Открой глаза и посмотри — жизнь прекрасна

      Рыжий прекрасно понимает, что он, как цирковая обезьянка, остаётся на поводке, пока решение по его делу не сдвигается с мёртвой точки. Мо никчёмным балластом зависает в изоблоке участка, где взаперти, кроме самокопания, заняться нечем.       До переезда в самые дешёвые апартаменты Мега-Запада к маме частенько заходила соседка с прибабахом. С собой у неё обычно была здоровенная колода психоделических карт, разрисованных каким-то мракоёбством. Среди всяких чертей самым жутким Мо казался Повешенный. И сейчас его собственное положение ассоциировалось с неминуемо утопающей жертвой.       Мо догадывается о неизбежной встрече, когда его спустя четыре дня ведут в зал участка. К мудаку, который уже в край опаскудел.       Какие эмоции испытывает человек, которого собираются таскать по улицам, где, чтобы бессмысленно погибнуть, достаточно посветить личиком? Весьма говённые. И сам Рыжий будто пришибленный, он даже не так зол, как обычно. Ему гадко и тоскливо, он слишком разбит, чтобы вывозить все испытания на одной лишь силе духа. Отрицание, уловки, неверие ничуть не спасают. Всем плевать, с чем он там не согласен. Стены, потолок, скептичные лица людей вокруг давят немой установкой, кричащей: «Смирись».       — Я никуда не пойду, голубок! — через разделяющую зал перегородку заявляет Мо.       Девиант и носом не ведёт в его сторону, застыв возле стойки регистрации.       Охранники выталкивают Рыжего через металлоискатель с плюхой наудачу. Как отброса — и с животными обращаются лучше. В обнимку с его изгаженными шмотками в герметичном пакете.       Девиант ловит Рыжего за локоть, когда тот оборачивается к своим беспардонным конвоирам, шипя что-то сквозь зубы. В хвате стальных пальцев он может трепыхаться сколько влезет — не отпустят. Мо начинает психовать, но его протесты остаются без внимания.       — Я сказал, что никуда отсюда не сунусь. И так по гроб должен, на хуй иди! — Мо пытается отдёрнуть руку — без толку. Со злости пробует лягнуть следователя, но лишь путается в собственных ногах, пока тот без труда управляет его равновесием. Хэ Тянь вталкивает Рыжего в какую-то комнату, закрывает за собой дверь и скупо, лениво приказывает:       — Раздевайся.       Одна напасть завиднее другой. Секунд двадцать Рыжий пялится в непроницаемые, как бетонная стена, гляделки, которые будто смотрят сквозь него.       — Нет, — выдыхает он сквозь зубы.       Девиант чуть наклоняет голову и спокойно произносит:       — Просто. Переоденься.       — Если думаешь, что заставишь меня, то ни хрена подобного! — рычит Мо.       — Захлопнись и делай, что говорю, — слова Хэ звучат с угрозой, которая перестаёт быть скрытой.       Мо демонстративно отшвыривает ногой пакет с вещами в сторону, выжидающе скалясь в ответ.       — Скорей бы тебе отстрелили башку, сраное ты ведро с болтами! — Он лишь успевает заметить, как вздрагивает чёрная бровь на бескровном лице.       Девиант рывком хватает его за робу и вытряхивает из неё, словно котёнка из мешка, оставляя Рыжего на полу полностью голым. Затем берёт Мо за лицо и поднимает на ноги. Всё происходит за мгновение, и Мо не успевает сориентироваться или вырваться.       Рыжий багровеет от бешенства, полнейшего ахуя и бессилия и зачем-то прикрывается. Ему выдали сексапильную тюремную робу, но не сменные трусы.       — Я же не приказываю тебе нагнуться, — тихо почти шипит девиант, обнажая зубы, и смотрит насквозь невидящим взглядом.       — Сука! — Мо невыносимо хочется врезать ему, но с путающимися в комбинезоне ногами не попляшешь.       Тянь слегка толкает Мо в центр комнаты, а сам обходит его, издали осматривая. Ублюдок обращается с ним, как с последней шалавой. Это грязно, унизительно и до того обидно, потому что бесчестно: Мо не настолько скатился, чтобы его так ломали. Закончив, девиант швыряет в Рыжего пакет с одеждой.       Мо, задыхаясь от ярости, на заплетающихся ногах отступает к стене. Смотрит в ответ диким загнанным взглядом. Осознаёт, что теперь ненавидит по-настоящему. Он никогда не думал, что больше всего на свете возненавидит не живого человека, а марионетку с набором алгоритмов.       — А теперь переодевайся! Сам и поживее.       Если такое обращение становится нормой, то вообще ни хрена не весело.       — Я сказал, что никуда не пойду. И ничего не собираюсь делать. Отвяжись уже!       Хэ Тянь, в упор глядя на Мо, начинает расстёгивать рукава рубашки, по очереди их закатывая.       — Ну, давай посмотрим, смогу ли я изменить твоё решение за пять минут.       — Да спроси ты прямо, чё ты ищешь? — Мо сдаётся. Он наплетёт что-нибудь вперемешку с правдой, лишь бы кошмарящий его прилипала отстал.       Тянь хмыкает, и Мо совсем не нравится, что девиант цинично хмыкает, когда ему предлагают рассказать всё, о чём знают.       Спустя две минуты Рыжий, чертыхаясь, одевается. Он, конечно, заебись какой гордый и классный парень, но благоразумие берёт верх. Падение в собственных глазах не настолько хреновый выбор, вместо того чтобы оказаться в полном дерьме в реале. Тяню достаточно нескольких невыносимо коротких предложений, чтобы переубедить Рыжего. Из трёх вариантов разной степени паршивости Мо выбирает первый — где идёт с ублюдком на прогулку.       Одежда не отстиралась тем куском говна, которым было тюремное мыло. Которым он одновременно должен был отмыться сам и отстирать вещи. Поэтому теперь вокруг Мо витает стойкий дух помойки.       Тянь дожидается Рыжего, дёргает дверь сильнее, чем требуется, и кивает ему: «На выход».       Мо понимает, когда они идут по лабиринту коридоров в холл, что если смирится со сложившимся раскладом, то из пробитого собственной башкой дна на свет уже не выберется.       Тянь не обгоняет и не дышит сзади в затылок — идёт рядом. Поэтому он оборачивается через несколько шагов, после того как Мо останавливается.       — Тебя проверяют там… не знаю, на адекват, перед тем как выпускать к людям? Другим хотя бы диод въебали… — Мо чешет переносицу и косит полный скепсиса взгляд на девианта.       Дневной свет из огромного холла падает в коридор, и силуэт следователя отбрасывает длинную тень. Никто не видит, кроме Рыжего, острый и бездушный суррогат улыбки, прорезавший лицо Тяня. Для столь человечного андроида у него запрещённая невозможная красота на фоне зверской, абсолютно уебанской ухмылки.       Мо не уверен, что живые люди способны изображать такие физиономии. Он даже назвал бы её обезоруживающей и искусственной, как самый токсичный в мире пластик.       Склонив голову набок, Тянь приближается к Рыжему вплотную.       — Похоже, ты думаешь, что каждый день я возвращаюсь в какой-нибудь шкаф для подзарядки? А по утрам меня выпускают в этот прекрасный город из лаборатории? — Он нависает над Мо, как ссаный извращенец. — С дежурным осмотром, прям как у нас с тобой только что.       — Мне похуй. Так что, в котелке твоём психодром полный, да?       — Если тебя беспокоит собственная невредимость — не выёбывайся. — Тянь ощутимо тычет пальцем Рыжему в плечо. А совершенно блядский тон голоса холодеет.       — Сам на вопрос не ответишь, стесняешься? — Мо злобно скалится, от подступающего к горлу бешенства его моментами перемыкает. Вовремя одёрнув себя, он шикает и отворачивается.       — Я ответил, ты просто не понял. Я не выхожу из красной зоны без малого последние четыре месяца. Не сцы — никакой враждебности — обычный рабочий напряг. Пользуйся информацией с умом: не советую меня провоцировать.       Рыжий осознаёт информацию, что он один на один с бракованным навороченным шизоидом. Это не тот случай, когда поможет праведный протест или самоподжог.       — Нахуя меня с собой таскаешь, только честно?       — Таскаю, потому что могу. Тебе хорошо знакомы люди и местность.       — Пиздишь, видно же. — Мо раздражает, что они шепчутся в тёмном коридоре, как два заговорщика.       — Десять баллов за сообразительность. Но я ведь не придумываю про «хорошо знакомы»? — Тянь ныряет пальцами под рукав и достаёт браслет, ставший отдельным кошмаром Рыжего. — Надевай.       Мо чувствует, как скатывается по наклонной его карма. Он определённо умудрился родиться не в то время не в том месте. Рыжий не слабак, но ему с боевой машиной помериться нечем. Не думал же он выйти отсюда не окольцованным.       Тянь хлопает ладонью по стене рядом с его головой. Просто слегка лязгает, чтобы привести Мо в чувство.       — Пошевеливайся.       Рыжий протягивает руку и нехотя забирает браслет. У него вообще никаких шансов на то, что его возражения будут приняты к сведению. И если бы ему раньше кто-нибудь сказал, что его заклятым врагом станет доёбывающийся до него андроид, то Мо с «да-ладно» просто бы поржал. Андроиды, девианты… где ему переходить им дорогу? А сейчас он ощущает из сердцевины, всем существом, что он ненавидит стоящего напротив.       — Чтоб ты сдох. — Рыжий надевает холодный браслет, тянущий безнадёгой руку к земле.       — Не мечтай, — оценивающе глядя на Мо, бросает девиант и разворачивается к выходу.

⊹⊹⊹

      Расстояние между Эко, с высоты птичьего полёта напоминающего срез авокадо, и районами они пересекают в тишине. Пейзаж вокруг не меняется и состоит из дороги и голой пустыни, где ничего не отбрасывает тени. Лживое солнце сквозь знойную дымку выжигает усыпляюще гладкое дорожное полотно, занесённое радиоактивной пылью. Мо не верит в свои шансы повторно застрять в машине. И, как назло, не спится, наверное, из-за взвинченного состояния. Мысли плещутся в адском котле, доверху наполненном злобой и ненавистью. До сих пор Мо думал, что любит жизнь, но не так извращённо и жестоко, как она его.       Он понятия не имеет, что его ждёт на этот раз. От девианта просто так не избавишься — утянет за собой. Мо жутко и совсем невесело от того, что его видели буквально все. Вместе с осознанием холодный липкий страх вползает под кожу. А ведь он нигде ни с кем не светился, чтобы следователю понадобилось им манипулировать.       Разговаривать не хочется, смотреть на псину — тем более. На дорогу, вдаль, куда угодно, и не думать ни о будущем, ни о настоящем.       Мо знает: в случае опасности девианты убивают. Он с минуту пытается разродиться прямым вопросом, ответ на который, возможно, ему лучше не знать.       Рыжий морозится обращаться к Тяню по имени. Цунь Тоу — это Цунь Тоу, это по-человечески, а «Хэ Тянь» произнести язык не поворачивается, для Мо ему до человека как до Луны. Только по фамилии — тоже не катит, потому что Хэ — это жирующая мрачная семейка Хэ, а не этот вот припиздок. Тянем Мо тоже его назвать не может, он же не братан ему и не питомец. «Эй, ты!» мерзавцу самое впору, или «говноед».       Очевидно же, что девиант при необходимости прикончит его с полным равнодушием в рамках своих протоколов. Во время перестрелки в прошлый раз он не разменивался одними шоковыми или холостыми. Мо привык, что он для посторонних не ценнее уличного мусора, но принять легче, что ты мусор хотя бы для себе подобных.       — Тебе нужно ещё кое-что знать. Для обычного андроида приоритет — жизнь человека. Со мной не так, моя — в приоритете. Не вынуждай меня делать этот выбор, о’кей? — Тянь поворачивает голову, и Мо видит, как взгляд пустых серых глаз фокусируется на его лице.       — М-м, — отзывается Мо, ковыряя ногтём обшивку двери. — Жи-изнь у тебя, да? — бубнит он, а у самого в горле пересыхает.       — Ага, — спокойно подтверждает девиант, и Мо уверен, что звучит это с насмешкой.       — А мне ты так пытаешься сказать: смирись, если тебя сегодня пришьют.       — Цел же за двадцать один год? Отлично адаптировался. Я позабочусь о тебе, если мешать не будешь. Сотрудничай.       — Толку-то, жить как мне после прикажешь?       — Можешь получить защиту как свидетель.       Рыжий ржёт: очевидно, что ему втирают отвратительную хохму.       — Нахрена ты за руль держишься, в чём прикол? Она у тебя сама едет. — Мо бесится, не видя смысла развивать тему своей безопасности. И так тошно.       Тянь смотрит на него, вопросительно поднимая брови.       — Я держу руль, потому что на трассе оживлённое движение, мы не в Эко-Сити, и меня сейчас не интересует, кто вокруг нас. Но в случае чего — я управляю самым надёжным способом. — Он постукивает большим пальцем о руль, добавляя: — Глупыш.       — Сейчас переебу по морде и не посмотрю, что ты на меня ещё двадцатку маляв накатаешь.       — Ударишь меня? — с вызовом дразнит Тянь, указывая пальцем на своё лицо. — Такой наивный, Рыжик. — Он легко ловит кулак Мо, направленный в него больше символически. — Давай, попытайся ещё раз. Осторожнее, ты так ударишься.       Они паркуются на обочине за развязкой трассы.       — Дальше своим ходом. — Тянь открывает двери и идёт к багажнику.       Мо выбирается наружу.       — Как я выгляжу? — как ни в чём не бывало спрашивает Тянь, будто Мо нанялся с ним болтать.       — Мне плевать, — честно отзывается он.       Ему неинтересно, в глаза б эту педерастину не видел, и Мо не собирается с ним общаться, напоказ игнорируя любое взаимодействие.       Одинокое белое око в чистом небе безжалостно испепеляет. Вздымающееся от раскалённого асфальта и песка пекло заставляет Мо взмокнуть в считанные минуты. Он снимает рубашку и обвязывает её на поясе вокруг шорт. Несмотря на сносный загар, в футболке он скоро превратится в гриль на открытом воздухе.       — Не по погоде, — продолжая верить в свой игнор, подмечает Мо. Он не видел больше Тяня в туфлях. И у Рыжего невольно вырывается довольный смешок. Эволюционирует, кибертварь, на глазах.       На девианте какая-то почти белая футболка, жёлтый, как песок, выцветший плащ с капюшоном и байкерские очки на лбу. От него шибает чужим прелым духом какого-то неудачника вроде Мо, чьи повседневные вещи торчали в герметичном пакете неделями. Рыжий морщится и думает, что перчатки без пальцев галимо сочетаются с такими чистыми штанами и обувью.       Тянь забирает что-то с заднего сиденья и через мгновение возвращает Мо бейсболку, которая, кажется, в последний раз была на нём в подсобке с Цунь Тоу, где и потерялась.       Мо не сечёт, что сейчас произошло, что за понты, но в своей бейсболке гораздо, гораздо удобнее, комфорт повышается до уровня нормы.       Они спускаются на подземную станцию скоростных поездов и через полчаса выходят на периферии Запада-228.       Специальные районы носят статус городов. Расстояние отсюда до Эко не больше двухсот километров, а разница такова, будто из футуристичной космической станции спускаешься в каком-нибудь Зимбабве веком ранее. А Мо кайфует, даже дышаться начинает легче грязным, пропитанным кислотными примесями воздухом. Глаз радуют устаревшие роботы, кружащие дроны и самодельные раскрашенные баллончиками протезы горожан. Он даже рад крысам, свободно бегающим по улицам.       Мо плетётся по улице, преодолевая колоссальный напряг. Он снова один, и весь мир против него. Если сегодня какой-нибудь встречный не насадит его на нож, Рыжий сочтёт себя нереальным везунчиком. Впереди маячит спина Тяня. Хотя, скорее, бок, а не спина, поскольку он своей высокой фигурой двигается сквозь поток прохожих и вполглаза приглядывает за своим рыжим пёсиком.       Под печенью Мо будто забился клубок червей, настолько у него нервное состояние и подсасывает в желудке. Ему кажется, что у него сейчас полопаются глазные яблоки от того, как напряжённо он таращится на окружающих, ожидая чего угодно — к примеру, выстрела издалека.       Программа дня проста: Тянь заставляет его заходить в каждую подряд мастерскую и говорить с владельцами. Мо знает, что ни один из них не занимается чисто своим бизнесом. На деле все чем только не барыжат.       Рыжий совсем не старается быть полезным и халтурит, как может, а Тянь либо таращится, либо перебивает и меняет вопрос. За дверями каждого выхода они обычно срутся, и Тянь снова и снова заставляет Мо подчиняться. В любом случае Мо уверен, что они заняты какой-то полной хуйнёй, никак не реальным делом.       — Допросами пусть Судьи занимаются, ты мне за это не платишь. — Рыжий морщится, потирая плечо. Он без того дёрганый, ему неохота раз за разом испытывать, как следовательский выблядок виртуозно причиняет точечную нестерпимую боль. Мо столько не задирали с отстойных школьных времён.       — Безрезультатно. Подозреваю, что подкуплены в здешних местах.       Изнурительный день кажется невероятно долгим и из-за жары превращается в знойный сюр. Мо терпит, понимая, что не на прогулке. В действительности окружающим чхать, кто они и зачем здесь.       Он уже забыл, когда переходил улицу по светофору, и не помнит, когда вообще не нарушал. На долю секунды Мо кажется, что он видит через дорогу до дрожи знакомый силуэт, который, словно мираж, исчезает. В подобном мареве Мо охотно верит в зрительный обман. Он находит глазами Тяня и молча плетётся следом — противная щекотка регулярно напоминает о длине его поводка.       Мо опускает козырёк ниже на нос и тупит в землю, глаза жутко устают от яркого солнечного света.       Он вздрагивает всем телом от контакта чужих холодных пальцев со своей ладонью, в которой после мимолётного касания остаётся маленький пластиковый прямоугольник с чипом. От испуга в памяти Рыжего успевают пронестись немногочисленные лица близких, прежде чем он обменивается взглядами с человеком, лицо которого наполовину спрятано за высоким воротником куртки. Многие носят маски, но жёлтый цвет радужек настолько неестественный, что напоминает серу. Холодный взгляд из-под густой белёсой чёлки — как у сытой, медленно проплывающей мимо акулы. Прохожий безразлично мажет по Рыжему спокойным нейтральным прищуром и растворяется в толпе. Жёлтые глаза действуют на Мо так, будто ему в сердце всаживают толстенный шприц адреналина.       У него всё внутри переворачивается с ног на голову. Он словно чувствует дрожь земли и неба — но внутри себя. За секунду Мо будто раскраивает и латает заново, после чего он становится прежним. По коже проносится озноб, словно его окатили ледяной крошкой, когда металлический браслет, гулко щёлкнув, спадает с кисти и лязгает о землю. Ни на что больше не остаётся времени.       Мо понимает это в тот же момент, когда находит глазами Хэ Тяня. Тот оборачивается и впивается в него таким острым взглядом, что Мо уверен — сейчас выстрелит. А сам не чувствует, как уже пятится.       Ноги сами ведут его прочь.