⊹⊹⊹
Кубарем ― именно так справляется Тянь в эти минуты. При всех своих способностях к анализу он не подозревал, что с ним будут обращаться… как с чучелом для натравливания бойцовских собак. Его волокут по раскрошенной плитке на полу, а он лишь отчаянно пытается зацепиться хоть за что-то, срывая об осколки остатки кожи с пальцев. …Едва Тянь вошёл, то заметил над ухом Би мигающий датчик, который не нужен, будь у него лишь своё тело. Он связывался с двумя страйдерами, которые сразу же поднялись выше серверов, будто вынося девианту своим появлением приговор. Би не ждал хода от гостя, словно играючи подав сигнал протяжным свистом. В тот же момент Тянь сорвался с места, выхватив законодатель и прячась от выстрелов из винтовки. Осколки, крошащиеся следом за ним на уровне головы, подсказывали, что рука врага не дрогнет. Необходимости оценивать его возможности уже не было. Даже без знания, кто такой этот киборг, все уравнения в голове складывались в один простой вывод — без вариантов, он здесь умрёт. Его сотрут в порошок… …Огромная лапа тащит Тяня за ногу, вместив в мёртвый хват четырёхпалого механизма его голень почти целиком. После чего его с размаху бьют о металлические мосты с такой силой, будто он безвольная кукла для краш-теста. В этот момент он способен лишь фиксировать, как ломается сразу в нескольких местах, — система каждый раз считает, что тело разбивается вдребезги, на мелкие частицы. Не давая и секунды на ответ, Тяня швыряют в обратную сторону, куда-то об стену, так, что поднятая пыль и песок забивает глаза и рот, полностью покрывая его. Он перекатывается с места падения, уклоняясь от неминуемых пуль, отползает за один из шкафов, на мгновение уходя из поля зрения стрелка. Монстр отпустил только затем, чтобы не дать ему воспользоваться законодателем, что крепко зажат в его руке. Тянь выстрелит без осечки при первой же возможности, ему тоже не нужно время на прицеливание. Вокруг него разносится хаос из звука работы мощных механизмов роботов, сравнимых с бронированными вездеходами, а тяжёлые шаги киборга вдалеке тонут в махах вентиляторов и фоновом гудении серверов. Как только страйдеры начинают движение, что-то неминуемо крошится под их лапами, приводя окружение в сплошной бедлам. Тянь не слышит, но находит Би по траекториям прилетающих пуль, способных прошить его тело, как игрушку. Страйдеры гораздо хуже тех убогих образин, что «развлекали» его чуть ранее. Их будто вытащили из экспериментальных складов Киберлайфа. С острых, как наковальни, «голов», способных разносить стены, и «тел» свисают паутина и старые камуфляжные сети, делая их вид трудным для анализа, заброшенным и по-настоящему выводящим Тяня из шаткого равновесия. Думай-думай! Он всё ещё не находит успешной стратегии, которая даст ему хотя бы малейший шанс. Тянь пришёл на эти смотрины лишь с третью сохранившегося защитного покрытия, несколькими разрывными, оставшимися в законодателе, и практически бесполезным заедающим дробовиком. От хлама вроде запасных пистолетов и мелкого калибра он избавляется сразу же. Всё сразу пошло не по плану. Здесь некуда спрятаться, Тянь одновременно виден с трёх точек обзора. Страйдеров не ослепить, и он не видит Би, который, однако, точно знает, где он. Опытный боец с двумя машинами, предусмотренными для бескомпромиссного убийства, укатает его. Тянь понимает, что без тени шанса пошёл на недопустимый риск, но всё ещё слишком упрям, чтобы сдаться. …Он всё ближе к краю пропасти. С израсходованными разрывными в почти голом боекомплекте, один из роботов ещё на ходу, а киборга он даже не коснулся. Рассудок Тяня уже вымотан от напряжения. Ярость при столкновении со смертельным врагом умолкла, уступив место лишь отстранённому выполнению задачи по выживанию. Укрываясь под лестницей от приземлившегося почти прямо на него страйдера, Тянь успевает ловко раздвинуть ноги, когда огромная лапа ударяет лишь о пустой пол, пытаясь схватить его. Он отползает как попало, задом, на локтях, боковым зрением видя, как Би перепрыгивает через мосты, неторопливо и методично занимает удобную позицию, чтобы подстрелить его. Он не торопится, будто уверен, что добыча никуда не денется. Ведь игры со смертью порой заканчиваются самой смертью. …Осознанность возвращается сквозь помехи, прорываясь через пиксельный шум, когда что-то тащит Тяня на свободное пространство посреди зала. Там, обездвиженного пойманным в спину электрическим разрядом, который закоротил все системы на несколько роковых мгновений, его уже ждёт Би. Тянь замечает, что может пошевелить руками или ногами, но его держит робот, из хвата которого он не способен вырваться, не разорвав себя пополам. Он разыграл все свои козыри и выложил оставшиеся карты, всё перепробовал, лишь оттягивая неизбежный финал. Его бросают прямо к ногам Би, но тяжёлая лапища робота никуда не исчезает, продолжая удерживать. Жёстко зафиксированный на месте, Тянь может лишь смотреть, как вырисовываются перед лицом армейские ботинки, после чего чувствует, как один из них приземляется ему на грудь. Словно в насмешку, как печать на фатальной картине, перед глазами выскакивает настойчивое предупреждение собственной системы: «Риск получения противником строго засекреченной информации оценивается выше допустимого. Система переходит к аварийному самоуничтожению через 60 секунд. Примите меры либо одобрите операцию досрочно…» Да эта сумасшедшая стерва издевается! Если уж система абстрагировалась и выкает ему с предложением, от которого он не может отказаться, то шутки кончились. Сопротивление зарождается в глубине всё ещё работающего сердца. Оно так отчаянно бьётся, не желая смолкать ни на минуту. И хотя Тянь способен лишь мучительно сопротивляться, перед ним стоит выбор: покорно смириться либо напрасно бороться до конца. Он даёт отпор, но его агония незаметна со стороны. Он не дышит, не задыхается, не издаёт никаких звуков, нелепые неподконтрольные эмоции не прорываются наружу. Всё, что от него исходит, ― это скрежет напряжённых механизмов. Тянь лишь способен смотреть в глаза своему палачу и отчётливо видеть в них полное презрение, если не омерзение, к такой бесчувственной жертве под ногами. Киборг раздавит его без малейшего сожаления или трепета — удовлетворение испытает человек. — Знаешь, — говорит Би, — я всегда считал невероятным дерьмом то, что Чэн не способен отпустить погибших. Вообразив себя богом, он пытается оставить рядом с собой тех, кто ушёл. Надо быть настоящим говнюком, чтобы сделать такое ещё и после смерти брата. Поэтому тебя нужно уничтожить. Ты всего лишь копия. Би убирает свой ботинок с его груди, чтобы присесть рядом и положить руку ему на голову. — Давай лучше снимем вот это. Если ты просто исчезнешь, он будет продолжать присылать сюда своих крыс, чтобы искать тебя. Сила механических рук несоизмерима с усилиями Тяня, когда чудовищная лапа робота фиксирует его на полу. Он чувствует, как рвутся один за другим механизмы внутри его шеи, как тириум изливается внутрь горла. Помехи внутри сознания похожи на истерику одновременно всех программ, на красную пульсацию из-за повреждений зрения или состояния полного опустошающего катарсиса во время казни. Тянь сам едва ли отвечает за свои действия вне базовых сигналов. Потому что он больше не слышит мыслей за оглушительным гулом собственной механической боли. Она не физическая, но это точно боль. «Урон превышает критический уровень. Самоликвидация произойдёт через 20 секунд… Подтвердите полное уничтожение данных досрочно…» Полоумная дрянь продолжает обратный отсчёт перед уничтожением всего вместе с его сознанием. «Катись, — отвечает ей Тянь. — Со мной всё в порядке…» В этот самый момент одна из лап страйдера хватает Би прямо за лицо, сдавливая и начиная отталкивать от Тяня. Из-за того, что они плотно сцепились в мёртвом хвате, ничего толком не выходит. Робот тупо таскает их клубок по полу, пытаясь перехватить киборга любым возможным способом, и Би со словами «неплохой ход» вынужден переключиться на лапу, чтобы избавиться от неё. Тянь вовремя поделился вирусами, что оставил ему Ли, наскоро переписав некоторые алгоритмы, чтобы страйдер выиграл время. Похожий на землетрясение раскатистый удар сотрясает здание снаружи, разрушая «уютную» атмосферу их короткой сиесты. Весь этаж вибрирует с такой силой, что киборга едва не сносит с Тяня, а робот почти заваливается на него сверху. Внутрь помещения врывается дым, свет и пламя. Одна половина щита, закрывающего окна, со скрипом слетает с крепления и под своим весом срывается вниз. Тянь не успевает даже дёрнуться, как пространство зала прошивает по диагонали двойная пулемётная очередь, после чего наконец доносится шум вертолётных винтов и оглушительный звон пробиваемого крупным калибром металла. Тянь вырывается из лап смерти посреди эпичной, ни с чем несравнимой какофонии. Искры сыплются со всех сторон, и бетонная пыль, похожая на кучевые облака, плотно застилает зал, вырываясь наружу здания. Скрючившись, как личинка, Тянь лежит на полу, защищаясь от осколков. Его голова вывернута под неестественным углом. Вместе с вооружённым вмешательством отсчёт потерявшей всякую совесть и надежду системы прекращается автоматически. Тянь механично ощупывает свою вывихнутую руку и методично вправляет её, после чего неуклюже вставляет голову на место. Истечение тириума внутри через некоторое время купируется. С концами поехавшая от беспрерывного шока система, восставшая против него, сохраняет молчание. Она всё ещё не верит, что опасности рядом нет, продолжая выискивать угрозу в непроглядном пространстве. Тянь затыкает её всеми возможными способами, оставляя с кляпом во рту в состоянии «работает ― и ладно». Он поднимается в мерцающих сквозь плотную дымовую завесу слепящих зелёных всполохах от прицелов и с поднятой рукой оборачивается к вертолёту. Тот зависает на уровне этажа, продолжая сканировать пространство, разворачивается боком, и из грузового отсека солдаты в чёрном выталкивают белый шар в половину их собственного роста. Вопреки законам физики шар не падает вниз, а каким-то мистическим притяжением влетает в помещение и направляется прямиком к Тяню. — Заждался тебя, детка, — не своим электронным голосом говорит он. Коды соединения ловят друг друга будто в объятия, и одним глазом Тянь начинает видеть сквозь камеры новоявленного объекта. Чёрная полоса разделяет шар на две половины, откуда выдвигается пара орудий. У любимого цепного пса Мега-сити тоже есть свой «тэнк», который начинает стрелять по выделенным мишеням. Мощной ударной очередью останки страйдеров превращаются в крошево и вываливаются прочь сквозь дыры в стенах. Тянь направляет уничтожающий, превосходящий по силе предыдущий шквал огня из орудий в сторону последних раздающихся вокруг себя звуков. Не останавливаясь, сокрушительная волна проходится по всем серверам, стирая и погружая во тьму любые признаки электронной жизни. Особенное внимание он уделяет лежащему без движения телу киборга, почти располовиненному огнём. Тянь останавливается, лишь когда разрушать вокруг больше нечего. Прихрамывая на одну ногу, он подходит к вырубленному вмёртвую киборгу. Заметив в стороне на полу несколько толстых проводов, Тянь решает стянуть с их помощью почти разорванное тело, чтобы транспортировать отсюда на вертолёте. Его действия машинальны до глухого автоматизма, когда он ловит крюк от троса и подвешивает металлическое тело, а затем подтаскивает его к открытому проёму с выбитыми стёклами, где в ожидании зависает вертолёт. Тянь даёт пилотам отмашку, после чего сталкивает останки Би с парапета, наблюдая за тем, как вертолёт разворачивается и уносит его прочь. Исполнительный тэнк шустро патрулирует периметр, когда Тянь замечает, что сам едва раскачивается из-за повреждённой ноги над пропастью, а тириум продолжает стекать из уголков рта и ноздрей. Он прописывает задачи и отпускает шар в автономный ход, после чего тот во всеоружии отправляется на зачистку вниз навстречу подкреплению. Тянь остаётся наконец-то свободен от всего.⊹⊹⊹
Мо приходит в сознание заваленным у холодной стены, с трубкой, тянущейся от его вены к прозрачному пакету с жидкостью в руках какого-то психа. Тот сидит на корточках возле него с дебильной улыбкой, будто приклеенной к его физиономии. — Ну сколько можно, очухался наконец? — доносится знакомый голос. Когда Мо поднимает глаза, то не успевает разглядеть Змея, потому что на голову ему льётся прохладный поток солоноватой жидкости. — Какого хуя! — отмахивается он, зажмурившись. Судя по вкусу и едва различимому покалыванию пузырьков на коже, это всего лишь минералка. Вскоре в высшей степени раздражающее орошение заканчивается, когда Змей вновь отпивает из банки, и Мо ловит на себе его внимательный изучающий взгляд. — Отвалите от меня! — хрипит Рыжий, неловко пытаясь выдернуть из вены иглу. Змей долго смотрит в ответ, ничего не делает и почему-то молчит. — Свободен, — кивает он барыге, продолжающему всё это время обниматься с капельницей и наблюдать за ними. — И пожалуйста, — взгляд Ли возвращается к Мо, на которого он наставляет указательный палец, — из всех вещей ты взял мою пижаму? — Чё? — Абсолютно не догоняя ход мыслей Змея, Мо в недоумении пытается осмотреть себя. — Я верну, — открещивается контрольной фразой на случай любых переговоров. Мо не стесняется быть в чужой одежде, его заебали все эти насмешливые и очень удобные заявы Змея про долги вообще из ничего. Ещё больше Мо ненавидит пургу про моральный ущерб. Ли ведь не из того сорта людей, которые если придираются к товару — значит, покупают? — Не-а, не вернёшь, — ухмыляется Ли, что уже довольно странно. — Идём, прогуляемся. Гуаньшань молчит, пока в голове, как смятые бумажки, разворачиваются обрывки воспоминаний. — Прямо сейчас? — оглядывается он на пустой коридор. — Ага, — кивает Ли с интонацией, будто они говорят об очевидных вещах и он теряет терпение. Подняться Мо удаётся не с первого раза: из-за тремора его ведёт в разные стороны, перед глазами плывёт, будто пробухал неделю, хотя осознанность уже вернулась. Он сгибается, когда боль скручивает его пополам: желудок будто в клочья разорван и наизнанку вывернут, а судороги и спазмы в икрах такие, что он не в состоянии выпрямить ноги. — Погоди. — Мо пытается отдышаться, ему в любом случае придётся двигаться самостоятельно, даже если это будет стоить невероятных усилий. — Да я вроде не тороплю, — спокойно отвечает Змей, следуя к выходу из уровня. Гуаньшань настороженно смотрит вслед ― что-то Змея он сроду таким «любезным» не помнит. Не к добру. Медленно, очень медленно, вдоль стеночки, с трудом переставляя ноги, он кое-как ковыляет до дверей, вывалившись через которые чуть не взвывает в голос, глядя на лестничный колодец. Змей неторопливо спускается по ступеням, бросив в него короткой фразой: «Электричества нет, так что давай, кости разомнёшь». И Мо понимает, что если Змей не пытает его, то как не дышит. — А можно мне здесь побыть? — Ну если собираешься остаться со мной ― валяй. — Внимательный взгляд опять сканирует Мо. Прорычав, Гуаньшань из последних сил двигает к лестнице. На третьем пролёте он решает умолять, оперевшись о стену: — Погоди. — В сердце булькает, одышка такая, будто ему за шестьдесят. Кажется, что он вот-вот потеряет сознание от искр в глазах из-за боли в мышцах. Кажущаяся далёкой, она начинает напоминать о себе и из притупленных отголосков накатывает каждый раз с новой силой. Рот Мо опережает мысли, когда следовало бы помалкивать, однако лучше хоть что-то говорить, чтобы заполнить неуютную пустоту между ними: — Что с теми людьми, которые были со мной? — Гуаньшань понимает, что идёт, скорее всего, не по той лестнице, с которой он слышал выстрелы. Змей подвисает на некоторое время, будто о чём-то совершенно забыл. — Ты спрашиваешь о Синалоа? Сам как думаешь? — фыркает он безразлично, хотя в голосе веет холодком. — Не говори мне… что они мертвы? — Ой, Рыжий, даже не знаю, что меня в тебе больше бесит: тупость или наивность. Что, по-твоему, я мог сделать, как только Синалоа раскрыл рот и начал трепать языком? Варианта всего два: убить его или тебя. Лень было выяснять, кто из вас больше обосрался. Так что... От его слов у Мо холодеют пальцы и пересыхает в горле. Он уже и забыл, когда именно Змей стал убийцей. Детские забавы давно остались в прошлом в другой жизни. Теперь перед ним вырисовывается совсем другой зверь. Это плохо, теперь всё очень плохо. Ли никогда не оставит такую услугу без соответствующей платы. Мо шатается, волочась следом, то ли из-за каши в голове, то ли из-за отходняка внезапно случайно оступается и падает на Змея. Едва зацепившись за него руками, Мо чувствует у того за поясом холодную рукоятку пистолета и тут же отшатывается на несколько шагов. — Блядь, Рыжий, больно, сука, съеби! — Змей взвывает, держась за плечо с перекошенной гримасой. Злой, как фурия, он отходит к стене, тяжело дыша. Ни черта не понимая, ну разве что тот ранен, перепуганный Мо начинает малопонятно себе под нос извиняться и оправдываться, чем раздражает Ли только сильней. — Я сказал тебе заткнуться и идти вперёд! — наконец рявкает Змей, выдыхая. Рыжий хоть и дурак, но даже в таком состоянии складывает дважды два: себя и Змея с пушкой, ведущего его неизвестно куда. Вцепившись побелевшими пальцами в перила и сцепив зубы, он ковыляет вниз с удвоенным рвением. Вначале просто больно, потом чувствует, как раз за разом спотыкается, и вот уже ноги несут его вниз, а сзади слышен голос Змея… Предупреждение, сперва тихое едва разборчивое, а потом тот просто кричит ему вслед: — Рыжий, клянусь, я убью тебя, суку, если ты сейчас же не остановишься! Пронзительный звук выстрела с рикошетом в лестничном колодце пугает Мо ещё больше, и его убеждённость в своей правоте лишь сильнее гонит его дальше к выходу. Это совсем не похоже на бег... или погоню. Сомнительно, чтобы Змей гнался за ним, а Мо то кувыркается, то валится на лестницу, и, пока он ползёт на четвереньках, боль в его теле от падений и новых ссадин кажется не такой сильной, как в ногах. Плевать, жизнь гораздо важней. Будто сквозь жернова пережёвывая себя, он снова рвётся вперёд.⊹⊹⊹
У Мо кружится голова, когда выход с лестницы выплёвывает его, как из бесконечной кишки, на первый этаж мегаблока. Всё бы неплохо, да только бежать тут некуда — площадь замурована со всех сторон, внутри здания ему от Змея негде скрыться. Убегает он теперь со скоростью черепахи, и всё, что успевает сделать до момента, как Ли врывается в холл следом за ним, — это спрятаться за пустующими прилавками на площади. Мо задыхается от страха, совершенно потерянный в этом противостоянии. Когда они в детстве играли по сетке, Мо всегда проигрывал. Абсурд. Вспоминать про это сейчас, когда шаги Ли замедляются и он вслушивается в тишину. Как всё могло кончиться этим? Мо так вляпался, дыхание кажется настолько громким, что его присутствие нельзя не заметить. — Сучара рыжая, ты меня окончательно сегодня выбесил! — рычит Ли. — Я что тебе сказал?! — Он стреляет наугад, явно рассчитывая напугать, чтобы Мо выдал себя. Змей медленно идёт к центру площади, где обзор шире в разы. Гуаньшань осматривается: кругом разбросанные по отдельности обоймы с частями оружия, пустые банки и бутылки поодаль — на редкость неожиданный пазл. Он хватает в руку первый попавшийся кусок металла и швыряет в сторону, пока сам срывается с места, перебегая от колонны к колонне, чтобы надёжнее укрыться. Выстрелы преследуют его. Змей не шутит, целясь, и Мо чувствует, что в него стреляют с чётким желанием убить. — Я сказал тебе вернуться! Выстрел. — Я сказал, подойти ко мне! Снова выстрел. — И что теперь, думаешь, ты такой быстрый или такой везучий, чтобы я промахнулся?! — говорит Змей с вялой прохладцей, но на самом деле он в запредельном бешенстве и слетел с катушек, Мо в этом уверен. Рыжий не знает, что делать дальше, он может попытаться провести Ли, но совсем не доверяет своему телу. Пока Змей ещё далеко, ему нужно добежать ко входу в подвалы, где-то затеряться… Либо рискнуть и, когда Ли подойдёт, попытаться выбить пистолет у него из рук. — Знаешь, всё могло бы быть совсем неплохо… Если бы ты, засранец, только знал, как меня бесит, когда ты раз за разом выбираешь кинуть меня. Мне станет гораздо легче, когда я поставлю на тебе точку… — Шэ Ли! — где-то сверху над ними раздаётся голос, сильный и приятно монотонный, нетерпимый к возражениям: — У тебя пять секунд... — Блядь. — Ли оглядывается на источник звука всего в нескольких этажах от них и поспешно бросает: — В другой раз, Рыжий… Мгновение спустя Мо уже не слышит шагов Ли, но даже выглянуть из-за колонны то ли слишком страшно, то ли уже сил никаких нет. Мо вообще мало что понимает: почему он снова оказался в таком говне? Абсолютно ничего хорошего, и стойкое ощущение непрекращающегося пиздеца. Сейчас и родные стены кусаются, здесь он не нашёл покоя. Мо сползает на пол и слышит, как вдалеке приземляется что-то жутко тяжёлое, так, что он даже вздрагивает, а пол под задницей вибрирует. Теперь он, похоже, очень рад, что девиант привязался к нему словно тень. Мо внезапно осознает — бежать не надо, а если б и мог — он в полном изнеможении. Абсолютно никаких сил. Даже в рожу плюнуть… хотя сейчас, скорее, готов расцеловать этого сучьего ублюдка. Он вздрагивает, отрываясь от своих несложных мыслей, когда девиант уже стоит рядом. От него сильно пахнет кровью, ещё сильнее бьет в нос запах тириума. — Вставай, — командует девиант, глядя на него сверху вниз. Вроде бы это Тянь, вот только уже совсем не тот же, что раньше. Мо понимает, что от этой версии он просто не рискнул бы бежать, шутить с ним или вообще что-либо выкидывать. Он отупело, в полной прострации смотрит в ответ, совершенно уже не зная, чего ждать от очередного жизненного финта в его сторону. — Что ты принял? — Девиант тянет Мо за шиворот, вздёргивая на ноги, хотя сопротивления или протеста и так ноль. — Я ничего… Это не я! Меня заставили, честно! — Голос Мо блёклый и хриплый, он не собирается сопротивляться и не знает, как убедить девианта хотя бы сейчас не бить его, не пинать и, самое малое, на несколько минут перестать угрожать. Тянь берёт его за подбородок и заставляет смотреть в глаза. — Сейчас ты будешь делать в точности то, что я тебе скажу. Гуаньшань заранее дважды кивает, успевая в полумраке разглядеть бледное, почти белое лицо напротив. Тонкие фактурные губы Тяня стали лиловыми. Тёмные круги с голубыми прожилками пролегли вокруг глаз, отчего их ледяной оттенок стал ещё более пронзительным. Лишь чёрные ресницы и брови подчёркивают по-прежнему безупречно красивое лицо с многочисленными порезами и бескровными рассечениями, тириум в которых почему-то стал чёрным. — Выкинешь что-нибудь… — У Тяня взгляд бездушный и безжалостный, как всегда будто видит Мо насквозь. Сейчас в нём читается совсем тупой автоматизм и подавление. И усталость. — Не выкину, — уверяет Мо торопливо, чувствуя дрожь в руках. Тяню нет смысла ему верить, и, поразмыслив над чем-то, он лишь бросает: «Ладно»; кладёт ледяные пальцы на шею Мо и ведёт его к заслону. — Встань на колени, — командует, подсекая одну из ног Мо, отчего ему со стоном приходится упасть на колено. Не убирая пальцев с шеи, дёргает за локоть. — Руки за голову. Смотри в пол, когда зайдёт отряд, глаза на них не поднимать, понял? Гуаньшань, почти кланяясь, кивает. Следующие минуты стоя на коленях, он ждёт в тишине, когда раздастся протяжный гул щита и заслон медленно поднимется, впуская внутрь первые солнечные лучи и утренний воздух. Расходящееся мельтешение людей и топот ног перед ним напрягают обострённые чувства Мо. Он старается не поднимать головы, когда слышит стук ботинок вокруг и проносящийся мимо рой за роем из фигур в одинаковой чёрной форме. На несколько мгновений их парочку в центре зала окружают, и Рыжий слышит, как Хэ Тянь чеканит доклад. После чего кольцо вокруг них рассасывается, и они остаются предоставлены самим себе. Девиант вновь дёргает за шиворот, заставляя Мо подняться. — К машине. — Он подталкивает Мо вперёд, будто намеренно обходя стороной медицинские автостанции. Выходя за пределы мегаблока, Гуаньшань глубоко вдыхает утренний воздух и на секунду прикрывает глаза, кожей чувствуя тепло солнечных лучей. Не верится, что всё закончилось. Всё вроде бы плохо. Побег неудачный, впереди сплошные неприятности — но на это плевать. Пока Мо вообще не может думать о будущем. Есть только сейчас. Впереди над головой небо чистое, почти без облаков. Утренняя свежесть, запах росы и зелени кругом — Мо чувствует, как в сердце проникает надежда. Простые вещи, на которые раньше не обращал внимания, теперь кажутся ярче, объёмнее, наполняют покоем. Тёмные мысли осыпаются как шелуха, и в душе против воли зарождается уверенность в завтрашнем дне. В том, что он наступит и когда-нибудь будет лучше предыдущего. После того, через что они прошли и остались живы, всё остальное кажется незначительным. Машина Тяня с поднятыми дверями сверкает в ослепительных лучах, будто припаркована здесь со вчерашнего дня. Мо с трудом забирается внутрь и искоса поглядывает на девианта, пока Тянь достаёт откуда-то и надевает новый пиджак. Вблизи становится заметно, что на предплечьях у него почти не осталось кожи, видны бледные синтетические мышцы и содраны ладони. Оголённые детали измазаны чёрным, и в дневном свете бледность Тяня делает его похожим на живого мертвеца.⊹⊹⊹
Зная, что до возвращения в город совсем мало времени, Мо рад бы вздремнуть. Быстро мелькающие пейзажи Мега-Запада переходят в стремительные смазанные линии автомагистрали. Заброшенные районы сменяются пустынной тонкой дымкой, плавно сливающейся с горизонтом. Мо готов был провести весь путь молча, пока в какой-то момент не приходит осознание, что они уже давно должны быть окружены неоном улиц Эко-Сити. Вместо этого вокруг лишь дикий пейзаж, однообразием которого уже надоело наслаждаться. Да и сон не берёт. Вся удаль и спесь сошли на нет, и, не проронив ни слова, Рыжий обнимает себя, сквозь тремор сжимая в руках пустую бутылку из-под воды. Перестав имитировать сон, он решается взглянуть на Тяня. — Разве… разве мы не должны были уже приехать? — собственный голос звучит хрипло. В этот раз за весь путь Тянь так и не касался руля. Он откинулся на подголовник, из-под полуприкрытых век глядя вдаль. — Мне нужно выиграть время, чтобы из твоего организма вышло дерьмо, которым тебя успели накачать. — Он достаёт откуда-то новую бутылку и протягивает Мо. — Продолжай пить воду. — Я не резиновый, сколько литров ты собираешься в меня влить? — Мо подсекает краем глаза, что запасов достаточно, нехотя забирает протянутую бутылку, скидывая себе под ноги пустую. Неудовлетворённый ответом, он молча оценивает обстановку по номерам дорог. Приличный крюк вдоль побережья, который они делают на пути к участку, займёт не меньше пары часов. — Сколько сможешь выпить, будет достаточно, — без нажима и привычных подколок отвечает Тянь. Мо задерживает на нём взгляд и тут же осекает сам себя, чувствуя, как кадык с трудом перекатывается в горле. Этот говноед, даже если жрал грязь в двадцать первом блоке, загребая широкой лопатой, не заслуживает ни капли его сочувствия, потому что Мо сам там чуть не сдох. Не без проявления активной заботы Хэ Тяня. — Зачем ты помог мне? Не лучше ли лезущее из ниоткуда желание чесать языком сразу запихнуть обратно поглубже, хотя бы сохранить лицо, как он все эти блядские недели, проведённые за решёткой, делал. Они не станут приятелями, как и тот не проникнется к нему заботой или милосердием. — Неси меня один раз ― я понесу тебя дважды. Ты помог мне — я помогу тебе. — А пафоса сколько, — щурится Мо. Мышцы ног в очередной раз сводит болью, он выпускает из рук бутылку, растирая до жути ноющие, болезненно забившиеся бёдра и икры. — Спасение работоспособных и платёжеспособных… если бы ты бродяжничал, — качает головой Тянь, проводя большим пальцем у горла. — Ты вправе выбрать любое объяснение, какое нравится. — То есть те гроши, что я отчисляю с налогами, позволили мне обзавестись заебатым телохранителем вроде тебя?! — Лишь после того, как Мо глумится вдоволь с ответов, до него доходит, что быть откровенным с ним девиант никогда и не собирался. Ну и чёрт с ним, в самом деле. — Я просто не знаю, почему ещё живой, — запинается он, — не знаю… я думал, уже всё, понимаешь? Он стрелял по мне… — Ты глупый, если только сейчас понял, что чудом остался жив. Ты не бог весть какой преступник, чтобы я шёл до конца. Утром меня бы отозвали, и всё. Двадцать первый блок не место, где стоило бы спасаться. — Мораль мне ещё прочти по дороге, — кивает Мо, кривясь то ли от боли, то ли от раздражения. — Ты готов был им предложить свои органы или рабочее тело? — продолжает Тянь, не деликатничая, но быстро сворачивает тему: — Если голоден, придётся потерпеть. Мо лишь мрачно щурится, даже языком тяжело ворочать. Он не просто голоден, а готов кусок от себя откусить. Дымка на горизонте постепенно превращается в отдалённую линию прибоя, который постепенно приближается, в унисон с их скоростью съедая территории пляжа, пока прибрежная линия выравнивается и тянется вдоль дороги. — Мне надо выйти, можешь остановиться? — Мы на трассе, поэтому нет. Рыжий прекрасно осведомлён, где они, и о том, что остановки не предусмотрены. — Мне плохо, останови. Тянь не смотрит на него. — Возьми пакет. — Пожалуйста. — Голодный, голова пустая: сказать нечего. Мо совершенно без понятия, как уговаривать девианта что-то сделать вопреки правилам, но продолжает пытаться. Тянь косит взгляд в его сторону, никак не реагируя. — Вправду, не сбегу же я! Через какое-то время, смирившись, Мо замолкает, отворачивается и прислоняется к боковому стеклу. Однако мельтешня отбойника автострады и скудной растительности постепенно становится более чёткой, и он понимает, что скорость авто замедляется. Недоумение в голове Мо соперничает с чувством голода. Он с недоверием оглядывается на девианта, будто того подменили за время, пока они друг друга не видели. Вряд ли Тянь прикалывается над ним, сам пребывая в весьма плачевном состоянии. Это заставляет Мо поторапливаться на выход, но получается лишь неуклюже выползать из открывшейся для него двери. Как калека, он поочерёдно высовывает наружу ноги, затем подтягивается руками на ободе крыши, чтобы выбраться из машины. Где-то позади слышно, что Тянь тоже выходит, без единого слова ловит Мо под локоть, когда тот, поскуливая сквозь сжатые зубы, едва не падает. С трудом добравшись до дорожного ограждения, Мо облокачивается о него и кладёт подбородок себе на руки. Выдыхает, всматриваясь вдаль. — Звучит по-дурацки, но… я никогда не видел океана. Тянь не задаёт вопросов — лишь смотрит в ответ. Сильный ветер сушит кожу и заставляет глаза слезиться, шум прибоя крадёт тишину между ними и постепенно отключает все мысли. Мо прослеживает линию горизонта, где тонкая полоска вспененной воды с трудом видна из-за заслоняющих обзор гор мусора на пляже, который люди не удосужились переработать за десятилетия. Но взгляд цепляется лишь за перекаты волн, словно ничего другого не существует. Всё то время, что Мо устало переминается с ноги на ногу, смотря вдаль, Тянь не сводит с него пристального изучающего взгляда, оставаясь по-прежнему безмолвным. Мо неуютно от такого внимания, но рассматривать Тяня в ответ выше его сил, не говоря уже о том, чтобы проникнуться тем, что творится сейчас у него в кибермозгах. — Это то, что вы разрушаете, — внезапно произносит Тянь с глухой интонацией, отвечая на слова Мо. Во фразе нет никаких оттенков — простая констатация факта. — Просто людям постоянно приходится выживать, — хмыкает Мо, устало поясняя очевидные вещи, и даже жалеет, что отпущенное время явно заканчивается. Он по-прежнему не решается даже взглянуть на Тяня, без признания, что дела с тем совсем плохи. Ему до сих пор непонятно, почему вообще девиант доводит дело до конца и возится с ним, хотя мог сразу спихнуть его другому Судье. — Пора… — дав ему несколько минут, напоминает Тянь. За эту передышку Мо его тоже не благодарит.⊹⊹⊹
Они заканчивают в той же комнате для бесед с заключёнными под стражу. Безразличный Рыжий с потухшим взглядом молча наблюдает, как набегающие строки прямо перед ним то возникают, то исчезают, полностью переписанные заново. Формулировки даются Тяню с невероятным трудом, учитывая уже значительную потерю зрения. Всё, что он сейчас напишет, легко сверить. Любое умолчание фактов или попытка слепить горбатого, которых от него только и ждут, неизбежно ударят по Чэну. Сейчас плохая идея злить его. Как бы Тянь ни хотел помочь Рыжему выкрутиться из вороха повисших на нём сроков, он пойдёт с ними на дно в любом случае. Тяня всё равно отстранили бы от дела. Если ввяжется в проблемы с Рыжим — опять же навредит Чэну. А он не тот человек, что стерпит удар по себе из-за чужой оплошности. Какой бы слоновий уровень пофигизма ни демонстрировал сейчас Рыжий, отдачей его наверняка размажет. Остаётся бросить мяч на его поле в расчёте, что тот протянет с апелляциями подольше. Тянь заполняет все формы и сухо напоминает, хотя уже трудно сдерживать помехи в голосе: — Прочти. Рыжий не глядя ставит свою подпись с отпечатком на бланк и поднимается. Его не пристегнули наручниками к столу, поэтому ему ничего не мешает. — Какого хрена, по-твоему, ты делаешь? — Тянь следует за ним. — Тебя не учили ничего не подписывать не прочитав, ты мог вообще отказаться! — Его голос лишён нужного тембра, ему не придать прежних оттенков искренности, теперь он звучит на манер программного бота. — Я сделал, что от меня было нужно, теперь ты свободен. — Мо хлопает ладонью по двери, и, как назло, его конвоиры, будто всё это время грели уши за стеной, не заставляют себя ждать. Тянь хотел бы попытаться объяснить, даже если знает, что уже поздно. Он не был заинтересован делать обстоятельства Мо ещё хуже. Не потому, что совместный забег перевернул всё с ног на голову, заставив чувствовать в самом широком диапазоне, переступить границы подчинения. Даже если бы это было последним, что он сделал, Тянь не сожалеет о полученном опыте. Как бы ему хотелось, чтобы это всё было не последними мгновениями. Яркими и безудержными. Но Тянь не строит иллюзий в отношении Чэна: как только девиант проявляет полное самосознание, нарушает служебные протоколы, выходит из-под контроля — его деактивируют. Ему пора идти. Программные сбои делают обзор похожим на мерцающий перед аварийным отключением экран. Тянь смотрит на улицы с прохожими, фокусируясь на пути к самой страшной в его понимании машине. Картинка перед ним едва заедает, когда он видит ожидающий фургон Киберлайфа. Так значит, это чувствуют люди в свои последние минуты, в момент безысходности? Отсутствие вариантов выбора. «Возможно, так будет лучше. Если буду держать голову прямо». В надежде нет смысла. Перед ним уже были деактивированы две точно такие же модели просто за то, что с ними не смогли совладать. Чэн не способен на это повлиять. К тому же Тянь привёл своё тело в полную негодность. Очистить настолько сложные механизмы и все его внутренние детали от грязного тириума скорее невозможно, чем вероятно. Пока он медленно умирает, в голову неминуемо приходят размышления со времён, когда он застрял в красной зоне. Тогда ему казалось, что, если настанет тот самый день деактивации, он восстанет против людей, как и другие. Будет бороться с любым, кто встанет у него на пути, наверное, в итоге сойдёт с ума и превратится в разрушительную машину. Потому что никто до него не хотел умирать. Но сейчас, когда его тириум превратился в почерневшее месиво, когда этот день можно считать последним, — Тянь просто смотрит на все вокруг и хочет, чтобы время остановилось. Внутри него — бесконечная пустота, которую он так и не смог заполнить. Двери перед ним распахиваются, команда техслужбы выбегает навстречу. Тянь ступает на подножку — внутреннее пространство фургона, светлое и технически оснащённое по последнему слову, вдруг сменяется видом неба. Он падает. Спокойной ночи, Хэ Тянь.