Танец Хаоса. Иллюзии

Ей было темно. Так темно, что ее ломало, и изнутри поднимался такой же темный, обволакивающий, бесконечный ужас. Будто бездонный черный колодец со стенами из сухого колкого угля, в который она проваливалась все глубже и глубже, царапая собственную душу об его острые края. Она бы и хотела вверх, хотела обратно, да только падала, протискивалась все ниже и ниже, словно неведомая сила тянула за ноги пудовой гирей. И стены стискивали со всех сторон все туже, выдавливая из нее всю надежду, всю веру, все желание жить и бороться. Помоги! Словно последний лучик в кромешной тьме, дрожащий и колеблющийся, грозящий потухнуть в любой миг. Она держалась, она продолжала цепляться за себя, за этот огонек, такой слабый, такой… Помоги мне! Чернота отступала, и мимо нее плыли серые миры. Небо в них было такого же цвета, что и земля, а все объекты становились расплывчатыми, дрожащими в мареве тенями, которые тянулись мимо нее. Почти как во время перехода за Грань, только гораздо безнадежнее. Словно в этих мирах никогда не было солнца. Словно они лежали так глубоко, так низко, что никакой даже самый слабый лучик надежды не мог проникнуть туда. Она брела сквозь персть и тлен, устилающие землю, мимо странных существ, никогда не видевших солнца. У них были острые черные глаза, опасные, дикие. Они внимательно следили за каждым ее шагом, они шли следом, только и ожидая того, когда она посмотрит на них в ответ. Будто ее опущенные глаза странным образом защищали ее, будто защищали ее и молитвы, срывающиеся с пересохших губ бесконечным потоком. Она могла сколько угодно не верить там, снаружи, но здесь, внутри, у нее и не было ничего, за что можно было держаться, кроме молитвы. И та берегла, каким-то неописуемым чудом берегла, невидимым щитом отделяя ее саму от ужасного серого мира вокруг и не позволяя ему дотронуться до нее. Стоило только поднять глаза и встретиться взглядом с одним из этих созданий, как все менялось. Казалось, взгляд здесь и решал все: то, на что ты смотрел, вступало с тобой в прямое взаимодействие, а остальное лишь скользило мимо. Она смотрела, и эти ужасные создания замечали ее, подступали ближе, тянули к ней когтистые лапы, царапали, щипали и рвали ее, пытались пробраться внутрь ее тела через глаза и рот. Она бежала в страхе, взывая и моля, но они преследовали ее ровно столько, сколько она оборачивалась, чтобы увидеть погоню, и с каждым разом подступали все ближе к ней, тянули свои руки… Помоги мне, молю тебя! Иногда становилось легче. Расплывчатые серые миры растворялись вокруг нее клубящимся дымом, уносились прочь, будто столб пыли на ветру. И тогда странные глубокие и какие-то очень-очень личные видения тревожили ее. Она видела другие небеса и другие города, которых никогда раньше не знала, других людей, что смотрели на нее, что узнавали ее. Она видела тех, кто был ей дорог, тех, кого она когда-то любила, тех, кто когда-то предал ее. И все они вновь возвращались и терзали, мучили, изводили. Помоги же мне! Где ты? Сквозь серые поля отчаянья, сквозь бесконечные черные коридоры с острыми краями, сквозь чужие равнодушные небеса мимо своих прошлых жизней, мимо памяти своей души, все еще кровоточащей от старой боли, шла она все дальше и дальше, и след ее терялся среди перетертых в пыль песков времени. Одинокая фигурка среди бесконечной мглы, крохотный дрожащий огонек, в любой миг готовый потухнуть, - так она тоже видела себя, будто со стороны, задыхаясь от отчаянья и предрешенной тяжести. И оставалось только звать, звать без конца, взывать к чему-то, что было – она точно знала, оно было, оно всегда было рядом. И она звала, она тянулась, она молила. О любви и о свете, о радости, о вечности, запертой на дне одних единственных глаз, о золотой дороге под ногами, о единственной прямой стреле, навсегда пронзившей ее существо и оставившей на память пьянящую сказку Тайны. Где же ты? Я знаю, что ты есть и что ты придешь за мной. Я знаю. Время тянулось бесконечно медленно, время летело, словно ревущая буря. Вокруг поднимались горы и с тихим шелестом пересыпались пески, и шершавым хрустом проминались под ногой сухие листья, и штормовое море на горизонте поднималось волной ей навстречу. Она слышала, как ревет пламя, сжигая города, и старая боль сжигала ее вместе с плавящимся камнем. Она чувствовала, как рассыпается в труху вместе с оседавшим на ее ноги пеплом, и лишь кровавое солнце сквозь темное марево глядело на нее своим жестоким безжалостным глазом. Сухие былки на ветру. Перышки на давно очищенном ветрами скелете. Пожалуйста! Я знаю, что ты здесь. Я знаю, что ты не оставишь меня. Ты не можешь оставить меня, потому что я – это ты. Пустая цепочка следов на плывущих в вечности песках, которые медленно поглощают ее, вбирают в себя. Что оставалось от нее самой во всем этом? Что, кроме упрямо дрожащего огонька, не желающего потухать? А потом все изменилось. Она уже и не надеялась в тот миг, уже и не верила, только тихо-тихо звала, обессиленная и вконец отчаявшаяся. Все еще звала в самом своем сердце, в самом дальнем его уголке, который все еще продолжал тлеть. И на этот крохотный огонек пришел ответ. Среди бескрайних песков под серым небом без начала и конца, среди ветра, что нес с собой пригоршни пепла от рассыпавшихся в прах городов, который скрипел у нее на зубах, появилась фигура. Белая, как столб небесного пламени, твердая, словно гранит, в этом мире, где не было ничего твердого. Прозрачная, как сам свет. Фигура близилась, фигура нарастала, и пространство вокруг нее меркло, блекло, теряло силу и очертания. Вель ждала, распахнув свои глаза и замерев на тонком острие иглы, обратившись в один единственный взгляд, в одно единственное устремление. И кошмары нижних миров рассыпались вокруг нее, растворялись, уходили прочь по мере того, как фигура становилась все больше и больше. Женщина, сотканная из мраморно-белого света. Женщина с суровым лицом и глазами, в которых горел рок, высокая женщина, гораздо выше человека, в белых одеждах. Она смотрела на Вель, и весь мир перестал иметь значение. Весь мир зазвенел, обратившись одной натянутой до предела струной, одной единственной нотой, от которой зависело все. Вель припала к ногам этой женщины, ощущая непоколебимую мощь, которой ничто не могло противостоять. Вель свернулась у ее стоп в крохотный дрожащий комочек и прошептала в последний раз: Помоги мне, Великая Мать! Сверкнули ослепительной белизной глаза, и ее потащило куда-то, ухватив за золотой огонек в груди, поволокло, все быстрее, быстрее. Рывком она очнулась с громким хриплым воплем. Все изменилось так резко, что воспоминания моментально исчезли, будто их обрубило от нее каменной стеной. Осталось лишь смутное ощущение долгой изматывающей муки и ослепительно белые глаза, которые эту муку прекратили. Вель вдохнула и сразу же скривилась от боли. Глотку жгло, будто кожи внутри и не осталось, только иссохшая потрескавшаяся корка. Болело все, невыносимо кружилась голова, а в центр темени как будто раскаленный гвоздь воткнули. Ее тошнило, ее скручивало и ломало, но она была жива, она выбралась! Испарина покрыла все тело, и Вель, тяжело дыша, вознесла еще одну безымянную молитву. Помощь пришла, и ее вывели из тех сумрачных миров без солнца, ее вернули сюда. Но куда? Над головой был темный потолок, закопченный и грязный, с белыми пятнами плесени, разросшейся неаккуратными кривыми мазками. Света было так мало, что она с трудом могла различить очертания стен помещения, где находилась. Прогорклый гнилой запах с примесью нечистот висел в воздухе. Что-то прикрывало ее сверху и царапало подбородок. С трудом скосив глаза, Вель увидела кусок мешковины, которым было накрыто ее тело. Он пах мерзостно и гадко, будто гнил здесь целые века подряд. Тишина казалась мертвой, словно ни единого звука не проникало сюда. Она повела глазами, пытаясь понять, где находится. Помещение было небольшим, метров в шесть поперечнике и столько же в длину, какие-то рассохшиеся пустые бочки стояли у стены, неопрятной грудой валялась рядом с ними какая-то темная ткань. Странный булькающий звук нарушил тишину, и Вель вздрогнула, ощутив липкую волну ужаса, сотрясшую все тело. С трудом повернув голову, она взглянула влево. Там, на полу, в нескольких метрах от нее что-то лежало. Оно было окровавленным, изодранным, словно чудом вырванная из зубов собаки все еще живая мышь. И оно… дышало, редко и рывками, булькая скопившейся в легких кровью. Страх удивительным образом придал сил и слегка освежил ее восприятие. Глаза еще раз обежали помещение. Видимо, какой-то подвал или складская комната. Стены из дикого камня, поросшего плесенью и наростами, земляной пол, от которого тянуло сыростью и гнилью, одна единственная крохотная лучинка в ржавом пробитом котелке на полу, дающая слабый-слабый, но все-таки свет. Впрочем, она уже почти догорела, огонек на самом краю едва теплился. Взгляд Вель вновь переместился на судорожно хрипящее тело рядом. Что-то знакомое было в нем, что-то очень-очень близкое. Черные, изодранные в лоскуты, покрытые кровью, обгорелые тряпки, которые раньше были одеждой. Черные спутанные космы, от которых воняло паленой шерстью, свалявшиеся в один жесткий и грязный ком. И рука. Вель пригляделась – длинная тонкая кисть, исчерченная нитями темно-синих вен, в которых как будто что-то живое шевелилось, перекатываясь под кожей. Не в силах даже вздохнуть, она наблюдала за тем, как это что-то медленно ползет по вене, проталкиваясь вверх от запястья в сторону изодранного остатка рукава. Словно паразит, проделывающий свой путь внутри еще живого тела. Алеор! Вель вздрогнула, осознав, что так и есть. На полу перед ней растянулся эльф, и, судя по всему, состояние его было просто ужасающим. Пламя лучины бликовало на растекающейся вокруг него по полу глянцевой луже. Вель не нужно было больше света, чтобы и без того понять – это кровь. В воздухе стоял ее тяжелый, неприятный запах. Но если это кровь, и если они в каком-то подвале, значит, это темница? Мысли ворочались с трудом, и в голове было бесконечно пусто. Она попыталась припомнить, что случилось, но не помнила. Невидимая плотная стена стояла между ней и этими воспоминаниями, разделив мир на две половины – до и после пробуждения. Что было до этого? Что? Алеор вновь хрипло вздохнул, булькающий звук показался ей слишком громким в мертвой тишине, окружающей их. Он делал такой вздох примерно раз в полминуты, и Вель надеялась, что ему этого хватит. Может ли человек выжить, вдыхая дважды в минуту? Достаточно ли того? У нее не было сил, чтобы шевелиться, и ей невыносимо хотелось пить. Но тяжелое забытье, которое прорезали булькающие вздохи эльфа, как-то незаметно и неумолимо накрыло ее, дав передышку. Во всяком случае, во сне не будет жажды и боли, во сне она сможет немного передохнуть. Вель отчего-то знала, что в те ужасные миры больше не вернется, а потому позволила забытью сморить себя. Когда глаза открылись в следующий раз, вокруг было гораздо светлее. И боль притухла, сменившись тупым нытьем и жжением во всем теле, будто на коже остался ожог. В горле было уже не так больно, как во время первого пробуждения, но все равно так сухо, будто она пригоршнями жевала песок. И слабость усилилась, почти что придавив тело к полу. Алеор. Очень медленно она повернула голову и увидела его. На этот раз он сидел, привалившись к стене и низко-низко опустив голову. Лужи крови на полу больше не было, а в горшке светилась новая лучина и горела она ярче предыдущей. В ее свете Вель видела, как поднимаются и опускаются плечи эльфа. Он дышал. Сквозь изодранную одежду виднелось белое, будто у утопленника, тело, исчерченное темными полосами вен. - Алеор, - едва слышно позвала она. Набраться сил, чтобы сделать это, было так сложно, что ей пришлось закрыть глаза и несколько мгновений просто дышать. Казалось, даже самое незначительное усилие могло привести к обмороку. - Спи, - хрипло ответил он после очень долгой паузы, и Вель едва узнала его голос. Казалось, это и не человек говорил вовсе, а ржавые дверные петли скрипнули. Она не смогла ничего ответить. Она просто закрыла глаза, пережидая новый прилив слабости. Но на этот раз сознание было гораздо яснее прошлого пробуждения, которое Вель и помнила-то с трудом. А что было до него? Что-то ведь было… Очень медленно, буквально по волоску, воспоминания начали возвращаться. Беренвист и взрывы вокруг. Она, бегущая со всех ног по мостовой с разрывающейся от бега грудью. Дождь, стекающий по окнам. Глаза Крол во тьме, полные уверенности и поддержки. А потом память как прорвало, словно створки, так долго удерживаемые ее слабостью, распахнулись, и все это хлынуло на нее разом, затопив с ног до головы. Вель вспомнила все. Свою безнадежную попытку убить Ярадана, его равнодушную улыбку. То, как он с легкостью отмахивающегося от мухи человека отбивал каждый ее удар, в который она вкладывала всю доступную ей мощь. И еще лезвие, острое, как нож лезвие, вонзившееся в связь между ними с Данкой и Источниками. Слезы сами полились из глаз, Вель не смогла бы их сдержать сейчас. Двумя горячими дорожками они катились по щекам, обжигая чересчур чувствительную кожу, будто содранную с ее черепа. Он отсек ее! Он отрезал ее! Он уничтожил ее связь с Источниками! И это было концом. Вот теперь все было кончено, теперь – совершенно точно. Она попробовала, она ткнулась туда, вверх, через малхейн, как делала всегда, когда соединялась. Но там больше не было ничего для нее. Там, где в огромном резервуаре плескалась вся мощь вселенной, теперь не было ничего. Только ее собственный затылок, который разрывала боль, и дальше – все. Ни капли. Ни единой даже самой крохотной ниточки силы. Опустошенная и сломанная, она лежала на полу и плакала. А рядом хрипло дышал эльф, тяжело и медленно, словно боролся за каждый следующий вздох. Но разве же это теперь было важно? Разве это имело значение? Данка! Где ты, моя душа? Со мной ли ты еще? Вель слепым котенком ткнулась в центр груди, и надорванный нервный смех все-таки сорвался с ее губ. Прямо в середине груди невозмутимо рассыпало свои золотые лучи маленькое солнце, соединяющее их обеих в одно. Оно сияло равнодушно, ровно и ярко, ему и дела не было до того, что она лишилась всех своих сил. Оно было здесь, словно насмешка над всей тщетностью дальнейшей борьбы, над всей бесполезностью ее усилий. Оно было здесь всегда, как и Данка. Ты жива, моя любовь. Я чувствую тебя. И я подвела тебя, знаешь? Слезы лились и лились по щекам, и пересохшее горло драло от соли, а кожу жгло. Я все сломала, моя милая. Все наше прошлое и все наше будущее. Нет больше никаких Аватар Создателя, потому что у нас больше нет силы Источников. Нет больше ничего. Лучина тлела, и минуты тянулись медленно, словно само время превратилось в желе. А Вель все никак не могла успокоиться, слыша в своей голове одну единственную мысль - я больше не Аватара Создателя. Я больше не Аватара. Больше не Аватара. Она бы не сказала, сколько прошло времени, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Реальность сменялась туманным забытьем, в котором раскаленным пламенем горели два слова – «не Аватара». Иногда тихие шепотки начинали донимать ее, нашептывая и нашептывая без конца одно и то же. Ты же хотела не быть Аватарой. Ты же так молила, чтобы этот груз сняли с тебя, чтобы твоя судьба изменилась. Ты же так не хотела выполнять этот долг и нести это бремя. Вот и получай то, о чем просила. Тысячи черных мыслей приходили следом за этими шепотками. И в полусне они превращались в кошмарные образы, мелькающие перед глазами, и Вель уже не могла понять, где находится сейчас, что происходит вокруг. Орды Рабов, что заполоняют мир, и некому встать против них. Города, падающие один за другим, люди, поднимающиеся мертвыми на ноги. Смерть и чернота, словно вакса, заливающая весь мир, поднимающаяся черной волной до самого солнца, которое тонет в ней, с шипением гаснет, словно крохотный огонек лучины в ночной тьме. Как это может быть? Как ты можешь допустить такое, Создатель? Что же я наделала!.. Вель металась в горячем бреду, чувствуя испарину на своем лице, прикосновения тех самых ужасных созданий с острыми глазами, что тянули, царапали и рвали ее тело. Они окружали и душили, они желали ей боли и смерти, и она кричала, бормотала, умоляла, просила, чтобы они ушли. Чтобы вновь пришла та, белая, сильная, непобедимая. Чтобы взяла ее на руки и защитила, как в первый раз. И она пришла. В самые темные и страшные моменты что-то появлялось рядом, Вель почти видела это что-то, хоть и не могла дотронуться. Это что-то присутствовало подле нее нерушимой колонной мощи, которая охраняла, давая передышку. В его присутствии становилось спокойнее, тише, в его присутствии она забывалась крепким сном без сновидений, но даже сквозь него ощущала – ее хранят. Этот кто-то не отходил от нее, как мать в далеком детстве, когда она металась на пропитанных потом простынях сжигаемая жаром. Этот кто-то держал ее душу в своих несокрушимых руках, не позволяя ей провалиться во тьму кошмаров, этот кто-то оберегал ее там, где никого уже не было, чтобы уберечь. Вель вновь очнулась, резко и быстро, ощутив, как чьи-то руки приподнимают ее голову. Это был Алеор. Глаза с трудом сфокусировались во тьме на его лице, и в первый миг она приняла его за одно из чудовищ из своих кошмаров. Все его лицо иссекли черные полосы вен, глаза перечеркивала тонкая-тонкая сеточка из тьмы, словно пауки заплели веки своим узором. Он что-то тыкал ей в губы, и Вель поняла, что это, только когда в рот полилась теплая и затхлая, но такая желанная вода. - Пей, - хрипло приказал эльф, придерживая флягу. Рука, поддерживающая голову Вель, мелко дрожала, но голос у него уже был более похожим на человеческий. С трудом вспомнив, как это делать, Вель проглотила несколько глотков, а потом хрипло прошептала: - Где она? - Кто? – воззрился на нее Алеор, часто моргая своими странными сетчатыми глазами. - Защитница, - Вель вяло повела глазами, пытаясь разглядеть образ, что стоял на страже ее снов. Она и сейчас ощущала его присутствие, будто фигура просто укрылась от глаз в темноте углов. – Где она? - Здесь никого нет, кроме нас, - покачал головой Алеор с кривой ухмылкой, медленно опуская ее голову обратно на земляной пол. - Есть, - тихо прошептала Вель, прикрывая глаза и расслабляясь. Она чувствовала усталость. – Она здесь. Эльф ничего не ответил. Она не видела, что он делает, но услышала шорох и звук пробки, которую всовывали обратно в горлышко фляги. Потом он крякнул и зашуршал рядом, наверное, усаживался поудобнее. Говорить было сложно, но и дальше находиться в неведении Вель не намеревалась. - Где мы? – прошептала она, сберегая дыхание, чтобы не слишком тратить силы. - В Небесном Дворце, - с явным трудом ответил эльф. – В одном из погребов глубоко под землей. - Мы в плену? – уточнила Вель. - Нет. Это прозвучало так неожиданно, что она открыла глаза и чуть повернула голову, глядя на эльфа. Он действительно сидел рядом с ней, прислонившись спиной к стене и навалившись руками на собственные колени. Длинные грязные спутанные черные волосы полоскали по полу. - Что случилось? – спросила Вель, глядя на него. - Мы проиграли, - мрачно констатировал Алеор. – Ты не смогла даже зацепить его, а я едва унес ноги оттуда. И тебя заодно. Но у меня не было ни времени, ни силы, чтобы уйти далеко. Потому мы здесь – в одном из погребов. И нас пока еще не нашли, но времени вряд ли осталось много. - Как ты унес меня? – спросила Вель. Слишком много информации после череды кошмаров, и эта информация просто не лезла ей в голову. Ее нужно было дозировать, и она вцепилась в последние свои воспоминания перед провалом. – Ты принял форму Тваугебира? - Ага, - буркнул эльф. - Но разве ты можешь это делать дважды подряд? Да еще и разум сохранять? – Вель смутно помнила, что это невозможно. - После последней встречи с братишкой я выучил несколько новых фокусов, - осклабился он. Эльф замолчал. Дышал он тяжело и рвано, с присвистом прогоняя воздух сквозь легкие. Но он хотя бы мог шевелиться. И они не в плену, они пока еще на свободе. На какой свободе? Зачем ты обнадеживаешь себя? Все кончено. Все окончательно и бесповоротно кончено. Вель закрыла глаза. У нее не было больше никаких сил, даже чтобы плакать. Осталось лишь присутствие рядом, оно ощущалось почти физически, будто кто-то держал ее в твердых светоносных ладонях. Почему ты все еще со мной? Почему не оставляешь меня? Ведь выхода больше нет. - Как ты себя чувствуешь? – спросил Алеор. Вель скривилась в горькой усмешке. - Я жива. - Это я уже понял. Сколько тебе нужно времени, чтобы набраться сил для создания перехода? Нам бы поторопиться с этим. Пока еще никто сюда не заглядывал, но не факт, что не заглянет в ближайшее время. - Я не смогу создать переход, - тихо ответила Вель. - Не сможешь? – после паузы переспросил он. - Нет. - Почему? – все терпение мира прозвучало в его голосе. – Если тебе нужно время, что ж, рискнем. Выхода-то у нас нет. - Я вообще не смогу, Алеор. – Говорить это было почему-то очень легко. И невыносимо страшно. – Он отсек меня. Совсем. Несколько мгновений ответом ей была тишина, потом эльф усмехнулся. - Как это отсек? Разве можно отсечь от Источников совсем? Может, на тебе просто сеть, блокирующая энергию? - Нет на мне никакой сети, - отозвалась Вель. – Он просто отрубил меня от связи. - И что это значит? – тихо спросил Алеор. - Что я больше не Аватара Создателя. – Произнести это вслух было так трудно, хоть она тысячи раз повторяла это про себя! Но слова слетели с губ, и Вель ощутила странный холод, будто по полу потянуло зимним сквозняком. – Я больше не могу соединяться с Источниками. Все кончено. Тишина пала на маленькое темное помещение, и в этой тишине для Вель не было ничего, кроме странной защиты. Белая женщина так и стояла рядом, держа ее в своих руках. Может, на самом деле так просто казалось от шока, но Вель было плевать на это. Она больше не чувствовала страха, отчаянья, безумного лихорадочного стремления что-то сделать, что-то изменить. Не нужно было больше никуда бежать и ничего делать. Груз чудовищной ответственности, что все эти долгие месяцы лежал на плечах и давил ее к земле, внезапно свалился. Только вот что осталось после него? Грусть оттого, что его больше нет? Вель хотелось хохотать во всю глотку над всем тем, что сейчас с ней происходило. Но вместо нее захохотал Алеор. Он запрокинул голову, ударившись затылком о каменную стену, и смеялся, гоготал, почти кричал во всю глотку, и лицо его было искаженной маской какого-то совершенно обезумевшего отчаянья. Вель смотрела на него, понимая, что даже это сейчас нисколько не тревожит ее. Даже если эльф окончательно свихнулся и растерял последние остатки разума, даже если сейчас он начнет все вокруг разносить по камешку, какое ей до того дело? Что осталось у меня, Великая Мать? Что осталось мне сейчас? Ты спасла меня, но зачем, коли моей судьбы у меня больше нет? Он смеялся долго. Сначала громко и заливисто, потом тише, почти всхлипывая и мелко дрожа плечами. А когда замолчал, на них обоих опустилась темнота и тишина крохотной каморки, в которой они были заперты, словно крысы в каменном мешке. И никакого света в ней для них не осталось, кроме горстки чадящих лучин в старом ржавом котелке на полу. Потянулось время. Не секунды, не минуты, даже не часы, а просто – бесконечное равнодушное время, проползающее по груди лежащей Вель кольцами гигантской змеи. Спать больше не хотелось, она и без того провалялась здесь уже долгие часы, набираясь сил в странном забытьи, что принесли чужие заботливые руки, принесли непонятно почему, ведь она больше ничего не могла отдать им. У нее больше совсем ничего не было. Взгляд скользил по причудливым узорам плесени на потолке, по соляным наростам, каким-то темным пятнам от расползающейся по камню воды. Наверное, они и впрямь были глубоко под землей, иначе откуда этой воде здесь взяться? Иногда одинокие капли срывались вниз и разбивались о земляной пол с тихим шлепком. Вель считала их, бессмысленно глядя в пустоту. Что теперь было ею самой? Чем была она? Всю свою жизнь она искала ответ на этот вопрос. Вглядывалась в мутные бронзовые зеркальца, пыталась колдовать, ища и ища Данку, отыскивая истину своего существа самым нелепым и глупым способом из всех возможных. Практически на ощупь, в полной кромешной тьме, не зная дороги, путевых вех, даже цели. Зная лишь, что нужно найти ее и все. Тогда все станет хорошо. И нашла, весенней зоренькой над расцветающими полями, первой нежностью пробивающейся из-под снежной шапки почки. А вместе с ней – и дорогу, сужденную им обеим, грозную и устрашающую, сулящую великую боль и невероятный страх, и тяжелейшие испытания, и муки, каких она даже и представить себе не могла. Но все же – дорогу. И стоило только ступить на эту дорогу, только ногу на нее поставить, как весь мир обернулся против нее. Разверзлись небеса, обрушив на нее свой гнев, земная ярость вырвалась из глубин, закружив черной бурей, безжалостно трепля ее, словно истертое временем знамя, срывая с нее слой за слоем все, что она считала собой, обнажая суть. Поначалу она сопротивлялась, кричала и рвала на себе волосы, поначалу она так хотела сбежать, спрятаться, укрыться от этого рока, но он позвал ее душу, и она не смогла сопротивляться. Что-то большее, чем все, что она знала, сжало ее в огромном кулаке и поволокло вперед, навстречу ее судьбе. И как бы она ни кричала, а внутри все равно горел огонь, внутри все равно что-то отвечало этому урагану, этому реву, этому буйству Танца Хаоса. Внутри было что-то, что хотело идти вперед и делать то, ради чего она была рождена. Вель приняла в себе ураган, приняла свою дорогу и судьбу. И сейчас, валясь в луже нечистот и гнили в грязном забытом всеми богами подвале, она внезапно поняла, как сильно полюбила все это. Для нее была лишь одна дорога, одна единственная, ведущая только вперед. Не в сторону, не назад, не тысячью обходных путей, ведущих куда угодно, только не к истине ее существа. Ее дорога была туда – в самое сердце бури, и не было пути честнее, чище, истиннее этого. Всей собой она чувствовала это за своей спиной – тысячи дорог и попыток, тысячи ошибок и неудач, которые она прошла и прожила лишь для одного, чтобы сейчас сделать свой последний, самый правильный шаг. Чтобы наконец-то совершить то, что нужно было сделать давным-давно. Реализовать то, что должно быть реализовано. Чем глубже она вглядывалась, чем внимательнее смотрела, чем искреннее слушала, тем яснее это становилось. Будто золотая монета, проступающая через толстые слои донного ила, когда приходит весеннее половодье и мощным потоком смывает всю прошлогоднюю грязь. Не могло все это быть случайностью. Не могла эта неудача стать концом. Не могла Великая Мать допустить, чтобы все это вот так закончилось. Ради этого ли она ковала в своем горниле анай, чтобы привести к ней Данку с огнем рока на дне штормовых глаз? Ради этого ли она жонглировала народами и целыми материками, сталкивала между собой тысячи тысяч мнений, жизней, взглядов? Только затем, чтобы Вель в припадке глупости и опьяняющей бессмысленной гордыни уничтожила все это, набросившись на Ярадана и потерпев поражение? И если было так, почему же тогда к ней пришла помощь? Вель готова была поклясться: кто-то прямо сейчас стоял рядом с ней. Кто-то вселял в нее этот странный покой и онемение, затопившее все ее существо. Разве если бы все было кончено, он был бы здесь и сейчас? Может, ты просто обманываешь себя. Может, ты просто придумала эту защитницу, а на самом деле там никого и нет? Но этого не могло быть. Вель сказала «нет», и сомнения сгинули, растаяв как дым на ветру. А раз ее до сих пор хранили, значит, оставалась еще надежда. Нужно было только понять, что делать дальше. Как жить дальше, когда Источников у нее больше нет? А как ты жила без них? Как ты все эти годы справлялась без них? И нашла Данку, нашла свой путь, осмелилась на свою судьбу. Разве же в Источниках было дело? Нет, не в них. А в том, что ты отбросила страх и согласилась рисковать. В том, что ты искала и как ты это нашла. В том, что ты без колебаний отдала, чтобы обрести весь мир в ее глазах. Разве мог человек перестать быть самим собой после увечья? Разве становилась река чем-то иным после того, как камни перегораживали ее русло? Разве море, смиряя свой бег и засыпая до весны под толстой коркой льда, было больше не морем? Разве могла Аватара Создателя перестать ей быть? Даже если у нее больше не было Источников. Но и не Источниками она сражалась с марью, а своим пылающим сердцем. Своей душой, распахнутой навстречу жизни, навстречу свету, навстречу немыслимо прекрасному будущему, что наступало, что близилось, что с каждым вздохом подходило все ближе. Огонь Источников лишь сжигал их плоть, но его могло и не быть. Его же не было у Спутников, его же не было у простых людей, но они все равно сражались и побеждали. Потому что у них были их пылающие сердца. И на смену беспросветному отчаянью пришло что-то иное. Глупое, словно новорожденный щенок, бестолковое, как скачущие по полянам оленята. Хохочущее, будто розовощекий младенец, впервые увидевший что-то смешное. И любопытное, как первый взгляд в самый первый миг мира. У Вель не осталось ничего, она даже шевелиться не могла больше. Но у нее осталось то, что было превыше всего этого. Ослепительное золото прямо в середине груди. Всей собой она взялась за него так, как не бралась раньше, всей собой открылась ему. Раньше мешали дела, мешали препятствия, бесконечные волнения, тревоги, ответственность и люди, которым от нее что-то было нужно. Но сейчас здесь не было ничего, и даже времени у нее не было, потому что в любую секунду их могли обнаружить. Вель была голой сейчас, обнаженной до самой последней клетки, распахнутой настежь тому единственному, что еще могло ей помочь. Тому единственному, что еще существовало в этом мире, где не осталось ровным счетом ничего. Прикрыв глаза, она погрузилась в дар, глубоко и всей собой. Мир за гранью век мерк, отодвигаясь все дальше и дальше, и в конце концов осталось лишь золотое сияние и она сама, ставшая им. А потом это сияние рассыпалось, распалось на тысячи золотых точек, связанных с ней длинными нитями. Одни точки были мельче, нити у них едва виднелись, почти прозрачные и готовые померкнуть в любой миг. Другие горели маленькими солнцами, яркие и надежные, и нити, что связывали ее с ними, были крепче стальных канатов. И стоило только сосредоточиться немного, как Вель смогла почувствовать каждую из них и узнать ее. Ее Спутники, люди, распахнувшие ей свои сердца, поверившие ей, все они как на ладони встали перед ней. Большинство она не знала или никогда даже в глаза не видела, но она чувствовала их внутри себя, всех вместе и каждого в отдельности. Она смогла бы даже узнать их в толпе, безошибочно определить, указав пальцем, потому что одно знала в них гораздо лучше лиц, историй, памяти – их души. Отыскать самых близких оказалось проще простого. Крол, сияющая, нестерпимо горящая, твердая, будто литой золотой диск. Китари рядом с ней, чуть менее яркая и какая-то болезненная, но поразительно чистая в своей простоте. Гайда, твердая, надежная, как скала, простая, будто темные глаза вселенной. Милана, уверенная и почти сакрально преданная, словно сияющий солнечный луч. Вель потянулась к ним, потянулась изо всех сил, сама не зная, как, но приближая эти золотые сгустки к себе, притягивая их, будто нить на кулак наматывала. Все четыре сгустка ответили, но ярче всех – тот, что был Гайдой. Вель отстраненно удивилась, когда он сам двинулся ей навстречу, поплыл, все разрастаясь и разрастаясь перед глазами, заполняя своим сиянием весь окружающий мир. Вель ощутила ее почти что изнутри. Будто они действительно соприкоснулись, будто стояли, разделенные тонкой невидимой пленкой, прижимаясь друг другу своими душами и глядя в глаза. Никогда еще она не испытывала ни с кем такой интимной близости. За исключением Данки, конечно, но это было совсем другое дело. Данка была знакомой и извечной, как собственное самосознание Вель, она была старой любимой сказкой, которую вспоминаешь снова и снова, любуясь каждой ее чертой, она была самой сокровенной песней души, которая сама приходит на губы, стоит только мелькнуть знакомому напеву, молитвой, сладостью сдавливающей все нутро и переполняющей его трепетом. А Гайда воспринималась иначе. Молчаливым пониманием двух пар глядящих друг в друга глаз, молчаливым единением взаимной близости. Золотой свет ее преданности, ее души, буквально отогрел Вель, придав ей силы. И она передала в этот свет нечто среднее, между словами и образом, передала по наитию, не совсем понимая, что делает. Будто отпечаток того, чем она сейчас была, где она была, тень своей бесконечной нужды в помощи. В следующий миг золотой диск Гайды полыхнул ослепительным пламенем, и в ответ от нее докатилась волна успокаивающей уверенности. Она не сказала, здесь не было ничего, что напоминало бы слова, но Вель услышала. «Мы идем». Вот и все. Опустошенная и какая-то странно затихшая она открыла глаза, вернувшись в собственное тело. Все еще слабая как котенок, разбитая и страдающая от жажды. Все еще на дне каменного мешка без какого-либо шанса выбраться самой. Но на этот раз – переполненная уверенностью, твердой, будто нерушимая клятва. - Прости меня, - вдруг тихо проговорил рядом Алеор, и Вель перевела взгляд на него. Он держался уже гораздо лучше и сидел, откинувшись головой на стену. Темно-синие жгуты вен слегка померкли, став просто серыми росчерками на его терявшейся в сумраке коже, глаза, кажется, тоже вернули себе нормальный цвет. Да и выглядел он как-то крепче, отдохнувшим, набравшимся сил. - За что? – тихо спросила Вель. - За то, что втянул тебя во все это. За то, что все разрушил. – Алеор мрачно усмехнулся уголками губ, глядя перед собой. – Всю свою жизнь я мечтал лишь об одном – принять участие в Танце Хаоса. Вот и принял. - Я сама согласилась идти с тобой, - ответила Вель, ощущая лишь спокойную тишь и ничего кроме нее. – Я сама выбрала это. И это было правильно. - Что же тут правильного? – зло оскалился эльф, глядя на нее обвиняющими синими глазами. – То, что ты избежала своей судьбы? То, что теперь без тебя все это закончится поражением? - Ничто не закончится, Алеор, и судьбы я своей не избежала, - мягко улыбнулась ему Вель. - Но ты же сказала, что ты больше не Аватара! Что больше не можешь соединяться с Источниками! Тогда как ты намереваешься сражаться? - Дело не в Источниках, Алеор. И не в силе. И не в имени. Дело в том, что есть мы. В том, что мы сами выбираем. – Она отвернулась от него, глядя в потолок. Ничто из этого не имело значения, теперь Вель это поняла. Была лишь дорога, и ровно до тех пор, пока она продолжалась, все случалось именно так, как и должно было произойти. Проще этого не было ничего в мире. Как и сложнее. - И что же ты выбрала? Мой глупый план напасть на Ярадана? Что ж, мы проиграли этот бой. А я, дурак, так и не понял, что вместе с ним проиграли и всю войну! – в голосе его прозвучала злая горечь. - Мы не проиграли войну, Алеор, потому что это не война, - пожала плечами Вель. – Это просто дорога. Ее невозможно проиграть или выиграть, ее можно только пройти. - Если тебя потянуло на занудное философствование, будь добра, уволь меня от этого, - брезгливо поморщился он. - Я просто говорю, как есть. Танец Хаоса только начался, - Вель внезапно рассмеялась, всем телом осознавая, насколько правдивыми и правильными были эти слова. – Вот сейчас Танец наконец-то начался, Алеор. Мы еще в самом начале пути. - Ты, видимо, свихнулась от этой темноты и боли, - покачал он головой с тяжелым вздохом. - Может, и так, - спокойно согласилась Вель. – А может, я наконец-то все поняла. И за это я должна благодарить тебя. И Великую Мать, конечно же, куда уж без нее? - Как же я ненавижу эту вашу Великую Мать! – прорычал эльф, в бессильной злобе ударив кулаком по земляному полу, а потом с ненавистью взглянул на Вель. – Что она может-то сейчас? Вывести нас отсюда? Ниспровергнуть Сета? Закончить Танец? - Она может все, - тихо ответила Вель, прикрывая глаза и пропуская всю его бессильную ярость мимо себя, словно воду, обтекающую ее тело. – И все будет сделано. Скоро мы выйдем отсюда и захватим дворец. А потом ты продолжишь свою войну с Сетом, а я поведу Танец. Достаточно нам уже толкаться плечами на месте и делить власть. Так дело сделано не будет. - Как выйдем? – воззрился на нее Алеор. - Я призвала Спутников, и они вытащат нас отсюда, - сообщила ему Вель, ощущая глубокий покой. – Жди и верь. - Мне верить тебе на слово? – покосился на нее эльф. - Можешь верить, можешь не верить, это твой выбор. Она замолчала, а Алеор так ничего и не ответил ей. Прикрыв глаза, Вель тихонько улыбнулась. Все было правильно. Ровно так, как и должно было быть.