Танец Хаоса. Иллюзии

И впрямь, это было совершенно не одно и то же. И вот теперь Вель испытала удивление – тонкое, будто одна единственная нить ледяного сквозняка в жарко натопленной бане. Алеор широко улыбался, глядя на нее, торжествующе улыбался, как ребенок, что придумал самую блистательную шалость на свете. Или как мудрец, внезапно раскрывший самую сложную его загадку. В сущности, была ли разница между ними двумя? - И как вы собираетесь это сделать? – уточнила Вель, разглядывая его и внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Ничто в ней не шелохнулось в протесте, ничто не зашептало о том, что этого не стоит делать. Вселенная под кожей хранила полное молчание, ей не было дела до того, что происходит в ее одной единственной конкретно взятой точке. Или даже в двух точках, одна из которых сейчас подбивала другую на неслыханную дерзость. - О, это довольно простой план, - отозвался Алеор, разглядывая ее лицо с лукавым интересом в глазах. – Вы открываете переход прямо в Асфей, и мы вдвоем проходим через него. Я провожу вас в Небесный Дворец, - кажется, так он называется? – а потом выпускаю Тваугебира. И мы вдвоем разрываем на куски Ярадана. - И впрямь, план довольно прост, - кивнула Вель. - Да. Именно потому он может сработать. – Алеор хмыкнул. – Ярадан – словно старый паук в паутине, мастер интриг, великий стратег. Он привык видеть за каждым действием тысячи последствий, он может просчитать эти последствия, составить план на случай осуществления каждого из них. Обычно такие люди в какой-то момент теряют нюх, полностью уверяются в своей абсолютной непобедимости и блистательной логике, а потому становятся беспечны. Они неспособны противостоять импровизации, потому что просто не могут ее просчитать. - Вы думаете, один из Эвилид мог бы совершить такую ошибку и стать беспечным? – уточнила Вель. - Все мы ошибаемся, - разве руками Алеор, насмешливо глядя на нее. – Я вот сегодня утром полагал, что вам придется вырезать весь город и еще долгие месяцы доказывать местным, что вы – настоящая Аватара, а не поддельная. Вы полагали, что сможете выиграть эту войну, не пролив ни единой капли крови и не нанеся ни одного удара. И что же вышло в итоге? Вель смотрела ему в глаза, пытаясь до самой мельчайшей своей клеточки ощутить поток. Ночь молчала, обнимая их обоих за плечи темнотой, ночь разливалась под ее кожей, тихая и совершенно спокойная. Ни тени отрицания, ни мгновения смутной тревоги, предупреждающей об опасности. Будто мир замер и смотрел на нее во все глаза, ожидая ее решения. Сегодня утром ты хотела, чтобы я действовала, Великая Мани, ты вынуждала меня к этому. Чего ты хочешь сейчас? Чтобы я осталась здесь? Или чтобы одним ударом завершила эту войну? Словно вторя ее мыслям, Алеор вновь заговорил, настойчиво глядя ей в глаза. - Луас, а следом за ним и Беренвист наглядно продемонстрировали нам, что простому народу и дела никакого нет до того, кто на самом деле Аватара Создателя. Они не станут размышлять, не станут искать истину, они пойдут за тем, кто возглавит их, будто стадо баранов, послушных в своей глупости. Вот и получается, что между вами и миром, который вы так хотите принести в эти земли, стоит один единственный человек – Ярадан. И если сегодня мы убьем его, все может быть кончено в один день. Ишмаил падет к вашим ногам, как переспелый плод, а после того, как вы объедините юг, к вашему слову придется прислушаться и Лонтрону. И одним махом вы зажмете в своем кулаке половину человеческого мира. - Меня не интересует власть, - рассеяно ответила Вель. - Власть – всего лишь возможность для того, чтобы развязать себе руки и делать то, что должно быть сделано, не растрачивая свое время на сопротивляющихся дураков и вечно спорящих ничтожеств. – Глаза Алеора блеснули. – Думаю, вы уже успели в этом убедиться. Он был прав, Вель чувствовала и знала это. Он говорил простую и неприятную правду ровно такой, какой она и была на самом деле, и, наверное, именно за это его так ненавидели. Она и сама была такой же, пусть и закладывала в свои слова иной посыл. Вель прислушалась к себе еще раз, очень внимательно, отыскивая хотя бы малейший признак сопротивления. Тишина. Ничто не мешало ей согласиться на его предложение, ничто не мешало отказаться. Мир смотрел на нее во все глаза, молчаливо разглядывал ее отражением огонька свечи в темном окне, каплями дождя за стеклом, тенями в углах. Мир ждал. И она кивнула. - Хорошо. – Алеор довольно выпрямился, едва не облизываясь в предвкушении. – Но я поставлю в известность о своем уходе Спутников. - Зачем? – вздернул он темную бровь. – Чтобы они хвостом увязались следом за нами? - Чтобы не началось паники, если мое отсутствие будет замечено, - ответила Вель, поднимаясь со стула. Тело было слабым, как желе, усталое и какое-то странно прозрачное, но сила переливалась под кожей, перекатывалась, будто громадное раскаленное солнце за плотным слоем дождевых облаков. - Ваша воля, - без особого одобрения пожал он плечами. Вель слушала, шагая к двери, слушала очень внимательно, отогнав от себя прочь все лишнее. Ничто не шелохнулось в ней, застывшее, как листья деревьев на закате, когда золотая тишь разливается и горит по самой кромке мира. Все было правильно, все было так, как и должно было быть, и это вселило уверенность. Когда мы сражались с Атагаром, достаточно было лишь одной воли. Ее же хватило и на то, чтобы уничтожить Рабов в Луасе, и на то, чтобы остановить бойню сегодняшним утром. Под кожей горело и пульсировало, пылало, буквально переполняя ее до предела, прикосновение истинной и неостановимой силы. И Вель на мгновение вдруг показалось, что этой силы было бы достаточно для того, чтобы разом закончить все. Она распахнула дверь, уже зная, что Крол стоит прямо за ней. По мимолетному ощущению, по какому-то внутреннему чутью, что переполняло ее и позволяло видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Вель узнала ее через толстые дубовые доски двери, хоть и не должна была узнать. Волчица обернулась, мелькнули во тьме двумя искрами разноцветные глаза, дернулись хищные ноздри, втягивая запах Вель. Рядом с ней в полутьме коридора городской ратуши стояла и Китари, и ее лицо внезапно показалось Вель переполненным золотым светом, чистым, как омытое росой утро. Гораздо более тонким и прозрачным, чем сардонический оскал Алеора Ренона. - Аватара, - в голосе Крол прозвучал вопрос, ноздри вновь дернулись, пытаясь прочитать ее запах. - Я ухожу, - тихо проговорила она, глядя Крол в глаза, и та вздрогнула, явно не ожидав подобного. - Куда? – брякнула Крол, удивленно глядя на нее. - Завершить начатое. – Это звучало правильно, Вель переживала правильность каждой своей клеточкой. Словно стоило только решиться, и одобрение пришло, легло на ее плечи двумя тяжелыми золотыми ладонями. Ты со мной, Великая Мани. Не оставляй меня, молю! Дай мне шанс действительно поставить точку. – Мы пойдем вместе с Алеором Реноном и постараемся вернуться так быстро, как только сможем. Ваша задача – скрыть наше отсутствие. - Куда ты собралась, нерожденная? – нахмурилась Крол, брови ее сошлись к переносице. – Уж не в одиночку ли сражаться с Эвилид? Анай и впрямь чувствовали все, различали каким-то внутренним чутьем, столь тонким, что ему и названия не было. Вель улыбнулась, глядя прямо в глаза Крол. - Я буду не одна. Крол открыла было рот, чтобы начать перечить, но что-то незримое остановило ее, легло ладонью на губы, запечатало ее голос. Судя по всему, она сама удивилась тому, потому что только вздохнула, опуская плечи и тяжело кивая. И сказала совсем не то, что собиралась сказать в самом начале. - Такая же упрямая, как ману. Вель только улыбнулась ей в ответ. От мысли о Лэйк внутри поднялась волна глубокого узнавания и какого-то почти молитвенного преклонения. Сейчас Вель как-то особенно остро ощутила то, что являла собой царица Каэрос. Непоколебимость древнее окутанных туманом гор, стремление могущественнее ничем не сдерживаемых ветров, ослепительная вера ярче тысяч солнц. Она – проводник твоей воли, Великая Мани. Позволь мне учиться у нее. Она кивнула Крол, намереваясь закрыть дверь, но ее остановил взгляд Китари. Зеленоглазая Лунный Танцор смотрела чисто и пронзительно, смотрела прямо в сердце Вель, словно его не скрывали от нее слои одежды, мяса и костей. Хотя могло ли сейчас хоть что-то укрыть это сердце? Вель казалось, что оно распахнулось наружу, вместив в себя весь мир, слившись с ним до последнего вздоха, так, что и следа разницы не осталось между ними. - Великая Мани поведет тебя, - тихо проговорила Китари, склоняя перед ней свою солнечноволосую голову, делая это так просто и естественно, как клонятся золотые колосья пшеницы под ветром. Распрямившись, она взглянула Вель в глаза, дотронулась кончиками пальцев до своего лба, губ и сердца, а потом до лба, губ и сердца Вель. – Пусть Милосердная хранит тебя в Своих ладонях, а Огненная заслонит Своим щитом. Светлой дороги тебе, дочь солнца! Что-то дрогнуло в груди Вель, на мгновение сжавшись от легкого удивления. Почему Китари именно сейчас и именно так назвала ее? Имело ли это какое-то значение или было просто фигурой речи? Улыбка растекалась под кожей, лукавая, мягкая, добрая улыбка, конца и края которой не было. Вель не сдержалась и поклонилась Китари в ответ, повторив ее жест, кивнула Крол и тихонько прикрыла за собой дверь, оборачиваясь к Алеору. Он уже ждал ее, стоя на фоне приглушенного света свечи, и тонкие золотые лучики обрисовывали его черный силуэт, добавляя ему какой-то странной обреченности и неистовой силы. Вель шагнула ему навстречу, всем телом ощущая, как напрягаются нити Марн, как сплетается вокруг них узор бытия, рассыпаясь на золотые полосы, на тысячи тысяч красок. И тишина стала всем, наполняя эту маленькую комнатку, в которой замерло время и остался лишь пронзительный взгляд темно-синих глаз эльфа. - Я открою переход в город, - тихо проговорила она, сосредотачиваясь и устремляясь по золотой нити навстречу распахнутому сердцу Данки в собственной груди. – Во дворец нельзя – Ярадан может почувствовать мое присутствие. Не отпускайте мою руку, когда шагнете за Грань, и не испытывайте эмоций, иначе мы не выйдем оттуда. - Я уже имел опыт подобных переходов, - кивнул эльф. Вель подняла руки, чтобы начать создавать рисунок перехода, но он придержал ее ладонь и заглянул ей в глаза. Бесконечность разливалась в его черных зрачках, тихая и торжественная, словно ночное небо в конце лета. Эльф заговорил, глядя прямо в нее, и Вель всеми корнями самой себя ощущала искренность его слов. – Я хочу, чтобы вы знали, Вольторэ. Я пойду с вами до самого конца, каким бы этот конец ни был. Мне нет интереса ни в чем, кроме Танца, который вы ведете, и нет нужды ни в чем, кроме этого. Я хочу лишь одного – уничтожения Сета, полного и бесповоротного, раз и навсегда. - Я знаю это, - кивнула она, прямо глядя ему в глаза в ответ. – И если на то будет воля, это начнется сегодня. Тень сомнения промелькнула по глазам Алеора, но он кивнул и отпустил ее руку. Он тоже не верил. Он чувствовал, он переживал всем собой, он пропускал это через себя, но даже так – не верил. Вель только улыбнулась, невольно восхищаясь силой воли и упрямством этого существа. Кому бы еще хватило наглости и бесстрашия отрицать смысл, глядя прямо в его глаза? Рисунок сам сложился под ее пальцами, когда энергия Источников переполнила тело. Вель отстраненно удивилась ощущению: почему-то сейчас энергия казалась какой-то… вторичной. Более грубой, более простой, более твердой чем то, что переполняло всю ее целиком. Ощущение было сродни тому, как ходить в сапогах на два размера меньше собственных ног. Вроде бы и необходимо, но совершенно необязательно и неудобно. Быть может, я смогла бы двигаться напрямую? Взять и шагнуть сразу во дворец, прямо сквозь пространство? Мысль была любопытной, стоило попробовать, но не сейчас. Эльф не верил и не чувствовал того же, эльф не раскрылся до конца, удерживая себя в стальных рамках собственной воли, а значит, не смог бы пойти с ней таким способом, если он действительно был возможен. Потому она сосредоточилась и открыла рисунок. На грани света и тени возникла и раскрылась высоким прямоугольником дверь в никуда. За ней колыхалось серое марево, перетекала тень, смешиваясь с самой собой и поглощая себя, и Вель протянула ладонь эльфу. Он взял ее за руку, пальцы у него были холодными и сухими, удивительно изящными. Не думая ни о чем, Вель шагнула в переход. Холод сжал тело в тисках, наполнил ее, запустил пальцы в каждую частичку того, чем она была. На мгновение Вель лишилась возможности дышать, а затем моргнула, оглядываясь по сторонам. Тело оставалось странно вещественным, одной опорной твердой точкой в мире текущего, бесформенного, гибкого и удивительно призрачного. Пространство вокруг колебалось, смазываясь на грани зрения, почти что обтекало ее тело со всех сторон, клубясь вокруг. Вель обернулась на эльфа и ощутила, как улыбка растягивает губы, хоть они и чувствовались здесь одновременно существующими и несуществующими. За ее спиной стоял не тот Алеор, которого она привыкла видеть своими обычными глазами. Это существо было выше, едва ли не на метр выше ее, сотканное из червленого серебра, больше похожее на ртуть, по которой пробегают волны, или на расплавленный металл, покрытый тонкой-тонкой черной пленкой. Два огромных глаза из переливающегося серебра взглянули на нее с тонкого будто острие кинжала лица, и ощущение мощи, исходящее от этого существа, почти что перетряхнуло Вель с ног до головы. Полосы серебристого и черного цветов пробегали по его телу так быстро и мимолетно, что глаз почти и не мог уловить смены движения. Она ничему не удивлялась сейчас, ощущение правильности подсказывало ей, что так и должно быть. Словно она уже видела это когда-то, словно уже знала – хоть и не могла знать. И впрямь, я просто вспоминаю будущее. Вель улыбнулась, призвав энергии и заплетая переход за их спинами, а когда серые стежки легли на колеблющееся пространство, зашивая его плотнее некуда, потянула Алеора за собой. Ноги двинулись, проводя ее вперед, прямо сквозь каменную толщу стен ратуши, сквозь смазывающееся пространство, сквозь улицы и дома иссушенного усталостью и болью города. Сейчас он был как-то по особенному красив, хоть и скользил мимо Вель, с каждым шагом превращаясь в размытое пятно. Золотые сущности слетелись отовсюду, будто крохотные масляные лампы, будто миниатюрные солнышки, тайком сорвавшиеся с небес и пустившиеся бродить по опустевшим улицам. Они облепляли дома и площади, они кружились за черными провалами размытых окон, они танцевали в воздухе золотыми светляками, беззаботными и переполненными радостью, залечивая раненное сердце города, смягчая его боль, успокаивая и утешая его. И это было чудо. Вель шагала, чувствуя странную пружинящую силу во всем теле, чувствуя удивительную правильность каждого шага. Ноги несли ее вперед, все увереннее, все быстрее. Теплое свечение Беренвиста осталось позади, и вокруг потянулись, замирая на миг и вновь размываясь, поля, рощицы, крохотные уснувшие в ночной мгле деревеньки. Пусть и однообразно серые, ведь здесь не было цвета, пусть и почти неразличимые из-за быстрого движения, но все же родные. Само ощущение пространства изменилось, переполняя ее, и Вель раскрыла глаза, оглядываясь по сторонам и переживая грусть. Этот край был болен, надломлен, как молодое гибкое деревце, что равнодушно стоптала чья-то грубая нога. Глубокая печаль и осенняя скорбь разливалась по протянувшимся вокруг полям, пряталась за темными окошками домов, забивалась под корни уснувших молчаливых деревьев. Словно дом, потерявший хозяина, словно сиротливая пыль по углам и пустая холодная постель, в которой нет кого-то такого любимого, такого нужного. Словно глаза, обращенные к небу в немой мольбе, в великом крике, разрывающем грудь на части, требующем, требующем ответа. Что-то дурное теперь жило на ее земле, что-то неправильное безжалостно сжало в стальном кулаке ее живое и любящее сердце и заставляло его задыхаться, кровить, отчаянно молить о пощаде. Вель почти слышала этот крик у себя под кожей, прямо у себя в груди, как отражение ее же собственной бесконечной муки, которой так долго не было утешения. И мир вокруг как-то переменился, словно что-то незримое сдвинулось, заняв иное положение. Как долго она запрещала себе думать хоть о чем-то, погоняя себя прочь от этого места, вырывая с корнем из себя все, что ее с ним связывало. Как долго твердила она себе, что больше не принадлежит этой земле, этому воздуху, этой стране и ее людям, которые отвергли ее, что и вовсе она никогда не принадлежала им и не была частью всего этого, потому что, сколько помнила себя, вечно ее гнали прочь со двора, будто приблудную собаку. Сколько раз она говорила себе, что теперь ее место – весь мир, и что связь с этой землей отнята у нее раз и навсегда, что не может она больше принадлежать одному конкретному народу, одному единственному дому. Что теперь она – просто воля Создателя, отнявшего у нее все просто потому, что так должно быть. Но никуда-то оно не ушло, никуда не делось, и никакие уговоры не могли вытащить этого из нее. Все осталось, затаившись где-то в глубине, и теперь выходило на поверхность, раскрывая сосущие глаза старой боли, такой знакомой, такой ненавистной. Она была частью этой земли, и теперь она могла широко распахнутыми глазами видеть всю ее боль. И дело было даже не в Ярадане, не в руке Сета, протянувшейся из немыслимой дали, чтобы терзать и мучить и без того изможденный край. Дело было в чем-то гораздо более глубоком и страшном, пустившим корни давным-давно и прочно перевязавшим здесь все. В глухом рабстве и безволии, в отупелом согласии на все, лишь бы не было отнято последнее, в безнадежном слепом повиновении любому, кто сильнее тебя. Это чувство внезапно переполнило Вель целиком, задушило ее, выдавливая изнутри слезы и всеобъемлющую печаль, обжигая раскаленными угольями обиды грудь. Вот что нужно было менять, вот что нужно было выкорчевывать на самом деле! Не врага, который захватил эту землю – он был лишь симптомом болезни, а не ее причиной. Не чужую власть над этим измученным краем – она была лишь следствием его равнодушного обессиленного отчаянья от борьбы. Выкорчевывать и вырывать нужно было рабство из людских сердец, равнодушие, слабость и тупую лень, нежелание бороться, нежелание стоять за себя и защищать свою землю. Выжигать каленым железом нужно было беспросветное и безнадежное отчаянье с его бессильно опущенными веками и пудовыми кандалами на истощенных ногах. Кто виноват в том, что наши страхи не дают нам ступить дальше? Разве же страхи? Или мы сами, завернувшиеся в свою трусость, как улитка в створки раковины? Кто виноват в том, что мы отказываемся бороться? Разве же трудность борьбы? Или наша слабость и отсутствие веры в себя? Слезы заструились по щекам, и Вель чувствовала их так сильно, так жгуще, словно крапивой кто-то хлестал прямо по обнаженной коже. Разве же дело во враге, который пришел и подчинил нас себе? В том, кто навязал нам свою волю и поработил нас? Или в нас, позволивших ему это? Или в нас?! Истина открывалась перед ней, и теперь она открывалась иначе. Не мягкая, нежная, похожая на прикосновение шерсти котенка к щеке, как это было раньше. Не тихая, как дыхание дремотного лета посреди нехоженой древней дубравы. Нет, теперь она пришла иной. Обнаженной и острой, как холодное лезвие меча, безжалостной и твердой, простой, как приговор, тяжелой, как наваленные на грудь камни. Истина пришла страшной и заглянула прямо в ее сердце своими слепыми глазами. И Вель кричала в ответ, каждой клеткой своего тела, каждой частичкой своего существа кричала, устрашившись и осознавая, что все именно так. Не Ярадана они должны были убивать, а рабство людей, позволивших ему захватить себя. Не церковь они должны были уничтожать, а безволие и равнодушие тех, кому не хватило искренности увидеть тонкую ложь за сетью посулов и обещаний церковников. Так что же я делаю тогда? Вель всхлипывала, хоть не могла услышать даже тени звука собственных рыданий. Убиваю Ярадана, который поработил людей, уничтожаю церковь, которая их обманывала все это время, в клочья разрываю ложь. Но что случится после того, как это произойдет? Они уверуют в меня вместо церкви? Они меня будут бояться вместо Ярадана? Что изменится по сути в самих людях? Разве излечится болезнь, если я просто сниму ее симптомы? Безнадежность навалилась на нее, накрыла с головой, гася золотые искорки света и оставляя только бесконечное отчаянье внутри. Какую силу нужно было иметь, чтобы изменить саму первопричину существования зла? Помогли бы ей в этом Источники? Помогли бы ей тысячи солдат? Десятки тысяч? Помогла бы клятва Спутников, что приносилась, хоть и искренно, но, в конце концов, лишь для того, чтобы спасти собственную шкуру? Все это казалось смехотворным по сравнению с тупым равнодушием и отчаяньем, с нежеланием что-либо менять, о чем-либо думать, к чему-либо стремиться. Но ведь была и сила. Вель задыхалась ей, Вель переполнялась ей, Вель захлебывалась от того, как эта сила раскрывала ей целый мир, когда обрушивала на нее всю переполняющую его боль. Словно две стороны одного и того же: с одной – бесконечное счастье и осознание утонченной совершенной красоты всего бытия в каждой мельчайшей точке его проявления, с другой – невыносимая боль от несовершенства в каждой этой точке, от лжи, которая проникала внутрь и искривляла все, портила, марала. Можно ли было использовать эту силу против лжи? Можно ли было вобрать в себя всю Великую Мани, всю, до самой последней капли, и обрушить ее ливнем, проливным дождем, буйством урагана, который сметет прочь всю ложь? И что мне нужно сделать для этого? Внутри кричало и рвалось, внутри молило и рыдало, и металось из стороны в сторону, врезаясь оголенными нервами в твердокаменные стены. Что мне нужно сделать, Великая Мани, для того, чтобы у меня хватило на это силы? Я готова отдать тебе всю себя, всю, отдать все, что у меня есть, лишь бы можно было это изменить! Вокруг потемнело, словно в ответ на переполняющее ее сердце отчаянье, краски как будто сгустились, пространство стало плотнее, более вязким, тягучим. Теперь шаги давались с трудом, и Вель буквально пробивалась, упрямо волоча свое усталое и почти сдавшееся тело вперед. Ноги поднимались тяжело, словно ей приходилось выдирать сапоги из вязкого болота, груз навалился на плечи и грудь, сдавливая ее обручами, мешая дышать, заставляя сердце тяжело и натужно биться внутри. Словно пространство сопротивлялось тому, как она шагала. Впереди мелькнул какой-то силуэт, и Вель сквозь душащие слезы всмотрелась туда, пытаясь понять, что видит перед собой. Стоило замереть на месте между двумя шагами, как нечто огромное вырастало, соединяя небо и землю на горизонте вертикальной чертой, стоило двинуться, и оно размывалось, колеблясь и теряя прочность. Но уже не исчезало, с каждым шагом надвигаясь на нее, становясь все больше, больше. И вскоре она поняла, что это – одинокая гора, на которой стоял Асфей, обломанный зубастый пик, впившийся в небо и раздирающий его мягкое брюхо своими безжалостными клыками. Над Асфеем разливалась тьма. Здесь уже небо не было серым, бесцветным, однообразным, как и все вокруг. Картинка выглядела ирреальной: чернота поднималась от города вверх и буквально растекалась по небу во все стороны, как вязкая лужа чернил. Словно Вель шагала вверх ногами и видела, как капает с острого пика горы эта тьма прямо в небо. И чем дальше она шла, тем труднее давались шаги. В конце концов, чернота накрыла и ее, распустившись над ее головой страшным диким цветком. Вель шагнула в ее мрачную тень, и все отчаянье мира разом навалилось ей на плечи. Последние золотые искорки померкли, оставляя лишь беспросветную тьму. Последнее переполняющее сердце объятие Великой Мани разжалось, и на его место хлынуло ощущение неотвратимого рока, подавляющего ее своей громадой, лишающего силы для сопротивления, желания хоть что-либо пытаться изменить. Так что же на самом деле моя цель? Причина или следствие, рабство человеческой расы или владычество Ярадана? И не сплетены ли они так крепко, что уничтожив одно, я уничтожу другое? Теперь ответа не было. Теперь была только беспросветная тоска, и слезы на щеках высохли, сменившись тупой усталостью. Наверное, так себя чувствовали все они, все, кто был в этом городе, все, кто жил под властью тени. Неудивительно, что никто из них даже не пытался ничего изменить, махая рукой на все в тот момент, когда только сама мысль о переменах поднималась внутри. Могла ли изменить что-то она сама, раз сила Ярадана с такой безжалостной очевидностью лишила ее поддержки Великой Мани? Могла ли она действительно победить его? Но я должна это сделать. Вель ощутила, как внутри формируется твердая, будто сталь, готовность. Если они не хотят и не могут ничего изменить, значит, я должна помочь им в этом. Если больше некому, остаешься только ты сам, разве не так, Великая Мани? В конце-то концов, больше и нет никого, кроме меня самой. И Данки. Но она далеко сейчас, и на этой битве не встанет рядом. На эту битву я выйду одна. Мимо мелькнула городская стена с размытыми тенями людей на ней, пронеслись прочь искривленные улицы, однообразно серые дома, в которых жались в страхе люди, как дети надеясь, что если не смотреть на тьму, если отводить глаза, она не сможет пожрать их сердца. Может, в чем-то они и были правы. Они совершенно точно были в праве так считать. Но Вель не могла себе этого позволить и даже не потому, что была Аватарой. А потому что теперь – знала. Алеор за ее спиной дернул ее за руку, потянул за ладонь, но она не остановилась. Ноги было переставлять немыслимо сложно, но она шла, упрямо шла вперед, грудью разбивая сгустившееся вокруг потемневшее пространство, словно волны обезумевшей от ярости половодья реки. Да, они хотели выйти в городе и прокрасться во дворец, но разве был в этом смысл? Если Ярадан мог накрыть своей тенью весь город, разве оставался хоть где-то уголок, где он не почуял бы ее приближения? Откуда-то она знала сейчас: он ждет ее, он уже чувствует ее приближение, он знает, что она здесь. Знала так же, как и все остальное, как воспоминание о будущем, как непреложную истину одного единственного закона бытия. Знала, как то, что должна выйти прямо на него и дать бой, чем бы этот бой ни закончился. Потому что наступало время, когда терпеть было уже невозможно, когда шанс спрятаться и не ввязываться ни во что исчезал сам собой, и когда единственной дорогой был шаг вперед. Я уничтожу тебя. А потом уничтожу само зло. Вель чувствовала, как сила хлынула в грудь, заставив воздух вокруг нее запылать алыми отблесками света. Вель чувствовала, как топка в груди разгорается с новой силой, но теперь в ней больше не было ни нежности, ни мягкости, ни даже боли. Только ревущее горнило чего-то странного, зависшего на грани между яростью и праведным отмщением. Она стала карающей дланью, и она не хотела сейчас быть ничем иным. Алеор вновь дернул ее за руку, на этот раз настойчивее, сжал в ладони ее пальцы. Вель не отреагировала на это, продолжая шагать вперед и вытягивая его за собой. Эльф попытался остановиться и удержать ее, напрягая руку, но ее сейчас не удержало бы ничто. Ей и так с трудом давалось переставлять ноги, ей и так выжгло все нутро немыслимой мощью, так что же ей было тогда до какого-то бессмертного, который пытался удержать ее от того, чтобы сделать следующий шаг? Она шагнула еще трижды, и мимо мелькала чересполосица стен и пространства, словно слои пирога, который разрезаешь остро отточенным ножом. А потом стены раздались вокруг, и Вель очутилась в просторном зале, заполненном ощущением холодной колючей опасности, какое возникает возле логова дикого зверя или поблизости от норы ядовитой змеи. Вот тогда она решила, что время пришло, и создала точку выхода. Переход раскрылся перед ней серой пеленой, мир за которой казался вещественнее и прочнее, и Вель шагнула туда, вытаскивая следом за собой недовольного эльфа. Жар хлынул в кости, в тело, жар заполнил ее, будто она внезапно стала очень большой, а переход слишком маленьким – и ей приходилось буквально протискиваться сквозь само пространство, как сквозь сито. Ноги ступили на гулкий мраморный пол, и все ощущения вернулись разом. Вель выдохнула, чувствуя и слыша, как выходит из груди переполняющий ее воздух, как он ощущается на коже и чувствительной роговице глаз. И огляделась, скорее механически, чем по-настоящему осознанно закрывая и сшивая пространство за их спинами. Огромный зал со стрельчатыми окнами был вытянутым вверх и заканчивался над ее головой пирамидальным куполом, в центре которого висел громадный знак в виде переплетающихся черной и белой ладоней на толстенной золотой цепи. Окна по обеим сторонам зала были в пять человеческих ростов, забранные разноцветными витражами, сквозь которые внутрь смотрелась ночь. Лики богов на витражах сейчас выглядели страшными, потемневшими, сухими, как старая кость. На возвышении в дальнем конце зала приглушенно светились золоченные паникадила с сотнями свечей, по воздуху плыл сладковатый и душный запах ладана. И в нем не было ни души. Но Вель буквально всеми порами тела чувствовала присутствие – острое, разлитое повсюду, как прогорклое масло, расползшееся по поверхности родниковой воды. В следующий миг Алеор с силой дернул ее за руку, рывком разворачивая ее лицом к себе. Глаза его горели злобой, словно две ледяные иглы, ярость закипала в глотке. - Ты совсем ума лишилась?! – приглушенно зашипел он, до белых костяшек вцепившись в рукоять меча на поясе. – Нас не должны были заметить! Мы должны были прийти сюда тихо и ударить исподтишка! А не безрассудно бросаться в бой, размахивая над головой флагом! - Я не буду больше прятаться, - отозвалась Вель, вырывая локоть у него из рук. На этот раз внутри горело и бесновалось такое пламя, что даже ярость эльфа разбилась об него, как волна о волнорез, не оставив и следа после себя. Ей было все равно, как он говорил с ней, что думал, на что надеялся. В конце концов, не он должен был сражаться со всем этим, а она. Он отказался от битвы, отказался от силы, отказался от веры, а значит, не ему было указывать ей, что делать. Не ему было решать. Она выпрямилась, глядя прямо в разъяренные глаза эльфа. – С меня достаточно глупых игр и жеманства. Я пришла уничтожить Ярадана, и я это сделаю. - Вот как? – раздался откуда-то со стороны насмешливый мужской голос. – Довольно самонадеянно, я бы сказал. Но на то вы и Аватара Создателя. Вель не стала дожидаться удара. Сила взметнулась внутри половодьем, вытеснив из нее все, кроме сосредоточенности. Остались только Источники, и она приникла к соединению, потянув на себя всю мощь, какую только могла зачерпнуть. И ударила, оборачиваясь. Сеть обрушилась на Ярадана еще до того, как Вель успела довершить разворот. Она была громадной и мощной, как неотвратимая лавина, падающая сверху вниз со скоростью молнии, и любого раздавила бы, растерла по полам, и следа не оставив, - Вель знала это так же ясно, как и то, что солнце всегда поднимается на востоке. Но сеть растаяла в воздухе, буквально испарившись, распавшись на нити, и ответный удар заставил ее покачнуться. - Не самый лучший способ начать переговоры, - покачал головой Ярадан с притворным вздохом. Он стоял в паре десятков метров от них с Алеором, и ровное пламя свечей за его спиной бросало рыжие отблески на его золотистые волосы, пробегало волнами по белоснежному балахону на его плечах. Эвилид был высок и развернут, отличался мужественными, твердыми чертами лица, и ощущение властности окутывало его плечи, будто королевская мантия. Только вот глаза его, ледяные и колкие, портили впечатление, отливая сухой жестокостью упивающегося смертью убийцы. Вель взглянула прямо ему в лицо, и эти глаза внезапно изменились. Растаял, словно дымок, голубой зрачок, очертания глазницы поплыли по краям, клубясь неровными, без конца изменяющимися дырами, и оттуда, изнутри, на нее взглянула беспросветная мгла. Вель ударила еще раз, разворачиваясь перед ним, выпрямляясь во весь рост. На этот раз огнем, лавиной пламени, что должна была трескучим жаром испепелить его, заставить мрамор течь густой кашей расплавленной породы, в одно мгновение испарить витражи в стенах… Он легко двинул пальцем, и рисунок распался, вновь ударив по ней, толкнув ее в грудь и заставив пошатнуться. - Я бы все-таки предпочел диалог, - с терпением в голосе проговорил Ярадан, глядя на нее с приветливой улыбкой, которая совсем не вязалась с черными провалами вместо глаз. – У нас еще есть возможность… - Вель хлестнула молотом из воздуха, стремясь размазать его по плитам пола, но и этот рисунок рассыпался, едва не выбив из груди весь дух. - … спокойно обсудить… - Она швырнула молнию, и Ярадан истончил ее до волоска, а тот просто растворился в воздухе, не долетев и метра до его груди. - … все наши разногласия. Она била и била, нанося один удар за другим, вкладывая в каждый из них всю доступную ей мощь. Энергии, что сейчас хлестала из нее, хватило бы на то, чтобы развалить весь этот дворец по кирпичикам, расколоть пополам гору, на которой он стоял, и обрушить все это под землю, прямо в кипящее яростью чрево земли. Но Ярадан просто уничтожал каждый ее удар, нейтрализовывал его с потрясающей легкостью, будто от мухи отмахивался. И улыбался. - Думаю, у нас гораздо больше общего, чем того, что вносит рознь между нами, - вновь заговорил он, делая шаг ей навстречу. Он пока еще даже не попытался атаковать ее, только оборонялся, но делал это с такой унизительной, такой легкой простотой, что Вель хотелось кричать. Она изменила структуру крови в его венах, надеясь вскипятить их и сварить его заживо в его теле, но он просто не обратил на это внимания, и рисунок отскочил назад, сорвав с ее губ стон. Она попыталась порвать изнутри его сердце, вызвать паралич нервной системы, заставить воздух загустеть в его легких, но Эвилид лишь смахивал прочь все ее попытки, неторопливо приближаясь к ним и улыбаясь. Она даже не знала, как и что она делала, когда потоки энергии преобразовывались, менялись под ее пальцами, уже в процессе создания рисунка внезапно вспоминавшими последовательность узора, которого Вель никогда раньше в жизни не видела. Но Ярадану было плевать на это. - Я предлагаю вам союз, - улыбнулся он, когда попытка взорвать пол под его ногами едва не заставила ее саму свалиться на пол. – Союз и мир во благо окончания Танца Хаоса. - С меня хватит! – с этими словами Алеор бросился вперед, сорвался с места, будто выпущенная из лука стрела. Ярадан лишь стрельнул глазами в его сторону, и в следующий миг до Вель донесся глухой вскрик эльфа и еще через несколько мгновений – тяжелый удар о мраморный пол. Она даже не могла повернуться и посмотреть, что с Алеором. Она била и била, выливая на голову Ярадана всю свою мощь, всю клокочущую внутри нее силу Источников, только это вообще не помогало. Это не оказывало никакого эффекта! - Очень хорошо, что вы сами пришли сюда, Вольторэ, - заметил Ярадан, подходя еще на шаг ближе. Он не торопился, словно у него в запасе было все время мира. И она даже не представляла, что он сделает, когда окажется прямо перед ней. Она попыталась уплотнить воздух и захватить его, сжать со всех сторон и раздавить в кулаке, но ничего не вышло. – Я намеревался отправить к вам гонца и договориться о встрече, но так даже удобнее получилось. Наверное, со стороны это выглядело странно. Она стонала, шаталась, рычала сквозь сжатые зубы, зло сверкая на него глазами, а он просто размеренно и почти вальяжно шагал ей навстречу в полной тишине. Но на самом деле в этот же самый миг невероятная энергия бушевала вокруг них, грозя разорвать на клочки саму ткань бытия в любой мгновение, потрескивая и пропитывая все волнами мощи. - Мои условия следующие, - Ярадан махнул рукой, и бушующее дыхание урагана просто погасло в воздухе над его головой. Просто растворилось! – Я признаю, что ошибался по поводу Лайны, признаю вас как Аватар Создателя и даже присягаю вам. Вы отводите войска и клянетесь не вмешиваться в то, что происходит на востоке вдоль границы Хмурых Земель. – Вель сипло выдохнула, пытаясь заставить его тело обрасти толстой коркой льда, но он и глазом не моргнул в ответ. – Вам достается юг, Лонтрон, Речной и Лесной Дома. Согласитесь – это не мало. Нам – Бреготт и Мелония. И я даже позволю людям присягнуть вам на верность и влиться в ряды армии Спутников. Но вы не будете мешать установлению власти Сети’Агона над всеми этими территориями, не будете вмешиваться в наши дела, а сосредоточитесь целиком и полностью на Танце Хаоса. – Вель застонала, когда обрывки еще одного молота из воздуха хлестнули ее по лицу. Ощущение было таким, словно на коже остались вздувшиеся рубцы от удара плетью. Ярадан с интересом склонил голову набок. - Разве не этого вы хотели? Спокойно вести Танец, чтобы вам никто не мешал. Сражаться со своим старым врагом, не отвлекаясь без конца на людские дрязги или удары моего господина? Разве же мир не лучше войны, Аватара? Теперь он стоял перед Вель на расстоянии шага, и она вглядывалась в его лицо, тяжело дыша. Странное дело: Ярадан выглядел напряженным, словно плечи ему свело судорогой. За видимой расслабленностью скрывалась концентрация, в темноте было плохо видно, но она едва ли не чувствовала, как повлажнел его лоб. Ему трудно было смотреть ей в лицо из-за силы, что переполняла ее грудь? Или же – отражать ее удары? - Я веду Танец Хаоса, - с трудом проговорила Вель, не прекращая рушить на него одну атаку за другой. Ярадан же только с улыбкой отбивал их, но она не собиралась сдаваться! Она не могла сдаться! Огонь, воздух, вода, земля, все стихии она рушила на него со скоростью колотящих с небес в землю молний, но ничего не помогало. Но должно же было быть что-то! Не просто же так она чувствовала глубокую правильность своего решения прийти сюда вместе с Алеором! Не просто же так она всем телом ощущала, что делает все именно так, как того требует поток! Дыхание с хрипом вырывалось из груди, и говорить было немыслимо сложно, но она говорила, проталкивая слова сквозь зубы и кидая их в лицо Ярадану так же, как кидала в него рисунки один за другим. – Танец Хаоса – это время, когда рушится все. Ничто неспособно противостоять его поступи. Не будет никакого союза. А ты – умрешь, как и твой господин. - Это неправильный ответ, - с легкой грустью, словно журил несмышленого ребенка, покачал головой Ярадан. – Но мы с тобой попробуем ответить правильно, ведь ты не против? Вдруг лезвие из духа тоньше волоса и острее бритвы вонзилось прямо в связь между ней, Данкой и Источниками, воткнулось туда, как стальная игла. Ужас сотряс тело Вель, когда эта связь прогнулась, пошла волнами, задрожала все сильнее и сильнее, как насаженная на крючок бьющаяся в страхе рыба. - Это не так уж и сложно – сказать «да», - почти прошептал ей Ярадан, и лезвие вошло глубже, вспарывая нить, стремясь перерезать ее, как перерезают остро отточенные ножницы обычную бумагу. Вель глухо вскрикнула, размахивая вокруг себя в слепой панике лезвием из духа и пытаясь перерезать им острую смертельную иглу, тонкий стилет, орудующий прямо у нее внутри, в самом центре ее существа. Ярадан улыбнулся в ответ, словно ему не было до того дела. А в следующий миг его внезапно что-то сбило, отбросило в сторону, словно тряпичную куклу. Тень мелькнула в приглушенном свете свечей, громогласный рык сотряс витражи в окнах. А лезвие исчезло из груди Вель, как его и не было, оставив лишь глубокую раскаленную рану, будто прямо в сердце вкрутили огненную головню. Она схватилась руками за грудь, чувствуя, как подламываются под ней ноги, опрокидываясь на пол. Она схватилась всей собой за Данку, за связь в ней, обнимая ее, прижимая к себе, сберегая и пытаясь остановить бешеный поток энергии Источников, который почти бесконтрольно кипел в ней. Теперь на пуповине, что соединяла их обеих с Источниками, зиял надрез, и из-за этого энергия хлестала с перебоями, вливаясь в нее тугими скачками, бурливо и рвано. Если несколько мгновений назад она была так сосредоточенна, что могла пропускать через себя всю мощь, какую только способна была втянуть, то теперь из-за проклятого надреза и страха концентрация разбилась вдребезги, и поток силы подхватил ее, подбрасывая на своих волнах, захлестывая, накрывая с головой. Рядом что-то рычало, слышался грохот и тяжелое дыхание, потом взрыв сотряс тишину зала. Но Вель ни на что не обращала внимания, концентрируясь лишь на связи с Данкой, лишь на ней одной, и пытаясь смирить Источники. Вот только из-за потери концентрации надрез на связи начал разрастаться, все быстрее, быстрее, словно трухлявая ткань под сильными руками, разрывающими ее пополам. И чем больше она пыталась этот надрез хоть как-то срастить, тем сильнее расходились края в стороны, разрывались, лопаясь, тонкие-тонкие нити, что связывали их с Источниками, одна за другой. Вель закричала, чувствуя, как теряет, неумолимо и страшно теряет что-то очень-очень важное, а потом все исчезло.