы за услуги, что она кого-то к чему-то обязывала или принуждала. И от этого сама Милана чувствовала себя глупо, словно не со взрослыми зрелыми женщинами спала, а с угловатыми подростками, изо всех сил желающими казаться увереннее и нахальнее. Дома ни единожды это ощущение не приходило к ней, дома женщины хотели ее потому, что хотели, и это было правильно, это было просто. Может, все оттого, что я сплю с теми, у кого есть власть? Или оттого, что они привыкли иметь дело с мужчинами? Повернув голову, Милана с теплом взглянула на Дэлайю и проговорила, стараясь звучать так, чтобы женщину не оскорбил слишком легкий тон: - Я беру то, что мне нужно потому, что хочу, а не потому, что с кем-то чем-то меняюсь, первая. И для этого мне достаточно протянуть руку и взять. – Дэлая двинула бровью, насмешливо глядя на нее, но в запахе ее вновь появился голод. – Так что я благодарю тебя за предложение, но вынуждена отклонить его. Я сама вполне способна справиться с возложенной на мои плечи задачей. - Вот как, - Дэлая изучающе взглянула на Милану, словно на дикое животное, раздумывая, как бы так половчее ее приручить. – Что ж, тогда я могу хотя бы пригласить тебя на ужин? - Возможно, - улыбнулась в ответ Милана. – Если мы будем ужинать в постели. Дэлая рассмеялась грудным мягким смехом и села на кровати. Шелк сполз с ее плеч, медленно и плавно, и это было красиво. От нее пахло азартом и удовольствием, как от большой довольной кошки. Милане нравился этот запах. Тонкие пальцы женщины коснулись ее загривка, поглаживая кончиками коготков кожу. - Ты – самое необычное и притягательное блюдо из всех, какие мне только приходилось пробовать, Спутница Милана, - прошептала она ей на ухо. На щеке расцвел поцелуй сухих горячих губ, а затем Дэлая отстранилась и пообещала: - Жди карету на днях. Я покажу тебе свое имение. Там больше места и вид из окон получше, чем здесь. Тебе понравится. - Не сомневаюсь, - отозвалась Волчица. Они вышли из покоев вместе, и Дэлая наградила ее напоследок долгим чувственным поцелуем, а затем ушла, соблазнительно покачивая бедрами, туго обтянутыми алой туникой. Милана проводила ее взглядом, с удовольствием подметив эту плавность и притягательную кокетливость движений. Да, по эту сторону гор женщины гораздо раскованнее демонстрировали миру свою красоту, пусть и совершенно не умели наслаждаться ею бескорыстно и целиком. Сама она направилась в другую сторону, бесшумно ступая по коридорам старой крепости. Они полнились запахом раннего утра и прохлады, ощущением силы и мощи, дремлющей в самом сердце старого гранита. Так знакомо ложился мягкий рассветный свет на серые стены, что Милана не сдержала улыбки. Ей вспомнился форт Серый Зуб на самой границе степей, долгие дежурства на стене, рассветное небо на востоке, пламенеющее по самому краю. Здесь было похоже, и от этого внутри разливалась приятная мягкая сила. Хорошо, что я здесь. Это место по мне. В такую рань в коридорах ей встретилось разве что трое позевывающих слуг, что подметали полы, и все они, разинув рот, таращились на нее во все глаза. Милана легко сбежала по ступеням в пустующий Большой зал. Столы и лавки заняли свои места вдоль стен, камин остыл, и лишь запах жареного мяса и табака все еще стоял в воздухе, напоминая о вчерашнем веселье. Она пересекла зал, миновала несколько коридоров и вышла на улицу через распахнутую настежь дверь, сквозь которую в крепость свободно вливалось прохладное утро. Остались позади оба внутренних двора, по которым, позевывая спозаранку, спешили по своим делам караульные. Все они с любопытством поглядывали на Милану и кивали ей, и она отвечала им, но не останавливалась, чтобы перемолвиться словом. Тело желало танца, и она не собиралась ждать. Почти что пробежав под внешней крепостной стеной сквозь распахнутые настежь ворота, она остановилась, вдыхая всей грудью раннее утро. Небо над головой было огромным. Здесь, на равнине, его ничто не сдерживало, и купол его был таким гигантским, что, казалось, рушился прямо на голову Милане. На востоке, на самом горизонте ярко-розовыми мазками горели облака, больше похожие на тонкие острые перья, воздух был кристально чистым и таким бодрящим, что Милана передернула плечами. А на плацу перед входом в замок тренировались солдаты, и она не сдержала улыбки, услышав такие до боли знакомые глухие звуки ударов, тяжелое дыхание, проклятия, срывающиеся с губ тех, кого все-таки зацепило тренировочным оружием. Правда, голоса были гораздо ниже, чем она привыкла, да и солнечные лучи поблескивали не на сухих женских спинах и плоских кубиках мышц животов, а на рельефных широких плечах и жилистых руках мужчин. Но по сути-то ничего не менялось, по сути все было одно, и предвкушение хорошей драки сладкой волной разлилось по плечам, посылая упругую силу гулять по телу, переливаться по венам вместе с забурлившей кровью. Сейчас на плацу тренировалось всего-то пару десятков солдат. На них были туники, в руках щелкали тренировочные мечи, изготовленные из сцепленных вместе деревянных пластин. Еще четверо, разбившись на пары, дрались голыми руками, кружа друг вокруг друга и пытаясь повалить соперника на землю. А у края плаца, негромко переговариваясь, стояли Гренел, Торвин и еще несколько явно знатных мужчин, которых Милана вчера видела на пиру, но лично представлена не была. Словно ощутив ее взгляд, Торвин обернулся через плечо, и на лице расцвела улыбка. - Спутница Милана! Ты рано. - Рассвет, - пожала плечами та, решив не вдаваться в подробности. – Светлого утра вам, первые! Мужчины, стоящие возле Торвина, тоже развернулись к ней, оглядывая ее с ног до головы заинтересованными взглядами. В запахах их было любопытство и недоверие, но так пахло от всех мужчин, что смотрели на нее по эту сторону гор. Хорошо еще, что у бернардинцев в запахе отсутствовало презрение и отторжение, которое так часто она чуяла на юге. Это означало, что с ними будет легче договориться. Но они все равно не верили в ее возможности, и вот это как раз было смешнее всего. Ничего никому доказывать она не собиралась, но ее всегда смешило это искреннее детское удивление, появляющееся в глазах мужчин, когда оказывалось, что она могла сделать что-то, что и они, так же хорошо, а порой и лучше. Оно напоминало удивление ребенка, впервые видящего перед собой диковинное чудо, которое для взрослых вовсе никаким чудом не являлось. Огромный Гренел погладил здоровенной лапищей свою бороду, посмеиваясь и глядя на Милану с теплом. Рядом с ним стояли двое мужчин средних лет, тоже в обычных бордовых туниках, как и остальные воины, но что-то в их позах, в том, как они смотрели, как держали себя, подсказало Милане, что это знатные люди и командиры, а не простые солдаты. Оба были высоки и кривоноги, как и большая часть мужчин-бернардинцев, которых она уже успела здесь увидеть. И взгляд у обоих был цепкий и острый, как у хищных птиц. - Лорд Ромел из дома Эвион, лорд Денвар из дома Айягел, - представил мужчин Торвин, и Милана кивнула обоим, пожав протянутые руки. Сам Торвин улыбнулся ей и предложил: - Как насчет размяться? Не составишь компанию? - Пойдем, - кивнула она, отстегивая перевязь с катанами и аккуратно пристраивая их на мощеном брусчаткой плацу. Сверху легла и белая куртка Спутницы – сейчас ей хотелось ощутить прохладу утра всей кожей. По собравшимся здесь рядам солдат прошло оживление. Поединки прекращались, люди останавливались и с любопытством смотрели на нее. Милана прошла следом за Торвином на плац, раздумывая о том, были ли у бернардинцев женщины-воины? Пока она не видела ни одной стражницы, но, кажется, Алеор упоминал при ней, что некоторые бернардинки сражаются. В таком случае, быть может, все с таким любопытством смотрели на нее потому, что она была Спутницей Аватар? Торвин встал перед ней, опустив правую руку вниз на уровне пояса, а левую подняв к груди. Вид у него был сосредоточенный и спокойный, глаза улыбались. - Ну что, Милана, покажешь мне, как сражаются анай? - Покажу, - не сдержала она ответной улыбки, поднимая кулаки на уровень груди. – С нами Роксана! Торвин первым двинулся вперед, слишком медленно и явно слабее, чем нужно, вынося вперед правую руку и метя Милане в грудь. Она выставила блок, принимая удар на подставленное предплечье. Торвин попытался достать ее второй рукой, но и тут она с легкостью блокировала, а затем ударила сама, поднырнув под его руку и метя в подбородок. Только быстрота спасла Торвина, он резко отклонился назад, и кулак просвистел мимо его головы. - Прошу прощения, был не прав, - проговорил он, отступив на несколько шагов назад и улыбаясь ей искренно и открыто. - Бывает, - хмыкнула в ответ Милана. Вот теперь он пошел вперед уже так, как надо, резко и быстро, словно разжавшаяся пружина. Замелькали сухие руки, одна за другой нанося короткие удары в корпус. Милана блокировала один за другим, предпочитая пока не тратить силы и приглядеться к сопернику. Она впервые тренировалась в паре с мужчиной. Стражники Андозабара наотрез отказывались скрещивать с ней оружие, даже лучшие из них, отводя глаза и бормоча о том, что на женщину нельзя поднимать руку. Ее это смешило, и в ответ они обижались еще сильнее и уходили, явно сконфуженные, так что пока еще узнать о боевых навыках низинников на собственном опыте у нее возможности не представилось. И вот теперь против нее стоял Торвин, и это было интересно. Он бил резко и хлестко, быстро, словно змея, и силы в его ударах было достаточно, чтобы не зевать по сторонам с открытым ртом. Хоть и двигался немного не так, как двигались женщины. Милана прищурилась, пытаясь прочитать его тактику. Больше прямых, сильных ударов, в которые Торвин вкладывал инерцию собственного тела. Таких ударов, после которых соперник уже не сможет встать. Анай дрались иначе. Она без видимых предупреждений отшагнула назад и вбок, пропуская мимо очередной прямой в корпус. Рука Торвина всего на мгновение зависла перед ней в воздухе, а Милана уже ударила с разворота локтем, попав прямо в грудную клетку. Торвин глухо выдохнул и отшагнул назад, пошатнувшись, но не упал. - Неплохо! – с трудом проговорил он, взглянув на Милану. В глазах его боль мешалась с восхищением. Руки вновь поднялись в первоначальную стойку, закрывая грудь и пояс. - То же могу сказать и о тебе, - кивнула Милана, выставляя блок. На этот раз она сама пошла вперед, не торопясь, ровно так, как следовало начинать любой танец. Ведь танец все равно оставался самим собой, сражались ли партнеры друг с другом или ласкали. Суть ведь была не в том, что именно они делали, суть была в самом танце. Она развернулась на месте, выстреливая ногой в голову Торвина, и тот уклонился влево. Милана сразу же выпрыгнула, ударив и со второй ноги, и на этот раз Торвин охнул, принимая удар на обе руки, перекрещенные перед грудью. Он отступил на шаг назад, с присвистом вздохнув, а Милана уже била с правой, метя в лицо. Торвин вновь нырнул под ее руку и жестко ударил кулаком в бок, но Милана перехватила удар на предплечье и все-таки достала его, хорошенько приложив по уху. Он охнул во второй раз, отступая, почти отскакивая от нее и тряся звенящей головой. - Ты в порядке? – уточнила она, глядя, как он перетаптывается на месте, пытаясь вернуться в себя. - В порядке, - буркнул бернардинец. И вот на этот раз он уже не улыбался, и взгляд у него стал собранным и твердым, каким и должен был быть взгляд хорошего бойца. Они сошлись вновь, и теперь уже это был поединок, а не просто проба сил. Жесткие сухие руки Торвина мелькали очень быстро, и Милана отражала удары один за другим, испытывая теплое удовольствие от того, как бухало сердце в ушах, как взрывались болью руки, как звенело от прилива силы разгоряченное тело. Тренироваться было хорошо, по-настоящему хорошо, да и противник ей попался интересный. Он и впрямь старался чаще бить прямо и сильно, чем искать какие-то неординарные и нечитаемые комбинации, и сражался так не от недостатка умения, а потому, что это было его индивидуальной манерой. Анай предпочитали более изощренные и необычные способы борьбы, полагаясь скорее на быстроту и равновесие, чем на грубую физическую силу. Выручили они и сейчас. Неуловимое движение, всего один шаг в сторону и вовремя подставленная голень, и Торвин с громким сиплым вздохом ударился о брусчатку плаца, а кулак Миланы замер над его лицом в добивающем ударе. У нее, правда, тоже ныли бок и челюсть, куда разок прилетело от бернардинца, но эта боль была не настолько сильной, чтобы мешать ей дальше тренироваться. Глаза бернардинца ожгли яростью, но почти сразу же весь запал исчез из них, сменившись улыбкой. Он застонал, откидываясь на брусчатку затылком, и тяжело пробормотал: - Вот тебе и анай! Милана хмыкнула, разжимая кулак и подавая ему ладонь. Вокруг послышались возбужденные голоса, мужской смех, хлопки в ладоши. Она оглянулась, только теперь расслышав все эти звуки. Во время поединка не существовало ничего, кроме поединка, иначе ты погибал, так их учили. А теперь звук как будто ворвался в ее внутреннюю тишину, зазвучал так громко, что она невольно заморгала. Вокруг них с Торвином собралась уже целая толпа, человек сорок, не меньше, и первыми в ней стояли Бернард и Гренел, посмеиваясь и негромко обсуждая бой. Поймав ее взгляд, король улыбнулся и кивнул. - Продолжим завтра? – предложила Милана, когда Торвин ухватился за подставленную ладонь и, морщась, поднялся на ноги. - Да! – довольно кивнул он, хоть и потирал отбитую грудь. Пахло от него болью и уважением, и Милана знала, что он искренен в своем отношении. – Признаться, такого я не ждал. Так что извини, что недооценивал. - Ты у своих отбитых костей прощения проси, - ухмыльнулась она в ответ, и Торвин рассмеялся, пожимая ей руку. - Договорились! Толпа тем временем радостно загомонила вокруг, поздравляя на разные голоса Милану и подначивая потерпевшего поражение Торвина. Они вдвоем подошли к краю плаца, и улыбающийся Бернард похлопал по плечам морщащегося от боли лорда. - Что, помяли тебя, паренек? Как-то быстро очень. - В следующий раз буду умнее, - проворчал тот. Бернард взглянул на Милану. - А ты неплоха, Спутница, даже очень неплоха. Не согласишься ли потанцевать со мной? - Соглашусь, первый, - кивнула она. – Но давай на мечах. - А что на кулаках не хочешь? – прищурился Бернард. - Кулаков с меня уже хватит, - Милана потрогала быстро опухающую челюсть, чувствуя во рту привкус крови от разбитой о зубы щеки. – Я и так красивая, и еще краше быть не хочу. - Ну как скажешь, Спутница, - усмехнулся король, поводя широкими плечами. Глаза его смеялись. – Только сдается мне, ты и без того прекрасно справляешься, нет? Что-то рано ты вчера ушла. - Были дела, - расплывчато дернула плечом Милана. - Дела, - повторил Бернард, качая головой. – Ну разумеется. От него пахло интересом и еще немного… настороженностью, хоть этот последний запах был очень и очень слабым. Милана не видела в этом ничего странного, скорее, это казалось привычным. Анай тоже были недоверчивы к чужакам, так что ее нисколько не удивляла реакция Бернарда. Но что-то внутри подсказывало, что это ненадолго. Король нравился ей: запах у него был прямым, открытым и честным, таким, каким и должен был быть запах у правителя. Какой-то солдат подбежал к ним, предлагая на вытянутых руках тренировочные мечи. Милана взяла один, взвешивая его в руке. По весу он был чуть тяжелее тех, какими пользовались Клинки Рассвета анай, чуть длиннее, связанным из тонких деревянных плашек. Она взмахнула мечом, пробуя его на вес, а затем перехватила за рукоять двумя руками. У нее было много времени на то, чтобы научиться сражаться всеми известными анай видами оружия. Правда, такого мастерства, как с катанами, она с мечом не достигла, но не намеревалась сейчас ударить в грязь лицом перед правителем Бреготта. Бернард принял меч из рук солдата и встал в первую боевую стойку напротив нее. Его сосредоточенные спокойные глаза смотрели прямо в глаза Милане, не отводя взгляда, а во всей позе чувствовалась лишь уверенность. Этот человек действительно умел и любил сражаться, и ему не требовалось никому доказывать собственную силу. Он просто хотел вновь ощутить это опьянение совершенством владения собственным телом, эту странную, ни на что не похожую связь с противником, этот захватывающий миг единения, когда для двух стоящих лицом к лицу людей в мире не оставалось больше ничего иного. И Милана улыбнулась ему в ответ, чувствуя то же самое. А потом Бернард скользнул вперед. О, он двигался, словно текучая вода, холодный и собранный, как речной поток, что пробивает для себя в земле новое русло. Меч пошел по дуге, метя Милане прямо в сердце, и она приняла его на лезвие тренировочного меча и отбросила, сразу же атакуя в ответ. Громко щелкнули, сшибаясь, деревянные пластины, ноги привычно переступили по земле, начиная отсчитывать ритм. Они закружили друг вокруг друга, и все в этом мире потеряло свое значение. Ушли прочь все мысли, ушла усталость, задумчивость, все то, что мешало и отвлекало ее, не позволяя чувствовать. Осталось тело, звенящее от напряжения, настолько гармонично слитое со всем окружающим, что Милана не знала разницы. Не было больше ничего кроме меча, брусчатки под сапогами, Бернарда, что кружил вокруг нее. Не было больше ничего, кроме рук, что поднимались и опускались, вкладывая в удар, передавая противнику звенящую силу, льющую из самого сердца, принимая от него в ответ ту же самую силу. И эти две силы сталкивались так же хлестко, как мечи, они сшибались, едва не высекая искры. А Милане отчего-то казалось, что там, в вышине, далеко над их головами, хохочет Огненная, поднимая повыше Свой сверкающий щит. Ее сердце всегда радовалось хорошему поединку, и не было лучшей молитвы для Нее, чем звук сшибающегося оружия. Король был хорош, очень хорош, и Милана искренне наслаждалась тем, как парирует его удары, как наносит свои. Он был умен, и он думал мечом, а не просто махал им, как до того Торвин руками. Обычные прямые удары внезапно превращались в косые рубящие, меч то птицей взлетал в его руках вверх, то падал вниз струями водопада, то выныривал и резко жалил, будто шершень. Его ноги переступали по брусчатке так легко, словно он и впрямь танцевал где-то среди теплых луговых трав, а лицо казалось спокойным, как морозное зимнее утро. И с ним было тяжело. Вот теперь Милане действительно приходилось выкладываться во всю мощь, все свои силы до предела вливая в каждый следующий удар, в каждое движение. От такого противника, как Бернард, невозможно было просто отмахнуться. Он требовал своего права, и Милана в глубоком уважении требовала от него ровно того же, ощущая, как звенит в руках упругая сила, как кипит в венах кровь, растревоженная улыбкой Огненной. Три резких шага вперед, на каждый шаг по удару. Обманный снизу вверх, толчок плечом. Она попыталась подсечь ноги Бернарда, но ничего не вышло, он просто ушел вбок, разгадав ее движение. А затем нанес удар с разворота, грозя перерубить ей позвоночник. Милана с трудом успела выбросить свой меч на плечи, останавливая удар, но отдача все равно пришлась по лопаткам, а руки застонали от перенапряжения. Напротив были сосредоточенные глаза короля. Он тяжело дышал, почти что и не моргая, ловя каждое ее движение. Его сухие жилистые руки двигались почти так же быстро, как и у ману, а именно она натаскивала Милану в последние годы. И ману она не единожды не одолела, как бы ни старалась, сколько бы сил ни вкладывала в поединок. «Дело не в твоем умении, не в твоей силе, не в твоей ненависти. Дело в тишине внутри тебя». Так она говорила и была права. Милана выдохнула, прогоняя прочь даже легкое подобие мысли, даже самую слабую ее тень. У нее не осталось ничего, кроме тела, дыхания и меча в руках, кроме глаз Бернарда напротив. У нее не было ничего, но она была всем вокруг. Нога шагнула по брусчатке, и меч взлетел снизу вверх, а навстречу ему поднялся меч Бернарда. В последний миг меч изменил траекторию и штопором пошел прямо в его плечо. Король попытался отшагнуть, чтобы пропустить лезвие мимо себя, а другой рукой занес меч для удара в голову. В этот момент Милана молниеносно развернулась и ударила наотмашь через плечо, буквально рубанула сверху. Оба клинка уткнулись кончиками в брусчатку, а Бернард резко толкнул ее плечом, и Милана отшагнула назад. Пот градом катился по лицу, заливая раскаленное тело. Напротив нее также застыл Бернард, глядя на нее во все глаза и тяжело дыша. Их разделяло не более двух метров брусчатки. А еще – тишина, внезапно взорвавшаяся ревом голосов, звоном оружия, движением. Милана слепо заморгала, оглядываясь по сторонам. Солдаты бесновались, вскидывая руки, крича, подбадривая своего короля, и теперь их было уже не несколько десятков. Теперь на площадь высыпало столько народу, что от плаца остался лишь маленький пятачок свободного места, по которому они и кружили с королем. И еще столько же народу висело на стенах крепости, свешиваясь вниз и вопя во всю глотку. Бернард напротив нее тоже оглянулся по сторонам с каким-то диковатым видом, словно только что, как и она, тоже увидел и услышал все это. А потом широкая улыбка рассекла его лицо надвое. Взмахнув мечом, он приложил лезвие ко лбу, салютуя ей. - Спутница Милана! – Бернарду приходилось почти кричать, чтобы перебить рев беснующихся солдат. - Первый! – кивнула она, повторяя его жест и чувствуя, как липнет к плечам промокшая насквозь от пота рубаха. - Давно я так хорошо не танцевал, - довольно крякнул король и протянул ей ладонь, которую Милана пожала в ответ. – На сегодня, думаю, достаточно. А вот завтра, если захочешь, можем повторить. - Буду признательна, первый, - склонила она голову, тяжело дыша и чувствуя, как стекают по спине горячие капли пота. Он и впрямь хорошенько ее загонял. Не настолько, конечно, как та же наставница Ута по Плацу в становище Сол, которая выжимала из них все силы до последней капли, а затем дожимала еще столько же. Но достаточно, чтобы Милане захотелось подышать и просто постоять в сторонке, позволив другим заменить ее на плацу. - Не согласишься позавтракать со мной, Милана? – спросил Бернард, отдавая свой тренировочный меч подбежавшему солдату. - С удовольствием, первый, - кивнула она. – Желаешь еще размяться или сейчас пойдем? - Сейчас, - Бернард кивнул ей следовать за собой. - Никогда не видел, чтобы девка так дралась! – громогласно заявил Гренел, когда они подошли к краю плаца, и их со всех сторон окружили улыбающиеся лица бернардинцев. Теперь он смотрел на Милану иначе, и насмешливостью от него больше не пахло. – Понятно, как вы умудрились раздавить дермаков. Я-то признаться на драконов думал, тех, на которых, по слухам, летают ваши братья. - Они почти не принимали участия в той битве, - отозвалась Милана. – У царя Небо собственных проблем хватало, он прислал нам конницу кортов. - Конница против дермаков – самое то, - кивнул Гренел. – Найдешь часок как-нибудь, чтобы рассказать мне о том сражении? Я бы послушал, как вы справились. - Конечно, первый, когда тебе будет удобно, - согласилась она. - Ты лучше разомни брюхо свое, Гренел, - улыбнулся ему Бернард, хлопнув по плечу. – А то, глядишь, в седло-то влезть не сможешь, когда надо будет. - Я не настолько глуп, как ты, ваше величество! – громогласно расхохотался тот в ответ. – Я поберегу силу на дермаков, а прыть – на продажных девок. Эта для меня чересчур зубаста. Солдаты вокруг смеялись, и Милана не чуяла в их запахе ничего, кроме одобрения и удовольствия от только что увиденного поединка. И это было хорошо. Наверное, это и имела в виду Вольторэ, когда говорила, что Милана должна заслужить их доверие и показать себя. А Бернард тем временем махнул ей рукой, и толпа вокруг него расступилась, давая им с Миланой дорогу. Двое стражников пристроились за его спиной, а Милана пошла рядом, подстроившись под широкий шаг короля. Встающее за их спинами солнце уже начинало припекать, и от утренней прохлады не осталось ни следа. - У тебя прекрасная выучка, - поглядел на нее Бернард с невольным уважением. – И я так полагаю, что все анай сражаются примерно на твоем уровне. - Кто-то лучше, кто-то хуже, - ответила Милана. – Но всяко лучше, чем андозабарцы. - Кто угодно лучше, чем андозабарцы, - хмыкнул Бернард. – Хотя я еще не видел, как владеет мечом Спутник Санти. - Он неплох, - признала Милана. – Один из лучших в Луасе. Потому я и взяла его с собой. - А кто же тогда остался с Аватарами? – прищурился Бернард. - Алеор Ренон и его люди, моя сестра и еще несколько анай, что прилетели вместе с нами следом за Аватарой Ниерой. Ведуны, жрецы, Говорящие с Тенями. – Милана улыбнулась, взглянув на короля. – Вокруг Аватар сейчас такая толпа желающих защищать их, что от одного меча вряд ли что-то зависит. - Да я уж представляю, - нахмурился Бернрад, раздумывая о чем-то. От него запахло осторожностью. – И что же, все они присягнули? - Большая часть, - подтвердила она. – Аватары не требуют присяги, это личный выбор каждого. Но присяга защищает от Рабов, а значит, разумнее ее принести. - И ты видела этих самых Рабов? Сражалась с ними? – голос Бернарда отдался гулким эхом от стен коридора под крепостной стеной. Он шел быстро, уверенно, как человек, не привыкший попусту терять время. Солдаты во внутреннем дворе при виде своего короля останавливались и салютовали ему, и Бернард энергично кивал в ответ. - Сражалась, - кивнула Милана. – И я могу сказать тебе, первый, что биться с ними труднее, чем с Псарями. Псарей хотя бы можно убить, а Рабы – уже мертвые. И кожа у них так крепка, что ее не пробьешь мечом. - Хм, - буркнул Бернард. Он мрачно нахмурился, обдумывая что-то. – А есть какая-то возможность предсказать, где они появятся? Откуда они вообще берутся? - Аватары не помнят, - покачала головой Милана, и Бернард взглянул на нее с некоторым удивлением. – Частично они вспомнили свое прошлое, но пока еще далеко не все. А в книгах о прошлых Танцах мы ответа найти не смогли. - Не густо, - признал Бернард со вздохом. – Но то же самое писал мне и Ренон. Он, похоже, изрядно воодушевлен началом Танца, и у меня создалось впечатление, что ему даже нравится тот факт, что мы ничего не знаем об этих тварях. – Бернард невесело хмыкнул и покачал головой. – Впрочем, чего еще ждать от Тваугебира? - А ты что думаешь об этом, первый? – глянула на него Милана. - Что все хреново, - мрачно отозвался он. – Но для Пограничья это нормальная ситуация. Сейчас просто будет чуть хреновей, чем обычно. - Ты рассуждаешь, как моя наставница по оружию, - ухмыльнулась Милана, внезапно ощутив тепло при воспоминании о склочной и желчной Уте, вечно недовольной всем на свете. - Она мудрая женщина, так и передай ей, - невесело улыбнулся Бернард. В коридорах дворца он сменил тему, принявшись расспрашивать Милану о военных сообществах анай, структуре и особенностях их обучения. Она отвечала охотно и развернуто, чтобы не оставалось вопросов, но все больше принюхивалась к тому, что ощущал король в данный момент. В нем зрела решимость, твердая, словно железный прут, и с каждой минутой только закаляющаяся все сильнее. Видать, ничего хорошего Милану не ждало во время завтрака, когда они останутся наедине. В присутствии посторонних Бернард явно не хотел говорить ни о чем важном. Он привел ее в те же самые покои, в каких принял вчера, и указал на кресло у стола, в которое Милана с удовольствием опустилась. Почти сразу же слуги внесли поднос, на котором под прозрачной салфеткой оказались ломти поджаренного бекона, вареные яйца, румяные пироги и пузатый чайник с чаем. Желудок внутри растревожено заворчал. Ночь с Дэлайей отняла много сил, да и утренняя тренировка тоже не прошла даром. Милана с удовольствием подцепила румяный пирожок и надкусила поджаристую корочку. Король напротив нее тоже без особых церемоний накладывал себе в тарелку еды и поглядывал на нее. - Думаю, Ренон передал Аватарам, что я собираюсь отдать им Лепесток Фаишаля, - неожиданно проговорил он, наливая себе и Милане чаю в диковинные плоские чашки из тончайшего фарфора. Милана с ожиданием кивнула, глядя на него. – Но перед этим я хотел поглядеть если не на них, то хотя бы на их Спутников, чтобы убедиться, что все делаю правильно. - Ну и как, убедился? – спросила Милана. - Да, - кивнул король. – Ты, конечно, кардинально отличаешься от всех, кого я только видел в жизни, но у меня нюх на людей, и я знаю, что ты не врешь. А сюзеренов судят по вассалам. Второй раз уже Милана слышала эту фразу, но переспрашивать не стала. Мало ли у низинников было поговорок? Да и зачем забивать голову лишней информацией? Сосредоточенно жуя кусок пирога, Бернард полез за пазуху и вытащил из-за ворота серебряную цепочку, на которой висел маленький замшевый мешочек. Стащив ее с головы, он перекинул мешочек Милане, и она поймала его правой рукой. - Фаишаль твой, как и договаривались, - сообщил Бернард, уплетая пирог. Милана хмыкнула, чувствуя сквозь ткань твердые грани камешка. Не удержавшись, она распустила горловину мешочка и вытрясла его содержимое на ладонь. Прозрачный кристалл в форме плоской капли, чистый, словно роса, сверкающий изнутри, как будто притягивающий солнечный свет. Никогда ничего подобного она не видела и в руках не держала. И на оружие этот камень совершенно точно не походил. Покачав головой и убрав его обратно в мешочек, Милана повесила цепочку себе на шею и спрятала Лепесток под рубаху. - И что ты хочешь от меня, первый? Несколько мгновений Бернард смотрел на нее, сосредоточенно жуя, и вид у него был мрачный. Затем он заговорил, не спуская с нее своих ледяных глаз, и Милана прочитала в его запахе усталую решимость. - Я стар, Милана. Вот сегодня, к примеру, так и не смог одолеть тебя, да и поединок нормально закончить тоже. А еще лет десять тому назад просто размазал бы тебя по плацу, не сочти за грубость. – Он хмыкнул без особой радости, глядя на свою ладонь, сжимая и разжимая ее. Потом поднял на нее взгляд, и глаза его посверкивали. – Тебя учили под две руки, поэтому сражаться одной тебе не просто. Тебя кренит вбок, когда бьешь, потому что ты привыкла равномерно распределять нагрузку. Особенно, когда бьешь справа. Милана тихонько рассмеялась в ответ. Ману говорила ей ровно то же самое, когда они сходились на мечах, слово в слово. А больше того никто не видел, даже наставница Ута. - Но ты молода, и если я правильно понял Ренона, у тебя впереди еще не одно столетие, чтобы оттачивать свое ремесло. А мой век короток, и сердце мое уже не то, что было раньше. – Поморщившись, Бернард потер грудь ладонью. – Я выдержу ровно столько, сколько должен выдержать. Но вряд ли этого хватит. - Хватит для чего? – прищурилась Милана. - Для того, чтобы моя дочь пережила Танец Хаоса. – Король смотрел тяжело, глаза его полнились печалью. – Я слишком сильно любил ее мать и не смог жениться во второй раз после ее смерти. Дал слабину единожды, пренебрег своим долгом в угоду сердцу, за то, скорее всего, и расплачиваюсь. У Пограничья должно быть несколько наследников, чтобы в случае смерти одного из них династия оставалась крепкой. А у меня только одна дочь, и она мне дороже всего мира. - Понимаю, - склонила голову Милана. Ей до сих пор казалась крайне странной и неудачной идея наследственной власти, которая бытовала по эту сторону гор, но низинники придавали этому большое значение. Сама Милана и представить не могла, чтобы царица клана становилась царицей только потому, что ее родители тоже носили этот титул. Это казалось… диким и противоречило всему, чему ее учили. Но не ей было решать за этих людей. - Я сделал все, чтобы Гаярвион выросла достойной трона, - продолжил Бернард, хмуря свои пшеничные брови с проседью. – Я растил ее, как наследницу, научил сражаться, научил планировать, научил быть хитрее, злее и коварнее самого Врага. И она не посрамила меня, видят Боги. – Голос его зазвенел гордостью, но почти сразу же усталые нотки вновь зазвучали в нем. – Она горда и очень, очень упряма. И как бы я ни пытался ее уговаривать, как бы ни принуждал к тому, а она все еще отказывается выходить замуж за Торвина и твердит, что хочет сделать все по сердцу. Чтобы потом не жалеть. - В этом она похожа на своего отца, - кивнула Милана, и Бернард невольно улыбнулся. Мягкая нежность сгладила твердые черты его лица. - Да, девочка в меня. Но и от матери в ней тоже очень много. – Он встряхнулся и провел рукой по волосам, прогоняя морок прошлого. – Но это и не очень хорошо. Она станет королевой после моей смерти, но пока она не родила наследника, династия уязвима. Пограничье колеблется на грани, тем более, сейчас, в разгар Танца Хаоса. Я потрохами чую, что Сет не преминет воспользоваться нашей слабостью и попытается ударить, пока все внимание приковано к событиям на юге. Так будет, попомни мои слова, и мы должны быть готовы. - Вы хотите, чтобы я охраняла ее, - проговорила Милана, изучающе вглядываясь в его лицо. - Да, - твердо кивнул Бернард. – Я хочу, чтобы ты охраняла ее до самого конца Танца Хаоса, до того момента, пока она не родит Бреготту наследника. - Но я Спутница Аватар Создателя, я принесла им присягу, и я обязана идти туда, куда они меня позовут, - напомнила Милана. - А я король Бреготта и один из Хранителей Фаишаля, который обязан отдать Лепесток в руки Детей Солнца, когда они того потребуют. А вместо этого я купил на него жизнь своей дочери и будущее своей страны. – Бернард вздохнул и покачал головой, с какой-то странной обреченностью глядя на нее. – Пришел Танец Хаоса, Спутница Милана. Жрецы говорят, близится Конец Мира. Ничто уже не будет таким, каким мы его знали, и никакие законы не будут больше законами, ни людские, ни божьи. Я принесу присягу Аватарам и отдам им свою страну, а они помогут мне свалить моего Врага. Я отдам им Фаишаль, а они сберегут для меня жизнь моей дочери. Это честная сделка. - Да, первый, - кивнула Милана, чувствуя, как внутри нее все твердеет. Ты пересекла горы по приказу своей царицы. Ты принесла присягу Аватарам и приехала в Бреготт по их слову. Ты принадлежишь Роксане, и лишь в Ее воле решать, куда тебе идти и что делать. А значит, не имеет никакого смысла мечтать о возвращении домой. Прими свою судьбу и не оглядывайся назад. Только горечью мелькнуло перед внутренним взором плато между двух высоких гор и обернутое со всех сторон сосновым лесом становище. Пахнуло на мгновение дымом, послышался отдаленный звон молота в кузне, веселый смех Ремесленниц, тяжелое дыхание тренирующихся на Плацу разведчиц. Милана только головой повела из стороны в сторону, разминая шею. Мир был таким, каким он был, и не стоило искать в нем чего-то несбыточного или сожалеть о том, что он не соответствовал ее ожиданиям. - Значит, мы договорились? – Бернард протянул ей ладонь, и Милана без колебаний пожала ее. - Договорились, первый. - Вот и славно. – Бернард отпустил ее руку, и от него запахло умиротворением, словно и впрямь это простое обещание сняло с его плеч немыслимый груз. – Тогда добро пожаловать в Бреготт, Спутница Милана! Надеюсь, тебе понравится у нас. Я не знаю ваших обычаев и традиций, но думаю, что они не слишком-то отличаются от наших, раз вы смогли раздавить миллион дермаков. Для этого нужно иметь волю. - Мне нравится у вас, - кивнула Милана, говоря от души. – И ты прав, первый, наши народы похожи. Разве что клич у нас другой. - Клич? – удивленно вскинул брови Бернард. - Да, про честь и славу, - Милана хмыкнула, потянувшись за пирожком. – Мы обычно говорим: «Во имя Роксаны!» - Кто это? – прищурился король, разглядывая ее. - Это – Огненная и Грозная, Жизнь Дарящая и Жизнь Отнимающая, - пояснила Милана, чувствуя в его запахе интерес. – Она – Богиня Огня и войны, Она течет в наших жилах вместе с кровью и ведет нас Своей волей. - Что ж, звучит неплохо, - хмыкнул в ответ Бернард. – Будем надеяться, что ты приведешь ее с собой в нашу землю. Боюсь, в ближайшее время нам понадобится поддержка всех, кто только сможет ее оказать. И вот с этим Милана была абсолютно согласна.