⊹⊹⊹
Невредимый полицейский помог напарнику подняться и вправить вывихнутый сустав. — Пиздец тебе, рыжий, все кости раскрошу! — еле переводя дыхание, заорал травмированный напарник. — Ты труп! Дерьмо… — Скуля от боли, блюститель порядка пнул бессознательное тело. — Погоди, — тихо произнёс первый, осторожно кивнув в дальний угол комнаты. — Кажется, камера наблюдения снова заработала. — Ты же сам проверял… — с мычанием сдерживая боль, шикнул в ответ его приятель. — Слушай, давай просто оттащим этого гада в камеру и пойдём к медику. Он уже никуда не денется. Если наше «шило в жопе» вернётся, что предсказуемо, и будет проводить повторный допрос, то лучше, чтобы с этим, — полицейский осторожно кивнул в сторону бессознательного парня, — не было никаких проблем. Уволит по удалёнке с виртуальным уведомлением, если что-то ему не понравится, с таким цветастым досье, что и продавцом не устроишься. И плакала твоя пенсия из-за какого-то пацанёнка. Остынь, пара допросов — и треклятый Кен передаст дело, мало ли что выплывет в расследовании. А после, не опасаясь, решай что хочешь с этим рыжим малым.⊹⊹⊹
Адвокаты? Людям вроде Рыжего не дано услышать о них, пока не увязнут в каком-нибудь крупном деле. Когда есть Судьи, в новом мире для отребья не требуются дополнительные инстанции. Доставщик становится злоумышленником, а затем экстремистом, напавшим на самую дорогую из игрушек генпрока. Всё в один день. Мо отводят неделю на примирение с собственным гонором. В крошечном боксе под землёй, где нет ни неба, ни понимания дня и ночи, ни звуков жизни города. Червь реалий точит его вместе с парой-тройкой съехавших от стресса «неженок» из благополучного мегаполиса. Проблем с соседями не возникает, рыжего никто не трогает. После первого взрыльника дебоширы заметно притухают. В камере, больше похожей на чей-то игрушечный кубик, исписанный психоделическим мракобесием, царит порядок. Уникальная возможность для сравнения перспектив. Чтобы вспомнить свои планы на будущее в той жизни, которая у него была, и поразмышлять о вариантах выбора. Цунь Тоу, конечно, космический лузер. И мудак, который знал, что Гуаньшань не откажет в помощи. Потому что он даже не раздумывал над последствиями. Сразу вписался. Глюкозы, что ли, мозгу не хватало? Возможно, единственный лох тут — Мо. Рыжего так не ломало ещё ни разу в жизни. Он даже не подозревал, какой отстой ждёт вольного зверя, попавшего в клетку. Два года теперь, после нападения на полицейских, вовсе кажутся суицидальным сроком в местах, где убийство ради смеха не самая отвратительная причина. А запись в «экстремисты» на всю оставшуюся жизнь прикрывает лавочку для любой приличной работы.⊹⊹⊹
Мо угрюмо ёрзает на стуле в до боли знакомом помещении, благословившем его во всей этой заварухе. Мысленно «смакует» вкус того, как на благополучном будущем, к которому так стремился, с лёгкостью ставят крест. Собственная тупость лишь одна из причин. Он подавлен осознанием стрёмных перспектив, но старается производить впечатление того же битого стекла в заднице, что и неделю назад. До белой горячки бесячая походка узнается издалека. Не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому она принадлежит. От гнева и обиды кишки Мо жгут болезненные нервные спазмы, а рассудок застилает мутная пелена. Мысли вязнут в топях ярости… и зависти. «Не напортачь, не перегибай, не бесись!» Гуаньшань подбирается на своём стуле. Прогорклую жажду банальной мести хочется обрушить на обидчика шквалом ударов. Расхреначить к чертям собачьим эту синтетическую блядь в крошево. Единственный сдерживающий фактор — сам Мо. Когда следователь входит в комнату, то не спешит удостаивать стул своим неутомимым задом. Неторопливые шаги замирают где-то рядом. Слишком высокий для обладателя такого невероятного паскудства. Он всегда звучит свысока, начиная от шороха одежды до уверенного спокойного голоса с нотками издёвки. — День добрый, — сливочное приветствие звучит прямо над ухом. Выдержанная пауза даёт возможность собеседнику неудобно вывернуть шею. Но Гуаньшань не оборачивается и тихо дышит ртом, сдирая заусенцы вокруг ногтей, — всё, что позволяют примагниченные к столу наручники, складывающие ему ладони, как дисциплинированной псине. Пока нервы не сдали, Мо ставит себе задачу избавиться от синтетического ублюдка как можно скорее: не усложнять, не нарываться… и просто подписать всё, что тот предложит. Однако девиант будто одним своим существованием взывает к внутреннему протесту вселенских масштабов. Как там его, Хэ Тянь, показывается из-за спины. На фоне зудящего от липкой грязи засаленного тела чистая блестящая обувь на ногах следователя — образец конторской опрятности. Гуаньшань привык к девиантам и тому, как они перекликаются поведением с людьми. Но один взгляд на этого вызывает раздражение и отторжение. Чересчур, до невероятного похож на человека. — Как жизнь, есть жалобы? — Сама конструкция фразы и глумливый тон лезвиями срезают стропы, удерживающие и без того кипящий котёл негодования Мо. Вопреки ожиданиям Тянь с самого начала избегает конкретики. Он ищет и находит больное, расшатывающее, живое и не торопится переходить к делу. Он будто с удовлетворением замечает незначительные ссадины на лице Мо, но не затрагивает вопрос о том, как изощрялся покалеченный полицейский, чтобы регулярно передавать весточки обидчику. — В моё отсутствие продолжаешь скатываться на самое дно? — снова попадает в яблочко. Долбаный гений, разработавший его искусственный интеллект, наверняка задался целью создать невероятного говнюка. Мо сжимает зубы и поднимает на него взгляд из-подо лба. — Итак, появился настрой сотрудничать? Сегодня я не стану вынуждать тебя ничего подписывать, — почти небрежно добавляет Тянь, будто эта игра ему надоела. Язык не поворачивался лишний раз назвать его андроидом. Гуаньшань чувствует себя жабой, брошенной в пустое ведро. Рано или поздно его внутренние ресурсы иссякнут. А в сидящем напротив они неисчерпаемы. Хэ Тянь будет просто выжидать, наблюдая с высоты своего полёта, как Мо Гуаньшань корчится, пока ломают его жизнь. — Где Цунь Тоу? — встречный отвлекающий вопрос даёт время собраться. Гуаньшань неосознанно фуфырится, строя из себя гордого, хоть и невольного страуса. У Мо нет настроения на заведомо провальные игры в красноречие. Всё, что он может противопоставить, — это хамство и горлобесие против подлинного виртуоза. Мо не имеет в башке доступа к словарям для трепотни, что компенсируется яростью и матом. Гуаньшань — обыкновенный человек без единой модификации. — Направлен на реконструкцию в «Киберлайф». — Тянь располагается на стуле вполоборота, с каким-то натуральным шармом закидывая ногу на ногу. — Позднее ему найдут дальнейшее применение «на благо общества», — говорит он безучастным тоном, хотя отвечать не обязан. На секунду Мо зависает, разглядывая его. Как жестянке удаётся столь естественно имитировать мимику? Ведь это не более чем подражание. Наверно что-нибудь вроде искусственных мышц. Мо сразу прикидывает эквивалентное количество бабла. Такого, как Тянь, по идее, на винтики разберут, попади он в трущобы Запада. Хер знает, как девиант ухитряется производить впечатление, будто они поддерживают общение двух вполне знакомых людей, при том объёме отчаянной ненависти, что Мо к нему испытывает. Только вот Гуаньшань, как дикий зверь, чует подвох и не верит добродетельной руке, собирающейся сделать смертельную инъекцию. — На благо?! Общества?! То есть ему уже стёрли память?! Его единственный друг лёгким движением руки удалён из хроники. Зато Мо начисто увяз. Пауза затягивается. Рыжего душат слёзы, и хочется орать, или выть. Извечный спутник — чувство потери — давно не виделись! Шань дёргается, но наручники быстро возвращают его в реальность, не позволяя двинуться с места. Губы сжимаются в мрачный рубец, и он поспешно моргает в момент, когда краснеющие глаза кажутся влажными. — Считай это везением: его миновала ликвидация. Мо встряхивается. Он чертовски злится. — Да вы просто уроды! Мне неинтересно, что ты думаешь! Цунь Тоу себя осознавал и жил, он не был чьим-то имуществом! Следователь с утомлённым видом возвращается к информации на столе. — Конечно, я ни черта не понимаю, — язвит Хэ Тянь. — Память андроида может быть восстановлена извне, если архивация имела место, — добавляет он с явной скукой. Гуаньшаню это известно. Но придурок Цунь Тоу хрен знает где, снова в собственности корпорации. А призрачная надежда похитить и силой вернуть память, чтобы увидеть одного невероятного идиота, дарит чувство облегчения только самому Мо. Скорее всего, он никогда не решится на такой риск ради бритой наголо бестолочи. Пока не удалось избавиться от геморроя в лице прокурорского добермана — Цунь Тоу курит. Однако переполняющий до шума в ушах гнев Мо не утихает. Цель визита девианта отнюдь не эмоциональный фон задержанного, поэтому Тянь переходит к делу, и через несколько секунд над столом появляется голограмма городского массива. Он попутно поясняет суть, и, судя по территории перед глазами Мо, искать иголки в стоге сена следователю удается хреново. — Ну и что от меня надо? — спрашивает Мо, глядя на Тяня сквозь мерцающую голографическую завесу. — Сузить радиус моей работы. — Ага, — цокает Гуаньшань, начиная качаться на стуле. Нет, Мо умеет читать карту и не страдает топографическим кретинизмом, просто все эти подсвеченные параллелепипеды нисколько не соответствуют реальному положению вещей внутри зданий. Местность и пути между районами в его голове выглядит абсолютно иначе. Мо не особо часто видит город с высоты полета дрона. Он морщит лоб так, что едва шевелятся уши. Подходящий вариант появляется сам по себе: наебать девианта, чтобы тот вывел его в город! Хэ Тянь опережает мысли Рыжего и встаёт из-за стола. — Готов прогуляться?⊹⊹⊹
Одна из самых плохих идей — это дать узнать людям, которые крышуют Мо, что он стал шестёркой. Чудес ведь не бывает, кто даст Рыжему в смертельно опасной проклятой зоне спокойно заниматься своими делами? Мо не собирается идти на поводу у полиции, но чтобы выбраться, придётся быть готовым на всё. — Ностальгией повеяло. Поначалу я всегда работал с офицером в паре. Так проще, особенно за пределами города, — говорит Тянь, выходя в парадный холл здания участка. Зачем он рассказывает ему это? Мо слушает, не вникая. Назойливая мысль не даёт покоя. Неужели тупой говнюк на полном серьёзе напялил форму полицейского андроида? Просто ад какой-то. Если Мо не порешат сегодня, то ему просто невероятно повезёт. Это как с голыми руками вписаться в поножовщину среди минного поля. Они заявятся на улицы колоритной сомнительной парочкой под мерцающей неоновой вывеской: «Прибыл новёхонький высококлассный андроид вместе с замордованным рыжим информатором». — Ехать туда в нормальных шмотках не вариант? — Мо тычет пальцем на значок. — Это бесполезно для тебя, смерть для меня. — Не волнуйся, ты под моей защитой. — Я просто само спокойствие. — Судьи работают на Мега-Западе в своей униформе. — Это настоящие доспехи, а не форма. — Я не такой хрупкий, как обычный андроид. — А что насчёт, блядь, меня? Не будь мудаком, смени прикид! Тянь не всегда считает нужным отвечать. На выходе глазам предстаёт чистый современный город. Глянцевые небоскрёбы возносятся ввысь, громоздкие баннеры пестрят анимированным неоном на фасадах. Свежая зелень покрывает каждый свободный метр. Всё это давит атмосферой отчуждения внутри кокона комфортабельности, высокомерия и претенциозности. Гуаньшань, наверное, производит говённое впечатление, находясь на благоустроенной улице, с её скульптурами, фонтанами с кристально прозрачной водой и уличной музыкой для слушателей с притязательным вкусом. Поэтому он опускает глаза на дорогу. Слишком чуждая среда, кажущаяся враждебной, вызывает подступающую к горлу злобу. Над трущобами Мо чувствует себя вольной птицей, здесь он лишь агрессивный одиночка. Косые взгляды прохожих вызывают тошноту, но Мо кладёт хер на всех вокруг. Он притягивает всеобщее внимание не просто потому, что грязный оборванец и преступник расхаживает тут без контроля полицейских. Он лишний в сияющем блеске витрин, на чистых и безопасных улицах. Гуаньшань чешет левую руку. Вместо наручников на ней плотно сидит тяжёлый браслет с электронным замком. Если Мо попытается сбежать, то получит разряд. Вначале предупреждающий, а после карательный — шваркнет до отключки. От здания до стоянки не больше пятидесяти метров. Вдоль обочины дороги припаркованы автомобили, новенькие и баснословно дорогие, отражающие на гладких изгибах пейзаж города. Гуаньшань осматривается в поисках транспорта, в котором его перевезут, и взгляд сразу цепляется за тёмный бронированный автобус. Рядом толпятся полицейские в полной амуниции, готовые к выезду. Похоже, эскорт встречает свою звезду, и Гуаньшань решает не заставлять их ждать. Он неторопливо подходит и встаёт напротив двери. При виде рыжего хмыря разговоры прекращаются и непринужденная обстановка улетучивается. Скрестив руки на груди, все молча буравят его взглядами. Зуд на левой руке перерастает в неумолимое покалывание. Мо снова чешется и оглядывается по сторонам в поисках следователя. Тянь стоит на проезжей части возле до цинизма охуительного спорткара. — Что ты делаешь? — интересуется он. — Садись. Ноги сами волокут в сторону автомобиля. С округлившимся от изумления глазами Мо не может оторваться от белоснежного кузова и осторожно приближается. Идёт мимо открытой пассажирской двери и заглядывает сзади. Доза кайфа от осознания, на чём предстоит прокатиться, не терпит спешки. Настолько порнографично-привлекательных тачек, как и пришельцев, Гуаньшань в жизни не гадал увидеть. Браслет перестаёт бить током, как только Мо подходит. Тянь пристально следит за ним, будто оценивая, как скоро рыжий начнёт чудить и создавать проблемы. — И? Долго мне тебя ждать? Гуаньшань плавно ныряет в уютную колыбель сиденья. — Пожалуйста, пристегнитесь, — доносится кроткий, почти детский голос, как только двери опускаются. Голографические указатели мерцают вокруг Мо, указывая на ремни безопасности. Мо собирается сострить про «подружку», но язык намертво присыхает к нёбу. Ему ни слова из себя не удаётся выдавить, чтобы очередной раз не подчеркнуть собственное убожество. Он отворачивается к окну, предпочитая глазеть на мелькающие улицы. Автомобиль грациозно, словно скользит по льду, выезжает на скоростное шоссе, а Тянь ни разу не касается руля. …Рыжий просыпается от еле заметного толчка. Он сидит в том же кресле, свесив голову, а тёплая слюна стекает с края рта. Мо дёргается и чувствует, что пристёгнут. А он надеялся насладиться скоростью и видом, перед тем как его снова запрут в дерьмовом боксе. Они стоят на главной улице, уводящей в районы. Что-то вроде приветственной границы Запада-217. Здесь всегда очень людно и почти безопасно. Рабочие с лицензиями уезжают и возвращаются, расходясь со станций поездов. Отсюда виден купол Эко-Сити, уходящий за облака, и острые шпили зданий. Торговые ряды тянутся по обе стороны, напоминая обычную рыночную площадь. За таким многолюдным местом следит не один десяток глаз. Каждая банда выставляет своих наблюдателей. Тянь ждёт, пока Рыжий выкарабкается из машины и знаком показывает ему на место рядом с собой. Мо согласен засветиться лишь потому, что ему сейчас может помочь только один человек. Тот, которому он не заплатил. И хотя бы из праздного любопытства он мог поинтересоваться, куда запропастились Рыжий вместе с Цунь Тоу. Ведь Мо сделает что угодно, если кто-нибудь поможет ему выбраться из дерьма. Кто дерзнёт ввязаться в эпические неприятности, тот сделает это из-за андроида, а не ради рыжего кретина. Даже если Мо выберется, то крыша ему понадобится до конца жизни, после того как он привёл копа в районы. Он будет на побегушках у своего покровителя, пока смерть Рыжего их не разлучит. Это очень плохой вариант, но не сродни изокубу, где он вряд ли выживет со своим-то норовом. Вечное бегство от полиции — всё же шанс. В каменных джунглях Запада его ни один Судья не найдёт. В родном районе конфуз перед людьми, рядом с которыми он жил, пробирается в самую душу. Рыжий не готов поднять глаза, но нужно смотреть по сторонам. Надежды нет, но он всё равно ищет камеры, которые видят больше, чем заочно знакомые ему люди. — Твою тачку угонят через десять минут, — тихо ворчит он и подходит. — Не твоя забота. Пронять андроида — бестолковое занятие. — Ты, получается, всех арестованных в ней возишь? — Безобидных и по одному. — «Экстремист», значит, безобиден? — Это очевидно. Мо стискивает зубы. Красавчик его очень плохо знает, и это станет его главной ошибкой. — Ты хуев бюрократ! Ты знал, что я невиновен, но всё равно заполнил те малявы, чтобы твоя хуева беспристрастная система осудила меня! Говна кусок! Это, по-твоему, по-человечески? — А ты беспристрастен, раз оправдываешь себя, потому что не чувствуешь себя виновным? Рыжий просто дёргает плечами. — Я мог бы испортить тебе салон. — Я бы выставил тебе счёт, а салон легко заменить, — спокойно отвечает Тянь, осматривая улицы и прохожих. — Ты можешь предложить мне свои версии, либо я выберу дорогу сам. При упоминании счёта за любую деталь следовательского авто волосы Мо поднялись дыбом. Денежная кабала триггерит сильнее, чем реальная угроза расправы здесь и сейчас. — Толку от тебя пока никакого, — замечает Тянь. — Ты мог бы попытаться сделать вид, что мы незнакомы?! — Твой план нелеп. Тянь хватает рыжего за локоть и тащит следом за собой. — Чёрт тебя дери, отпусти, я и так иду за тобой! Они просто идут мимо нескольких высотных зданий и выходят на подозрительно пустынный для полудня переулок. И начинается… По ощущениям взрыв раздается где-то рядом, и Мо, чудом оказавшегося за спиной девианта, оглушает. Сразу за искрами и пламенем взрыва сверху следует шквальный огонь. Рыжий не столько его слышит, сколько чувствует вибрацию и хаос вокруг. В руках Тяня оказывается пистолет. Перед тем как исчезнуть, девиант толкает Мо в грудь. Пролетев пол-улицы, он падает у стены, скрываясь за металлическими мусорными контейнерами. Как только шум в ушах и головокружение притупляются, Мо уже едва различает что-либо вокруг из-за дыма и копоти. В этот момент он чувствует, как его дёргают за воротник, и тело, совершенно лишённое веса, отправляется в полёт. Мо видит впереди лишь клубы дыма, видоизменяющегося в очертания автомобиля с голографическим отражающим камуфляжем. Изгибы крыла скользят вверх прямо перед ним, двери едва успевают распахнуться, прежде чем Рыжий приземляется прямо в салон. Авто захлопывается, отрезая от дыма и огня. Остаётся только прислушиваться к отдалённому звону пуль, будто внутри консервной банки, которая начинает откатываться назад. Тянь скрывается из виду, но браслет на руке не подаёт никаких сигналов. Гуаньшань успевает заметить преследующего нападающих девианта на одной из крыш. Интересно, если андроида уничтожат… браслет на руке Мо отключится? Или это угроза его собственной жизни? Какое-то время машина зеркальной тенью катится назад, сворачивает на другую улицу и паркуется между зданиями. С одной стороны открывается людная улица, а с другой — глухой переулок. Мо перелазит с пассажирского места на водительское, проводя ладонями по каждому изгибу внутри дверей и на передней панели в поисках любых «пимпочек», способных открыть авто или хотя бы багажник. Несколько ударов ногой по двери и стеклу не дают абсолютно никаких результатов. Тогда он перебирается назад, просунув пальцы в щель между сиденьями, и пытается найти способ добраться до багажника, прилагая к этому все мыслимые усилия. — Прошу прекратить вандализм, за порчу городского имущества налагается штраф или общественные работы с полным возмещением причинённого ущерба. — Ну да, как же, — бубнит Мо: если он выберется, то клал он на ущерб. — Ваша активность неизбежно делает нас видимыми снаружи. Если не остановитесь, мне придётся активировать ваш браслет. Порядком запыхавшийся Гуаньшань останавливается. Осознав, что загнан в угол и что ему грозит, он неохотно возвращается на пассажирское сиденье. — Желаете послушать музыку или поговорить? — Заткнись. Мо усаживается, складывая руки на груди. Ему остаётся только думать и ждать. Улица позади заметно пустеет, большая часть прохожих сматывается от очередной потасовки. Рыжий пилит себя за то, что выспался в дороге, потому что сейчас только это и остаётся. Мимо пробегают взволнованные люди, совершенно не обращая внимания на припаркованное авто, тем более на сидящего внутри пассажира. Это объясняет незаметность маскировки. Потому что в обычном виде на следовательскую тачку невозможно не пялиться. Абсурдом было заявиться сюда и засветиться перед всеми представителями банд, контролирующих рынок. После устроенного разгрома Мо догадывается, что выступал не более чем провокацией. Девиант использует его, как цирковую обезьянку. Хэ Тянь прекрасно читает его, знает, когда он пытается солгать. Если куда-то крутится рыжая башка — значит, ему туда нужно либо, наоборот, избегает встречи. Наверное, нервы Мо заметно сдают. Остаётся одна здравая мысль: когда это всё закончится. Теперь он начал бояться расправы гораздо больше, чем надеялся на чью-либо помощь. Теребя ненавистный браслет, Мо раздумывает, почему ещё, на хрен, не отгрыз себе руку. Рыжий вздрагивает, заметив, что рядом кто-то стоит. Какой-то чокнутый грязный бомж лыбится почти беззубым ртом и хихикает, о чём-то разговаривая с самим собой. Мо от души бы отхуесосил расхаживающего по ту сторону стекла бродягу. Пытаясь разглядеть что-нибудь за голограммой внутри «космического корабля», он подходит совсем близко к стеклу, складывая ладони вокруг лица. Он почти касается руками окна, за которым сидит Мо, когда вдоль машины пробегает электронная волна. Бродяга резко отшатывается, видимо, после солидного разряда током. Что неожиданно веселит его ещё сильнее, и бомж, точно выплясывая, начинает кружить около невидимой машины. Неожиданно бродяга замирает, будто опомнившись, и указывает пальцем прямо на лобовое стекло, сопровождая жест скабрезной ухмылкой. Жест такой точный, что Мо забывает, что находится вне видимости. На всякий случай он с самым устрашающим выражением лица выставляет средний палец в ответ. Не то чтобы это нервирует, но сильно напрягает. Чтобы частично разрушить голографический слой, бомжара, не опасаясь получить разряд тока, похлопывает ладонью по бортам и капоту автомобиля, отчего веселится. Когда развлечение ему надоедает, он возвращается на прежнее место напротив пассажира и начинает что-то искать под лохмотьями. Когда Мо осознаёт, что именно, то окончательно выходит из себя. — Выпусти, зараза, я ему втащу! — орёт он. Мо со всей силы бьёт кулаком по стеклу. И сразу же сгибается пополам в рвотном позыве, опёршись на ослабевшие руки. — Фу, бля! Только бы не сблевать. Не блевать! Сделай-ка, дорогуша, с этим что-нибудь? Вали отсюда! — Отъезд нецелесообразен. Перемещение через плотный трафик на дороге к ближайшему месту парковки снимает маскировку. Мо скрючивается на сиденье, понимая, что, пока девиант сеет хаос где-то неподалёку, превращая район в геенну огненную, запертый в машине Мо вынужден торговаться, чтобы избавиться от уличного извращенца. — И что, я должен просто смотреть, как он тут это! — Затемнение стёкол установлено на семьдесят пять процентов, желаете послушать музыку? — Дура! — Гуаньшань всаживает пяткой в приборную панель. — Или ты уезжаешь, или я начинаю сдирать кожу с сидений и использовать в качестве шторки! …С минуту автомобиль «молчит», а потом медленно отъезжает от безбашенного голодранца. Видя истинное обличие своего любовного интереса, тот приходит в полнейший восторг и бежит следом. Гуаньшань резко бьёт кулаком по сгибу руки, показывая фак ему на прощание. Бомж оказывается равновеликим мастером невербального общения. Замечая рыжего, он успевает ответить целым рядом похабщины, пока не исчезает из виду. Следовательская «подружка» — полноценный андроид — катается сама по себе. Наверное, битый час Гуаньшань проводит внутри, переезжая с места на место, пока не оказывается на мосту, над линиями скоростных поездов. Там же стоит полицейский автобус, к которому Мо присматривался в городе. Привязавшийся бомж так и не отстал. Как и других прохожих, его отгоняют от автомобилей, заставляя следовать своей дорогой. Люди из конвоя отпинали его, но, будучи ненормальным, тот получил удовольствие и снова вернулся. Движение вокруг автобуса оживляется с появлением Хэ Тяня и группы арестованных в сопровождении Судей. Вопреки ожиданиям он невредим, за исключением дырявой одежды и пятен сажи. Полицейские заполняют обозримое перед машиной с Мо пространство. «Собирают урожай» гопников, которые через час-другой созреют до «экстремистов». Видимо, день задаётся, только если смазливый девиант положит с полсотни арестованных. Тянь проходит мимо своей машины к багажнику, окидывая мимолётным взглядом Мо. Через минуту девиант уже стоит возле открытой водительской двери в новом пиджаке и методично вытирает грязные лицо и ладони. Мо не упускает шанс проскользнуть в открытый выход. С Тянем им не о чем говорить, и он просто разминает спину и плечи. Рыжий вдыхает полной грудью воздух, и богомерзкая ностальгия накрывает его. Мо не вернётся. С самого начала Гуаньшань верил в удачу. В итоге сумасбродный девиант устроил феерический рейд с богатым урожаем. Попёр напролом под взрывами с пальбой. Назад Мо ни за что не вернётся. Второго шанса уже не будет. Он не хочет обратно в тюрьму, не может надышаться, увидев дневной свет, чтобы снова провалиться в кромешный ад. Что-то надломилось в нём за время, проведённое под арестом. Ноги сами несут, пока разряды тока словно зубами рвут плоть, сея беспощадную боль. Он сдохнет сегодня, но не вернётся, не позволит затащить себя обратно в бездну. Шань сопротивляется, но сил хватает на тщетные попытки, шатаясь, отдалиться от приближающегося следователя. Пара шагов сквозь туманный голос. Мо переваливается через ограждение пешеходного моста и падает…⊹⊹⊹
Мама ворчит. — Что, Шань-Шань, снова подрался? — Ага, мам, ну чё ты опять… Мам? Мама, ты выздоровела? Или это я… сдох? Её губы двигаются, но доносящихся слов не разобрать. Голос другой. Снова возвращается боль. Если он дрался, то ощущение, будто его пытались четвертовать, становится всё навязчивее и навязчивее. Иступляющая до звона в ушах ломота простреливает в каждой мышце тела. Лучше вообще не шевелиться. Тесновато, но Гуаньшань чувствует, что лежит на мягком. Он открывает глаза — обстановка совершенно незнакомая. Ему тоскливо, хотя он ничего не помнит и плохо соображает. Грусть такая, будто он долго плакал во сне и проснулся с давящим ощущением потери. Он мокрый? Он слышит отдалённый звук, а затем врывается вонь… Что-то подсохшее и липкое тянется от подбородка к шее. Перед ним нависает чёрная вуаль из спадающих волос, и зрение фокусируется на отвратительно правильном лице. Перед глазами мелькает инъектор, а после чувствуется, как твёрдые пальцы растирают плечо. — Очухался? Гуаньшань откидывает голову назад на сиденье после попытки осмотреться и подняться. От него воняет… страшно воняет. Он обоссался? Могло бы быть стыдно, но ему на это откровенно поебать, когда дела машут хуем над душой. Любое прикосновение ощущается, будто Мо хватают покрытыми шипами перчатками. Его ноги поднимают, и он, как тюфяк, проезжает по сиденью головой к двери автомобиля. Дневной свет темнеет после её закрытия. Брюнет садится на водительское кресло, и автомобиль мягко трогается. — Блядь… — заключает Мо, когда сознание достаточно проясняется и он может наконец шевелить языком. — Чёрт! Ему противно от самого себя, но придётся терпеть до участка или вообще пока не обсохнет. — Мне не мешает запах. На пути есть около шести мест, где можно помыться. В багажнике лежит новый комбинезон для грязной работы. Но ты ничего не получишь. Догадываешься почему? До Мо простые вещи доходят весьма туго. Он схаркивает остатки слюны и трёт корку на губах тыльной стороной ладони. Мерзко настолько, что снова начинает подташнивать. — Как тебя зовут? — Чё? — Имя своё помнишь? Мо помнит… но произнести не в состоянии. Слова вертятся на языке, силясь принять привычную форму, но разваливаются с неуклюжим мычанием. — М… Ш… Гх… счас… — Ясно. Мо Гуаньшань, если ты ещё раз попытаешься сбежать, я заставлю тебя жрать собственное дерьмо. И это не метафора. Понял меня? — речь ровная: ни мягкая, ни угрожающая. — Ага, — бурчит Мо и откидывается назад, добавляя еле разборчиво: — Как же. — Будешь нормально себя вести — будешь получать взамен от меня адекватное отношение. Но, Гуаньшань, если от тебя будут проблемы… Ты узнаешь меня лучше, чем хотелось бы. — Чё? — Говорю, плохо тебе будет. Они возвращаются в полицейский участок после заката. Тянь оставляет Мо сидящим на лавке ожидания вместе с другими задержанными, а сам направляется к заградительной стойке, чтобы ускорить процесс оформления. День и без того херовый, апогеем становится дежурство «кореша» Мо. Полицейский, выступивший на ночную, то ли успевает подмигнуть рыжему, то ли ещё какой похабный жест изобразить, на что Гуаньшань лениво вскидывает средний палец и отворачивается. Мо проваливается в мысли от том, что коп, с которым он сцепился, скрасив себе всё последующее существование, не такой уж извращенец. Все его желания заканчивались банальной местью и грубой физической расправой. Похоже, отныне при виде желанной добычи фантазия этого мудака изрядно развилась. И теперь расклад не предвещает Рыжему ничего хорошего. Раздрай Мо разом сходит на нет, сменяясь ознобом и отвращением. А сын конвейера, видимо, всё подмечает. Вместо того чтобы вернуться за своим осуждённым, сидящим на поводке, подходит к полицейскому. Издалека непонятно, о чём беседуют, но как день ясно, что доёбывается. Не хватает только, чтобы этот демон его тюремщиков на коней высадил. Вот где непруха из-за шила в одной искусственной заднице. Гуаньшань старается лишний раз не отсвечивать, чтобы его знакомец не взбеленился сильнее прежнего. Коп сверлит его взглядом, будто готов скрупулёзно через сито протереть. — Гуманист херов, — цедит Мо сквозь зубы, проходя за ограждение под ответственность местных служителей фауны. Таких же отмороженных, только с обратной стороны закона, загадочным образом получивших справку от психиатра о полной вменяемости. Рыжий готовился к худшему, но — вуаля — его никто не трогает. Надзиратель не обращается к нему, но всем своим видом показывает, что помнит. Было бы странно, если бы забыл. Был ли рад Мо избавиться от единственной возможности пободаться в и без того невыносимой обстановке? Абсолютно, блядь, нет. Пусть он регулярно огребает, но зато его клеммы в норме, рефлексы в тонусе, зубы всегда острые, а кровь горяча. Ещё остаются желания, а не апатия от безысходности. Когда его пытаются прессовать всю сознательную жизнь — это приходит в стимулирующую норму. Он бесится, оттого что отвратительная пародия на человека вначале ломает ему жизнь, а после вмешивается в его проблемы. Мо не мазохист, просто малейшая надежда на человечность или вера в справедливость — всегда чреваты. Перед тем как заснуть в своей камере, Мо размышляет над тем, как ловко новый девиант симулирует эмоции. Как трудно его обвести вокруг пальца и какие из «чувств» могут быть ему доступны? Цунь Тоу — «старая модель». Он знает страх, смешно тупит и постоянно хочет учиться новому. Это, наверное, Мо нравится в девиантах больше всего: эмоциональная незрелость и наивность. Они заново учатся жить за гранью программного кода, получив лишь толику чувств и массу вопросов. Они ценят каждое новое знание. Бритоголовой растрате можно было битый час объяснять простейшие понятия, в которых тот смог в итоге разобраться. То, каким Цунь Тоу стал, в большей степени заслуга Мо. Заслуга стёртая.