Р(ас)синхрон

- Хён, у меня вопрос. - Да, душа моя. Хонбин медлит буквально секунду. - А всё-таки что это такое было ночью? И как это коррелирует с твоей асексуальностью? Джехван встречается с ним взглядом, не переставая скрупулёзно пережёвывать рисовую кашу с яйцом, которой, возможно, молодой человек набил рот слишком сильно, но с чего-то он этим утром такой голодный, что не может ничего с этим поделать. Джехван наконец сглатывает и закусывает тёпленьким тостом. - Концепция асексуальности для тебя всё ещё туманна, да? - Есть такое, - признаёт Хонбин. Старший незаметно вздыхает. - Пойми вот что, - терпеливо вступает он. - Асы отличаются тем, что секс не входит в их потребности. Есть те, кому неприятна даже сама мысль. Есть и те, кто время от времени секс практикуют, но редко и многое зависит от многих факторов. Хонбин приподнимает брови, на какое-то время перестав колупаться в своём омлете. - Хм, - отзывается он неопределённо. - Давай тебя протестируем, - вдруг заявляет Джехван. - Меня?? - Вот скажи: у тебя были продолжительные периоды между отношениями, когда у тебя вообще никого не было? - Конечно. До трёх лет. - О, - молодой человек указывает ложкой на визави, - а теперь скажи: за эти три года у тебя было чувство, что тебе не хватает секса как такового? Только честно. Хонбин крепко призадумался. - Скорее нет, - медленно отвечает он. - Я мог скучать по бывшей или бывшему, по тому, как мы были близки... но больше в эмоциональном ключе, не в сексуальном. Джехван кивает и протягивает руку через стол, чтобы похлопать младшего по плечу. - Что?.. - Ты вполне можешь быть демисексуалом. Это те, кто может чувствовать сексуальное влечение исключительно после установления глубокой эмоциональной связи. Уходит последнее - уходит и остальное, - Джехван дарит собеседнику многозначительный взгляд. - Принято считать, что они относятся к асам, кстати. Хонбин отключается от реальности на пару мгновений, но ему кажется, что намного дольше. Он механически кладёт руку себе на грудь, глядя на старшего с неподдельным изумлением. - Я сам могу быть асом?.. - Очень похоже, - кивает тот, доскребая остатки каши из миски. "Вот уж неждан подкрался незаметно", - проносится в голове у Хонбина, а Джехван тем временем уже поставил посуду в мойку, засунул остатки тоста в рот и подскочил к сожителю, чтобы успеть чмокнуть в щёку. - Мне надо бежать, Бинни, хорошо? Пиши! Уже уйдя из кухни, старший вдруг метнулся обратно (по дороге подскользнувшись и едва не навернувшись, но успев схватиться за косяк) и с самым серьёзным лицом изрекает: - Напомни мне вечером рассказать тебе о камне, папье-маше и бумаге! Хонбин моргнул. - О чём?.. - Камень, папье-маше, бумага! - повторяет тот и убегает продолжать сборы на работу. Минут десять спустя Джехван вылетает из квартиры, как ошпаренный, потому что - как обычно - опаздывает, и Хонбин просто желает про себя, чтобы этот хён на полном серьёзе нигде не навернулся по дороге (а то с него станется) и возвратился домой в целости. Работа сегодня решительно не идёт, и Хонбин раскачивается практически всю первую половину дня. Все ракурсы кажутся молодому человеку неправильными и не передающими даже половины того, что он хочет показать. А только автор более-менее подобрал нужный угол, как понимает, что при таком раскладе у него не остаётся достаточно места для баллона с фразой персонажа. Может, отложить это всё, пока мысль зреет, и заняться пока заказом? Хонбин с шумным вздохом откидывается в кресле и протирает лицо ладонями. Он встал сегодня вместе с Джехваном, так как почувствовал себя выспавшимся, но что-то организм вдруг опять стал просить отдыха в горизонтальном положении. Решив, что кофе может помочь, молодой человек стал собираться в магазин, потому как остатки молока были израсходованы за совместным завтраком. Хонбина нет буквально 15 минут. И тем не менее по возвращении молодой человек застаёт картину, которая поначалу его шокирует. Хонбин шёл себе, жуя злаковый батончик, весь в своих мыслях о работе, как, выйдя из лифта и повернув в коридор, ведущий в квартиру, вдруг осознаёт, что что-то не так. Хонбин так и замирает с батончиком в зубах, лицезрея, как стоящий возле двери его дома человек явно пытается подобрать код. Хонбин дёргается обратно за угол и аккуратно выглядывает. Что за тип? Ростом и комплекцией примерно как он сам, и по возрасту, кажется, тоже. Что за ерунда?.. - Да ё-моё!! - тем временем чертыхается человек себе под нос, когда замок пропиликал очередную неверную попытку. - Не думал, что он сменит код... зачем он только сменил код?.. Человек немного разворачивается, и Хонбин наконец может различить черты лица. Художник сузил глаза, в которых мелькнули искры гнева и презрения, и решительно выруливает навстречу. - Эй, Ким Воншик! Ты теперь что, домушник? Тот аж подскакивает на месте от неожиданности и едва за сердце не хватается. - Мать моя женщина, напугал... - Воншик переводит дух. - Хонбин? - Он самый, - Хонбин чеканит каждое слово, будто металл. - Ты чем тут занимаешься? Это не твой дом. - А ты-то тут сам какими судьбами? - Воншик, ты ломишься в чужую дверь. Если не объяснишься, я звоню в полицию. - Да ты ошалел, что ли?! - Воншик выпучивает на него глаза. - Ты чего так реагируешь, будто меня не знаешь? - Не так уж хорошо и знаю, - уверенно парирует тот, не ведя и бровью. - Поэтому времени на объяснения у тебя мало. - Я тут раньше жил, понятно?! - выпаливает Воншик, всплеснув руками. - Забыл одну вещь при переезде и вернулся за ней, что такого?! Хонбин смотрит на него не мигая с подозрением всего мира. - Если вещь такая важная, чего ж ты её забыл и не вспоминал столько времени? И почему не связался предварительно с нынешними жильцами? - Я не хотел беспокоить! И не думал, что код мог измениться... - Воншик выдыхает не то устало, не то сокрушённо. - Он годами его не менял... Побуравив его взглядом ещё немного, Хонбин с самым каменным лицом достаёт смартфон. - Ты серьёзно в полицию звонишь? - Тихо ты, - цыкает на него одногодка. - Нет. Пока что нет. Хонбин набирает сообщение Джехвану, в двух словах описывая происходящее и спрашивая, как ему лучше поступить. Ответ приходит быстро. "Пусти его. Пусть возьмёт, что ему там надо, и уходит". "Хён слишком добрый", - Хонбин ненавидит так думать, но ловит себя именно на такой мысли сейчас. - Быстро возьмёшь свою вещь и тут же уйдёшь, усёк? - говорит он строго и отводит Воншика от замка. Тот не сразу осознаёт, что происходит. К моменту, когда он оборачивается, Хонбин уже открыл дверь и стягивает с себя кроссовки. - Не понял, - роняет Воншик в когнитивном диссонансе. - Заползай, пока я не передумал, - ворчит Хонбин, снимая с себя пуховик. Воншик проходит внутрь и практически с порога замечает, как изменилось это место, что он какое-то время так хорошо знал. Ремонт всё тот же, мебель - тоже, но почему-то ощущения разительно отличаются. Молодой человек кидает взгляд на стоящую в прихожей обувь и подмечает, что часть ему знакома - она принадлежит Джехвану, - а другая явно говорит о наличии другого жильца в квартире. Проходная комната и вовсе изменилась, совместив в себе два рабочих места. Двух художников, не одного. - Вы... с Джехваном... - медленно произносит Воншик и почему-то не может закончить. Он переводит взгляд на Хонбина, сидящего в своём рабочем кресле и не сводящего с него холодных цепких глаз. - В чём дело? - он равнодушно игнорирует фразу одногодки. - Ищи то, за чем пришёл. Воншика осеняет, что ему достаточно заглянуть в одну-единственную комнату, и все вопросы отпадут сами по себе. Молодой человек изображает, что неуверен, где может быть искомое, и проходит к дверному проёму. Хонбин мгновенно смекает и незаметно дёргается уголком губ, поворачиваясь в кресле. Открыв дверь в спальню, Воншик лицезреет всё ту же двухместную кровать и вещи явно двух людей. Людей, что не просто делят одно жилое пространство, но для кого пространство одного - это пространство другого. Воншик хмурится. Закрывает дверь. - Наверное, не здесь, - бурчит он. - Если ты про пару кроссовок, то они в кладовке в коробке с красной полосой, - подаёт голос Хонбин. Поднимается и решает проконтролировать. - И где? - Воншик вертится волчком, оглядывая полки. - Посмотри внизу сзади. Тот со вздохом садится на корточки и принимается доставать то, что лежит в первых рядах, и заглядывать за коробки. - И как так звёзды встали, что вы сошлись? - всё же спрашивает он. Хонбин стоит, привалившись к косяку плечом с перекрещенными руками, и смотрит на одногодку сверху вниз. - А тебе какая печаль? - нарочито терпеливым тоном интересуется в свою очередь он. - А такая, - подхватывает Воншик, задвигая коробки обратно, - что мне, получается, внаглую врали. - Кто? - Тот хён, с которым ты сейчас живёшь. Хонбин проглатывает смешок. Но решает немного подыграть. - И почему меня это должно интересовать? - Он говорил мне, что в принципе не сможет ни с кем быть в отношениях. Что ему это чуждо. - Представляю, как ты его достал. - Нет. Он заболел. Хонбин искажается в лице так, будто ему только что заявили, что Земля плоская и стоит на трёх китах. - Чего? Одногодка стреляет в него взглядом. - Ты живёшь с ним и не в курсе, что он болен? Вы как братья живёте, что ли? Или как две монашки? Хонбин постепенно начинает понимать, к чему тот ведёт, но даёт Воншику завершить мысль. - У него развилась фобия близости как таковой. Он как-то даже пытался убедить меня, что болеет чем-то заразным, а сам чурался меня, как чумы. Если до этого на губах Хонбина блуждала тень усмешки, то сейчас она исчезла без следа. У молодого человека аж сердце кольнуло. - Ты не понимаешь, да? - говорит он со всей серьёзностью. - Ты говоришь всё это сейчас и ни черта не понимаешь? - Что? Хонбин поджимает губы и возводит глаза к потолку. Что-то тяжело вдруг стало. Выдыхает. - Он говорил тебе, что асексуал, да? - уточняет молодой человек. Воншик закатывает глаза. - Вот уж с чего всё началось, - бурчит он. - Вбил себе в голову непонятно что и мне стал тоже втюхивать. - А попытаться услышать его ты не пробовал? - Ты думаешь, мы не говорили? Мы неделями скандалили. Безрезультатно: он всё стоял на своём. - То есть единственный "результат", который бы тебя устроил, - это если бы он сказал, что ошибся? - Хонбин выламывает бровь. - Даже если речь о нём самом? Воншик не выдерживает и вскакивает на ноги. - Два года!! Мы жили вместе два года! И тут - бац! "Асексуал", мать его! - молодой человек самым театральным образом разводит руками. - Да разве так бывает вообще?! Хонбин лишь качает головой. - Ну ты непроходимый, в самом деле, - констатирует он. - Я-то? - Воншик резко указывает на одну из коробок в пакете под самым потолком. - А ты знаешь, что вот там? - Ты меня уже утомил, хватит. - Нет уж, послушай! - настаивает тот. - Открой ту коробку и увидишь целый ассортимент секс-игрушек! Которые мы с хёном активно использовали!! - Воншик с самым красноречивым выражением лица пихает кулаком себе в грудь. - Ты ещё скажи, что я его все два года насиловал?! Хонбин едва за голову не хватается. - Почему я должен тебе что-то объяснять, а?! - взрывается он. - На всё нужно согласие! Всё нужно решать совместно! Неужели ничего не могло измениться, по-твоему?! Из-за этих двух лет он был обязан ублажать тебя до конца дней?? Так, по-твоему?! - Обалдеть, ты в самом деле его защищаешь? Хонбин крепко жмурится. Собирает напряжённые пальцы в кулаки. - Нашёл или нет - проваливай, - цедит молодой человек. - У меня нет сил тебя терпеть. - Послушай-ка!.. Хонбин пронзает его взглядом исподлобья. - Ты пришёл в чужой дом, устроил сцену и ещё хочешь, чтоб тебя слушали? Ты кто вообще?! Проваливай! Час Хонбин слишком зол, чтобы работать, затем пару часов остервенело рисует на адреналине гнева, но он иссякает, а вместе с ним заканчиваются и силы, и молодого человека накрывает эмоциональный откат. Плюнув на всё, Хонбин перекусывает и ложится спать. Засыпает он на удивление быстро и крепко. "Кто рассказал хёну? - мечется он от одной сюжетной линии сна к другой, скачет сверчком из одного временного периода своей жизни в другой, задаваясь лишь этим вопросом. - Кто ему сказал, что в моей душе ему нет места? Это же не мог быть ты, Воншик? Ты не знал? Или знал, но я просил тебя никому не говорить... Но ты же не знал хёна ещё тогда, верно? Не знал же?.." Хонбин размыкает ресницы от ощущения прикосновения - на краю кровати сидит Джехван и гладит его по голове. Пару секунд младший думает, что это очередное наваждение, но тепло рук слишком реальное, чтобы быть сном. Хонбин роняет тихий-тихий выдох облегчения. - Привет, - говорит Джехван в самой простой манере. - Привет, - отзывается Хонбин полусонно. Старший виновато улыбается. - Извини... сильно расстроился? - По поводу? - не сразу понимает тот. - Прихода Воншика. Хонбин морщит нос и переворачивается на бок. - Вот ещё, - бурчит он. - Он говорил неприятные вещи? - Как будто бы я ему позволил, - молодой человек фыркает. - Как начал нести ерунду, так сразу я его и выставил. Джехван пропускает мягкий смешок, но голову понурил. - Всё равно прости. Надеюсь, такого больше не произойдёт. - Я рад, что тебя не было дома, - вдруг говорит Хонбин. - Почему? - Потому что ты бы расстроился. Джехван поджимает губы в тёплой улыбке. Возможно, Хонбину кажется, но глаза старшего будто бы увлажнились. Джехван вновь гладит его по голове. - Ты хотел мне что-то рассказать, - вдруг вспоминает Хонбин. - М? - Утром, - он немного хмурится. - Что-то похожее на камень, ножницы, бумага?.. - А-а, это, - Джехван накрывает свободной рукой свой затылок и отводит взгляд. - Это вполне можно обсудить за чаем. Но сперва - покушать. Хочешь кушать? - Я толком не обедал. - Почему это-о?? - вдруг тянет молодой человек в своей мило-возмущённой манере. - Не пропускай приёмы пищи! - Внезапно, - Хонбин едва не дёрнулся на повысившийся тон старшего, но не может не посмеиваться, глядя на то, как тот надул губы. - Камень, папье-маше, бумага. - Да, о чём это вообще? По Джехвану видно, что он подбирает слова. - Я вспомнил про это, когда ты спросил про вчерашнее. Мол, как это коррелирует... - Да, помню, - кивает Хонбин. - Так вот... - Джехван потёр скулу в задумчивости. - Есть такая очень грубая классификация, применимая в том числе к асам. Состоит она из вот этих трёх категорий: камень, ножницы, бумага... - "Папье-маше", - поправляет Хонбин. - А? - "Папье-маше". Вместо "ножницы". - А... верно, - Джехван слабо улыбается с долей неловкости - вечно он оговаривается, когда ему сложно собраться с мыслями. - Так вот. "Камни" - те, кто предпочитает совершать действия интимного плана и не желает оные получать, "бумага" - наоборот. Хонбин вскидывает брови. - Господи, тому ещё и названия есть... а "папье-маше"? - Им по нраву то, и другое. Но не факт, что одновременно. - Ага... - молодой человек ведёт головой, переваривая информацию, - понятно. - Так вот... думаю, вчера я прочувствовал то, каково быть "камнем". Я хотел помочь тебе, но не нуждался ни в каком жесте сексуального характера по отношению ко мне. Более того, последнего мне категорически не хотелось. - Кажется, я понимаю, - кивает Хонбин. - Тогда я, наверное, больше "бумага"? - Я бы сказал, скорее "папье-маше"? - Может быть... я "папье-маше" в принципе, а с тобой во мне больше проявляется от "бумаги"? Хотя я действительно не против... - Хонбин запинается и слегка ведёт плечом, - но, пожалуй, с тобой мне действительно приятнее быть принимающей стороной. Джехван поджимает губы. - Я тебя напрягаю, и ты боишься меня ранить?.. - Не только это, - качает головой тот. - Я тебе доверяю. Наверное, больше, чем кому бы то ни было... до того... Старший встречается с ним глазами и отвечает благодарной улыбкой. По тому, как Хонбин потирает себе шею у основания головы, Джехван понимает, что тот сейчас скажет или спросит что-то откровенное. - А вот... по твоим ощущениям "камня"... - его голос становится всё тише с каждым словом, - получается, ты вчера был готов мне… прям… подрочить? - Да, - отвечает тот ровно на том же дыхании, и не успевает сердце младшего упасть, как Джехван делает губки бантиком. - Но мне того не потребовалось, верно же? Хонбин поджимает губы так, что смотреть на него крайне забавно, поскольку как он ни старается это скрыть, палитра всех его эмоций довольно легко читается по выражению его лица (а ещё люто красным ушам). Последнее молодой человек всё же накрывает ладонями и сутулится в нервном смехе. - Чего? - вскидывает брови Джехван. - Мне понадобится немало времени, чтобы привыкнуть к таким разговорам, - приглушённо констатирует Хонбин, как нечто неотвратимое (и с ходу даже не разобрать, что из упомянутого более неотвратимое: его неспособность говорить на эти темы или же сама необходимость разговоров). - Это ладно, - почти отмахивается старший, внимательно глядя на визави, и возвращается к предыдущей мысли. - Но я бы не хотел недопонимания. Я это абсолютно без издёвки сказал и безо всякого негативного смысла! Джехван кладёт себе ладонь на грудь и смотрит на него такими честными глазами, что Хонбину почему-то становится ещё смешнее. Молодой человек всё же пытается взять себя в руки, проводит ладонями себе по глазами и щекам в последний раз и выпрямляется. - Я правда… - старший расценил это как готовность слушать и продолжил. Но вдруг сам потупил взгляд и понизил голос. - Я действительно рад, когда мне получается доставить тебе удовольствие… даже учитывая, что я… не особенно много могу дать из того, что ты бы… наверняка хотел… Половину уверенности Ли Джехвана будто мгновенно выкачали, как воздух из шарика, и молодой человек уже сидит нахохлившись, едва напоминая того, кто так смело и прямолинейно отвечал на самый откровенный вопрос пять минут назад. Хонбину становится грустно. Он инстинктивно тянется к старшему и проводит рукой ему по предплечью. - Не думай в таком ключе, - говорит Хонбин. - Слышишь? Не думай. Это всё равно, как если бы я думал, что бывший сделал из меня похотливого монстра. - Это не так. - И я о чём. Не стоит сгущать краски. Поглядев на него, Джехван кивает, соглашаясь. - Я даже, знаешь, что думаю… - задумчиво произносит младший после паузы, - что ты меня очень даже спасаешь таким образом. Джехван хмурится. - М?.. Хонбин чешет макушку. - Я не могу быть уверен… но… я как-то размышлял на тему того, как я себя ощущаю в наших отношениях на этом этапе, и вообще… - он поджимает губы на пару мгновений, - и думается мне, если бы у нас был активный секс, моё психоэмоциональное состояние затрещало бы по швам. Это как чесать заживающую рану, знаешь? Очень хочется, но если так сделаешь… - А-а-а, - тянет молодой человек, кивая. - Понимаю. Можно инфекцию занести. - И даже небольшая рана может обернуться гнойной язвой, - подхватывает тот. Чай давно остыл, поэтому Джехван встаёт и вновь ставит на плиту чайник. Какое-то время молодые люди сидят в тишине, оба в своих мыслях. - Ты не хочешь поговорить о своих бывших отношениях? - не столько спрашивает, сколько предполагает старший. - Ощущение, что тебе не мешало бы выговориться. Хонбин чижморится. - Как-то не особо. По крайней мере не сейчас, - мотает головой он и с места в карьер заявляет: - Я бы скорее о твоих поговорил. - Моих? - вскидывает брови тот. А потом вспоминает недавние события и вздыхает. - Ох, Воншик тебе всё же что-то наговорил, да?.. - Про заветную коробочку, - не ходя вокруг да около, переходит сразу к сути Хонбин и смотрит на собеседника в упор. - Ты ведь понимаешь, какую коробочку я имею… Догадка вспыхивает в округлившихся глазах Джехвана, и он издаёт такой возглас, что на секунду Хонбин даже пугается. Он смотрит на сложившегося пополам старшего – для этого молодому человеку приходится заглянуть под стол. - Хён, ты там в порядке?.. Джехван прижал накрытое ладонями лицо к коленям. Он мотает головой. Кипит вода, и Хонбин со вздохом поднимается к чайнику. Поглядев ещё на старшего, подходит к нему и кладёт руку ему на спину. - Я зря спросил, да?.. - Вот он гадина!! - вдруг кричит Джехван, не меняя положения, вновь обескураживая сожителя. - Змеюка!! Как он мог?! Как он мог тебе такое сказать?.. - Хён… - Мне так стыдно… - уже бурчит он, едва не всхлипывая, - представляю, как он тебе это преподнёс… и что ты мог подумать… - молодой человек накрывает ладонями уши, а лицо зажимает между коленями, в порыве скукоживаясь ещё сильнее, - а-а-а-а-а… - Так, стоп, - Хонбин решает вмешаться и дёргает его за плечи, чтобы старший выпрямился, но безрезультатно. - Перестань, хён, это не дело. Его перебивают завываниями. Хонбин роняет тяжёлый вздох. Подумав, обнимает Джехвана со спины, пробирается ладонями к животу и поднимает его торс, как строительный кран. Прижимает к себе. - Я не к тому это упомянул, чтобы ты… - пытается объяснить младший, но как Джехван не отнимает от лица рук, так и слышать ничего на эту тему он, очевидно, не в состоянии. - Это ужасно… - хнычет тот по-настоящему. - Ужасно… как мне теперь смотреть тебе в глаза… Джехвана охватила дрожь. Он плачет почти без слёз, но так горько, что Хонбин уже ощущает себя худшим из злодеев. Каким идиотом надо было быть, чтобы подумать, что раз уж Джехван ратует за «Давай всё обсуждать!», то он в самом деле готов говорить абсолютно обо всём? Что ничего его так сильно не затронет? Какое право было у Хонбина вот так с полуоборота лезть настолько глубоко? Обо всём этом думает сам Хонбин и ругает свои недальновидность и толстокожесть на чём свет стоит. - Хён… хё-ён… - Джехван пытается привалиться к стене, но младший ему не позволяет, всё ещё держа в объятиях. - Хён, послушай… ты не так понял… я… вовсе не к тому это сказал… - Хонбин утыкается лбом ему между лопаток. - Здесь нет твоей вины. Ни в чём нет твоей вины. Я не поверил ни единому слову той околесицы, что нёс тот выскочка… но вместе с тем я чуть глубже понял, как тебе было тяжело. Понимаешь? Я был шокирован. Но не в том плане, как подумал ты… - молодой человек куснул губу, подбирая слова. - Признаться, я… был в бешенстве, - его собственный голос дрогнул. - Да. Я до сих пор в бешенстве. Ты настолько хотел угодить партнёру, что соглашался в том числе на то, что тебе было совсем не по душе, а тот лишь пользовался твоей неуверенностью… а сейчас вместо того, чтобы быть благодарным за проведённое вместе время, он… - Хонбин утыкается носом в позвонки грудного отдела и яростно пыхтит. - У меня нет слов. Я чуть ему не вмазал, клянусь бабушкой. Только тогда молодой человек замечает, что озноб старшего сходит на нет и всхлипывает тот уже реже. Хонбин перемещает голову выше, касаясь своей щекой его шеи. Целует. - Так что… не надо так, угу? Я не он. Я… не кто-нибудь. Я понимаю. Джехван шмыгает носом, утирая его. - Там нет ничего экстремального, и вовсе не всё было опробовано… - Хён. Тебе. Не нужно. Оправдываться. Серьёзно. - Может, мне так легче, чего перебиваешь! - Чего ты вообще шёл у него на поводу, а?! - шипит Хонбин. – Не вздумай так вести себя со мной, понял? Не переступай через себя! Говори, если что не так! Не отшучивайся! Не отмалчивайся! Говори! - Понял, буду! Джехван утёр себе глаза. Накрыл руки Хонбина своими будто бы неуверенно. - Только, пожалуйста, не чурайся меня после этого… - почти сипит он, и Хонбин цыкает. - Хён, ну что ты, в самом деле! - Мне самому на себя противно потому что!! - Да ни о чём плохом это не говорит, Господи! - едва не рычит младший. - Тогда иди сюда, может, мне легче станет! Хонбин не понял, что от него хотят, поэтому Джехван сам развернулся и, прежде чем младший успевает что-то сообразить, усадил его себе на колени. Джехван порывисто прижимает Хонбина к своей груди и губам и держит какое-то время. - Как?.. Не противнее обычного? - спрашивает он на полном серьёзе, и Хонбин сознанием просто улетает в аут. - Хён, - от возмущения его уже тянет на хохот, потому что невозможно это всё, - ты такой дурень, у меня слов нет. - Ты можешь нормально ответить на вопрос, ну?? - как эти губы можно надувать ещё сильнее, вот серьёзно? Хонбин не знает. Но тем не менее лицезреет, вот прямо сейчас. По телу Хонбина проходит щекочущий электрический импульс, и молодой человек только сейчас осознаёт почему: ему ещё не доводилось сидеть у Джехвана на коленях в такой позе. Бёдра самого Хонбина тем временем обнимают талию Джехвана, и первому внезапно очень тяжело сейчас. Хонбин сглатывает. Совесть и чувство стыда кидают позывы замкнуться, сдержаться, и с полминуты молодой человек в замешательстве. «А-а-ай-й, какого чёрта!..» - бунтует он про себя и льнёт к сожителю всем телом. Джехван настолько не ожидал ответного напора, что немного прогибается назад и чуть не встречается спиной с краем стола, но Хонбин упирается в последний ладонью и одной ногой - в пол, что делает их устойчивее. Джехвана целуют долго. Возможно, в какой-то момент он даже забывается, даже не чувствует вес Хонбина или свой собственный. Вдруг так тепло и хорошо, что Джехван почти и не помнит, что что-то его глубоко расстроило минут десять назад. - А тебе? - спрашивают его тихо. - Не противнее обычного? Бёдра Хонбина рефлекторно сжимают его торс так, что Джехван временами чувствует спазм его мышц. И не только ног. - Что-то жарко вдруг стало, - охает Джехван так искренне и по-своему растерянно, что Хонбин пропускает обречённый смешок. Он хихикает старшему в плечо с его непосредственности, а тот зарывается пальцами Хонбину в волосы. - Ты как-то легко заводишься в последнее время, на тебя не похоже?.. - Тебя не устраивает? – интересуется Хонбин вдруг нарочито серьёзно. - Я немного… в замешательстве… - признаётся Джехван и тушуется, в свою очередь утыкаясь сожителю в плечо, - но мне даже приятно. - Тогда наслаждайся, - выходит у того полувопросительно. Джехван вдруг прижимает его к себе настолько крепко, что у Хонбина чуть не вырывается какое-то междометие, но молодой человек его старательно проглотил. - Теперь каждый день будет заканчиваться твоим стояком? Джехван говорит это таким тоном, что Хонбин в эту секунду ненавидит его всей душой. - Ты точно ас, ё-моё?! - шипит он. - Почему ты говоришь так, будто в активном процессе соблазнения?! - А по-твоему, асы не могут соблазнять? - на той же волне произносит тот и ещё бровь к тому же выгибает для пущего эффекта. Хонбин откидывает голову. - Я с тобой рехнусь. - Ты в курсе, что ты улыбаешься? Парадокс ходячий. - Уж кто бы говорил о парадоксах! Ты слишком сексуальный для аса, чёрт побери! - Я твоё спасение. Не ты ли говорил? - От стояка сначала спаси, там поговорим. Джехван вдруг подаётся назад и впивается пальцами Хонбину в плечо. - Что такое?.. - Твой стояк - полбеды… - Джехван уже почти кряхтит, - а вот если у нас обоих… вот это занавес. Поменявшись в лице, Хонбин аж поёрзал бёдрами, чтобы удостовериться, и получает в ответ неожиданно высокое мычание со стороны старшего. - Чёрт, как я отвык… - сипит Джехван сокрушённо, пока младший откровенно пялится на него с вытянутым лицом. Хонбин вдруг чувствует такой объём власти в своих руках, что нависает над ухом Джехвана и медленно выдыхает: - Твои предложения? - пауза. - Спальня? Джехван раза три пытается нормально подышать, но получается едва. - ...спальня, - отзывается он нисходящим эхом. - Ты сегодня тоже "камень"? - уточняет Хонбин с плохо скрываемой надеждой. - А то я мог бы… - Нет, Бинни, давай без «я мог бы», хорошо? - почти жалуется тот, опускаясь на кровать рядом. - Если что изменится в этом отношении, я тебе сообщу, ладно? - Ладно, - быстро соглашается тот, отводя взгляд. - Что тогда? Джехван вздыхает. - Позаботимся о тебе, - постанавливает он серьёзно. – Это главное сейчас. Хонбин удивлённо приподнимает брови. - Но поч… - он не успевает договорить - его накрывает. Стоит Джехвану привлечь его к себе и поцеловать, как Хонбина уже нет. Он не здесь. Он заключает спину старшего в замок рук, растворяется в поцелуе, выгибается в пояснице, закидывает ногу за партнёра. Последнюю Джехван мягко отстраняет, чтобы у него было пространство на ласки торса. И вновь Хонбин не выдерживает ещё до того, как добрались до его штанов, - он ловит экстаз уже от того, как аккуратно ему пробрались под толстовку и принялись массировать грудь. Хонбин блаженно обмякает, расслабляясь на медленном выдохе, но Джехван не оставляет его так, а будто умывает нежностью ещё довольно долго. Хонбин кончает ещё пару раз, в последний - от одного массажа шеи и затылка, и младший бы поцеловал ладонь руки, что бережно держит его голову сейчас, если бы не чувствовал себя таким сонным. Он смотрит на Джехвана с потаённым, но очень стабильно горящим огнём на дне глаз, и надеется, что тот увидит, проникнется тем, как партнёр чувствует себя сейчас. - Всё хорошо? - почти шепчет старший. - Я будто нашёл прямой канал связи с космосом, - лопочет тот одурманено. Джехван резко тушуется. - Хорошо… - улыбается он рассеянно, всё ещё немного массируя голову партнёра. Хонбина, пожалуй, всё же сморило на пару мгновений, потому как он сам уже под одеялом, а следующее, что он видит, - как старший лежит уже немного поодаль с озадаченным лицом. Молодой человек хочет что-то спросить, но механически опускает взгляд, и вопрос отпадает сам собой. Хонбин как бы хочет уточнить, а можно ли ему смотреть, но вдруг чувствует себя настольно заворожённым, что просто остаётся в том же положении и не шевелит и мускулом. Джехван замечает, что тот проснулся и, судя по мелькнувшему сомнению в глазах, кажется, хочет попросить не смотреть… но почему-то тоже молчит. Смыкает ресницы. Хонбин почти не дышит, наблюдая, как он мастурбирует. Просто лицезреет его лицо, как картину, и старается не моргать. Молодой человек не думает в этот момент ни о чём - ни о том, что другие могли бы назвать это извращением, ни о том, что ему жаль, что он сам не может помочь хёну, который только что подарил ему столько тепла, что Хонбин сейчас находится в самом мягком и приятном коконе из ощущений. Хонбин смотрит исключительно на лицо, на каждое его выражение, каждый полутон эмоции, каждую морщинку от нахмуренных бровей или зажмуренных глаз, ловит каждый рваный вздох. Когда всё заканчивается, и Джехван пытается перевести дух, Хонбин будто опоминается от гипноза. Нашарив в ящике тумбочки салфетки, подползает ближе и протягивает старшему. - Я только что осознал, какой хён красивый, - вдруг ляпает он. Джехван пропускает страдальческий возглас наполовину со смешком лютого смущения. - Нашёл время… - сетует он, беря всё новые салфетки. - А кто мне говорил, что мастурбировать - нормально, и стесняться этого не надо? - рикошетит Хонбин и чмокает партнёра в скулу. - Очень красивый, хён. - Любишь? - кротко интересуется тот, чуть-чуть потянувшись навстречу. - Очень люблю, - тут же отвечает младший.