Луноцвет

Он даже не подумал о возвращении в свою комнату: это сейчас только ухудшило бы его состояние, и поэтому Микеле подошёл к лестнице, быстро спускаясь вниз. Не помня себя, он выбежал из дома. Прохлада летней ночи сразу же окутала его, нашёптывая что-то невнятное. Мужчина замер, пытаясь собраться с мыслями, но они лишь сильнее путались, не давая даже секунды спокойствия. Отрывисто и шумно выдохнув, Микеле бросился в сад. Фонари почему-то не горели, и, даже привыкнув к темноте, мужчине было сложно ориентироваться. Он столько раз гулял здесь, столько раз размышлял о своей жизни, вдыхая этот воздух, но сейчас всё было по-другому. Луна пряталась в тучах, и только лишь малейший её отсвет освещал тропинку, окружённую деревьями. Микеле быстро шёл вперёд, не думая о том, куда именно хотел прийти. Ему просто нужно было двигаться, потому что движение хотя бы как-то замедляло ход его мыслей. Однако рано или поздно всё равно пришлось бы дать им волю, и лучше всего это было сделать сейчас. Мужчина свернул с тропинки, замедляя шаг. Быстрая пульсация сердца глухо отдавалась в висках, когда он заставил себя сесть на холодную траву, прислонившись спиной к живой изгороди. Восстановив дыхание, Микеле поднял взгляд на ночное небо. Рваные тучи, за которыми угадывался силуэт луны, двигались медленно, позволяя всматриваться в их причудливые очертания. Мужчина откинул голову назад, опустив веки. Настало время признаться себе в том, что произошло. Микеле сжал руки в кулаки. Он вспомнил только что произнесённые слова Флорана – «Кажется, я… догадываюсь, почему ты скрывал свой талант и не хотел выступать». Действительно ли он догадывался? Мог ли предположить, что мужчина скрывал свой талант просто потому, что музыка была его… тайной? С самого начала она была для него чем-то особенным. Словно бриллиант, о существовании которого знал лишь его хозяин, доставая его из шкатулки – иногда, лунными ночами, и заворожено смотря на его блеск. Он жил и дышал ей, она была его личным миром, который ни с кем не хотелось делить. Больше всего на свете Микеле боялся, что она может стать для него обыденностью, что сердце перестанет замирать от каждого редкого прикосновения к струнам гитары, что движения пальцев станут машинальными, и что в один прекрасный день он просто устанет от её звучания. Именно поэтому он не хотел превращать её в деньги, не хотел петь то, что захотели бы слышать другие, не желал открывать свою душу. Она была нужна ему, и теперь он точно знал, что не мог ей делиться. Но было и ещё кое-что. Флоран. Он забирал музыку у Микеле. Питался ей, словно вампир, оставляя ему всё меньше. Именно с этим и было связано тяжёлое чувство холодности, исходящей от хозяина дома. Именно поэтому мужчине было не по себе, когда он находился с ним рядом. Флорану нужна была музыка, без неё он чувствовал себя пустым. Но, делясь ей с ним, Микеле сам становился пустым. Всё зашло так далеко, что он даже не хотел играть, когда последний раз подходил к роялю: вот к чему привело рискованное «если бы». Сейчас, сидя на примятой траве ночного сада, мужчина отчётливо понимал одно: он не сможет без музыки. Несмотря на пронзительность всей ситуации и кажущуюся заманчивость очередных «если», Микеле просто не мог больше здесь оставаться. Он раскрыл глаза, только сейчас замечая, что всё это время сидел рядом с луноцветом, запах которого всё ещё нельзя было почувствовать. Мужчина тронул листы, проводя по ним тыльной стороной ладони. Мягкая прохлада коснулась его кожи, а затем он поднялся на ноги, приняв теперь уже окончательное решение. В доме было совсем тихо. В коридоре горел приглушённый свет, и как-то слишком отчётливо ощущалось царящее здесь одиночество. Микеле поднялся на второй этаж и осторожно вошёл в комнату с роялем. Луна показалась из-за туч, и её свет озарил клавиши. Мужчина провёл по ним рукой, теперь уже не пытаясь заглушить свои мысли; всё здесь располагало к тому, чтобы остановиться, замереть и усомниться в правильности своего выбора. Но Микеле слишком хорошо знал себя, и поэтому, закрыв крышку, он покинул эту комнату, не оставив дверь приоткрытой. Вернувшись в свою спальню, он даже смог заснуть, и его сон был почти спокойным.

*

Микеле закончил готовить завтрак раньше, чем обычно. Он сидел за столом, ожидая чего-то, когда на кухню вошёл Лоран. – Ты чего так рано? – мужчина сел напротив него. – Не спится. – Всего две недели ты здесь, а мне уже кажется, что давным-давно тебя знаю, – Лоран вздохнул. – А ведь правда. Всего лишь две недели, – медленно проговорил Микеле, нервно потирая ладони. – Всё в порядке? – Сложный вопрос. Послушай… во сколько Флоран сегодня уезжает? – Уже уехал. Только что. У него снова дела с самого утра. А что? – Ничего, просто я… – мужчина потер виски, собираясь с духом, – Я больше не буду здесь работать. – А я чувствовал, что что-то не так, – Лоран, казалось, почти не был удивлён его словам. – Что же, жаль, что всё так сложилось. – Верно, – Микеле кивнул. – Ты сможешь передать всё Флорану, когда он вернётся? – Ты его не дождёшься? – Боюсь, это ни к чему. Передай мои извинения и… пожелание в кратчайшие сроки найти мне замену. – Ничего больше? – Нет, – мужчина вздрогнул. – Хотя, знаешь, скажи ещё, что… я совсем не держу на него зла. Просто не смог иначе. Теперь всё. – Ты уже собрал вещи? – Да. Как думаешь, будет правильно, если я заберу с собой гитару? Это ведь подарок, а возвращать подарки некрасиво, – задумчиво проговорил Микеле. – Конечно, забери, – Лоран кивнул; казалось, он понимал ситуацию отчётливее, чем кто-либо другой. – Жаль, что ты уходишь. Как-нибудь увидимся, надеюсь, – Маэва крепко зажала его в объятьях. – Удачи тебе, – Лоран похлопал Микеле по плечу. – Спасибо, – мужчина улыбнулся. – Ты вызвал такси? – Да, и мне уже пора. До встречи, – не желая больше затягивать прощание, он развернулся и пошёл вперёд – быстро настолько, чтобы не было времени на тяжёлые мысли. И всё же в этот момент он не мог от них избавиться. Он шёл к железным воротам, и перед его глазами мелькали кадры из дня, когда он впервые попал сюда, когда впервые увидел этот дом, эту живую изгородь, не зная ещё, сколько вечеров ему предстояло провести за ней, прогуливаясь по саду. Подойдя к воротам, Микеле не смог побороть своё желание и оглянулся назад, в последний раз охватывая взглядом здание светло-песочного цвета. На рассвете он думал, что попрощается сегодня и с Флораном, что он сможет его понять, и недосказанности уже не останется. Но, может быть, его отсутствие сейчас было только к лучшему, потому что слишком многое успело произойти за этот короткий промежуток времени. Закрыв за собой ворота, Микеле неторопливо шёл вперёд. В его руке был чемодан, наполненный вещами из теперь уже прежней жизни, а за спиной – гитара, ставшая для этой жизни символом.

***

Спустя 2 недели Мужчина проснулся от звонка в дверь. Открыв глаза, он удивился: за окном была ночь, и рассвет ещё даже не занимался. Микеле торопливо поднялся, натягивая джинсы и футболку, а затем подошёл к двери, гадая, кто бы это мог быть. – Микеланджело Локонте? – на пороге стоял незнакомый молодой парень. – Да. Что случилось? – ещё не до конца проснувшись, мужчина посмотрел на него с удивлением. – Распишитесь, – он протянул ему листок и ручку. – Сейчас, – Микеле машинально поставил свою подпись, только затем увидев сверху надпись «курьерская служба». – Держите, – парень протянул ему маленькую плетёную корзину. – Спасибо, – проговорил Микеле, ощущая, как замерло его сердце. Он закрыл дверь, не отрывая взгляда от корзины: внутри неё аккуратно лежали белые цветы, источавшие волшебный запах. Одновременно терпкий и мягкий, он не поддавался описанию. Казалось, так мог пахнуть разве что лунный свет, который как раз сейчас был особенно ярким и заливал квартиру Микеле. Мужчина осторожно приподнял цветы, ища записку, но в корзине больше ничего не было. Конечно же, он знал, кто был отправителем, и в первые минуты это осознание далось ему нелегко. Однако Микеле продолжал вдыхать аромат цветов, и совсем скоро к нему пришло другое ощущение. Тогда, когда две недели назад мужчина покидал дом Флорана, он знал, что между ними оставалась недосказанность Но теперь, когда этой августовской ночью Микеле держал в руках луноцвет, он с почти полной уверенностью чувствовал, что был правильно понят.

***

Проходили дни, недели и месяцы. Микеле отказался от всех выступлений, и постепенно к нему вновь вернулась тяга к музыке. Раз в несколько дней он доставал гитару и начинал петь, и в эти моменты его глаза сияли искренним счастьем. Жизнь обрела привычное русло. Он снова работал в ресторане, давая людям то, что мог и хотел давать. Конечно же, он всё помнил. Проезжая как-то раз по знакомой улице, он с замиранием сердца задержал взгляд на светло-песочном доме; в тот момент он ощутил, что что-то переменилось в его облике: возможно, теперь там жили другие люди. А однажды в осенний день, когда Микеле проходил мимо маленького музыкального магазина, ему показался до боли знакомым силуэт мужчины, стоявшего спиной к стеклянной стене и объяснявшего что-то покупателю, который держал в руках гитару.

*

А потом он попытался забыть. И у него даже почти получилось. Только иногда он видел во сне сцену, зрителей и себя, сидящего за роялем. Сцена быстро становилась пустой: просто пустела, словно по волшебству. Но «волшебство» во сне было всего лишь «выбором» в реальности. Сплетением неслучайных нот на глубоком выдохе дирижёра… Каждый раз после этого сна Микеле просыпался в обжигающем поту. А затем он медленно, словно бы вынужденно, поднимался и подходил к окну, распахивая его. И всякий раз, когда он это делал, ему казалось, что он вдыхает аромат луноцвета.

***