***************
Смутное желание увести Сиэля подальше с выставки не покидало Михаелиса уже полчаса. Нет, ничего предосудительного на картинах не было, но вот сама ситуация, когда Агацума и Сиэль с одинаково заинтересованными взглядами бродят по огромному залу, изредка перебрасываясь малопонятными фразами, изредка снисходя для того, чтобы что-то объяснить Юико, ему не нравилась. — Ты хоть что-то в этом понимаешь? — негромко спросил Рицка у Михаелиса. Мужчина пожал плечами. — Пытался каталоги посмотреть, почитать что-то перед выставкой. Ахинея, — добавил Аояги. — У меня так со скрипкой. Вроде бы приятно, красиво, но разобраться в этом даже не пытаюсь, — ещё тише сказал Себастьян, делая вид, что заинтересовался какой-то картиной. Сиэль в сторону переговаривающихся даже не смотрел. Его внимание привлекла одна картина. Небольшой изящный корабль, который накрывал вал волн, переливающихся всеми оттенками синего, аквамаринового и тёмно-зелёного. — Такая страшная картина. Не знаю, почему, — тихо сказала Юико, рассматривая корабль. — Хрупкое человеческое изобретение вот-вот окажется погребённым под волнами беспощадной стихии. Можно было бы сдаться, изначально не пытаясь подчинить себе нечто столь впечатляющее, но люди пытаются испытать себя, пойти против природы. Агацума даже не удивлялся чёткости замечаний юноши. Вот только тон на мгновение стал таким же, какой прежде был у графа. — А ты эмпат, Юико. Не всё поняла, но посыл уловила. Это хорошо, — Сиэль отвлёкся ненадолго от картины, с одобрением посмотрев на девушку. Юико покраснела. — О, Агацума. Давно не виделись, — мужчина, так же расхаживающий по залу, как и остальные гости, мгновенно посерьёзнел и подошел к знакомому. — Заинтересовала? Я называю её «Расплата». — Какое странное название, — хмыкнула девочка, рассматривая второго художника. Шатен с видом знатока закатил глаза, готовясь пояснить, откуда такое название, но юноша, стоявший прямо у Агацумы, повернулся к нему с непонятной ухмылкой. — Очень верное название. Расплата. Расплата за дерзкое желание подчинить себе нечто настолько древнее и сильное, как океан. Расплата за безрассудность и самоуверенность. — Как любопытно. Молодой человек, а вы любите искусство или занимаетесь чем-то творческим? — заинтересованно рассматривая Фантомхайва, спросил хозяин выставки. — Играю на скрипке. — Людям-то удаётся подчинить себе стихии. Я не про картину, я в целом. Тот же океан давно используют в своих целях, — хмыкнул хозяин выставки. — Да, но он ещё не раскрыл и одной десятой своих тайн. И вряд ли поделится ими. Глядя на нечто столь впечатляющее, как морские глубины, всегда чувствуешь, насколько человек слаб и ничтожен. Смотреть, будто околдованный этой силой, — всё равно что стоять у края пропасти: и восхищаешься, и побаиваешься. — И в то же время хочется это обуздать. Или же хотя бы утонуть, — согласно кивнув, сказал шатен. — А ещё лучше стать частью, — добавил Агацума. Юико, как заворожённая, слушала художников и музыканта. — Даже если стать частью, всё равно что погибнуть? — хмыкнул Сиэль, поворачиваясь к блондину. Агацума слегка пожал плечами, улавливая знакомый, слегка заинтересованный взгляд. В отличие от прежнего графа Фантомхайва, в этом подростке словно не было отчаянного страха открываться другим людям. Не всем, конечно, но тем, которых он считал близкими, юноша умел показывать, о чём думает. Нужно только быть внимательным. — За всё приходится платить, — ответил Соби. — Сыграете мне? — попросил шатен. — Нет, простите, не в настроении. — Ну что вы? Мне кажется, как раз таки в настроении, — попытался уговорить хозяин выставки. — Я руку травмировал недавно. Юико тут же схватила юношу за локти, поднимая обе руки вверх. В ней опять включилась та самая чересчур тревожная девочка, желающая помочь всему, что дышит. — Где? Когда? Себастьян, Сиэль рукой ударился! Ой, какой большой синяк, нужно срочно что-то делать! Михаелис моргнул. Действительно, на руке был огромный тёмно-синий след. Агацума презрительным взглядом смерил Михаелиса, но промолчал. — Это как ж вас так? Руки бы оторвал, для скрипача любая травма может стать финалом! — поражённо воскликнул хозяин выставки. — Да всё в порядке. Юико, хватит! Я дома случайно ударился, что вы драму разводите? Идёмте, там ещё пара картин осталась, — раздражённый лишним вниманием, пробормотал Сиэль, поправляя длинные рукава.**********
Невероятно странное ощущение: любить одного человека, а чувствовать как родного совсем другого. Сиэль часто ловил себя на мысли, что проще общаться ему именно с Агацумой. Они спорили — дискутировали на равных всегда на интересные для обоих темы. С ним было легче. Может, дело в отсутствии каких-то серьёзных чувств или всё дело в том, что они оба «творческие» люди, кто знает. — Соби, хватит. Серьёзно, — замечая виноватый взгляд Соби, сказал граф. — О чём ты? — Ты видишь, что Аояги здесь без толку мается, чувствуешь свою вину, что ему тут скучно. Это же очевидно. Прекращай, он не ребёнок. Эгоист. Я знаю, ты пытался, даже я пытался его вовлечь в беседу, он выбрал путь непонимания, мы тут ни при чём. — У меня такое ощущение, будто ты меня лучше, чем он, знаешь. Сиэль пожал плечами. — Сам понять не могу. Мне с тобой просто. Ну, знаешь, мы в чём-то похожи. Если честно, я понятия не имею, зачем ты связался с Рицкой. Не подумай ничего такого, но в последнее время он ведёт себя очень странно. А по отношению к тебе — глупо и порой даже жестоко. Вспомни, он устроил тебе разнос за то, что ты на несколько дней пропал. А ты просто был в больнице. Найти, что ли, тебя не мог. — С телефоном проблемы были. — А на большее, чем торчать у дверей мастерской, он не способен? Ау, можно было в университет позвонить. Я же додумался. Там и сказали, в какой ты больнице, ты же не спецагент какой-то, любого человека можно найти. — Не хочу это обсуждать, — выдохнул блондин, стараясь не думать, что граф был прав. Вспомнился эпизод месячной давности, когда художник слёг с сильной простудой, а одногруппник прямо на занятии вызвал скорую. Почти три дня он метался в бреду, нашёл его, как ни странно, именно Сиэль. Он с Юико навещали его каждый день, скрывая, куда они ходят, чтобы Аояги не стал устраивать скандал больному. В последствии это привело к ещё большему количеству разбирательств. — Как хочешь. Я пытался ему мозг вправить, но это бесполезно. — А с тобой что? Ходишь — светишься, правда, странно светишься, — хмыкнул Агацума. — Словно в чан с радиоактивной жижей упал и пока не понял, хорошо это или плохо, если на лбу ещё один нос вырос. Сиэль тихо засмеялся. Мало с кем Соби был таким интересным собеседником. Это он только для чужих отстранённый и себе на уме. Просто его нужно было уметь понимать. И тогда этот человек раскрывался с самой лучшей стороны. — Да так. Не важно. Просто кому-то порой нужно прокричаться, прежде чем голова работать начнёт. Знаешь, может, что-то и получится, — Сиэль искоса посмотрел в сторону Михаелиса, который с совершенно сбитым с толку лицом рассматривал картину. Соби хмыкнул. Фантомхайв тут же сделал невозмутимый вид, возвращаясь к картине, которую они обсуждали. Кажется, граф и сам был недоволен тем, что сказал вслух свои мысли. — Знаешь, — неожиданно глухо произнес юноша, стараясь не поднимать голову, — иногда мне кажется, я и сам не понимаю, что к нему чувствую. Он мне дорог. Я могу идентифицировать это как любовь. Я ревную его, мне сложно видеть, что он с кем-то развлекается. Но в то же время мне трудно с ним. Мы как с других планет, и мне кажется, это неправильно. — Может быть, это тот случай, когда противоположности притягиваются? В любом случае, не торопись. И если что-то не так… — Знаю-знаю, поселюсь у тебя в мастерской, буду спать, укрываясь холстом и расчёсывать тебя, несчастье, опять где-то всю ночь шатался. Не волнуйся. Всё в порядке. Агацума вздохнул. Да, на этот раз ночью он уже по своей прихоти бродил по улицам. Но слова Сиэля, тёплые, немного насмешливые, как обычно, радовали. Соби скосил взгляд вправо. Михаелису кто-то позвонил, и тот, быстро что-то сказав Рицке, ускользнул из выставочного зала.*******
— Жанин, что случилось? — Ничего! Ты работу прогуливаешь, предупредил бы! — высокая красивая блондинка с европейским типом внешности капризно нахмурилась. Михаелис вздохнул. Это была ещё одна проблема. Тогда в машине он сказал правду, но не всю. Была ещё одна девушка. Коллега. Которая уже второй месяц постепенно становилась всё ближе и ближе. Она была красивой, неглупой и понимающей. А самое главное, она чудесным образом не усложняла этих отношений и с ней было очень легко. Теперь выходит, с ней нужно было порвать? Или… Себастьян вздохнул. Он всё ещё метался даже после того, что они вроде бы как поговорили с Сиэлем. Да, пусть это было мерзко и неправильно, но отпустить Жанин было сложно. Да и к тому же, Михаелис честно признавал, даже будь Сиэль старше и не будь подопечным, характер у того так себе. Человек хороший, но сложный. — А твой малыш, вроде, любит всё, связанное с искусством. Такая выставка известная, я должна была додуматься. Но всё равно предупреждай! Блондинка выдохнула, наконец стало всё понятно. Молодая женщина обняла брюнета, привычно целуя любовника; Себастьян облокотился рукой об окно, сейчас думать о ком-то, кроме Жанин, ему не хотелось.*********
— Чего надо? Твою… — начал ругаться Грелль, которому позвонил Соби с требованием срочно приехать и спасти ситуацию. — Отвлеки Сиэля, он уже ищет Себастьяна, — хмуро сказал Агацума, торопясь вниз. Он видел, что творится у окна, и понимал, что Сиэля держать в выставочном зале не выходит. Грелль возмущённо начал что-то нести на английском, машинально торопясь по узкой лестнице вниз, и увидел сидящую у окна красавицу-блондинку с расстёгнутой блузкой. Судя по всему, целовались они с Михаелисом давно. — Понял, — кивнул Грелль, резко разворачиваясь, чтобы подняться наверх. Застучали каблуки алых сапог, жнец, тихо ругаясь, надеялся, что драмы удастся избежать. — Ой, простите, — с тихим смехом сказала блондинка, отталкивая от себя Михаелиса. Брюнет недовольно повернулся к нарушителю спокойствия. Агацума смотрел на него с таким презрением, высокомерием — очень хотелось его ударить. Себастьян сжал руку в кулак, не хватало, чтобы сейчас художник позвал Сиэля. — Да что ты пристал, Грелль? Почему мне туда нельзя? — донёсся с лестницы голос Сиэля. Размазанная помада на блондинке, помятый вид двоих — только бы дурак не понял, чем парочка тут занималась. Какой будет реакция графа — очевидно. «Пусть он меня не понимает. Но знаешь, я научусь его понимать», — Сиэль сказал эти слова ещё по пути сюда, словно забыл и истерику своего опекуна, и огромный синяк на руке, даже не подумал, что может потерять свою творческую отдушину — скрипку. Как у Михаелиса совести хватало повести себя настолько мерзко, в голове не укладывалось. Можно было не вмешиваться. Не его история, не его проблемы. Но даже представлять, что почувствует Сиэль, не хотелось. — Сюда! — Соби схватил блондинку за руку, бесцеремонно толкая в сторону совсем маленькой каморки для швабр девушку, мысленно молясь, чтобы дура туда поместилась. Повезло, он смог закрыть дверь, но на лице Михаелиса всё ещё была розоватая мерзкая помада. Агацума без лишних слов ударил Себастьяна по челюсти, не особо заботясь о руке, которой придется завтра рисовать. — Что здесь творится? — в голосе Сиэля было бесконечное удивление. — Разве непонятно? — Грелль быстро осмотрелся, Агацума — спаситель, куда-то смог подевать дамочку. А ещё судя по всему, у кого-то был неплохой удар, Михаелис откровенно шокировано коснулся разбитой губы. Он только понял, по сути, Соби спас его своей выходкой. — Зачем? Ну я же говорил, всё хорошо! Ну что ты, Соби, ты действительно хочешь, чтобы мы поссорились! — Он прав, — недовольно сказал Михаелис. — Нет! Нечего распускать руки просто по первой прихоти! — Сиэль сказал это в горячах, только потом понял, насколько двусмысленна фраза. — Именно, — хмыкнул Михаелис, ещё раз коснувшись разбитой губы. — Разные вещи! — заспорил юноша, стараясь, чтобы рука с травмой не попадалась на глаза Михаелису. — Да успокойся. Зачем из случайности делать трагедию? Будто он мне лжёт или ещё что-то. Да и в целом, это не твоё дело, — наконец граф повернулся к Соби, начиная отчитывать его как зачинщика. Грелль видел, Агацума держится из последних сил. Кажется, ситуация ему напоминала что-то мерзкое, неприятное и отчего он очень хотел уберечь юношу, которого считал другом. — То есть, по-твоему, только ложь заслуживает возмездия? — Сатклифф положил руку на дверную ручку, собираясь в зависимости от ответа юноши, возможно, показать, кто там спрятан. Агацума так же схватился за ручку, давая понять, он не допустит, чтобы Сиэль увидел, кто там. — Нет, даже ложь бывает в благих целях. Самое худшее — предательство. Не вздумайте продолжить. Я пойду в машину, — выдохнул Фантомхайв, напоследок одаривая всех тревожным взглядом. По лестнице послышались шаги. Несколько минут — и откуда-то сбоку донёсся безумный смех. На второй пожарной лестнице, оказалось, всё это время сидел Гробовщик. Сатклифф дёрнул дверь, и оттуда буквально вывалилась кашляющая девушка. — Почему? Почему, Соби? Мог бы одним поступком избавиться от… — начал Грелль. — Развлекайся со своими шлюхами подальше от мест, где Сиэль тебя может увидеть. Мы оба понимаем, чем это кончится, — ледяным тоном произнёс блондин перед тем, как, отвернувшись, направиться на улицу. — Да как он смеет! — возмутилась Жанин. — Прискорбно, что ты меня не понимаешь, ты-то по части развлекаться с детьми, — отбил подачу Михаелис. — Одного поля ягоды, если пятнадцать, можно считать детьми. Да и то, — Соби хмыкнул, его не особо тронули слова Михаелиса, — тебя это не касается. — Будешь мешаться под ногами, заявлю в полицию. О твоих странных отношениях с Аояги не один одноклассник Сиэля подтвердит. Что-то кому-то расскажешь… Грелль возмущённо потянулся за косой, чтобы закрыть рот Михаелису. Но Соби опередил его: он рассмеялся, так громко — смех эхом пронёсся по коридору и лестнице. Смех звучал неожиданно мрачно и издевательски в то же время. Агацуму редко видели настолько раздражённым, Грелль про себя отметил, художник походил на злого демона. — Я мог бы сказать, что тебя за избиение несовершеннолетних так же можно засадить. Ты видел, что с рукой, и я уверен, очередная вспышка ярости — и ты опять что-то устроишь. Но я этого не скажу, я предупрежу, что в следующий раз ты легко не отделаешься. Оботрись и смой её с себя, сделай всё, чтобы он не заподозрил о твоей выходке, и мы забудем о случившемся. — Будешь мне указывать? — вспылил Михаелис. — Я те три трупа закопал. И тебя живьём закопаю, — хмуро пообещал Агацума, выходя из коридора. — Куда пошёл? Он прав, приведи себя в порядок! — Грелль не допустил того, чтобы Михаелис пошёл за художником. Агацуме было всё равно. В эту минуту совершенно не важно, кто для него Сиэль Фантомхайв. Куда важнее, что он точно не заслуживал, чтобы над ним издевались.*************
Агацума пришёл в мастерскую совсем поздно. Очередная игра в смертельную обиду и «Я всё делаю для того, чтобы тебя понять, Соби, а тебе плевать на мои старания» от Рицки закончилась совсем поздно. Соби, удивляясь тишине в мастерской, включил свет. Они обычно разводили балаган. В комнате был идеальный порядок, на столе стояли несколько бутылок вина и пива, свежие роллы, а в кресле посапывал Грелль. — Эй? Что случилось? — Не кричи. Спасибо сказать пришел. Ну, в целом. Кто знает, может, он бы это увидел и нервное потрясение память бы вернуло раньше времени, — зевая и потягиваясь, забормотал Грелль, поправив съехавшие во время сна очки. — Мне не нужно ничьё спасибо. — Да мне всё равно, я уже высказался. Курить будешь? Мои любимые из Лондона контрабандой в самолёте Фантомхайва несколько блоков провез. Заканчиваются уже, — жнец протянул пачку крепких сигарет художнику, дождался, пока ему прикурят, и сел за стол. — Мразь Михаелис. Сегодня конкретная, — Грелль говорил, не вынимая сигарету из зубов, слегка невнятно, руки были заняты открыванием пива и вина. — Он и раньше был не сахар, но я его жалел. Сто лет почти ему ничего не обламывалось, тут и железный бы… — жнец на мгновение отвлёкся, — а, кстати, бабе той мы память почистили. Про тот случай ничего не вспомнит, а Михаелис будет частично помнить. — Вы вот мне скажите. Как это? — подкуривая свою сигарету, спросил блондин. — Что? — Грелль отвлёкся от распаковывания пластиковых стаканов. — Использовать одного человека, проезжаясь по нему, как катком, каждый раз. Лишили памяти, загнали непонятно куда и стоите, ждёте, когда всё вернётся на круги своя. Граф бы отбился, он бы не допустил, чтобы на него руку подняли, я уверен — отомстил бы. А сейчас, даже если Михаелис не только руки распустит, никому ничего не скажет. Стерпит и будет сам себе в голову вбивать, что сам виноват. — Во-первых, он тогда сам лишился памяти и способностей. Мы присматриваем за ними как можем. Во-вторых, не идеализируй нашего мальчика, он та ещё гадина. Ты что, не видел, каким он приехал? — Сначала не понял. А потом — всё очевидно стало. Сколько там лет он всем управляет? Сколько лет на его плечах всё это висит, и он добровольно тащит эту ношу, потому что, кроме обязательств и правил, нет никого и ничего? — Много лет, Агацума. Очень много. Но он сам заварил эту кашу. Не нам его судить. Лучше скажи, с каких пор ты такой рьяный защитник. Что с Рицкой не так? Простоват малыш? — возвращаясь к старой теме, сказал Грелль. Соби вздохнул. Затянулся, сигареты действительно были хорошие, крепкие и качественные. Грелль протянул ему бутылку холодного пива, ожидая ответа. — Знаешь, говорят, все люди для чего-то предназначены. Чушь, на самом деле, собачья. У всех просто разное восприятие и возможности. Я был не прав, надеялся, Рицка будет хоть к чему-то готов, но он даже то, что под самым носом, не замечает. — Объяснил бы, — хмыкнул Грелль, усаживаясь рядом. Кажется, он возвёл Агацуму после сегодняшнего поступка в ранг друга, показывая тому себя настоящего. Серьёзного и умного собеседника. Да и Соби стал относиться к жнецу неплохо, кажется, с Греллем можно было иметь дело, он не такой идиот, каким хотел бы казаться. — Скажи, если обезьяне дать гранату и объяснить, как ей пользоваться, какой будет финал? Чтобы пользоваться силой, нужно понимать, когда её применять. Если он сам без лишних подсказок и толчков не может осознать, мы должны хотя бы защищаться, я молчу о том, чтобы раз нормально победить и остальные боялись к нам соваться, то что я могу с этим поделать. К некоторым вещам нужно приходить самому, если ты не понимаешь даже азов, то никогда не сможешь научиться чему-то серьёзному. Грелль начал пить своё вино. К пиву после одного октоберфеста во время поездки по обмену опытом к Мюнхенским жнецам относился с ненавистью. Даже то, что банка была в руке Агацумы, ситуацию не спасало. — Тогда зачем ты пришел к нему? Зачем… — Сначала приказ. Поверь, его отдали так, что я не мог ничего сделать. Но я делаю всё, что могу, чтобы Рицка не был таким, как его брат, пытаюсь не испортить его жизнь так же, как испортили многим другим. Увы, даже когда любой бы понял, стоит задуматься, почему я молчу о Лунах, он видит только моё нежелание делится информацией. Я просто понимаю, узнай он те крохи, что известны мне, он с ума сойдёт от того, что делал его брат. Десятки опытов, убийств — и всё это ради иллюзорной власти, да уж, это не тот брат, о котором он мне сотни раз промывал мозг. Не добрый умный Сеймей, — последнее было произнесено совершенно ядовитым тоном. Было понятно, эти рассказы у Соби уже в печёнках сидят. Первая бутылка была допита очень быстро. Сигарета за сигаретой, в небольшой комнате количество дыма больше походило на дымовую плотную завесу, только где-то рядом алели волосы Грелля. — Я и не ожидал, что Рицка сможет мне довериться. Но столько битв и времени должны были дать ему понять, я делаю всё, что могу. А граф когда-то без сомнений шагнул за мной в Систему просто для того, чтобы дать мне возможность почувствовать себя не растоптанным, а живым. Хотя он прекрасно знал, каждый удар посторонней боевой пары не такой, как на тренировках, а во всю силу, заставит его биться в агонии. Он доверился. Глупый поступок, но я, наверное, за него всю жизнь буду благодарен. И сейчас, когда он без памяти, я очень хочу, чтобы его не растоптали. Если так сложится, что его память не вернётся и он получит шанс на новую жизнь, то пусть он будет счастливым. — Ты бы хотел такой шанс, Агацума? — хмыкнул Грелль, всё ещё стараясь понять художника. — Нет. Я слишком устал и слишком поздно что-то менять. Да и надеюсь, всё с Рицкой наладится. Останемся друзьями, изначально меня этот вариант больше всего устраивал, все эти попытки в «чувства» — всего лишь желание защитить его. Мне нужна его сила. Эмоциональный отклик. Иначе я не смогу его спасти. Но, я буду честен, я до последнего верил, что полюблю его. Сейчас всё ещё надеюсь, — Соби залпом допил то, что осталось. — Сила? Сколько там той силы. Хотя не мне судить, — тихо сказал жнец. Ещё одна бутылка пива. Грелль внимательно рассматривал сидящего на матрасе, застеленном светло-серым пледом, Соби. Кажется, этот плед принёс ему сюда Фантомхайв пару месяцев назад. Как же запуталась эта история, теперь понятно, почему Агацума себя вел так. Теперь ясно, откуда столько нежелания, чтобы в их историю впутывались чужие. Соби всего лишь пытался уберечь Рицку, да и остальных от кошмара, который творился в Лунах. Давал топтаться по себе, старательно забывая о собственных чувствах, пытался спастись за ширмой сильного Бойца так же, как и в своё время граф, используя высокомерие как пластырь для кровоточащих ран на сердце. — То, что ты делаешь ради графа, — Грелль осторожно подобрал слова, — знаешь, именно забота синоним слова «любовь». Ты ведь жертвуешь сейчас всем только ради того, чтобы он был счастлив. Вдруг он никогда не узнает? Дай угадаю, тебе всё равно, главное, чтобы всё получилось? Агацума кивнул, чувствуя приятное расслабление. Какая по счёту бутылка крепкого пива? Кажется, шестая. Или это уже вино? Не важно. Главное, уснёт без сновидений. — Да уж. При таком раскладе Агацума мне поприятней кажется, — раздался сбоку тихий голос. Гробовщик всё это время, используя амулет невидимости, подслушивал. — Напугал, — чувствуя мурашки по телу, пробормотал Грелль. — Ладно, посмотрим, что там дальше, — не особо слушая Сатклиффа, сказал Гробовщик, забирая одну из бутылок со стола.