Поединок разумов

      Список "следующих" так и не был пополнен тем ранним утром. Если Мерсер в самом деле желал убедить правительство, что ему настал конец в пламени ядерного взрыва - а иной вывод, проанализировав события вчерашнего дня, они сделать не смогли бы, - то действовать с этих пор следовало с максимальной осторожностью. Бесследно пропадающие командиры подразделений и солдаты, техника, игнорирующая боевые приказы... Все это являлось характерными признаками диверсионной работы Зевса. Ее все еще было крайне сложно распознать в процессе, но по прошествии времени последствия становились очевидны. Потому-то никакого замещения Мерсер больше позволить себе не мог. Тем утром он прибился к отряду морской пехоты из регулярных частей, использовав один из старых обликов. Особых сложностей с ними не возникло - солдаты спешно грузились в транспорт и направлялись во все боро Нью-Йорка, готовя предварительные меры по защите города-миллионника от грибовидной тучи. Она уже оседала в воды атлантики, но пасынки ее хмурились в небе, загораживая по-осеннему холодный рассвет серой пеленой. Облака, клубящиеся пылью, источавшие из себя отзвуки оружейного плутония, медленно надвигались на континент. Гнетущая, безжизненная атмосфера мертвых кварталов лишь усугубила дискомфорт Алекса, когда колонна техники съехала с Бруклинского моста. Хотелось выкинуть водителя прочь из грузовика, самому взяться за руль, бросить машину в галоп, дабы как можно быстрее добраться до Даны... Приходилось давить это нетерпение и болезненную тревогу, стискивая винтовку ладонями в псевдокевлавровых перчатках. Приходилось взирать из тента грузовика на безлюдные улицы, пропахшие гнилью и металлической кислятиной, на обгоревшие жилые корпуса Купер-вилледж с их перепачканными кровью подъездами и сожранными биомассой аллеями. Держать оружие на изготовку согласно инструкциям, вслушиваясь, не донесется ли сквозь треск горящих зданий и далекие завывания сирен вопль перекачанного лоснящегося каннибала.       Вот что ты наделал, Мерсер. Надеялся, когда шел работать в Гентек, что совершишь величайшее открытие, поставишь разрушительный вирус на служение человечеству? угрюмо думал Алекс, двигая медленно челюстью, перепоясанной ремнем шлема. Вот твое наследие, чертов социопатичный мозгоеб. Разруха. Запустение. Ничто.       И действительно, тронутые разложением кварталы казались еще более пустынными, чем в первые дни после смерти Грин, когда зараженные с куда меньшей охотой стали появляться на улицах. По-прежнему у трупов кормились стаи падальщиков - растерявших из-за вируса весь свой птичий интеллект ворон, - но остальные мутанты, словно предчувствуя беду, попрятались по своим лежбищам. Тронутая заразой часть Манхэттена вымерла, как некогда Хоуп.       Моя работа наконец закончена, подумал Мерсер бесцветно, едва колонна миновала пепелище, так и не встретив никакого сопротивления. Была половина шестого, когда солдаты миновали кордон и выгрузились в малой Италии, и Алекс исчез среди окрестных улиц в облике гражданского. На зданиях тут зияли выбоины от осколков и разбитые окна, свет тоже много где отсутствовал, но этот район удалось отстоять у инфекции. Потому и характерное Нью-Йоркское такси поймать удалось без особого труда. Заплатив астрономическую по меркам невоенного времени сумму из тех средств, что обнаружились в квартире и, соответственного, в памяти одного из поглощенных, Мерсер выбрал пунктом назначения больницу Святого Павла. Пока таксист торопился доставить его по указанному адресу, Алекс рассеянно всматривался в окружающее пространство. Там было на что посмотреть, в самом деле: полицейские машины выруливали на главные улицы острова, рявкая в мегафоны что-то в духе "ищите укрытия, не выходите на улицу". Военные разворачивали дезактивационные палатки и пункты оказания медпомощи, а на немногочисленные цифровые билборды, что остались в рабочем состоянии, подавались инструкции на случай легкого ядерного загрязнения: заклеивать швы окон скотчем, ожидать выдачу гуманитарной помощи либо эвакуации...       Таксист, всерьез начавший опасаться за свое нахождение на открытом воздухе, потребовал выйти на полдороге, и Мерсер предпочел это молча стерпеть. Поджав губы, он даже не проследил взглядом за спешно отъезжающим авто, а быстрым шагом направился дальше, уговаривая себя не переходить на бег, который бы выдал развитого с головой багряным следом. Незамеченным в сверхзаселенной области радиохимического бедствия он добрался до больницы. Медперсонал, с лицами бледными и измученными, был слишком обеспокоен новостями этой ночи, чтобы обратить внимание на неприметную серую фигуру. Точно определяя своим психическим чутьем, где находится столь необходимый ему организм, Мерсер как в забытьи прошел к отделению интенсивной терапии. Словно притупившись, поле его зрения сливало коридоры госпиталя в какую-то аморфную серую массу событий и личностей. Там прямо на полу сидели люди, что переполнили медицинское учреждение за последнюю пару дней: опасаться раненым и хворым было нечего, дозорные разбежались еще когда Таггарт дал приказ об отступлении. По этой же причине наткнуться на проверку документов Алекс не рассчитывал. Подобно больным, лежащим под капельницами и наводнявших коридор стонами и кашлем, пришедшими сюда в поисках хоть какой-то помощи, в прострации развитый брел вперед, глядя в пустоту, двигался к определенной палате.       - Дана... - прошептал Алекс, присаживаясь на стул у ее койки. Ответа не последовало, и мир вокруг стал еще бесцветнее. Дыхание сестры было слабым, напоминающим шепот осенней листвы; ее глаза беспокойно метались под веками. Внутри обратившегося в самосозерцательную рефлексию мозга Алекс был развернут калейдоскоп настоящего и прошлого - ассоциации с ее болезненной беззащитностью. Облезлые стены квартиры, когда они еще жили с матерью. Голубые глаза Даны - полные слез, более темные и живые, чем почти что надменный прищур брата. Прорывающийся сквозь стену Вожак, его раззявленная пасть, что в клубах пыли казалась черным геологическим провалом, окаймленным сталактитами...       Совсем немного времени потребовалось Мерсеру, чтобы в полутьме палаты выяснить ключевые тезисы из меджурнала. Болтанка в лапах Вожака явно не пошла сестре на пользу. Несло чудовище ее, быть может, и аккуратно, но для такой тварюги аккуратность - вещь относительная. Не стал прыгать с критической для заложницы высоты и проламываться через другие стены - уже кое-что. Дана заработала множество ушибов, помятые ребра и обширное сотрясение мозга, но, по счастью, субдуральной гематомой не разжилась. Этот бич людей, остающихся после подобных травм в сознании, миновал сестру, и когда артериальное давление и температура стабилизировались, Дана пришла в себя - то есть около суток назад. Мерсер и сам чувствовал, когда всматривался в окружающий ее вихрь показателей, что самое худшее позади. Или...       Мерсер сидел с прямой спиной, не облокачиваясь на кровать, где лежала неподвижная девушка, но спрятав лицо в ладонях. Закрыв глаза и сцепив зубы. Посылая беззвучные проклятья тому, кто более не мог их услышать.       Старый Мерсер. Пусть тебя больше и нет, пусть ты остался лишь в памяти своей новой ипостаси. Пусть последние крохи твоей сути были испепелены, как выгорает изнутри органический доспех, пробитый бронебойно-зажигательным боеприпасом...       Во что же ты втянул сестру, самого важного для тебя человека, ты, полоумный засранец, не считавшийся со средствами?       А он, Мерсер нового образца? Разве была "сверхнадежная и абсолютно точная" машина, что пилотирует военную технику любой сложности и стреляет почище любого снайпера, компетентна на этом поприще? Разве достаточно приложила усилий для защиты Даны, разгребая за своим предшественником завалы, что тот нагородил?       Столько... столько раз он мог поступить иначе в течение этих проклятых двух с половиной недель. Столько раз мог найти лучшее применение его новым способностям, с достойным результатом. Мерсер обязан был вести себя более собранным и проницательным образом, а он шарахался от одного источника информации к другому, как самый безмозглый зверь в поисках пропитания. Единственное, за что Алекс, быть может, теперь был ответственен - сталкиваться с последствиями своих и чужих действий. За пределами этой области простиралась лишь неуверенность и неопределенность. Бесконечные и ужасающие.       Дана, сестренка... вправе ли он называться ее братом? Теперь, когда точно знает, что его ДНК прошита сюрреалистическим плетением вируса и окромлена бахромой спящих последовательностей, что вскинули в Зевсе свои молекулярные головы? Дана - продукт естественного слияния родственного бывшему Мерсеру генетического материала, который когда-то был произведен женщиной и дополнен мужчиной. Текущий же Мерсер есть ни что иное, как... продукт синтеза. Синтеза бренных останков доктора и чуждых, не похожих ни на что в мире вирусных технологий, способных восстанавливать личность буквально из воздуха и жалких ошметков мозга, дарующих могущество, но растворяющих человеческую суть в Разуме улья. Не в силах мириться с этим, отбрасывая по незнанию очевидные факты, Мерсер единолично устроил революцию против своей новой сути, против того организма, что являлся отражением этого естества и направлял общность Элизиума. Алекс выиграл сражение у Грин, но ее незримое присутствие вряд ли когда-нибудь оставит Мерсера. Она-то понимала как никто другой, что Зевс, будучи живым оружием, слишком хорош. Любое препятствие, что встанет на его пути, он разрушит, любой шифр взломает, стоит только захотеть и приложить достаточное количество усилий.       Значит, нужно было сделать так, чтобы Мерсеру ни при каких обстоятельствах не захотелось разрушать это препятствие. Верно?       Да... посеять сомнения в целесообразности применения стандартных методов Мерсера. Грин это удалось. Чертовски хорошо удалось. Мысль о том, что Элизабет могла как-то использовать Дану - и вероятность найти этому подтверждение, - была невыносима. Одно лишь допущение, что Алекс может окончательно потерять ту, ради которой была направляема немалая часть его борьбы, приводило его в трепет. Алекс отстраненно вслушивался, как работает его сознание, просчитывая наихудшие варианты развития событий. Зевс, с которым он встретился по ту сторону, с присущей ему абсурдной рациональностью вынес бы Дане смертный приговор. Просто так, для профилактики, в качестве превентивной меры. А сам Мерсер... он, вероятно, сказал бы то же самое. Разве что оправдание дал бы еще более жалкое, в духе "убийство из милосердия, неизвестно, на какие мучения будет обречена Дана".       Рациональное и эмоциональное начало. Координата и абстракция. Циник и лицемер.       Неужели в его сверхпродуктивной черепушке не найдется места истинным чувствам, не подкрепленным каким-либо расчетам и обоснованиям? Может ли Алекс теперь испытывать искреннюю привязанность и любовь без "приказа сверху" от ментальной общности химер, что заставляет его полушария работать в том режиме, что из его желаний наиболее подходит по ситуации?       Очень... хотелось бы верить. Больше всего на свете ему тогда хотелось сберечь Дану, защитить ее от скрытой угрозы. И со всей нежностью беря ее ладонь в свои пальцы, способные легко сломать карабин М4, Алексу в тот момент хотелось ощущать лишь то, что доступно обычному человеку. Тепло и податливость кожи, радость переплетения личного пространства с родным человеком - но не мельчайшие поры эпидермиса, себума и легкого привкуса пота, проступившего на коже девушки в горячке забытья.       - Я не знаю, сможешь ли ты назвать меня своим братом, - тихо произнес Мерсер, когда пальцы Даны вздрогнули в беспокойном сне. - Но что бы ни случилось, ты всегда будешь моей сестрой.       - Это невозможно!       Растерянность, с коей были произнесены эти слова, явно отсылали к факту нахождения Мерсера в этой палате, но не к его последней реплике. Ничуть не удивленный, Алекс только кивнул, не отрывая взгляда от сестры:       - Доктор Регланд.       - Это невозможно... вы ведь были там, так? - каким-то карикатурно-обвиняющим тоном забормотал Брэдли, с лица которого вмиг слетело привычное выражение спокойствия. Сменой облика прозорливого патологоанатома было не одурачить: в его понимании лишь один посетитель мог прийти проведать Дану Мерсер. - Вам удалось выкарабкаться... как вы на этот раз умудрились?       На какое-то время воцарилось молчание, будто оба бывших гентековца размышляли над превратностями судьбы, что в конце концов опять свела их в обители крови и боли. Брэдли взбудоражено поправил очки, и Мерсер, будучи подстегнутым стонами одного из пациентов, наконец пошевелился: он встал на ноги, поворачиваясь к своему союзнику и меряя его испытывающим взглядом.       - Для человека, единожды переступившего через собственную смерть, невозможность перестает являться серьезной проблемой, - неохотно ответил Алекс чужим голосом. - Что с ней, док?       - Очнулась, и все еще очень слаба. Дане нужен покой, но... не думаю, что я смог бы вас удержать от посещения ее, - до сих пор напряженным тоном поведал Регланд. - То, что ее не перевели в обычную палату, лишь проявление чрезвычайной загруженности и хаоса, что царят здесь последние дни... - Брэдли устало пожал плечами, этим жестом сполна демонстрируя беспомощность своего положения.       - Вы ведь понимаете, что я интересовался не банальностью вроде общего состояния? - скрипнул зубами Алекс. - Ну же, док? Вам не удалось ничего выяснить?       - Боюсь, вы переоцениваете мою способность вникать в суть вещей, - рассеянно ответил патологоанатом.       Они вновь умолкли, бесцельно глядя друг на друга, а невидимая Грин, казалось, скалилась из темноты, наблюдая за картиной замешательства представителей сильного пола, что была порождена ее темными же замыслами. Наконец, Брэдли кашлянул:       - Полагаю, нам нужно поговорить..?       - Да. В другом месте. И... - Мерсер задержал взгляд на спящей Дане еще ненадолго, против воли усмехнувшись, - в другом стиле. Как-нибудь менее похоже на диалоги, выдернутые из дрянных медицинских сериалов.       - Хорошо, - покорно кивнул Брэдли, словно разом смирившись с фактом появления личности, которую он посчитал окончательно и безвозвратно ушедшей в небытие. Он поманил Мерсера за собой, и развитый направился вслед своему добровольному союзнику. Алекс только задержался в дверях палаты, когда его посетила отстраненная мысль: что, если его способности к маскировке могут воссоздать любой предмет? Может ли он по щелчку пальцев сделать букет цветов с запиской "Поправляйся. Твой любящий брат", оставить этот суррогат на одеяле? И сколько пройдет времени, прежде чем подделка обратится в ржавую пыль?       Брэдли провел его по коридору к лестнице, мимо отключенных лифтов, и они спустились вниз. Знакомые уже двери помещения прозекторской были опечатаны лентой, как и проход в холодильные помещения. Из последнего шел легкий запах гари; языки сажи тянулись вдоль шва дверей.       - Дозорные сбежали... но морг выжгли предварительно, - протянул Регланд, будто обращаясь к себе. - Просто так, для профилактики. Установили термитный заряд. Быстро потушили, могло на все крыло распространиться...       - Дилетанты, - буркнул Алекс.       Кабинет с табличкой "Б.Ф.Регланд заведующий отделением" встретил Мерсера скудным светом настольной лампы и телевизора, из которого неслось бормотание новостного канала - они две недели все были забиты репортажами о карантине на Манхэттене, так что разницы какой был включен не было никакой. Брэдли закрыл дверь, судорожно кидая взгляд на экран. Там как раз показывали момент, где изрядно помятый Буш в утреннем обращении читал очередную речь из разряда "никакой летальной угрозы применение ядерного боеприпаса не несет, сохраняйте спокойствие, а Господь сохранит Америку".       - Держу пари, его ночью вытащили из постели, тут же натянули костюм и даже горшок не дали времени задвинуть под кровать, - натянуто усмехнулся Регланд. - Тяжелые времена выпали на долю господина президента под конец срока.       - Его помощников можно понять. Тут кинешься тормошить босса, даже если он последнее время вообще не спал и запретил побудку под страхом смертной казни. Ядерная бомба рядом с мегаполисом - это не шутка... - вздохнул Алекс. - Так почему вы думали, что я погиб и больше не вернусь в ваше заведение? Такого ваша хваленая интуиция предположить не могла?       - О, это было предсказуемо, - махнул рукой Регланд. - Кто еще кроме вас мог обойти протоколы зениток, коими дозорные утыкали побережье, и отвезти бомбу в океан? Они уже объявляли, что Дозор превысил свои полномочия, и какой-то пилот пожертвовал своей жизнью, чтобы бомба не сдетонировала в непосредственной близости от города, но мне ли, знающего вас лично, верить официальным версиям?       - Ммм, - Алекс прикрыл глаза, снова налив себе воды из-под крана и отпивая глоток-другой. - За такой самоотверженный поступок... наверняка вскорости состоится награждение посмертно. Осветят по всем каналам... Выдадут родным какого-нибудь авиатора, что в силу моих диверсионных работ пропал без вести, 3498ю Медаль Почета...       - Мне кажется, или я слышу в вашем голосе жалость? - Брэдли наградил Мерсера внимательным взглядом поверх линз очков. - Жалеете, что не ваши усилия будут оценены по достоинству?       - Нет, - просто ответил Алекс. - Жалею, что под почетным монументом на Арлингтонском кладбище будет находиться пустой ящик, а не я сам. Возможно, так было бы лучше для всех.       Многозначительная пауза затянулась. Наконец, Регланд осторожно кашлянул:       - Чего-чего, а фатализм я никогда не числил вашей отличительной чертой, доктор Мерсер. Так каким образом вы выбрались из такой передряги?       - Хотел бы я сам это знать, - пожевав губами и оставив стакан на столе, ответил Алекс. - Лучше вы на мой вопрос ответьте, доктор.       - С оборудованием, что мне доступно, я сделал все что мог, - вздохнул Брэдли. - И... ничего не обнаружил.       - Совсем ничего?       - Совсем. Никаких следов заражения, все анализы... как у самой обыкновенной девушки, страдающей от сильного недомогания. Никаких тканевых изменений... Ни единого следа вируса из тех, с которыми мы сталкивались за все время карантина.       Вот только у вируса была какая-то технология, с которой Брэдли и не мог столкнуться. Которая была прерогативой Парии и которую невозможно было засечь обычными методами, угрюмо подумал Мерсер. Словно оправдываясь, Брэдли добавил:       - Мы устроили Дану как лицо, утратившее документы в чрезвычайной ситуации, но если армия возвращается в город... она ведь до сих пор в розыске?       - Понятно, - невпопад ответил Алекс. Он наклонил голову, сосредоточенно разглядывая носки своих туфель.       - Что вы ожидаете найти? - испытующе посмотрел на него Регланд. - Мне ясно: человек, побывавший в улье, с большой вероятностью окажется заражен. Но что вы собираетесь предпринять, если организм все эти дни не выказывал ни малейшего признака заражения?       - То, что с моей сестрой все в порядке, никаких отклонений от нормы... это не аргумент. Я видел... кое-какие отчеты в головах нужных людей. Вызывающие тревогу и сомнения отчеты, - решительно произнес Мерсер. - Необходимо полное обследование. Полноценная биопсия, разбор генокода... просветить всю подноготную. Стану одним из ученых, что еще не засветились как погибшие, проведу весь комплекс обследований. Попутно раздобуду документы. Теперь можно поработать тихо, без сноса пары кварталов за вылазку.       - Это будет рискованно, если не хотите вновь засветиться, - деликатно заметил Брэдли. - Как вы намереваетесь сделать это?       - Давайте образцы, если они у вас еще остались... Думаю забраться в здание Гентек. Мой конвой проезжал неподалеку, и выглядел небоскреб почти что заброшенным. Оборудование в рабочем состоянии должно было остаться. Пока вояки не вернули себе ключевые посты... придется как-то успевать в рекордные сроки.       - Вы сумеете разобраться с оборудованием?       - Абсолютно уверен в себе, - мрачно кивнул Алекс. - Вспомнил все, что мне ранее причиталось. Практически все, не считая того, что сам не захотел вспоминать.       - Знаете, Александр, - сказал Регланд, - я не так уж хорошо понимаю, чем для вас обернулся теракт на Пенн. Но то, что увидел и распознал в ходе нашего недолгого и весьма плодотворного сотрудничества, наталкивает на, гм... интересные мысли. У меня такое впечатление, что в этой комнате находится анализатор все-таки получше, чем вы обнаружите в Гентек.       Мерсер перевел взгляд с экрана телевизора, где демонстрировалась вспышка от ядерного взрыва в ночи, на Брэдли. Патологоанатом определенно имел в виду не себя. Более того, Алекс сам рассматривал возможность поглощения образцов крови Даны для их скрупулезного анализа, но... во-первых, у него все еще было маловато опыта в подобного рода материях. А во-вторых, он просто не мог позволить себе сделать Дану составляющей Паутины интриг большей, чем обеспечивал стандартный инфовирион-"маячок". Все люди, имевшие такой источник сигнала, занимали определенное место в психической сети, имели определенный ничем не выделяющий их потенциал, но чем больше Мерсер узнавал о ком-то из них, тем приоритетней становилась цель. Что, если его неизученный организм когда-нибудь охватит другой, третьей разновидности голод? Что, если Мерсер будет искать Дану... и никакие родственные связи, никакие социальные табу не воспрепятствуют ее поглощению? Риск был огромен. Такому риску Мерсер просто не имел право подвергать сестру. Как и... собственно говоря, себя.       - Я опасаюсь, что после такого буду смотреть на сестру как на добычу, - неохотно озвучил он свои мысли. - Статистика против меня, доктор Регланд. Никто из людей, информацию о коих я принимал в себя - неважно, кровь ли, документы, обрывки в чужой памяти, - не оставались в живых.       - Вас беспокоит не только безопасность вашей сестры, не так ли? Ваша безопасность, должен сказать, немало вас заботит.       Одному богу известно, как Брэдли сумел переплести факты и соорудить у себя в голове не самый очевидный вывод. Даже не делая скидку на то, что он Грин не видел никогда, не разбирался в том, как она себя ведет... Дьявол, а Регланда-то удалось провести всего раз, да и то со своей смертью, что является вещью куда менее предсказуемой, мысленно восхитился Алекс. Похоже, больше его надуть не выйдет.       - И моя, безусловно, тоже, - с непроницаемым лицом согласился Алекс. - Если погибну снова, некому будет за ней приглядеть и... вылечить... не считая вас.       - Это правильно. Мои средства куда более ограничены, - удовлетворенно кивнул Брэдли, доставая из холодильной камеры небольшой контейнер. - Так чего, по-вашему, хотела добиться Элизабет Грин? И какова в ее, кхм, "плане" роль Даны?       Пусть Оккам изрежет своей бритвой запястья, раздраженно подумал Мерсер, вдоль. То, что Грин была психопаткой, что она похитила Дану исключительно по прихоти своей безумной натуры и тут же о ней забыла - это Алекс всегда успеет заявить. Если он в самом деле боролся с вычислительной машиной, способной создавать живое существо как из конструктора, по клеткам, не уступающее продуктам миллионов лет эволюции, придется отказаться от такого образа мыслей.       - Возможно... всего лишь возможно, что Грин именно этого и хотела: чтобы я полез разбираться в биохимии Даны, неудовлетворенный результатами, что можно получить при помощи людских технологий. Вступил на то поле деятельности, в чем мой новейший опыт небогат, и попал в капкан, - пробормотал Мерсер. - Или же она хотела, чтобы я именно так и подумал, испугался, оставив Дану нетронутой. Сохранив ее таким образом в неприкосновенности...       - ...оберегая то, что нужно Грин, как своего ближайшего родича. Саккулины из надотряда Rhizocephala вынуждают крабов заботиться о рассаднике заразы как о собственном потомстве. Паразиты хитры на выдумку, а вирусы, как известно, те еще паразиты, - задумчиво окончил Регланд, разом нахмурив брови.       - Именно, док, - исподлобья взглянул на него Алекс. - Будете настаивать на ее немедленном переводе? Куда-нибудь подальше из больницы? Я пойму.       - Бог с вами, конечно же нет! Чем бы это ни являлось, я не думаю, что оно проявит себя мгновенно, прямо сейчас - учитывая то, какая здесь назревает ассоциация, - открестился Брэдли, и у Мерсера точно камень с души упал. – Считаю, вы как-нибудь справитесь и с этой напастью… если это не банальный плод вашей паранойи, разумеется.       - Словами не могу передать, как я вам благодарен, доктор Регланд, - куда более охотно улыбнулся развитый. - Что я могу для вас сделать?       - А что вам по силам? - поинтересовался Брэдли, которого вопрос, похоже, привел в некоторую растерянность.       - Многое... Похоже, куда больше, чем я сам представляю.       Некоторое время Регланд изучал обстановку за окном, где у набережной останавливались все новые грузовики военных, а в воздухе разливался рокот вертолетов. Наконец, он резюмировал:       - Ну, не отправлять же вас грабить банки, верно? Вы спасли мою жизнь и жизни соотечественников, уберегли от действий нашего правительства и его цепных псов... чтоб им в аду не кашлялось. Полагаю это я должен быть вам благодарен.       Это что, издевка? Неужели он догадывается своим в высшей степени аналитическим умом, проскочила у Алекса леденящая мысль. Неужели подозревает, что это правда? Что правительство не лжет насчет теракта, что прошлое состояние Мерсерова сознания в самом деле ответственно за эпидемию? Даже если так, Брэдли ничем это не продемонстрировал. Он по-прежнему спокойно глядел на Мерсера, пряча за блеском очков свое проницательное и уравновешенное видение мира. Заметив, что улыбка Алекса померкла, он добавил:       - Ну... если выдастся время, я бы попросил помочь больнице. Чувствую, до того, как снимут карантин, мы еще хлебнем горя, а с наплывом пациентов лекарств может не хватить при текущих делах... Если сможете облегчить наше положение и раздобыть из заброшенных кварталов запасы кое-каких препаратов, это было бы весьма кстати.       - С этого надо было начинать, доктор Регланд. Будет исполнено в лучшем виде.       Руку бывшему гентековцу Алекс пожал с крепостью по своим новым меркам мизерной, но которой обычные мужчины одаривают достойного по их мнению человека.       - Морская пехота возвращается. Берут основные объекты инфраструктуры под свой контроль, сейчас и здесь от них не скрыться будет, - напомнил на всякий случай Брэдли.       - Уйду через крышу, - мотнул головой Алекс, беря контейнер с образцами. - Не говорите Дане, что с ней может быть что-то не так. Если я захочу ее увидеть...       - С военными правила вскорости опять станут правилами. В установленные для посещений часы вы сможете ее навестить. Только не по одному лишь фамильному сходству, конечно.       - Думаю, это не будет проблемой. На этот облик я уже захватил набор документов. А когда он станет не нужен, что ж... - Мерсер пожал плечами, - в разграбленном городе всякое может произойти, на исчезновение гражданского они точно не будут обращать внимания. Точно! - он вспомнил еще кое-что. - Док, исполняйте предписания армии по поводу загрязнения. В том, что я слышал на улицах, подвоха никакого не чувствовалось, похоже на стандартную практику.       - Надеюсь, обойдется за пару месяцев. Под Лас-Вегасом вон сколько раз бомбы взрывали.       - Я тоже надеюсь. Та болванка, что мне пришлось тащить к вертолету, была из арсеналов "чистых".       Когда Мерсер вышел на крышу больницы и опустил контейнер на землю, отряхивая устало руки и глядя на вновь забурливший, стряхнувший с себя карантинное цепенение город, пошел дождь.       Вот оно - настоящее рождение заново, подумал Алекс. Не рассвет, но дождь в предрассветный час, что смоет остатки фальши и тяготения к прежнему себе. Рождение через переосмысление и окончательное принятие. Осталось лишь поработать над деталями. Хоть их превеликое множество, он справится...       Он жив. Гром и молния, почему ему только сейчас довелось понять во всей полноте, что же означают эти слова?       Алекс смеялся, стоя под радиоактивным дождем и протягивая руки навстречу разверзнувшимся небесам. Могучие водовороты эмоций прорвали дамбу, весь накопленный за эти более чем две недели стресс разом выбрасывался, не сдерживаемый более фильтрами восприятия. Под хлесткими ударами ливня маскировка слезла с Мерсера, как пластмасса, облитая кислотой, высвобождая первоначальный облик. Хохоча, наплевав на то, что кто-то может его заметить в этом буйстве стихии, Мерсер сорвал с головы капюшон, подставляя частичкам облученной воды лицо, даже не думая закрывать глаза. Как дождевые потоки захлестывали его, так и позитивные чувства затопили его истосковавшийся разум, уступая после себя место долгожданному расслаблению. Он трепетал – и чувствовал, как химеры трепещут под дождем вместе с ним, ввергая в этот благоговейный трепет каждую клеточку тела.       - Она в эфире, просвечены и я... и ты, - тихо пропел Алекс, вслушиваясь в шум дождя, что смывал кровь с израненных улиц Нью-Йорка. - Радиоактивность... Открытая мадам Кюри.(37)       Все... теперь все будет хорошо. Все вернется на свои места… будет как прежде, рано или поздно.       И в то же время не будет прежним для него.       "Все будет хорошо". Как тяжело было вспоминать через полгода, что он, поддавшись сиюминутному порыву слабости, в самом деле так думал, не захотев отфильтровать эту слабость прочь - так, как не было доступно старому Мерсеру! Личности, подвергнувшейся тем же изменениям, что и Алекс, впору было бы возненавидеть оптимизм как явление.       Продвигаясь по Манхэттену, Алекс окончательно пересмотрел свой порядок действий. Перво-наперво следовало воспользоваться хаосом и имевшимися у поглощенных офицеров Дозора связями, чтобы выправить сестре документы и обозначить ее в базах данных как погибшую. А для этого нужны были деньги, и немалое их количество. Доллар, конечно, изрядно просел на мировом рынке валют, и не только потому что Фондовая биржа выгорела дотла. Но хрустящая зеленая бумажка с портретом Вашингтона - она и в Австралии ценность. Мечась между домами людей, части которых поныне составляли информационную оболочку Зевса, Алексу удалось наскрести приличную сумму: многие люди предусмотрительно обналичивали валюту в первые дни карантина, дабы закупиться припасами. Будучи сосредоточенным на новой, нетипичной задаче, за разворачивающейся в городе посткатастрофической суетой Мерсер следил краем глаза, ровно настолько, чтобы предупредить новые пакости, если Дозор вздумает их учинить.       Там было на что посмотреть, в самом деле. Прибывшие к полудню войска РХБЗ приняли командование; настоящие военные эпидемиологи и химики по всем правилам развертывали полевые лагеря, готовясь бороться с последними очагами "Света" и новой болезнью - лучевой, что охватила оставшиеся боро и пригороды. Мерсер побывал на одном из таких совещаний, и настроения среди военных оценил как довольно оптимистические. Большая часть радиоактивных материалов, как им и положено, распалась в первые часы после детонации. Более устойчивые соединения были разнесены с осадками, но с ними, пожалуй, можно было побороться, как следует отдраив улицы города. Эксперты демонстрировали в качестве обоснования своим словам образцы воды и грунта, вычерчивали розы ветров... И конечно же, они обсуждали вирус: могла ли остаточная радиация спровоцировать окончательную гибель его экосистемы?       Мерсер чувствовал, что здесь все не так просто. Теперь он ощущал связь с Разумом улья, мог наладить в любой момент стабильное подключение к инфополю, носители которого ушли куда-то в недра острова, так что нацгвардия зазря тащила в зараженные зоны огнеметы... Не стояла больше во главе та, что могла вытолкнуть Алекса за пределы Элизиума. Чтобы победить болезнь, достаточно оказалось победить пациента, лучше и не скажешь.       Развитый предусмотрительно не совался в это психическое пространство, надеясь сохранить чистоту эксперимента с образцами Даны. Но он не мог не отметить, что после установления этой связи ментальный голод пропал - теперь Алекс мог питаться, просто поглощая биомассу, что оставалась на улицах и в домах южного Манхэттена. Хороший аргумент, чтобы не только военные, но и гражданские на острове могли не бояться темной фигуры в подворотне.       А что касается Дозора, некогда бывшего основным блюдом развитого, то все их безумства были свалены на погибшего генерала. Солдат Таггарта, которые помогали добивать эпидемию, втихую помиловали и распределили по оставшимся частям. Дозорным из числа высшего военного руководства отказали в самодеятельности любого вида. Полковник Дуглас Рукс, заведовавший батальонами западного побережья, был явно недоволен, что по прибытию в Нью-Йорк его вынудили следовать строжайшим предписаниям от чинуш министерства обороны. Мерсер не преминул затесаться на пару совещаний в облике офицера, выбранного им для "открытой" работы, и выяснил один занимательный факт: Рукс и его окружение не были в курсе махинаций генерала Рэндалла. Они, конечно, знали истинное положение дел - что это Мерсер унес бомбу в океан, знали о сражении на авианосце. Однако не видели в исходе эпидемии ничего сверхъестественного, лишь признавали действия Рендалла непрофессиональными и ошибочными. А вирусная экосистема... ну, сдох паразит треклятый, сожрал сам себя, он все равно появился по воле случая в результате эксперимента и долго просуществовать не мог. Катастрофа, конечно, была опустошительной, но по своему характеру в глазах западников недалеко уходила от любой другой катастрофы, устроенной людьми - Райли и вовсе обозвал Манхэттен новым Чернобылем. Мало кто теперь захочет остаться на острове, но карантин снимут, как только вычистят заразу и убедятся, что рецидивистических вспышек не будет. Одним словом, о второй попытке уничтожения Манхэттена и речи не шло.       Разобщенность идей, царивших в командовании Черного дозора, вкупе с полученной ранее информацией не могла не волновать Алекса. Черт возьми! Были ведь в шестидесятых и обычные войска РХБЗ! Почему именно против этой биологической угрозы были созданы тайные войска, наделенные чрезвычайные полномочиями, во главе с тем, кому эту угрозу лично останавливать довелось? Стало бы правительство давать возможность людям в пограничных сферах акцентировать внимание на том, что следует тщательно скрывать, и фантазировать, что Дозор предназначен для сохранения человечества в привычном виде, сдерживания чего-то древнего, о чем человечество давно позабыло? Позабыв о принципе достаточности в вопросе интеллекта Грин, невольно начинаешь думать, имеет ли смысл опустить его в других связанных со "Светом" вопросах. Неужели тут мог иметь место тайный культ, который знает о вирусе уже давно и жаждал его изучить до такой степени, что заставил правительство принести в жертву центр экономики восточного побережья? Могло ли быть так, что у Мерсера получилось стащить вирус, поскольку ему это позволили сделать, но дальше все пошло не по плану тайных кукловодов?       Может, действительно стоило рискнуть, просочиться в правительственные круги и узнать всю подноготную этого темного дельца?       Есть предложение получше, сварливо возражал сам себе Мерсер. Давай-ка вернись обратно в здание Гентек, на привычное рабочее место, вместо того, чтобы потусторонней мутью голову забивать. Там тебя ждет не дождется отложенное дело, чьи результаты ты так узнать боишься.       Так он и поступил. Как только с документами для сестры было покончено, Алекс примерил маску одного из бывших коллег, Харриса, и дал обнаружить себя Дозору. Те поведали, что они чуть окончательно не занесли доктора Видгера в список пропавших без вести, но раз он все-таки объявился, то ему следует вспомнить, что контракт с Гентек все еще действует, налагая на него определенные обязанности. Мерсер "с большой неохотой" согласился вернуться и работать "на благо всех жертв эпидемии", разгребая ее последствия. Увы, почти две недели имитации работы днем и напряженных исследований образцов Даны ночью можно было охарактеризовать по примеру Брэдли очень коротко.       Ничего.       Оборудование куда более точное и разностороннее, чем было доступно Регланду, не выявило никаких отклонений у Даны. Никаких вкраплений в генокоде и девиаций клеточного строения - ничего, что могло бы намекнуть на ее приверженность вирусу. Брэдли, доверяя восстановленным навыкам Мерсера-генетика, посчитал это достаточным основанием, чтобы выразить сомнения в целесообразности дальнейших испытаний. Мол, паразит, пусть и обладающий мифической телепатией, не был бы способен на составление двухуровневого плана. По мнению Брэдли Грин была снабжена не более чем инстинктами продолжения рода и подбора хозяина для сбора питательных веществ - те единственные две вещи, что нужны паразитам для выживания. И раз в Дане не обнаруживалось ничего из ряда вон выходящего, то полагать, что Элизабет расставила в ней для Мерсера-анализатора ловушку, есть сильно переусложнять ситуацию. Но Алекс не мог позволить себе ни такого упрощенного отношения, ни времени для длительных наблюдений. Напротив, ему казалось, что это вполне в духе вируса - заставить исследователя осторожничать. Работать без спешки, тщательно обдумывая каждый шаг и дожидаясь результатов, прежде чем сделать новый, далеко не всегда надежнее. Уж точно не в случае со "Светом", способным изменять свои показатели буквально на лету.       Мерсеру ничего другого не оставалось, кроме как пренебречь опасностью и, фигурально выражаясь, сунуть голову в петлю, понадеявшись на то, что табурет ему не с самыми гнилыми ножками дали. Алексу вообще не впервой было заниматься подобного рода делами: тот же Связной вызывал минимум доверия к своей персоне. Именно потому Мерсер, как и в случае с Кроссом-анонимом, собирался провести кое-какую предварительную работу. Только на этот раз не окружающую обстановку надо было сканировать - Алексу было необходимо изучить себя. Не из-за любопытства или приверженности строгой систематизации, что довольно часто являются отличительными чертами ученого. А чтобы проникнуться областями нового знания, которые он не заметил, не прочувствовал и к которым не привык. До конца разобраться в языке программирования, разительно отличающемся от того, на котором было прошито стандартное человеческое мировосприятие. Выяснить, насколько глубоко в нем пустила корни совокупность химер, и как их взаимодействие сказывается на организме в целом.       С другой стороны, из-за ощущения некой разумности этих паразитов, что забрались ему под кожу, Алекс не мог до конца доверять исследованию через самосозерцание. Каким бы всезнающим он не чувствовал себя, паря за пределами жизни - делая шаги, помня, как его ноги выглядят со стороны, больше не видя их, но проживая эти мгновения ими, - психическое пространство казалось слишком естественным, чтобы судить о нем не в качестве заинтересованного лица. Нельзя полноценно вычитать систему, к которой слишком привязан, правда? От эффекта наблюдателя никуда не денешься - поэтому-то Мерсер и решил объединить вычленение телепатической сути с классическими методиками исследования. Раздобыв больнице необходимые препараты и заперевшись в ее подвале, изредка делая вылазки за биомассой, материалами и ради встреч с Даной, Алекс при посильной помощи Регланда приступил к работе.       Как он из Гентек ушел красиво и не вызывая подозрений? Ну так это было легко. Достаточно еще раз притвориться мертвым: ученый, в чьей шкуре он находился, дневал и ночевал в лаборатории, по словам очевидцев, испытывая сумасшедший стресс. Никто не был бы удивлен, когда он попытался отобрать оружие у дозорного, выкрикивая что-то в духе "Вы не заставите меня!.. Убийцы! Палачи!!!" Словив пулю в голову, достаточно было не сопротивляться, когда тело паковали в черный мешок. И в неразберихе гуманитарной катастрофы навряд ли кто хватится, что один из трупов куда-то запропастился. И так забот навалом.       Развитый, как он называл теперь себя - подслушал это обозначение в мыслях одного ученого, группа которого работала в зараженных кварталах неделю назад - оказался очень интересно сконструирован. Нет, Мерсер мог сказать больше: он был собран неординарно и с претензией на гениальность. Ничуть не хуже, чем миллиарды лет отбора создали из одноклеточных человеческое тело - самовосстанавливающегося самообучающегося биоробота. Не зря МакМаллен был одержим заполучением объекта "Зевс", не зря восторгался и мечтал об открытиях, которые будут совершены, стоит только выпотрошить этот внешне ничем не примечательный труп. У обычного-то человека всякий орган продуман до мелочей, с максимальной рациональностью исполняя свои функции, давно уже привыкший справляться с неприятностями, которые может подкинуть внешний мир. А у Мерсера все органы претерпели радикальные изменения, неисчислимо преумножив эффективность и обзаведясь вдобавок новыми, доселе невиданными функциями! Это можно было понять, всего лишь просветив себя рентгеновским аппаратом. Сразу же бросалась в глаза измененная форма грудной клетки... а еще позвоночник. Его позвонки теперь стыковались между собой подобно молярам верхней и нижней челюсти. С учетом укрепленных тканей, такая конструкция позволяла воспринимать чудовищные нагрузки, в том числе разовые при падении с любой высоты. А остальные его системы? Сколько раз уже Мерсеру дырявили живот? Брюшную полость в месиво превратить - это вам не простреленная рука, где помимо артерии нет ничего критически уязвимого. В животе - прорва химических резервуаров, вычленяющих единицы энергии, станции синтеза и транспортировки. Для любого другого человека ранение в эту область без оказания должной помощи означает приговор, мучительную смерть. А Мерсеру... ему было все равно. Алекс не заглядывал так далеко вперед, но он изучал себя еще и потому, что подобные механизмы могли помочь людям. Ему ведь когда-то удалось приспособить один из эффектов перестройки "Черным светом" для людей, так? Ну и что, что суперсолдаты первого поколения чахли на глазах ввиду деградации кровеносной системы? Он на пару с прошлым Мерсером забрал слишком много жизней. Было бы справедливо, если его исследования в будущем смогут помочь тем, кто в этом нуждается. Например, его легкие при ранении автоматически устраняют коллапс: если этот механизм вычленить, он мог бы спасти немало жизней, когда врачебная помощь просто не успевает.       - Цилиарная мышца по своим характеристикам даже лучше, чем у соколиных. Такая позволит почти мгновенно менять форму хрусталика, - говорил в диктофон Регланд, копаясь в разрезанном глазном яблоке, что Алекс аккуратно выкрутил перед зеркалом. Его заинтересовало, в каких пределах он способен он менять характеристики отделенных частей своего тела, как сделал это перед самоубийством МакМаллена.       - Концентрация рецепторов тоже больше? - пробормотал Алекс, прикрыв глаза, в том числе заново выращенный. Брэдли кивнул:       - Это можно было даже не упоминать.       - Хорошо. Активирую тепловидение.       Заднюю стенку яблока, разрезанного скальпелем, осветил ровный красно-оранжевый свет, точно такой же, как вспыхивал огнем в глазах Мерсера при переизбытке энергоносителя. Бывшие гентековцы переглянулись.       - Доктор Регланд, варианты?       - Ну, вы же знаете, - снимая перчатки, Брэдли аккуратно поправил очки. - Биолюминесценция обыкновенно служит для маскировки, коммуникации, предупреждения, приманки. А также для демонстрации угрозы...       - Значит, таково ваше мнение? Горящие инфернальным светом глаза, даже будучи отделенными от тела - это для того, чтобы внушать страх своему оппоненту? - усмехнулся Мерсер.       - Не думаю. Вернее, думаю, что это не совсем так, - вздохнул патологоанатом. - Конечно, резонней было бы предположить, что это лишь побочный продукт реакций окисления, которые протекают в тканях при активации ваших умений... Однако, как мы с вами убедились, многие привычные догмы биологии на зараженных не работают. В качестве примера - как насчет знака вашей спины?       - Я займусь этим аспектом... позже, - задумчиво ответил Мерсер.       Он приказал глазу обратиться в однородную массу и провел по столу ладонью, вбирая состав обратно. Отдельные сегменты тела Мерсера и раньше знали как себя вести, как вновь воссоединиться без разложения на компоненты прежде, чем закончится энергия. Даже отчасти продолжали исполнять свои функции. Например, этот глаз адекватно реагировал на свет и передавал какое-никакое изображение. Но теперь, после поглощения Грин и Парии, даже мельчайшие частицы монокультуры, в которую обращалась его плоть по истечению времени или по приказу, обретали движущую силу. Перемещаемая не мускульным усилием, но синхронным движением клеток, капля крови Мерсера теперь ползла к своему хозяину. Алекс был способен ощущать ее как свою неделимую часть...       Ощущать так же отчетливо, как во время пользования Визора, он же Зрение зараженного - когда часть отделов мозга Алекса перестраивались со слуха, обоняния и осязания на отклики, что порождались плотью, несшей в себе минимальное количество инфовирионов. Этот режим, позволявший видеть на многих уровнях зрения, не только позволял определять людей, что влипли в Паутину интриг, но и... это был потрясающий режим, в самом деле. Будто у глаз Мерсера появилась рентгеновская матрица, снабженная дополненной реальностью. Стоило ему взглянуть на живой организм, насыщенный вирионами, и Алекс моментально понимал, как двигается это существо, как устроена его мускулатура, где залегают вены и как сильно бьется сердце, перекачивая убойный химический коктейль. Как циркулирует ток по нервам... Так же он исследовал и свое тело, будто вооружившись оборудованием высочайшей чувствительности - ну или так, словно Мерсер сам уменьшился до размеров всепроникающей вирусной частицы. Разумеется, мыслительный процесс в этом состоянии был весьма специфичным, наводненным тенями и давящим чувством присутствия Элизиума, чьи глухие отголоски шептали ему что-то неразборчивое. Так что для "привычной" реальности места оставалось довольно мало - пытаться при помощи визора рассмотреть объекты в видимом диапазоне было подобно тому, как если бы на голову надеть водолазный шлем, заляпанный грязью и тиной. Это было еще одним аргументом для необходимости дополнить "внутренние" ощущения с опытами на бытовом уровне - соотнести каждое из этих самых ощущений с физическим явлением. Нет, правда, Мерсер возлагал большие надежды на этот инструмент. По его расчетам, визор психического поля способствовал классифиции за какие-то недели того, что МакМаллен из его мертвого тела был бы вынужден выуживать долгие годы.       - Абсолютное давление жевательных мускулов у человека составляет около 1500 ньютонов на квадратный сантиметр. Но он никогда не использует ее в полной мере, - говорил Алекс сестре, перекатывая в пальцах знакомую уже "бутылочку", позаимствованную из боезапаса дозорных. - Обыкновенно создает усилие в 40 килограмм, максимум 80-90 если грызет орехи. Потому что при больших нагрузках эмаль начнет просто крошиться. А теперь смотри...       Закусив наконечник пули, Алекс медленно сжал челюсти. Легкое похрустывание - и вот меж его зубов поблескивал сплющенный кусок оболочки, что торчал из гильзы. Дана на такую демонстрацию не постеснялась глаза выпучить - и это при том, что сестра, похоже, свыклась с мыслью, что Мерсер теперь излечивал ранения любой тяжести и мог изуродовать человека одним поворотом кисти.       - Едрить! Да ты просто траханый Шварцнеггер!(38) - выпалила она.       - Не согласен, опыта работы в государственном аппарате у меня нет, - невозмутимо ответствовал Алекс, убирая искореженный боеприпас в карман. - Пока нет.       - Скажи, что ты шутишь, - улыбнулась сестра.       Они находились на съемной квартире в одном из районов, пограничных с бывшей территорией заражения. Военные теперь как раз в сгоревших кварталах и возились в основном, так что Дане, будучи снабженной новыми документами, особо нечего было опасаться. Они непринужденно беседовали - и это было намного более живое общение, чем за последние две недели, когда все ограничивалось скупым обменом информацией. Нагнетающая постоянную тревогу катастрофа осталось позади, и Дана была искренне рада, что брату выйти из всех передряг удалось живым и невредимым.       - Разумеется, - кивнул в ответ Мерсер. - Но если что, я ведь смогу рассчитывать на твой голос?       - Алекс!       - Ладно, шутки шутками, но давай признаем: фокус неплохой, а? - азартно приподнял ладони вверх развитый. - Попробуй обычный человек такое провернуть - и его зубы превратились бы в осколки. Конечно, даже оригинальная эмаль прочнее стали из-за комбинации органики и неорганики... но моя костная структура теперь еще выше этого предела прочности. Она укреплена каким-то неизвестным гидроксильным аналогом фтор- и хлорапатита, и я думаю...       - Это, конечно, чертовски интересно, дорогой мой братец, - закатила глаза Дана, - но ты вновь возвращаешься в свою родную стихию, неизведанную нами, недостойными сухопутными жителями. Нет, тебя всерьез заботят эти твои новые фокусы?       - Да. Боюсь, это то единственное, чем мне стоит сейчас заниматься, - замялся мужчина. - Я должен узнать, чем я... во что я превратился. Какую пользу я могу представлять для окружающих. А также какую угрозу я могу нести - независимо от своего желания.       - Эй, - Дана ободряюще похлопала его по плечу. - Помнишь, что я говорила перед тем, как меня упекла в библиотеку та образина? Ты в любом случае останешься моим братом.       Мерсер кивнул, прикрыв глаза. Он чувствовал вину за подобного рода лицемерие: общаться с Даной не только потому, что ему этого хотелось, но и отчасти ради заглушения голоса совести. Того самого, который нашептывал, что Алекс не уберег сестру, что теперь из-за собственной некомпетентности развитый теперь вынужден бродить вокруг, подозрительно оглядывая ее со всех сторон, выискивая подвох в самом близком для себя человеке. В данном осознании было мало приятного, но Мерсер точно не собирался отключать сие чувство. Это было бы даже хуже, чем самообман, в который с ослиным упрямством погружаются люди, не имеющие духа признать истину. Дана кашлянула, привлекая его внимание:       - В общем, мое мнение ты услышал. Вояки все еще контролируют медицинские заведения, они вполне могут учредить обход и накрыть твое с Регландом маленькое предприятие. Сам понимаешь, бесследно пропавшая группа свидетелей тебе не на руку теперь... - вздохнула Дана. - Кстати, передавай Брэдли привет и еще раз огромную благодарность.       - Непременно передам.       Новые составы, функции органов и их строение означали и новые сопутствующие технологические линии, которые могли эти циклы энергозатраты бесперебойно обеспечивать. Так как Мерсеру удавалось творить свои фокусы? В чем состоял краеугольный камень, основной посыл технологической "магии" вируса?       Очевидно в том, что называется общим словом метаболизм. Разгадкой Алексу послужил другой представитель живых существ, процессы обмена у которого шли на скоростях, ввергающих исследователей в трепет. Конечно, параллели с аэробом, составившим "естественно эволюционировавшую" популяцию, как упоминал Брэдли, выходили несколько спорными. Однако Мерсер настаивал на том, что хоть он и был создан искусственно, на базе готового организма, при таком уровне проработки отличия между развитым и продуктом отбора были невелики. То, что Мерсер не развалился на части за пару дней ввиду критической уязвимости, которая могла неучтенной засесть где-нибудь в его генокоде, было стоящим аргументом. В самом деле, нельзя было назвать экспериментальными методы биоинженеринга, способные перестроить тело человека так, чтобы различные его части могли одновременно конфликтовать и сотрудничать. А что до временных задержек вроде сыворотки Ключ-опухоли... ну, как и у обычных живых существ, такие конфликты разрешались; к препятствиям находились обходные пути. Правда, в рамках одного только текущего поколения...       "Свет" может как озарить людям дорогу к прекрасному будущему, так и поставить их на грань вымирания, сказал как-то МакМаллен в приступе своих ботанских грез Рендаллу. Он сам волен выбирать одно из этих двух направлений, потому что входит в считанное число организмов, способных менять геном не популяцией, но отдельной жизненной единицей - до того, как начинается цикл его воспроизводства.       Навряд ли Джошуа Ледерберг, когда говорил о вирусе в качестве того единственного явления, что может поколебать господство человека на земле, полагал свои слова пророческими. Однако угрозу, исходящую из возможности "Света" меняться, Мерсер осознал в полной мере. По личному, самому непосредственному опыту. Ламарк создал концепцию, исходя из которой люди, поколениями прыгавшие с крыши, размахивая при этом быстро руками, научатся замедлять падение. А Мерсер именно это и сделал! Алекс в синтезе с химерами вместо фильтрации из случайных параметров наиболее выгодных сам их формировал, исходя из потребностей - и посмотрите, насколько разрушительной показала себя эта стратегия! А если таких людей-микробов будет не один, а сотня?       Замечание. Человек-микроб - звучит не очень гордо.       А, все одно, «человек-колибри» звучало не многим лучше. Именно с этой птицей Мерсер вызвался сравнить свой организм. Как и у развитого, образ жизни крохотных пернатых был высокоэнергетическим, максимизирующим накопление источников запитки. Колибри имели способность сразу же после трапезы сжигать сахар, добытый из нектара, в мышцах, избегая при этом его предварительного преобразования в жир. Алекс тоже "опускал" этап промежуточного синтеза, если это касалось поглощения живой плоти. Чудовищно прожорливые фагоциты, способные растворить сталь и бетон - это, разумеется, превосходно, но зачем тратить впоследствии энергию на сборку по второму кругу, если можно сразу пустить в дело присвоенную клеточную структуру? Поэтому большая часть тканей ассимилируемого врага подвергались суперзаразительной реакции, аналогичной воздействию "Черного света" на любого человека, не подходившего под его ключ. Таким образом, клетки сразу меняли режим работы, перекраивали сами себя и становились частью организма Мерсера. Охотники этому процессу сопротивлялись своими молекулярными кодировками, вроде того, как конфликтовала сыворотка Брэдли с любым зараженным "Красным светом", кроме уникального, что удалось найти Алексу. Сходу мутантов рангом повыше проглотить было нельзя... а вот зомби вполне. Это вновь наталкивало на мысли, посетившие Алекса во время преследования Карен. И, проведя несколько самосозерцательных экспериментов, бывший гентековец нашел ответ, который должен был удовлетворить его любопытство.       Обыкновенно как бывает? Чем выше скорость проведения работ при их фиксированном объеме, тем выше надбавка за такие сверхурочные. У Мерсера же вирусное колдунство позволяло превращать одно в другое без каких-либо потерь. Скорость не имела значения; важен был только объем. Бродяги, использовавшие куда более приземленные технологии, такой расточительности позволить себе не могли. У зомби после инфицирования начиналось производство клеток с изначально заложенной АТФ - микроскопические аккумуляторы были рассредоточены у них по всему телу в противовес нескольким отдельным топливным емкостям у обычных людей, откуда ткани забирают нужные им порции. Это довольно точно соответствовало теории, что бродяги являлись частью среды терраформирования, мобильной строительной и кормовой базой, способствовавшей дальнейшему распространению инфекции, а вовсе не "пушечным мясом". С точки зрения данной систематизации легкость, с которой бродяги пожирались Алексом, была логична: биоинженеринг вируса только расширил всеядность Мерсера, дав ему возможность получать энергию практически из любых источников, однако бродяги стали для него самым доступным источником материи. Полуфабрикатом, как и для остальных высокоранговых мутантов, который всего-то и надо, что разогреть.       Мерсер решил проверить, насколько он может обходиться без живой плоти, раз уж глас голода ментального изволил заткнуться. До солнцеедения дела не собирался доводить, но глюкозу, мощный энергоноситель, проверить стоило. Результаты были трактованы как вполне удовлетворительные: если не заставлять ткани работать на износ, вполне можно было перебиться какое-то время подручными безбелковыми средствами вроде сахара и воды. Предчувствуя, что биомасса в южных кварталах вскорости окончательно вымрет, Мерсер натаскал прорву мешков сахара в подвал больницы и к Дане на квартиру, сполна наслушавшись ее ехидных "а не слипнется?"       Топливо топливом, но законы-то физики еще никто в обозримой части Вселенной не отменял! А стройматериалы в организме Алекса, на минуту, не просто возникали из ниоткуда и сигали в никуда, будто провалившись в пространственно-временной карман. Мерсер временами еще и ощущал себя гораздо тяжелее, чем положено существу его комплекции! Под микроскопом посмотреть на его ткани - так обыкновенные клетки с самой обычной плазмой и нормальной плотностью. Даже не тяжелая вода в их основе - Мерсер проверял! - которая могла бы подтвердить, что предположение про ходячий ядерный реактор не такая уж и метафора... Да и не столь значительно было бы изменение плотности в этом случае, всего на десяток процентов. Мерсер был обделен радиационным фоном и прочими радостями установок высоких материй - так как можно было понять, что лежит в основе сих эволюционных чудес?       К сожалению, методом самосозерцания Алекс пока не мог этого распознать. Пожалуй, лезть в недра этих "вирусных" молекул для него было тем же самым, как пытаться вживую выяснить, что видит рак-богомол: его безумное зрение с намного большей вариацией рецепторов будет непредставимо для человека со стандартной архитектурной сознания. Вирус значительно все упрощал, но не являлся панацеей, делающей всеумеющим и всеведущим универсалом по любому вопросу. Что характерно, Мерсера это обнадеживало. Сыр для всех даром, чтобы никто не остался ущемленным, как говорится...       Стоило отметить, что развитый пробовал поглощать нечеловеческих существ. С зараженными-то было все понятно: к их памяти, тесно связанной с Разумом улья, можно было подобраться, лишь самому подключившись к "облаку". Вроде зараженная ворона тоже не считается человеком, но их мозги, по-видимому, вирус уже оптимизировал, наладил каналы связи, к которым можно было подключиться, так что имелась вполне себе возможность использовать птиц в качестве стабильных дронов-наблюдателей. А вот с обычными воронами... Мерсер как-то поймал и съел кота - драного и измученного, но вполне здорового, одного из тех, что не успела сожрать биомасса в относительно незагрязненных кварталах. И ничего от него не заполучил. Ловкость кошачья? Да Мерсер по умолчанию гнулся не хуже, чем какой-нибудь чемпион по лимбо. Памяти ему это тоже не прибавило: только какой-то сумбурный набор простейших эмоций мелькнул, в которой конкретные образы не разглядеть.       Значит, разумность являлась основным критерием непосредственной совместимости? А если предположить существование разумного нечеловеческого существа? Мог бы Алекс принять вид такого организма, даже если его локомоторная система радикально отличалась бы от людской? Он никогда не думал над возможностью перевоплотиться в охотника - да и не было нужды в этом ввиду преимуществ, что развитый имел перед другими мутантами. М-да... Тысячи "почему", а все они вытекали из одного-единственного "кто я теперь". Можно ли было сейчас расписать механизмы воздействия и активации, как все это запускается и при каких условиях?       - МакМаллен называл меня продуктом спящих последовательностей, - поделился своими соображениями Мерсер с коллегой. - И, думаю, я не ошибусь, если скажу, что Ключ играет во всех этих сверхбыстрых процессах не последнюю роль, раз он из этих сонь набран.       - Ну, эта теория имеет право на жизнь. В мое время спящей ДНК обыкновенно приписывали функцию регуляторов, управляющих работой активных генов, - припомнил Регланд. - Однако мы с директором МакМалленом придерживались версии, что не некие абстрактные «регуляторные» гены управляют работой соседей по клетке, но продукты самой ДНК.       - А сейчас исследователи полагают, что гены, впавшие в гибернацию - это следы прежних эволюционных процессов…       - Или залог для эволюции будущей. А может и то, и другое одновременно, - отметил негр. - Уже доказано, что гены, молчавшие в клетках одного вида, могут воспрянуть ото сна и начать синтезировать белки, будучи имплантированы в клетки другого организма.       Возможно, подумал Мерсер. Возможно, потому многие гены и заснули, что были просто не нужны… до поры до времени. Пока не изменились условия. Пока у Грин не обнаружилось нечто, что вирус пробудил, что сделало Парию уникальным существом…       - Но не у меня они проснулись, - торопливо возразил Алекс, входя в дискуссионный раж. Впрочем, он тут же умерил пыл и высказал свою точку зрения, взвешивая каждое слово:       - Если обратиться к связи с Разумом улья, можно понять, что последовательности, набранные в Ключ, не оказывают видимого воздействия на кодировки - того, которого можно было бы засечь методами биохимии. Можно заявить, что они тоже «молчат»… кусочки молекулы ДНК, в которых хранится запасная информацию, возникают в связке с Ключом будто из ниоткуда. И в Ключе в этот момент происходят определенные изменения – те, которые соответствуют новой конструкции. Если он взаимодействует с остальными участками молекул, то, опять же, на уровне, который я пока распознать не в состоянии. МакМаллен описывал что-то похожее в своих работах по генетической памяти…       - Как бы то ни было, Ключ является маркером эпигенетических изменений, - справедливо рассудил Брэдли. - Он, набранный из спящих последовательностей, уникален по отношению к определенной модификации, которую организм получает от вириона.       - Да… Организм берет данные из генетической библиотеки определенной химеры, «связываясь» с ее общностью через ключ, - озвучил как он это понимал Алекс. - По выскочившей плазмиде синтезируются требуемые в данной ситуации вещества и клеточные культуры… Нужная ткань или целая часть тела регенерирует по другому алгоритму, изменяется вплоть до самой конструктивной основы.       - Но не маскировка, - заметил Регланд.       - Да, вы правы, мимикрия определенно отличается от того же синтеза Когтей. Даже чисто визуально механизм отличается, - не мог не согласиться Мерсер. - Хоть мимикрия тоже идет из Ключа… в котором вполне могут содержаться для данного облика кодировки или, вернее, шифр для нужной точки доступа Разума улья… хоть тут тоже имеют важность спящие последовательности, но все-таки…       Не иначе как маскировку, средство коммуникации развитого с миром людей и инструмент для неотличимого внедрения в социум, нужно было рассматривать на следующем этапе. Еще одним стимулом для этого служила метка, что проявилась на спине после возрождения Мерсера. Кому-то другому вспыхивающие огнями биолюминисценции крылья могли бы импонировать, навевая ассоциации с птицей Феникс, восставшей из пламени ядерного пожара… Настрой Алекса был выдержан в куда более мрачных тонах. Логотип на спине теперь казался ему клеймом, знаком принадлежности. Или, возможно, росписью, коей художник венчает произведение своего искусства, обозначающей, что работа над ним завершена. Эта ассоциация душила Мерсера, особенно после того, как он попробовал убрать вытатуированные в псевдокоже фотогенные клетки, что испускали свет. Метка была такова, что заменишь свечение на обычный пигмент - и координатное начало, общность химер, тут же делало мысленную пометку: стандартный образ изменен. Регланд был абсолютно прав, когда обращал на это внимание Мерсера во время исследования глаз, указывая, что свет не может являться чисто побочной реакцией.       Мерсер сам не мог точно сказать, почему в процессе изучения маскировки принялся вносить изменения в свой повседневный облик. Скорее всего, тут дело было в подсознательных желаниях его прошлой ипостаси. Нарциссизм, болезненное пристрастие к демонстрации своей индивидуальности и отличительных черт - неизменные спутники социопата. И конечно, татуировка Элизиума тоже причастна была: Мерсеру было отвратительно предположение, что его пометили, будто какой-то там скот. По его разумению, лишь интеллект владел телом, и собственность эта не должна была оставлять отметин на своем владельце. Хотя у Алекса были мысли заменить наспинный орнамент каким-нибудь другим - теми же головами льва, козла и змеи,(39) - он решил, что если так сделает, то свечение действительно будет иметь для него какой-то рабский смысл, а ментальная пометка станет вечным напоминанием. По поводу других деталей Мерсер вопрошал к самому себе: а почему и нет, в самом деле? Какая разница, каким он хочет себя видеть, если этот облик никому кроме Даны и Брэдли демонстрироваться не будет? Пытаясь убедить себя, что собственное тело полностью и целиком находится в его власти, Мерсер сделал свой облик чуть более громоздким и угрожающим. Да уж, он сильно изменился за осень... Капюшон жилета заострился, иллюзорно увеличился объем грудной клетки. Туфли и джинсы Алекс поменял на более дорогие модели, а рубашку "огладил", избавляясь от той неловкости и сумбура, что царили в его одеянии из-за скорого на руку переодевания в тот вечер, когда умер его тезка. Право же, развитый полностью отдавал себе отчет в этих действиях, числя подобные нарциссические фокусы безвредными.       Еще до того, как Мерсер выкроил новые черты и показался в новом имидже Дане - которая отреагировала довольно сдержанно; похоже, она зареклась более чему-то из сделанного братом удивляться, - развитый осознавал, что процесс этот контролируемый, отнюдь не безмозглый. На эту мысль Алекса натолкнули раны и прорехи в одежде, полученные на Пенн-стейшн. Мерсер ведь не пробегал всю эпидемию с дырами на животе, зафиксированными в момент пробуждения, верно? Сразу после доступа к энергоносителю эти черты исчезли, будто его облик вернулся в то время, когда мужчина еще не был застрелен. А его прошлая "аллергия"? Испытывающий недомогание и постоянный дискомфорт верхних дыхательных путей организм, способный в момент оторванную ногу регенерировать: не кажется ли такая концепция безумнейшим гротеском? Аллергия Мерсера, часть имитации его прошлого состояния, пропала, стоило найти осмысленные пути взаимодействия с этими величинами. Самое смешное, что когда Алекс экспериментаторства ради "включил" ее обратно, ему на полном серьезе помогли таблетки от аллергии. Не потому, что они вступали в характерные им химические реакции и ублажали нужные рецепторы, подавляя симптомы, а лишь затем, что организм реагировал так на таблетки ранее. Однако те же таблетки не оказали ровным счетом никакого действия, стоило Мерсеру "закрепить" черту, повысив ее приоритет в галактике характеристик своего тела. Что насчет раздражителей, способных изменять режим функционирования сознания? Тоже верно - ничего. Уговорив бутыль медицинского спирта, Мерсер не почувствовал чего-либо, что хоть как-то напоминало эмоции развязности и веселья, а также потерю ориентации в пространстве. Очевидно, алкоголь не возымел эффекта на его аналоге эритроцитов - снятия слабого отрицательного заряда и склеивания клеток. Спирт для развитого был просто еще одним энергоносителем. Но стоило ему виртуально щелкнуть пальцами, захотеть, чтобы реакция на вещество протекла так, как положено обычному человеку... Алкоголь въехал по мозгам развитого не хуже, чем в свое время приступы телесного голода. Правда, мозгохимеры позволили контролировать это состояние в намного большей степени и вовремя переключиться обратно... Напротив, Мерсер прочувствовал, что с радиацией дела состояли иначе. Те системы диагностики, в коих мужчине удалось разобраться, отметили, что здесь как раз были затронуты механизмы воздействия, а не простой самоинициализированный запуск. Радиация вызывала разлад в тонких молекулярных процессах, и организм начинал дуреть. Та совсем слабая доза, что он словил на крыше больницы, вызвала лишь ощущения покоя и приподнятого настроения – смеялся Мерсер сам, от чистого сердца. Но при жестком излучении химеры грозили окончательно спутаться, не успевая латать наносимый молекулярным хаосом урон, что провоцировало церебральные нарушения, присущие тяжелой форме авитаминоза. Неконтролируемый смех, ощущение чужого присутствия, слуховые и визуальные галлюцинации, эйфория… Только, по всей видимости, без побочек вроде заливания рвотой окружающего пространства и истощения тканей.       - Радиация - вот всамделишный наркотик для меня... интересно, - пробормотал Мерсер, выходя из транса и открывая глаза.       Ну, что Алекс мог сказать о себе, стоя голым перед зеркалом, полностью растворив одежду и втянув ее под кожу одним только осмысленным волевым приемом? Пуповинная впадина при снятии куртки на месте, соски тоже. Значит, точно не являлся существом высшего порядка, какой-то ангельской сущности... Мускульный рельеф, что он себе подобрал, был бутафорией чистой воды. Настоящее увеличение силы давал лишь химерический опорно-двигательный аппарат, полностью пересобранный для изнурительных нагрузок. «Внешний» объем мускулатуры не значил ровным счетом ничего, был он исключительно визуальным образом – причем воссозданным не по чьей-то памяти или по картинке, а Мерсером самостоятельно. Не было необходимости держать в голове образ с зафиксированными мельчайшими деталями вплоть до кожных пор: достаточно оказалось наметить общие черты, чтобы химеры выдали оптимальное решение, словно нейросеть, обрабатывающая эскиз до состояния полноценного рисунка.       Итак, в мимикрии решающее значение имели визуальные образы, поскольку миллиардов других параметров в геноме нет: как ты одет, какая у тебя прическа, есть ли у тебя увечья - может, злосчастливый случай лишил тебя пальца. Да и многие «естественные» параметры организма задаются при развитии плода и в ходе взросления, в результате механического взаимодействия делящихся клеток, а не в кузне генома. У развитого приобретенные свойства могли фиксироваться в молекулярных кодировках по ходу дела… но не у обычных людей. Голос тоже не мог быть определен в геноме: лишь параметры роста голосовых связок определяли его – значит, вирус воссоздавал эту черту мимикрии "на слух". Это было похоже на правду, если предположить, что человек помнит мельчайшие детали на уровне подсознания. И органическая нейросеть, что росла в Мерсере, весьма умело выбирала нужные параметры, избавляя носителя от обязанности самому бродить в недрах Несознательно-Ассоциативного.       Мерсер вновь вернул себе одежду, наблюдая, как его кожа покрывается язвами и багровыми надрезами, как вылезает наружу фигурное пучение массы, чтобы застыть в виде нужных предметов гардероба. Он снял куртку, свечение орнамента на которой тут же "перепрыгнуло" ему на жилет, и скептически ее рассмотрел. Нет, чем бы это не являлось, сей артефакт не мог быть продуктом генома. Это не был съемный орган с заданным кодом, который чудесами ДНК-инженеринга оказался запрограммирован так, чтобы внешне быть неотличимым от куртки. Казалось, ткань и кожу до последней нитки заменили иной, пугающе адаптивной субстанцией. Были сохранены форма, текстура и даже цвет - до мельчайших деталей, но все это не работало. Сходство обнаружилось чисто внешним: Алекс не мог даже застегнуть замок-молнию, если только не приказать ему срастись. Кажется, у развитого имелась вполне рабочая теория на этот счет.       - Вот он! Вот основной аргумент, почему мой организм не применяет в построении оружейных систем клеточную миграцию! - говорил он впоследствии Регланду. - Теперь я все понял. Казалось бы, чего проще: вообрази себе новый образец конечности и примерную схему ее работы, а химеры, того и гляди, чего-нибудь придумают! Вот что произойдет, если этот метод применить! Доктор Регланд, берите молоток.       Патологоанатом взял обозначенный инструмент в руки и выжидающе посмотрел на Алекса. Тот, в свою очередь, сосредоточился и обратил руку в клинок, что заняло больше времени, чем обычно. Потом кивнул, приложив лезвие к металлическому коробу, что нашелся в подвале госпиталя:       - А теперь бейте. Со всей мочи, желательно подальше от основания.       Регланд вскинул было брови, но под предельно серьезным взглядом Алекса, крякнув, нанес точно отмеренный удар. Затем охнул, разглядев его последствия:       - Пошел трещинами! Удивительно! Но я думал...       - В этом все дело, - удовлетворенно заговорил Мерсер. - Это не тот клинок, которым я шинковал танки. Это его маскировочная копия. Этот предмет дизайна просто старается быть похожим на то, что я видел и чем я пользовался. Визуально сходство очень-очень качественное, но по своим свойствам он явно оригиналу уступает...       - О! Кажется, я понимаю! - возбужденно поправил очки Брэдли, по-прежнему ведущий диктофонные записи. - Это все равно, что приказать химерам создать действующий штурмовой карабин, "природной" вариации которого не было и быть не может.       - Вестимо, так, - откликнулся Алекс, возвращая руку к стандартному облику. - Хотя в моем организме прорва металла, собрать из него что-то рабочее искусственный интеллект не в силах. Когда ты даешь ему конкретную форму и свойства, которыми она должна быть наделена, вирус просто не знает, с какого направления подступиться. Откуда "Свету", в самом деле, узнать, как М4 работает, как может быть получен его органический аналог, какими методами он будет выращиваться... Органическая пушка - если такой чудесный бред я вообще когда-нибудь заполучу, - должна быть либо выстрадана, либо украдена. И в первом случае она будет разительно отличаться от механических аналогов за счет другого взгляда на мир моего внутреннего проектировщика. Чем больше я ему помогаю, выделяя мощности своего мозга и предоставляя выгодные комбинации для простора творчества, тем скорее будет завершен этот процесс... - Мерсер фыркнул, небрежно поводя рукой. - Нет, серьезно, если бы все было так просто, что я мог сделать полностью функциональную конечность, всего лишь представив ее, я бы не стал относить бомбу в океан. Я бы отрастил мультитулы пары высокоранговых инженеров Таггарта и разминировал бы ее, воспользовавшись знаниями генерала о внутренних кодировках. После чего стал бы выпускать работающие швейцарские часы, просто думая о них, и накопил бы себе на безбедную старость.       Заметив, что Регланд кинул взгляд на его запястье, Мерсер немедленно воспроизвел один из своих недавних опытов.       - Я могу сделать часы, - постучал Алекс пальцем по вполне себе металлически ощущаемому диску с ремешком, что зацепился за его руку, - но они остановятся на том моменте, когда я на них взглянул последний раз. Я могу заставить стрелку за этой почти прозрачной перепонкой двигаться - но это будет мое требование, а не свойство предмета. Можно предложить телу новую одежду. Шрам. Отрубить руку. Вставить кольцо в нос. При любой новой детали, реальной или надуманной, система скажет на языке молекулярных нулей, единиц и логики: "Эгей, парень, у тебя кое-что лишнее образовалось. Скинуть до исходника?" Но если все по плану, достаточно на этом же языке отправить посыл бездействия: "А ну не трожь! Запомни это, оно мне нужно". Тогда фагоциты обработают эту деталь и вычислят, как при маскировке делать точную копию. Конечно, есть параметры, которые должны работать как должно с самого начала: например, волосы мягкие, а псевдорубашка мнется. Но это скорее свойство материала, не механизм. А волосы вообще не проблема отрастить, просто ограничив их длину и пригладив...       Мерсер рассеянно потер висок, раздумывая над выводом.       - Итого, гены в среде мимикрии не при чем; химеры не особо даже стараются заполонить внешние покровы тела. Маскировка - это не строго генетическое изменение, а клеточная миграция, когда клетки по команде переходят с место на место и изменяют конкретные свойства. Как 3D-принтер, но намного лучше. На внешних покровах развитого по заданной программе создается схема, согласно которой организм сам себе наносит фигурные порезы и повреждения, распределяя энергоносители так, чтобы получалась нужная конструкция. Фактически, моя одежда - это... это струпья сложной формы и состава.       Воцарилась неловкая пауза. Оба бывших гентековца отгоняли мысли о всамделишных прокаженных времен средних веков, что, учитывая обстоятельства получения сверхспособностей, было бы весьма уместным сравнением, но не очень-то приятным.       - Будет вам, Александр. Не все так плохо, вы всегда можете заявить, что ваша куртка - аналог оперения у птиц...       - Гм. С каждым днем я буду открывать в себе все новые глубины мерзости, - словно не расслышав его, произнес Мерсер. - Это я понял уже тогда, когда понял, что употребляю костно-мясной рулет, буквально фаршированный дерьмом, и не морщусь. Вирусу нет никакой разницы, что разбирать на запчасти, у него эстетических соображений нет никаких...       ИИ, засевшему в развитом, было точно так же по барабану, как и на источники пропитания, когда это казалось визуальной части. Неважно, насколько был абсурден или «нереалистичен» предложенный образ - химеры просто отмечали в своей ментальной записной книжечке еще одну вариацию, одну из бесчисленного множества, и позволяли позже к ней вернуться. Мерсер понял это, стоя перед зеркалом с резиновой уточкой для ванной, которую он посадил себе на плечо подобно пиратскому попугаю.       Искусная, но все-таки декорация затрагивала более глубинные слои строения организма лишь тогда, когда требовалась перестройка опорно-двигательного аппарата. Это касалось уже черт более радикальных: например, при маскировке под нескольких представительниц прекрасного пола, коим не посчастливилось оказаться на пути Мерсера. В такой симуляции одним только перераспределением масс, слоящихся между мышцами и кожей, придачей характерных качеств человека вроде заострения подбородка не отделаешься. Либо занижай центр массы, либо получишь девушку, скользящую деревянной походкой… В случае необходимости кости и сухожилия Алекса могли сместиться, изменить свои характеристики: например, раздвинуть бедра, подточить берцовые кости для менее высокого роста, сузить грудную клетку… Как и прочие «регенеративные», глубинные способности развитого, подобного рода трансформация активировалась и подавлялась ретровирусами, подтипами "Черного света" с заданным образцом Ключа, которые быстро налаживали производство клеток, выстраивающих или демонтирующих необходимые ансамбли в течение нескольких секунд. Напротив, внутренние органы Мерсера сохраняли свои характеристики. В маскировке Алекс мог использовать весь перечень движений и приемов, шедших в конструкции стандартом, включая ассимиляцию при помощи бывшего кишечника – это служило вполне надежным доказательством, что ткани изменялись незначительно, включая… кхм.       Ну конечно же. Этот аспект был тоже весьма любопытен. Разумеется, во время эпидемии последнее, что Мерсеру пришло бы в голову – так это лезть к себе в штаны, учитывая, что необходимость справлять нужду отпала вовсе. Быть может, если оказалось, что изначально «Свет» являлся венерическим заболеванием, такие мысли и поколебали бы его уверенность в себе, но Алекс не задумался над вопросом трансформации половых органов, даже когда первый раз перевоплотился в девушку. Зачем, в самом деле, на диагностику отдавать агрегат, который внимания к себе не привлекает и вроде бы исправно работает? Куда больше мутанта тогда занимали военные тайны и прихвостни Гентек. А вот когда появилось свободное время и пища для размышлений, Мерсер всерьез начал опасаться смены пола. В силу типично мужской, болезненной гордости ему чудилось, что вирус может дать сбой, и в паху обнаружится нечто, вызывающее неприязнь. Член по классификации химер не мог быть мышцей, что на анатомическом стенде непременно должна присутствовать и напрямую сказывается на характеристиках организма. Он - лишь пузырь с кровью, крепящийся всего парой мускулов к сухожильным центрам промежности. Существовала вероятность, что организм теперь классифицирует его как программируемую черту, «внешний покров», и сделает его бесполезной бутафорией… К тому же сверхэкономичный организм Алекса вполне мог бы списать возможность размножения в утиль, посчитав ее бесполезной, жгущей много энергии зазря, или, более того, вредной. Уж Мерсер точно на месте своего создателя не дал бы себе размножаться – даже без учета того, что большая часть технологий «Света» не имели совместимости с рядовыми людьми.       Хвала Аристотелю, в своем обычном состоянии Мерсер хоть и не был лишен предрассудков, но вполне был способен их игнорировать и признавать собственную неправоту. Рациональность, доставшаяся по наследству от старой личности, в конце концов эти фобии победила, разбив их обычной логической параллелью. Уж если психостимуляторы могли оказывать на него действие по желанию, а химеры собирали сложные конечности на раз-два, то как оставить функционал этой части тела они всяко сообразили бы… для того же «более достоверного» вливания в социум. Мерсер провел… провел простейший опыт. Кхе-кхе. И с затаенным облегчением диагностировал, что фаллос работает как ему положено. Почему ему не работать было, в самом деле? Ведь другие «внешние» детали Мерсера исполняли свои функции: кожа дышала порами, ресницы защищали глаза от пыли, ушные раковины ловили звуки… Стоило добавить, правда, что все они претерпели изменения, обзаведясь новыми характеристиками: например, лакримоз на его глазных яблоках являлся более вязким, что предохраняло зрение от ветра и пыли на больших скоростях, а кожа выбрасывала не только аналог себума, но и «потела» в районе суставов аналогом Кровотоксина. С пенисом оказалась та же история. В состояниях, когда он имелся, мошонка являлась сумкой второстепенных гормональных желез, одним из многочисленных придатков химерической сети – так же, как желудок стал сумкой убийственно активных ферментов. Просто небольшая послушная фабрика эмоций и состояний. Ну а при трансформации в пол противоположный член превращался в половые губы, в то время как его мускулы становились влагалищными. Учитывая, что обход морфогенеза не представлял каких-либо проблем, пугаться таким метаморфозам не стоило. Хотя и очень хотелось…       С мимикрией Алекс разобрался достаточно быстро. И, к чести сказать, Брэдли продолжил оказывать ему помощь и в других случаях, не только когда нужно было громогласно, с помпой подвести черту под какой-нибудь концепцией, как тогда с лезвием-подделкой. Взять хоть ту неделю, когда Регланд существенно облегчил анализ внутренних жидкостей, добросовестно выделив основные компоненты крови.       Что же ты такое, приятель? недоумевали Мерсер и Регланд, глядя под микроскопом на то, что некогда являлось красным кровяным телом. Клетка поблекла и отрастила реснички, хотя по команде довольно шустро их втягивала, меняя окраску и прикидываясь обычным эритроцитом. И если последние использовали двухвалентное железо в ходе реакций окисления, то этот Франкенштейн клеточного мира связывал кислород не только химическими методами, но и физически. Он переносил окислитель, сжимая в микроскопических пузырьках, таскал его подобно пауку-серебрянке! Неудивительно, что кровь Мерсера не имела естественного оттенка, находясь в венах: привычного гемоглобина в ней не было, он подвергся перестройке, прямо как белые кровяные тельца, вовсе ушедшие в систему лимфатическую! "Кровь", субстанция, что ее заменила, была розовато-белесой... Здоровый окрас коже придавала не она сама в капиллярах, а пигментация. Но да, "кровь" могла становиться красной. Более того, она это и делала, подвергаясь воздействию большого количества несвязанного кислорода; в том числе выплескиваясь из ран. Металла в организме Алекса была прорва - он и выдавал естественный алый оттенок крови, окисляясь на воздухе; как и прочие реакции в тканях и жидкостях развитого, этот процесс был невероятно быстр.       Кхм. Вспоминалось, как Мерсеру директор сообщил, что инкубационный период "Красного света" составляет тридцать минут. Алекс тогда подумал, что ослышался, и переспросил: "Доктор МакМаллен, простите великодушно, вы же имели в виду тридцать часов?" Он еще тогда не мог принять, насколько вирус скор на расправу и как эффективно он способен выполнять свои функции. У "обычных" патогенов всегда имелось минимальное количество инфекционного материала, что гарантированно приводит к заражению. Какой бы страшной не была болезнь, если концентрация будет меньше определенной цифры, вирус не будет успевать воспроизводиться с достаточной скоростью и иммунные системы его задушат. А в случае как с "Черным", так и с "Красным светом" было достаточного всего одного вириона. Различалась только скорость - у детища Мерсера она была и вовсе фантастической. Пусть вирионы независимо от количества не протянут долго вне питательной среды, растеряв целостность своей молекулярной структуры... Стоило хоть одному из них попасть в организм, и их живучесть переставала иметь значение. Это было все равно, что бросить в женскую душевую мышь. Клетки иммунитета впадали в панику, бросались кто куда, дезориентированные и неспособные за себя постоять, беззащитные перед методичным захватом, обращением своих товарок на вражескую сторону...       В Мерсере, центральной ставке вражеского контингента, молярность того же гемосуррогата зашкаливала. Если у обычного человека на литр крови приходилось порядка двенадцатой степени красных телец с мантиссой от 4,3 до 5,5, то у развитого этих красавцев, в случае проверки способных разбежаться по остальным системам тела, замаскировав оставшиеся, было почти 150. Рич Ролл(40) по сравнению с Мерсером представлялся самым жалким дистрофиком! Ассоциация с фигурой Ролла невольно натолкнула мужчину на мысли о лоснящихся сумеречных парнях, от запоздалой премьеры которых всего пару дней назад плевалась Дана. Так что Мерсер решил проверить и свою реакцию на серебро. Чем Элизиум... э-э-э, черт не шутит.       Что ж, проанализировав результаты проб, вампиром Алекса тоже назвать было нельзя. Хоть ионы серебра оказывают генотоксичный эффект, разрушая целостность молекул ДНК в бактериях, в том числе вызывая перестройки в хромосомах их фрагментацию, на Мерсере, являвшим собой ходячий букет всевозможных микробов, благородный металл никак не сказывался. Шипеть и плеваться от него не хотелось - а вот преодоление водных пространств своими силами действительно являлось для Алекса проблемой. Даже в стандартной форме плотность была примерно на 20% выше нормы, поэтому развитый просто шел ко дну. С массой, увеличенной на единицу объема, был связан еще один любопытный аспект: "заряженные" удары. Сила - это масса, помноженная на ускорение. Какими бы быстрыми не были по-настоящему стальные мышцы Алекса, у живых тканей существовал предел реакции... но вирус и тут умудрялся найти какой-то обходной путь. Перераспределением внутренних жидкостей и генерацией ткани в сторону конечностей развитый увеличивал импульс удара, при этом мускулы сокращались так же хорошо, не рвались от дополнительной нагрузки и совсем не уставали. Так же Мерсер "закачивал" импульс в прыжок, чтобы сместить и выбросить вверх центр тяжести. Разумеется, тут вновь приходилось топтаться на пороге тонких материй, растерянно предполагая, что жидкость невероятным образом обретала какие-то особые свойства, проводить параллель с ньютоновской жидкостью... Но даже без них давление в сосудах и полостях должно было подскакивать во время распределения чудовищно. Неужели стенки были укреплены органическим аналогом тефлона, как в гидравлических приводных системах? Таких, где отверстие с булавочный наконечник в шланге создаст струйку масла, способную прошить на своем пути препятствие не хуже пули? Снова всплывала в памяти неловкая ассоциация с Т-800, упомянутому во время полета с ядерной бомбой... Снабженный такой системой, робот был способен разорвать шею Коннор в клочья, просто сжав пальцы, вместо того, чтобы неуклюже цепляться за одежду.       Вампир, колибри, микроб, андроид... Из всех этих сравнений наиболее подходящим казалось теперь как раз последнее. Внешность - имитация, плод не формообразования, но заданных параметров. Сборная ДНК и пронизанные ИИ внутренние органы. Синтетическая поддерживаемая в неоднозначном состоянии форма трансчеловеческой жизни, во как. Иными словами, организм Мерсера являлся техническим средством, проводником в этот мир некой субстанции, выползающей из архивов Разума улья. Интересно, а была ли возможность вовсе убрать мозг, оставив в черепной коробке один только приемо-передатчик сигнала, и управлять телом, оставаясь в Элизиуме?       Ладно, эти рассуждения пока следовало оставить, там нужно было подкованным по философским вопросам являться. Смыслить в переопределении границ человеческого бытия и прочей чепухе. Для изучения "глубинных" механизмов тела, в отличие от его словоблудного определения, было достаточно лишь разносторонних знаний в соответствующих областях биохимии и зоологии. И в таком свете старина Шварц отступал на второй план: мало того, что развитый бегал по стенам, а шлем брони его был подобен многоглазой паучьей голове, так Мерсер еще и питался как паук - внекишечным образом! Впрыскивание ферментов, разложение, подбирание того, что получилось... Выходило, что Алекс вполне удобоваримое название подобрал для Паутины интриг. Хе-хе, удобоваримое!       Так и быть, настала пора обратить пристальное внимание на саму броню, что была усердно культивирована через боль. Броня - это уже не занятие скульптурой через существующие механизмы, выдающие элементы маскировки, а полноценная регенерация новых покровов. Соли жирных кислот, что находились теперь на месте жировых запасов Алекса, единомоментно вступали в реакцию, превращаясь в хитин. Пластины брони лязгали друг о друга, когда покровы тела насыщались новыми составами и сливались с внутренним скелетом, делая фигуру более поджарой, так что проступали контуры костей - таза и ребер, и к примеру. Кираса, наколенники, наручи, шлем с неровными кромками, серым окрасом и базальтовой текстурой - все эти подвижные элементы в совокупности давали превосходную защиту. Когда-то оборона Мерсера состояла всего из одного элемента, Щита, который тоже был весьма сложноразрушим и при этом не снижал мобильности. Но это было временным решением: Алекс вскоре понял, что в тех ситуациях, когда выгоднее было защищаться, а не рассчитывать на регенерацию, скорость уже не имела особого смысла - все равно по развитому попадали, его секли осколки и случайные снаряды. Повышенное содержание металлов - в том числе набранных из бронежилетов военного состава, - в совокупности с растворами солей делали Мерсера уязвимым к электричеству, но "Доспех гоплита", как окрестил Алекс его с Брэдли на пару из-за шлема фракийцев, решил и эту проблему тоже. Загвоздка как раз в этом была: хитин прочен по сравнению со многими тканями органического происхождения, но не настолько, что может заменить танковую броню. На складах заброшенного комплекса по производству Кровотоксина, что в прошлом являлся маленьким химическим комбинатом, Алекс умудрился раздобыть хлорид лития с диметилсульфоксидом - некоторое его количество. Это соединение, возможно, могло бы растворить его аналог хитозана, что в промышленности связывает ионы металлов... Реакция с пластинкой брони определенно наметилась, но крайне вялотекущая. Значит, тут вновь либо имела место особо удачная комбинация органики с неорганикой, как в скелете Мерсера, либо, опять же, некие молекулярные химические связи. Кулоновское взаимодействие, электронные облака, сумбурно сливающиеся в молекулы атомы... С позиции представлений Мерсера о науке современности, броня-органоид просто не могла иметь такие характеристики - как и его обоюдоострый клинок не мог существовать с точки зрения балансировки, сопромата и здравого смысла. Что не мешало последнему существовать и безупречно резать большинство известных сплавов.       Механическое устройство доспеха, между тем, представлялось внятным и весьма примечательным. Шлем был целиком герметичен: верхние дыхательные пути, что обычно согревают воздух и производят его фильтрацию, бездействовали в этом режиме, прикрытые ребром верхней челюсти. Энергопотребление их было снижено до минимума. Выброс токсина и инфовирионов - только под повышенным давлением, через стыки бронепластин на запястьях, а также плечевом, коленном, локтевом и голеностопных суставах. На всех подвижных сочленениях, одним словом. Воздух забирался в нейтральной внешней среде, через прорези в складках воротника по обе стороны от шейного отдела позвоночника, подобно жабрам. Неудивительно, что в броне не только сковывались движения и вообще по ощущениям тяжелее было бегать (хотя масса примерно та же самая была), но и пропадала возможность глайда... Правда, и здесь были кое-какие оптимизации: забор воздуха шел по ходу бега с учетом наклоненного вперед корпуса, прямо как у истребителя. Отработанный газ выходил через пневмостулы на спине под двумя выступами на лопатках. Сквозная вентиляция легких у млекопитающего! Если, конечно, Алекса еще можно было к данному классу причислить. Случаев выяснить, чем Грин могла бы выкармливать потомство, ему не представилось, и, если Мерсеру повезет, никогда не удастся узнать эти подробности... Если говорить о сопротивлении Кровотоксину, то дыхательные пути можно было перекрыть броней, но долго без кислорода развитый все равно не мог обходиться - его недостаток при активных действиях грозил голодным обмороком. В свое время Мерсер вел бой в облаках багряной дряни, расположившись в танке - там имелась возможность какое-то время дышать полной грудью, а на то, чтобы рычаги ворочать, энергии запасенной тратилось совсем немного.       Активация брони происходила так же, как и выбор любой другой способности. Генетическая регенерация развитого являлась установкой всего, что человеку недоставало при рождении или не было запланировано природой. Здесь также не было места никой математической модели, в которой разрешено было бы изменять переменные, как и не было мысленного приказа-выключателя. Алекс делал это так, будто всю жизнь занимался подобными вещами; управлял трансформацией усилием воли, как обычные люди передвигают ногами. Таково было его новое, обогащенное восприятие. Сам же процесс несложным для понимания казался. Когда человек травмирует какую-либо часть тела, его рана не закрывается броней, верно? Включаются типичные, давно установленные механизмы восстановления. Вирус же, пользуясь геномом поглощенного существа как "апгрейдом", либо встраивая собственную разработку, избирательно редактировал ткани, после чего "приказывал" им самоуничтожиться - отсюда вытекала низкоразрядная боль и замедление, которые испытывал развитый при трансформации. Игнорируя морфогенез, тело Алекса начинало фирменный сверхбыстрый ремонт поврежденных участков, но уже по новой схеме. В итоге получалась конечность-химера, код которой отличался от "фонового" и не лежал стандартом в фенотипе Мерсера. Нужны когти? Пожалуйста, вернемся на несколько миллионов лет назад, когда у твоих предков они были, многократно усилив и укрепив их. Нужен клинок? Направим весь эволюционный потенциал на один коготь, проведя интегральную трансформацию. У богомола ведь есть подобия лезвий вместо передних лапок, так разве их не может быть у организма рангом повыше? Так же дела обстояли и с опустошительными атаками: при залпе щупалец орган ассимиляции, intestinum prehensile (кишечник цепкий) гипертрофировался, разом доставая строительные материалы из незримых резервов и на лету пуская их в дело. Нечто похожее, что Мерсер обозвал "критической болью", вылетало и из его рук для точечного урона. Кладбище шипов было одноразовым, в отличие от обыкновенного "шипа земли", который, сопровождаемый умеренными тратами, мог быть применен не раз и не два, становясь тем бронебойней, чем дольше Мерсер накапливал заряд. Совокупность всех этих конструкционных преобразований, в процессе которых организм не видел разницы между генетикой и анатомией, Алекс при участии Брэдли обозвал подобием эхолокации - echoprophetiae. Прежде чем задействовать новую мутацию, вирус разведывал обстановку. Посылал ментальный прогностический сигнал туда и обратно, вычисляя, какое изменение генокода создаст в итоге конструкцию. В отличие от естественного отбора, Мерсер получал всегда то, что было ожидаемо, безо всяких непредвиденных побочек вроде второй головы или лишней конечности. Удобно, когда ты изначально прошит калькулятором неописуемой вычислительной мощности, действующим не методом проб и ошибок, но наверняка!       Нет... Удобно это было лишь в то время, пока Мерсер действовал соответственно своим задачам. Когда же он без спешки уяснил, что в нем гнездится... кто-то еще... кто-то бесстрастно-вежливый, кто заботится о его теле, думает о том, как обеспечить разум всем необходимым, и отличный от этого разума настолько, как прошедшее голометаморфоз насекомое отличается от своей личинки... Нет, Алексу это не показалось очередным "мерзким" аспектом своего нового бытия, но практикой это было, вне сомнения, отталкивающей. Те, кто был ответственен за сверхрегенерацию, те, о ком не раз говорилось, имя коим было Легион, вполне были способны разделить с ним опыт, быть по-своему солидарными, но при этом игнорировали какие-либо личностные нюансы. Вот почему Мерсеру казалось, что совокупность химер есть подобие телепатического бортового интеллекта, которое вырабатывает решения вне сознательной части. Их функции были таковы, как обычный человек не забывает дышать ночью. Казалось бы: дай работнику молоток, и со временем он так навострится гвозди забивать, что будет это делать ловчее, точнее и быстрее других. Но этот нехитрый процесс не обучит его плотницкому делу в целом. Мерсер же, как упоминалось, именно по такой логике и функционировал. Убивая когтями людей и вирусных тварей, разрывая на кусочки и пожирая их, он разрабатывал оружие для новых ситуаций и со временем его получал. Даже в своей стандартной форме Алекс был химерой, в которой находились колонии клеток с разным генотипом. Они конкурировали между собой, и из этой борьбы совокупность выводила наиболее успешные алгоритмы. Самоэволюция и присвоение… Если оба эти способа показывали себя эффективными, то, наверное, потому организм и не забрасывал одного из них, применяя каждый там, где он мог принести максимум пользы. Беззвучная холодная война, что велась обыкновенно в недрах его организма, со временными союзами и гонкой вооружений - все как у людей, что еще сказать! - лишь раз перешла в разряд "горячей точки", и это дорого обошлось мутанту...       Несомненно... да, МакМаллен тогда раскусил эту концепцию. Он вообще был одним из умнейших людей, что Алекс когда-либо знал. Сейчас развитый даже немного жалел, что они оказались по разные стороны баррикад... Директор подумал: связь Ключника с ульем барахлит, помощи и предупреждения ему ждать неоткуда. Так может, если заставить его присвоить культуру, "усиленную" кодировками Грин, то остальные химеры ничего не заметят? Не сплотятся, чтобы победить зарвавшегося собрата? Конечно, рано или поздно Алекс бы самостоятельно переборол эту напасть - но этим он как раз выполнил бы то, на что рассчитывал МакМаллен: борьба с компонентой своего вида выработала бы алгоритмы, способные управлять вирусом и угнетать его на уровне биохимии, а не одной лишь высокотемпературной обработкой. И если Мерсер, будучи истощенным этой борьбой, попался людям, если бы они захватили эту технологию... Думать даже не хотелось, каких дел проклятые гентековцы могли с ней наворотить. А каким безумным способом мог бы ее использовать сам Мерсер?       Не мудрствуя лукаво, Алекс систематизировал и своих "маленьких помощников Санта-Клауса", обозначив их фамилиями людей, что давным-давно завоевали право именоваться со строчной буквы и имели большое значение в его прошлой жизни. Всего химер было пятнадцать - по числу второстепенных ядер в мозге развитого. Их число могло снизиться до десяти, если часть из них объединялись, забывая о прошлых разногласиях ради какого-нибудь особо изощренного проекта, но как минимум одна оставалась в каждой части тела Мерсера. В торсе расположились дарвин, вавилов, гарвей и пастер. Ноги были оккупированы флемингом, давинчи, везалием, а руки - ламарком, кювье, дефризом, линнеем. Целых три химеры делили одну лишь голову, пробираясь из нее в позвоночный столб и периферийную нервную систему. Их, как составные части некогда самого важного органа, Алекс в приступе острого символизма решил назвать не в честь биологов, но Мойр. Определяющие, кто он есть в пространстве настоящего, формирующие отношение к судьбе и времени, клото, лахесис и антропос не были уникальны и неповторимы, ведь они вернулись к нему после ядерного взрыва, а не пропали, бесследно унеся с собой все накопленные знания. Хотя Мерсер бы и не особо расстроился в таком случае: ite facile facilis, как говорится...       Ну ладно, не так уж легко к нему навыки приходили – сопровождался этот процесс неописуемой мукой в Разделе и поднятием терзающих разум вопросов относительности цели со средствами. Химеры-мозговики в этих областях обладали, пожалуй, наибольшим авторитетом. ИИ смещал баланс между инстинктивным и сознательным в нужную сторону… Каково это - быть холодной логичной машиной? Алекс мог бояться, злиться, быть настолько пьяным, будто выхлестал цистерну вискаря – переживать по желанию любое состояние в общем и целом, но все это никак не мешало ему думать, в отличие от смертных. Определенный слой разума оставался незатронутым, всегда был начеку. Мерсер это воспринимал именно так. Не вирус наделил его здоровым чувством безразличия к смертям окружающих - нет, нет же, информационная подоплека «Света» лишь открыла и форсировала эту черту прошлой ипостаси, которой просто не приходилось сталкиваться с убийством себе подобного в повседневной жизни. Таким же образом, как ИИ в стандартном режиме полностью отсекал «быстрый» нейронный путь страха – носителю ни к чему сбиваться с курса из-за рефлексов, шарахаться от визжащих над ухом пуль, несущихся прямо в лицо когтей, если они ему серьезно навредить не способны. «Медленный» путь, осмысленная реакция на угрозы, оставалась включенной. Мозгохимеры на пару со своими братьями были способны различать и фильтровать сигналы одного класса данных! Аналогично они целиком пропускали тактильные ощущения, но заменяли при этом боль градуировкой холода, умудряясь не нарушать подобной «анестезией» течение метаболизма! Любой вид работы, что совершался структурными единицами организма… он усложнился, претерпел морфологическое прогрессирование. Завод, на котором кое-как шло производство, где клетки набегали хаотичной волной, в числе самых везучих закрепляясь на нужном месте, был модернизирован. Каждый рабочий теперь знал свое место, с полной ответственностью и безошибочно выполняя свои функции, каждый такт производства мог быть перепрограммирован, каждая деталь была поставлена на учет.       Тело Мерсера стало умнее на молекулярном уровне. Интеллект, направленность, осмысленность… Это чувствовалось безо всякой телепатической подоплеки: сложный и потенциально мутабельный вирус, Красный свет, был способен размножаться, ни разу не создавая штамм, который в корне отличался бы от родителя. Фактор случайности переставал играть свою роль. Все было предусмотрено.       Алекс ощутил это на своей шкуре еще до того, как самостоятельно научился мыслить с новой, не данной более никому машинной точностью. Попадания в голову от дозорных – неважно, рядовых бойцов или целого генерала Рендалла, - заставляли его переживать эти мгновения не раз и не два. Встаешь механически, будто всамделишный зомби: глазные яблоки крутятся произвольно, в голове никаких мыслей из числа общепринятых форм… коль можно так выразиться. Раньше куски тела развитого были инертны: химеры, мигом вытягивая свои сервера из более нежизнеспособной плоти, оставляли их разлагаться, если только масса не была подобрана Мерсером и вновь не была пущено в дело. Но с поглощением Изгоя, после возврата из мира теней, будучи признанным Элизиумом… он словно подключился к какому-то источнику энергии. Алекс мог собираться снова и снова вне зависимости от того, на сколько частей его покромсали. Даже капли крови, как он уже выяснил, ползли к общности, словно намагниченные, не то что отдельные части тел, которые мужчина еще до битвы на авианосце распознал как использовать.       О да, первый раз заслуживал особого внимания. Хотя иммунитет уже позволял в значительной степени игнорировать Кровотоксин, "труп" Мерсера им накачали будь здоров. Было тяжело сквозь пелену отравы управлять руками. Однако Алекс справился. Его кисти, отделившиеся от запястных суставов, неслышно просеменили каждая к своей стороне куба из бронестекла, лимфой проплавили его и накинулись на охранников. Все окончилось в считанные мгновения – дозорные и выстрела сделать не успели. Словно гигантские уродливые арахниды, пара manus вцепились в горла своим жертвам, впрыскивая все те же фагоциты, тратя последние крупицы воли своего хозяина, рассыпаясь на ходу багровой пылью. А затем… затем Мерсер встал на ноги и, освободив себя, двинулся к никем не предупрежденному директору.       Уникальны химеры не были, но размножить их тоже не представлялось возможным. Пока ламарк и кювье действовали самостоятельно - Мерсер тем вечером предоставил им «свободу воли», вдохновленный примером Верховного охотника, - в отросших заново кистях не ощущалось их присутствия. Химеры не могли быть скопированы и функционировали всегда в единственном экземпляре. Скорее всего, основывался этот постулат на том же принципе, по которой Грин не могла выбрать своего стража, когда его место в Элизиуме незаконно занял Мерсер… Ограничения вычислительной мощности инфосети? В этом было все дело?       Алекс решил смоделировать эту ситуацию еще раз, отпочковав кювье от общности химер и поместив кисть в стеклянный колпак, из-под которого тут же был откачан воздух. Стоя на пальцах, дистальная составляющая и не думала обращаться в жижу, включив режим экономии энергии. В данном явлении тоже логика прослеживалась: рука знала, что хозяин неподалеку, и покуда имелась возможность вернуться при помощи обычной механической работы мышцами, лишь перебирая пальцами, что куда более выгодно энергетически, химера не собиралась сдаваться, превратившись в отработанную монокультуру. Но стоило Мерсеру полностью отрешиться от кювье, в пространстве Элизиума создать вокруг химеры пузырь ментальной тишины, как кисть бросилась на стекло! Теперь она вела себя как самый настоящий живой организм, движимый инстинктом самосохранения: встревоженно шевеля жилами, торчавшими из раны, управляемая кювье конечность бегала кругами, натыкаясь на прозрачный колпак, и булькая явные скабрезности.       Я - Нечто, с какой-то обреченностью подумал Мерсер, как только химера отрастила коготь на среднем пальце и ударила им в стекло. С легкостью высвободившись, кювье прыгнула хозяину на уже восстановленную руку и влилась в нее, попутно «прогнав» занявшего ее место дефриза. Химера восстановила свои привычные функции, но она привнесла в общность то, что пережила за время подлинной самостоятельности – что не могла передать в силу ментальной блокировки. Нельзя было полноценно перевести на человеческий язык то, как думала машина, но Мерсеру казались знакомыми эти образы. ЕДИНЕНИЕ/ЦЕЛЬ/ЗАПАДНЯ       Проявление этой логики сказывалось и на регенерации как таковой. Алекс претерпел самые страшные виды ран из когда-либо нанесенных, но теперь, когда его части тела могли разгуливать самостоятельно, ему не давал покоя вопрос: что будет, если его разделить на несколько крупных частей и не дать возможности влиять на процесс восстановления? Просто отключить все процессы высшей нервной деятельности, пустить все на самотек… Да, может, кто-то и назовет малодушием, что Мерсер «не проникся по-настоящему духом исследователя», но Алексу совершенно неохота было лишний раз себе голову отпиливать. Потому-то он ограничился лишь самосозерцанием. Подводя итог, в силу той же защиты от самокопирования на планете не стало бы двух Зевсов, если тело Мерсера разрубить ровно пополам (вдоль позвоночного столба) и не дать им соединиться. При любых повреждениях первым аргументом был фактор массы: регенерировала в полноценного Мерсера та часть, в которой содержалось больше энергии. Это значило, что при отсечении головы и невозможности приставить ее обратно именно на шее вырастала новая. Вторым фактором были органы и внутреннее строение, причем сначала учитывалось состояние ЦНС. "Базой" считалась та часть, где мозг и его придатки были сохранены в наилучшей степени, затем приходил черед сердцу - в том же случае зеркального разрубания. В задних рядах уже шли энергетические составные: легкие и органы ассимиляции, а потом уже дистальные части. Что ж, Зрение зараженного дало вполне распространенные ответы на некоторые из этих вопросов…       Развитый пошел еще дальше. Он решил попытаться превратить химеру в кота.       - Я не Нечто, я нечто худшее, - сквозь зубы процедил Мерсер, глядя на идеальную копию маленького хищника, что он проглотил несколько дней назад. Кот явно узнавал своего обидчика: он шипел, вжавшись в стену подвала. Просто усилием воли Алекс создал на основе своей детали живой организм. Больших трудов стоило отыскать в Элизиуме эту искорку, совсем незначительную часть, что давно распалась на компоненты, но Мерсер чувствовал себя способным ее собрать заново. И… это получилось. Получилось, громом его разрази!       Никогда не было похоже, что развитый обделен эмергентностью. Какие бы безумные функции не приобретали его клетки по прихоти вируса, по отдельности они все равно мало что стоили, обретая истинную силу лишь в совокупности, некоторым числом. То же продолжительное время, что понадобилось для вполне обычного деления и роста массы на Батской набережной, служило этому подтверждением. Но стоило им сформировать какую-то структуру, например, поглотившие ворону сяжки… Бог ты мой, полноценное живое существо из руки. Теория систем, что ты скажешь на это? Конечно же, это не являлось той самой необъяснимой способностью Грин к ваянию плоти. Сравнивать атрибуты Матери с Зевсовым управлением морфогенами Тьюринга было… ну, все равно, что сравнивать магию жизни с генетикой: трансформация уже выросшего куста кукурузы в стебель пшеницы, колдунством пересобравшая его из составных химических элементов, и программирование семечка на сверхбыстрое произрастание этой пшеницы – это разные вещи. Теперь Мерсер понимал свои потуги на этом поприще таковыми, что он был способен лишь на моделируемые, но не контролируемые процессы. Элизабет же, предводитель Улья, могла создать такое, что при других обстоятельствах никогда не могло появиться в природе – неважно, насколько гениально задавались бы стартовые условия. Отдельные части охотников сшить «суровыми нитками», да так, что они вместо перегрызания друг другу глоток будут функционировать и думать как единичный организм…       Уймись, раздраженно адресовал Мерсер представителю кошачьих, и животное умолкло, прижав уши, замерев мгновенно на месте. Хоть разум был чрезвычайно прост по сравнению с человеческим, поддержание его работы на каркасе, заточенным под конкретную личность, отнимало прорву сил. Совсем немного времени удалось Алексу выкроить на ознакомление с искусственным существом, прежде чем оно рассыпалось и сгнило буквально на глазах. Оно могло выполнять любые команды, которые позволял его интеллект и конструкция, и… Кажется, развитый и сам не до конца осознавал важность и суть этого открытия.       Это однозначно не было тем, что стоило выставлять миру на обозрение.       - Доктор Регланд, - рассеянно поинтересовался Алекс. - Что такое вирус, по-вашему?       Вопрос этот захватил Мерсера целиком, превратившись из абстрактной проблемы терминологии в беспокоящее наваждение. Очевидный ответ Алекс знал более чем хорошо, ему по профессии положено было: вирус есть неклеточный инфекционный агент, способный к воспроизводству только внутри цельных клеток, эдакая пограничная форма между живой и неживой природой. Проблема была даже не в том, что вирусы по определению не могут думать - а «Свет» это делал благодаря наделению носителя телепатическими способностями… Алекс видел ключевое противоречие в механизмах приспособления зомби-вируса. А именно то, что в формате широкомасштабной эпидемии вирус «учился», постепенно вырабатывал решения, так как готовых на все случаи жизни не имел. И предпочитал не защиту, а нападение с последующим восстановлением, когда угроза будет ликвидирована. Этого было достаточно, чтобы заявить о «Свете» в качестве подобия своих более примитивных соседей по домену. Но при этом, если бы его появление не было случайностью, раз вирус давал такой продуманный эффект… Если вирус был естественного происхождения - все равно, как он развился, не замеченный цивилизацией на Земле или вовсе занесенный извне, - разве он не умел бы по умолчанию противостоять многим, если не большинству, угрозам?       Брэдли оторвался от окуляров микроскопа, под стеклом которого Мерсер силой воли обязал химеру взращивать структуры, отдаленно напоминающие синаптические.       - Полагаю, моя трактовка известных определений вам не интересна, - усмехнулся бывший ученый. - Всем нам ведомо, что вирусы подменяют кодировки клетки на свои собственные, превращая их в фабрики собственных копий… либо, в исключительном случае… ну, вы сами видите, - Регланд мельком кивнул в сторону заготовленных образцов, в которых один и тот же штамм вируса, подчиненный помыслам Алекса, воспроизвел совершенно разные ткани. – Если же вспомнить концепцию, что мы с вами обсуждали ранее, из нее выйдет, что даже «естественные» вирусы сказались определенным образом на эволюции любого организма с Земли. Я… Я, пожалуй, именно этой версии и придерживаюсь до сих пор. Генетики ведь и раньше находили в спящих последовательностях остатки, признанные геномом примитивных вирусов…       - Слабые организмы, пораженные вирусной инфекцией, гибнут. Сильные перерабатывают болезнь и оставляют потомство. Вечная гонка природного биооружия и наших систем обороны, что оказало влияние на формирование человеческого рода, - высказался Мерсер. - Так?       - Возможно, - пожал плечами патологоанатом. - Не вижу препятствий для развития современной теории, согласно которой вирусы повышали вероятность случайных мутаций, одновременно являясь фактором естественного отбора. Серьезных противоречий в данной концепции нет… хотя непробиваемых аргументов в ее пользу тоже нет, по правде говоря.       - То-то и оно, - проворчал Алекс, окончательно стряхивая с себя цепенение диалога подсознания с химеровой общностью. В прогрессе понимания самого себя, изучения внутренних сигналов Мерсер видел возможность проводить исследования «на ходу», не ограничивая восприятие настоящего мира: все меньше усилий и операционной мощности ЦНС требовалось развитому для таких вот манипуляций. – Вы, доктор Регланд, выделяете вирус из числа прочих эволюционных факторов, будто в нем есть… есть что-то особенное, заслуживающее внимания. Разве он того стоит? Поверьте, я много красивых слов от МакМаллена наслушался, что якобы эта болячка, - Алекс небрежным жестом указал на пробирки с образцами собственной крови, - испытывает нас на прочность… и что ей лучше не позволять увериться в собственной безнаказанности. Я в таких случаях всегда вспоминал пандемию Черной смерти. Можно сколь угодно красиво расписывать, что эта зараза думать способна и, как и человек, не поддается напрямую изучению, утаивает осмысленно свои секреты… - развитый ткнул пальцем себе в висок, будто иллюстрируя линию монолога, - но, когда я читаю хронику распространения, мне на ум приходило лишь одно. Нет у вирусов и прочих возбудителей никакого глубинного смысла и хитрых планов. Чуме, захватившей всю Европу, ничего от нас не нужно было. Чумная палочка была не более чем безмозглым инфекционным агентом, которому тогда повезло найти критическую уязвимость. Она выбралась из своего естественного ареала обитания в пустыне Гоби, где тысячелетиями пропиталась на подножном корме... И волки увидели, что в лесу по соседству, оказывается, все это время водилось много зайцев, жирных и легкодоступных. Значит, популяция могла позволить себе куда больше особей. Волки стали множиться… оп, тут зайцы-то и закончились практически. Чумные передохли, плотность населения стала недостаточной, чтобы эпидемию поддерживать, да и медицина средневековая небольшие, но усилия таки приложила. Волки стали голодать и вернулись в свой ареал, где остаются и поныне, окончательно придушенные антибиотиками. Вот теперь, док, - Мерсер встал со стула, чисто машинально разминая спину, - скажите мне, что мешает заявить: «вирусы влияют на эволюцию не больше, чем любое другое проявление ее движущих сил по Дарвину, а их взаимодействие с высшими млекопитающими - просто еще один пример самоорганизации систем»?       - Горизонтальный перенос генов, по всей видимости, - бесхитростно ответил Регланд. – Да, он сыграл свою основную роль в формировании одноклеточных, но обнаружены примеры и для организмов посложнее. Помимо вируса ни одно другое направление эволюционных факторов не может оказывать воздействие на молекулярном уровне, формируя таким образом популяцию.       - Не обязательно, - парировал Мерсер. - Представьте себе лягушку, которая внешне является точной копией привычной озерной, но ядовита. Никакой привычной предупреждающей окраски, съешь такую – гарантированно погибнешь, и отличить обманку можно только по каким-то малозначительным деталям, поведению например. Пусть яд из числа нейротоксинов, оказывает воздействие на ионные каналы – на белковые структуры то есть. Вот вам и молекулярный фактор, формирующий новую популяцию цапель – тех, что научились это вредоносное воздействие распознавать и не трогать соответствующих ranae.       - Но это аспект поведенческий. Мне следовало добавить, что последствия контакта с этим фактором должны закрепляться в следующих поколениях генетически не только в силу отбора, - охотно согласился Регланд. - Какими бы незначительными ни были последствия встречи с вирусом, но потомки тех, кто выжил при этой встрече будут помечены клочком молекулярной цепочки… пусть она и не будет никак сказываться на популяции.       - Необязательно. И так себе проверяемо в плане систематики на текущий момент, - покачал головой Мерсер. - Для людей, по крайней мере.       - Habemus enim habemus,(41) - откликнулся Регланд в раздумьях. Потом на его лице воцарилась привычная спокойная улыбка:       - Надо ли понимать, Александр, что вы к нашему роду себя более не причисляете?       - Ну, как не причисляю… - замялся развитый. - Это вопрос неочевидный, как и все, что меня касается. Однако мы ведь не станем называть тираннозавра курицей, верно? Вроде тоже на двух лапах бегал, корпус куда массивнее по сравнению с головой, лапы передние бесполезны и предок имелся общий… а разница все равно слишком существенная, чтобы не принимать ее во внимание.       - Вы так считаете? «Черный свет» вернул вас к нашей предковой форме? – удивился Брэдли. – И вы после такого предположения утверждаете, что влияние вирусов на эволюцию является, гм, претенциозной чушью?       - Нет, - просто ответил Алекс. - Уж точно не меня «Свет» возвратил по лестнице поколений. Я… Предки, какими бы разнообразными и отличающимися от нас ни были, по сути своей являются ступенями пирамидального комплекса. Каждый из них в него ставился, чтобы держать на себе все последующие звенья, и тут уж не имеет значения, что они знать не знали, что на их плечах новые виды стоять будут. А я... Грин меня на самую верхушку закинула только ради себя – и только ради себя. Возможно затем, чтобы кроме нее одной дальше никого не пускать…       Вышло чересчур завуалировано, так что Мерсер потряс головой, придавая мыслям привычное размеренное течение. Он всего-то и хотел сказать, что по его мнению в сообществе Элизиума должен быть тот, кому мать вверяет лучшие свои разработки. Тот, кому она доверяет свою безопасность и наследников. Мерсер не мог на основе собранных данных пока лучшей версии составить: ключевая фигура проектов «Свет» вызывала много вопросов, а на ответы была чрезвычайно скупа. В самом деле, если бы Грин хотела поделиться с ним важными сведениями, она могла прямо сказать, пусть и в форме не-личностного бреда, вместо того, чтобы расставлять шифры, рассчитанные на чокнутого любителя теории заговоров.       - Вирус не вернул меня к предковой форме, - сделал акцент на этих словах Мерсер, - а вот с мутантами Грин, кажется, именно так и обстоят дела. Следует добавить, что они не просто вернулись по эволюционной лестнице. Общим предком приматов и человека был мелкий зверь, напоминающий помесь гиббона и кошки, - Алекс усмехнулся, припоминая свой новейший опыт в использовании химер. - Разве на это были похожи охотники? Нет же, вирус будто заставил человека вернуться назад, а затем пойти по параллельной с нами ветке эволюции, придав в том числе ярко выраженные черты антропоидов… разбавив его также чертами протохищников из того же миоцена – из тех времен, когда звери не имели очень уж узкой специализации, когда еще не было черт, что будут к настоящему сформированы миллионами лет эволюции исходя из среды обитания, окружения и… тысяч, миллионов параметров. Такой особенностью я завладел – она подходила мне в наибольшей степени. Я приспособил под себя Когти, существенно их улучшил, поскольку знаю пути обхода… Возможно, таким же способом я мог бы улучшить и Охотников, сделать мутацию таковой, чтобы эти черты проявились у новообращенных еще агрессивнее… проверять я, конечно, не буду это на деле.       - Почему? – на автомате спросил Регланд.       - Почему? – с невеселой иронией в голосе переспросил Мерсер. – Даже не в силу гуманизма, но по той же причине, по которой не хочу верить, будто в вирусах нечто важное заложено. Потому что если это правда, то… - он умолк на некоторое время, но в итоге неохотно признался:       - Это чистой воды эгоизм, доктор. Если признать, что я теперь не человек, и углубляться в экосистему вируса куда сильнее, чем я это делаю в процессе самопознания… придется смириться в таком случае, что я больше не принадлежу себе. Что Алекс Мерсер стал механизмом древности, завораживающей и холодной череды декад, для которых личность единичная не больше пыли под ногами значит.       Это были мысли из разряда тех, от коих никак не отделаться. Снова и снова задавать себе вопросы, ответ на которые все равно субъективен, применим лишь для конкретной ситуации и конкретного жизненного опыта… Он признал, что с прошлой версией его роднит весьма мало по меркам человека обычного – признал, черт возьми, не побоялся! – но сомнения все никак не оставляли Александра. Он погиб в ослепительной вспышке, буквально стершей те немногие мутировавшие клетки, что ранее находились в теле погибшего Мерсера. Он построил себя заново, восстановился благодаря фантасмагорическим технологиям вируса. Он переселил в новое тело и новейшую память, и старую, и украденную – все эти бесчисленное количество раз скопированные компоненты, в любой момент готовые войти в дело; Алекс смотрел чужими глазами и думал чужими, арендованными мыслями… Что же это за насмешка такая – ощущать себя настолько живым, прежним, но осознавать всю неправоту этих утверждений? Мука ли это, вдогонку пущенная пространством теней, чтобы развитый не забывал, кому он теперь принадлежит? Неважно, как Мерсер теперь выглядел, неважно, на что был способен… осталось ли единственной вещью, что достоверно ему принадлежала, его имя? Ярлык, два слова, что сродни заклинанию пробудили в груде мяса личность?       - Что заставило вас думать так? - Брэдли казался взволнованным почти так же сильно, когда мнимый мертвец объявился на пороге больничной палаты.       - Встреча. Я кое-что встретил по ту сторону. И это «кое-что» точно не было Богом, доктор Регланд, - поведал Алекс, набирая полную горсть сахара из вскрытой пачки и захрустев им. Он уже подготовил шприцы с простейшим физраствором - растворенной в воде глюкозой, - на случай если придется пополнять энергию незапланированно, по ходу дела, но в рядовые будни можно было питаться и привычным образом. Между тем, подключение к пространству Элизиума немало энергии требовало. Заправившись, Мерсер развил свою мысль:       - Кто-то полагает, что Сатана куда ближе к человечеству. Что повелитель Ада более понятен, так он есть отражение всего нечестивого, что есть в людях. По мнению современных поколений, в то время как пути Господни неисповедимы, Дьвол носит Hugo Boss, залихватски улыбается и ужинает с потенциальным грешником, попивая дорогое вино и мимоходом соблазняя клиента, говоря, что он тоже может получить все это. Сидящий на троне сгусток черноты с рогами и копытами сегодня выглядит уже не так убедительно, верно? - Мерсер издал короткий смешок и рукавом убрал песчинки сахара с губ. - То, что я встретил в мире потустороннего, не поддалось осмыслению даже тогда, когда я выразил тамошнее пространство через понятные мне величины. Вот поэтому оно и подходит на роль Дьявола лучше, чем что-то либо из человечеством придуманного. Даже лучше, чем сами люди. Это, док, был самый достоверный владыка Ада, которого я мог бы когда-нибудь себе вообразить. Предельно реалистичный уже потому, что ему ни черта от меня не нужно было. Он мне ничего не предлагал, контракт своей призрачной рукой не протягивал для росписи кровью. Он даже не собирался меня замечать, потому что знал: я не намеревался с ним на тот момент общаться. Эта непостижимая, неизведанная сущность не будет гоняться за тем, кто ей уже безраздельно принадлежит. И никуда мне от этого не деться, - зло процедил Мерсер, раздувая ноздри. - Думаете, я захотел опровергнуть послезнание этой сущности, пересилить себя и пойти незапланированно на контакт? Нет, черт возьми. Мне такое даже на мгновение в голову не пришло: я запихнул свою гордость и свой исследовательский раж себе в задницу, развернулся и ушел в сторону привычной реальности. И оно меня даже словом напутственным не одарило на прощание...       Даже непонятно, что Мерсера уязвляло больше в этой ситуации: то, насколько всезнающим показался ему самый великий из обитателей Элизиума (в том плане, что он досконально разбирался в судьбе Алекса, лучше самого развитого), или все-таки та малость, которой определялась значимость Мерсера по ту сторону. Более чем очевидный вывод мог быть сделан из столкновения с этой сущностью, что Мерсер для Элизиума - просто еще один носитель информации. Чертовски агрессивная флешка, всеми правдами и неправдами пытающаяся сберечь хранящиеся на ней данные.       - Вы видели его? - тихо спросил Регланд. - Своими глазами?       - Не видел. Это... это существо Безучастия невозможно увидеть. Только представил его... - поморщился Алекс. - Будто слонов Дали собрали в кучу и облили мазутом, обмотали новогодними гирляндами. И они тянут, тянут к Городу суставчатые ноги с неба, сокрушают пространство вокруг, трубя в свои бесчисленные хоботы... Больше ничего не могу сказать. Не исключено, что каждый представляет его по-разному. Я бы хотел убедить себя, что все это было галлюцинацией, набором случайных образов, правда хотел, но все-таки...       Мерсер искоса взглянул на Брэдли, что испытывающе смотрел на него, и натянуто улыбнулся:       - Разве вам не кажется, что я попросту сошел с ума, доктор Регланд? Я бы на вашем месте именно так подумал.       - Отнюдь, - покачал головой ученый. - Как бы ни изменил вирус принципы работы вашего мозга, Александр, вы до сих пор ни единого повода не давали в вашей адекватности усомниться. Вы не сошли с ума... вы попросту обрели веру.       - Я?! - опешил Мерсер. - Уверовал? Нет... с чего бы?       - Это вполне естественно для человека, пережившего доселе неизведанный опыт - тот, который никто до него не описывал. В конце концов, все люди во что-то верят, - философски заметил Брэдли. - Что завтра будет лучше, чем сегодня. И наоборот, что сегодня легче, чем будет завтра. В стабильность мировой экономики и прогрессирующее таянье полярных шапок... Так или иначе, все мы игнорируем фактор случайности, чтобы удержать наше мышление в привычных рамках.       Утверждение Брэдли достаточно сильно удивило развитого, чтобы крепко призадуматься о предмете разговора. С одной стороны, Мерсер разглагольствовал о явлении, которое достоверно не мог пережить ни один человек, выполнял роль первопроходца, не обязанного опираться на доказанные теории окромя каких-то фундаментальных. С другой - он сам понимал, что его утверждения несут почти что мистический характер и не могут быть подтверждены иначе, кроме как личным опытом. Придумывать какие-то безумные эксперименты и, обвешавшись предварительно аппаратурой, снова попадать в мир загробный Мерсер не собирался - по той же причине, что не хотел самому себе голову отрывать. Наконец, Алекс решил, что его тезисы куда более умеренные и не настаивающие на своей истинности, чем заявления обыкновенных церковников, а потому резюмировал:       - Грхмм... Вера - это не то, что видел собственными глазами. Не могу назвать верой осознание существования того, к чему страшно прикоснуться.       - "Опасаться стоит тихого".(42) Это тоже вопрос веры в какой-то степени, - парировал Регланд. - Для повседневной жизни странно подозревать все, что выглядит безобидным, и обычный человек не в состоянии предсказать, что в конкретном месте с ним случится неприятность - вне зависимости от того, опасается он или нет. Но с Даной, по вашему мнению, не этот случай...       - Так, хорошо, - вскинул руки Мерсер. - Что такое, по-вашему, истинная вера, док?       - Не считая общих определений, в более узком смысле вера - это тот предмет, который признается имеющим место бездоказательно, лишь по факту называния себя, - уверенно ответил Регланд. - Чаще всего это нельзя подтвердить или опровергнуть в определенный период времени. Как и в вашем случае...       - Некоторые говорят, что земля плоская, - продолжил Мерсер. - Говорят, что доказательства формы нашей планеты сфальсифицированы правительством ради неких темных целей. Это тоже вера?       - Ну... - задумался на некоторое время Брэдли. - Я бы сказал... что на текущий момент это скорее заблуждение, а не вера. Его можно развенчать. Любой человек может проверить это, отправившись в путь строго по прямой. Сколько бы времени это ни заняло, но он сам убедится, когда вернется в ту же точку, откуда вышел. Единственное, что ему останется - сказать, что он не может доверять даже самому себе и все окружающее сфабриковано затем, чтобы обмануть его, включая его собственные чувства...       - Значит, противоположное и есть вера? - ухватился за это утверждение Алекс. - Когда человек вполне доверяет собственным чувствам, но сознательно игнорирует то, о чем они говорят, ради оправдания своих жизненных взглядов - это вера? Тот, кто заблуждается, скажет, что его обманывают... Тот же, кто истинно верует, скажет, что правота существует независимо от того, согласуется ли это с его восприятием окружающего мира. Верующий, пришедший в ту же точку, откуда он начал свое путешествие, скажет: "Ну и что? А земля все одно плоская!"       Как глупо. Какой, однако, бесполезный диспут. Разве то, что думает по поводу обсуждаемого явления Брэдли, повлияет на истинное положение дел? неожиданно со злостью подумал Алекс. Этот разговор очень напомнил ему диалоги, что вел прошлый Мерсер. В процессе которых теряется сам вопрос, ради коего собеседники все это излагают. Напрашивалась мысль, что Мерсер ранее поддерживал подобные беседы лишь чтобы показать, какой он умный, и заработать несколько лишних баллов в видении своего эго.       - Я могу сотворить живое существо буквально по щелчку пальцев, - решил закругляться Алекс. - Почему бы тогда не предположить существование технологий, соразмерных моим новым возможностям? Не поверить, но предположить их существование? И выразить по этому поводу опасения...       - Достаточно убедительно, - вынужден был признать Регланд. - Но раз мы разобрались в вопросах терминологии, не могу не спросить: а вы сами хоть во что-то «истинно» верите, Александр? – Брэдли изобразил кавычки пальцами рук. - В том смысле, что мы договорились определять под этим словом.       На этот вопрос ответ у Алекса созрел моментально. Пожалуй, это было из числа тех вещей, в коих он был полностью солидарен со своей старой ипостасью.       - Я верю в Науку с большой буквы, - пробормотал он. - Верю, как и мой предшественник, в то, что она обще и цело помогает человечеству... и идет ему на пользу не смотря ни на что. Что она может разрешить любую трагедию, обратив ее в благо для всех.       - Э... И где же здесь недоказуемость или игнорирование общеизвестных принципов бытия? - недоуменно спросил Брэдли.       - Выгляните в окно, док, - глухо ответил Мерсер, направляясь к выходу из подвала. - Посмотрите на улицу, на то, во что превратился этот город. И, думаю, вас тут же охватит грех неверия.       Последующие дни развитый был занят вопросами памяти и сознания. На эту стезю его толкнул успех в еще одной попытке использования химеры отдельно от тела. Сказать, что Брэдли был ошарашен, когда обнаружил в подвале охотника, значило сильно преуменьшить действительность: это был один из немногих случаев, когда Регланд в самом деле был напуган. Естественно, он поинтересовался, откуда взялось существо, и Алекс поведал коллеге, как "вкачал" порядочный заряд массы в химеру и устроил выброс. Патологоанатом нервно выслушал и, убедившись, что тварь целиком и полностью слушается хозяина, отважно сбежал, взяв с Мерсера обещание как можно скорее убрать охотника из больницы, неважно каким способом. Алекс какое-то время инспектировал мутанта и его связь с собой, а затем поглотил, вернув линнея на положенное ему место. По крайней мере можно было считать подтвержденной теорию, что охотники могли действовать самостоятельно и не являлись безвольными, руководимыми лишь сверху автоматами: мутант, порыкивая, сам захотел кинуться на вошедшего Регланда, прежде чем Мерсер скомандовал ему место. Однако команды "Светочей", стоящих выше в иерархической цепочке, он выполнял беспрекословно. Не тратил время на обдумывание приказов, не требовал каких-то подробностей - идеальная пехотная единица, живучая и сверхисполнительная! Если кот, "призванный" Алексом, первые мгновения был дезориентирован, не понимая, как он здесь оказался, а затем проявил агрессию по отношению к тому, кто причинил ему боль, то охотник среагировал с абсолютным флегматизмом. Пока хозяин обращал на него пристальное внимание, для мутанта имела значение лишь поставленная задача.       Число охотников, которых Алекс мог выгрузить из своего тела, по всей видимости, было ограничено числом химер, "зародышей" одновременно для тела и разума - в конкретном случае Мерсер выбрал уже готового рядового охотника, одного из тех, что развитый поглотил и которые теперь были заметны в психическом пространстве. Конечно, отделение химер снизило бы отдельные информационные характеристики его тела, но когда ты окружен выводком существ, способных голыми лапами танковую броню мять, это становится не таким уж и решающим фактором... к тому же, существовал вариант, когда химеры и не требовались вовсе.       Вопрос: скольких уже готовых, выращенных Ульем охотников мог контролировать Мерсер? Грин была в состоянии управлять ими всеми. Сколько мутантов единовременно она доверила бы своему первому приближенному, чтобы его личность не обращалась в пародию на саму себя?       На всякий пожарный Мерсер при попустительстве Регланда забрался в отдел томографии и отсканировал у себя все, что только можно было. Характеристики его мозга, когда развитый переходил в режим глубокой маскировки, были признаны... нормальными. Эпифиз и гипоталамус, коим мистические теории вечно приписывают некие чудесные свойства лишь в силу специфических свойств вырабатываемых ими субстратов нервной ткани, никак на характеристики не влияли. Впрочем, Мерсер и не рассчитывал обнаружить на скане ответ на все вопросы: если он что-то понимал в биологии, то не могло иметь место единственное изменение, которое делает тебя волшебником, просвещенным, телепатом, Избранным и вообще бог весть кем. Религии и некоторые псевдонаучные концепции вообще говорили, что разум функционирует независимо от мозга, что мозг - лишь точка доступа, и прочую парафеноменальную чушь. Развитый предполагал... думал, что пока его мозг в состоянии обрабатывать информацию, Алекс Мерсер существует именно "в нем" и "здесь", лишь в случае критических повреждений догружая недостающие характеристики из Элизиума. Быть может, последнего стоило трактовать как некое подобие дополненной реальности...       Ладно, Мерсеру действительно сложно было принять, что он теперь телепат. Биополя, серьезно что ли? Это то, что изначально есть в людях и что высвобождает вирус? Управление животными, чтение мыслей и узнавание человека на расстоянии - все это не бабушкины сказки? Но да - осознать это, как глупо описание не звучало, пришлось. Допустим, можно заменять отдельные детали организма тем, что выращено заново... Но мозг-то как заменишь? Нигде в организме не прописано, что за личность оккупировала данную ЦНС, а молекула генетической памяти, как упоминалось, не способна вместить ее цифровое определение ввиду чудовищного занимаемого объема. А Мерсер даже после полного уничтожения сумел отрастить идеальную копию и в плане функциональности, и личности, и внешнего вида! Наклевывался еще один эксперимент, который крайне нежелательно было в реальности проводить: что, если Мерсеру не дать производить вирионы-маячки длительное время и уничтожить его вместе с ними? Это было к тому вопросу, что Алекс не был уверен, мог бы он применить свое ретроактивное бессмертие таким образом, чтобы возрождаться непосредственно в экосистеме вируса. Почему, в самом деле, маяк активировался в Бруклине, а не сразу на Манхэттене, где еды полно и где, считай, земля для вируса обетованная?       Эти крохи вообще не просто испускали сигнал в духе "я тут" - они собирали информацию о том, во что встроились. Поверхностную, самую мощную информацию из ЦНС - первое, что получает человек в жизни, еще не зная, как будет выглядеть и как себя вести. Даже когда человек сходит с ума, называясь Наполеоном, он все равно будет знать, как зовут его новое представление. Этот ярлык останется с ним до конца, если, конечно, он не захочет его сменить. Мерсер был способен ориентироваться по этим ключевым, многозначащим словам... как и Кросс, что с самого начала знал, что эту особенность можно использовать в качестве оружия. И Мерсеру было все равно, каким образом загублен мозг жертвы, если предварительно суперзаразительная реакция насыщала его вирионами. Алекс мог превратить ЦНС врага в кровавую кашу, слизать ее с асфальта... и если большая часть оказывалась поглощенной, то все срабатывало как нужно - характеристики личности усваивались Мерсером. Будто травмы не было вовсе. Будто Алекс знал, как соединить разорванные, разрозненные чужие кусочки внутри его собственной головы. А если что-то все-таки оказывалось потеряно, нейросеть домыслит оставшееся - что не могло быть восстановлено или не попало в какой-то ошметок с лишним миллионом нейронов.       Идеально. Хочешь набраться сил? Хочешь не сдохнуть? Тогда возьми аптечку - носителя информации по совместительству - и расплатись ее болью и страданиями. Их надеждами и мечтами. Ощути на своей ментальной шкуре, чего ты их лишаешь. В Разделе, где часы растягивались в вечность, это служило вечным же напоминанием, сколько раз Мерсер избирал легкий путь. Теперь Алекс понимал это так, что его сознание являлось конструктором сродни знаменитому финскому. Две последовательности блоков были сцеплены, как кирпичная кладка. Внешний, оболочечный слой - личность Мерсера, - была неразрывно связана с внутренним ядром - машинным интеллектом без подсознания, совокупностью химер Зевсом, что имел личность только в связке с Мерсером. Если тянуть эти два слоя в разные стороны, то создадутся поперечные силы, которые в итоге развалят всю конструкцию... Компоненты, надстроенные кирпичики теряют свое место, нарушается установленный порядок; некий психический резонанс ударяет по ведущей личности, которая использует всю суммарную мощность. Или же, если одна из используемых личностей-"доноров" уйдет в самоволку (как Франклин в настоящем), начнется разлад на более физическом, а не телепатическом уровне.       Можно ли было вызвать на основе химеры одного из поглощенных Мерсером людей? Отобрать этот уголек в Элизиуме, натянуть оболочку на каркас? Будет ли этот человек отличаться от себя-до-поглощения так же, как отличается от своей старой версии новый Алекс - в котором клокочет "темная сторона", что просачивается в каждую клеточку его тела и вроде бы полностью солидарна рациональной сути?       Ну... это был, на самом деле, не более разумный вопрос, чем "может ли гидра плавать". Может-то может, но только в земле... Даже обычные люди довольно зависимы от органических шестеренок. Замени их механикой, подгони гормоны синтетические, и индивидуальность будет та же... или все-таки нет? У тех же особей женского пола каждый день начинается с того, что мозг командует гормональным железам: "крутите барабан!" Девы эмоциональней, но и прозорливей мужей рода человеческого, неожиданные пути видят они задолго до спутников своей жизни, поскольку куда более непостоянны. Так где тот предел, когда ты - это уже не ты? Если у представительниц физически слабого пола границы изменчивости определены шире, выходит, каждая женщина с утра - суть другая личность, чем была вечером? Мерсер, выясняя особенности своего функционала, пытался склонять эти классические вопросы на все лады. "Что делает холодную, логичную машину человеком?" "Могут ли навязанные воспоминания означать настоящую личность?" Многие люди пытались в них разобраться. Но все они были сторонними наблюдателями, описывающими мыслительные эксперименты, доселе никогда не претворенные в жизнь. Они не могли это прочувствовать - но смог Мерсер. Он был первым ученым, кто взглянул на подобного рода ситуацию вживую. Нет, конечно, Алекс не являлся первым в истории смельчаком-самоэкспериментатором - были люди, что и в безвыходной ситуации вырезали аппендикс у самих себя, и после смертельного укуса змеи, будучи обреченными, продолжали делать заметки о самочувствии... Но ни один человек до 2008-го не имел удовольствия буквально, а не метафорически встать на место Грегора - неотличимо прежнего для окружающих, искусно подделанного, если хотите, но представляемым непонятным чудищем для себя самого. Неизменно богатые чувствами ситуации, что описал Кафка или какой-либо другой творец, затрагивавший эту проблему, все эти умозрительные концепции... оказались внезапно жалкими. Приторными и вымучивающими слезу. Может, лишь потому, что классические герои неизменно ставились в положение ущемленных и не были способны ударом головы сваю в землю забить? Как бы то ни было, вспомнив себя, вспомнив, кем было его прошлое воплощение, и погоревав о нем, Алекс Мерсер перед лицом призрачной угрозы отступать не собирался. Развитый решил во что бы то ни стало выяснить, для чего он существует, почему именно стал таким... и какое место он теперь мог занять в этом мире.       Но вернемся к поднятой уже теме. А не было ли в "форсированной изменчивости" какой-то генеральной задумки вируса, к слову? Что, если именно на этом основывался фактор, из-за коего Бегущие неизменно оказывались женского пола? Уж точно не способность к деторождению могла быть этим фактором: несмотря на то, что Элизабет произвела на свет Парию уже после заражения, вирус обязан был ее стерилизовать, уничтожив оставшиеся яйцеклетки - так же, как и Мерсер стал в привычном смысле бесплоден. Вирус не терпел "дефектных клеток" с половиной генома. Алекс отчетливо помнил, что влияние "Света" на такого рода клеток они проверяли; вирус считал их бракованными и перерабатывал - считай, пускал в утиль все усилия, которые организм прилагал в течение многих лет на их взращивание и сохранение... мда-с, хотя вирусу, который мог вырастить полуторатонное чудовище из выброшенного из тела сгустка, это было вполне позволительно.       Степень, в которой Мерсер был способен становиться "другим собой", заинтересовала его в достаточной степени, чтобы еще какое-то время посещать ночью кабинеты энцелографии. Максимальное погружение в образ поглощенного серьезно изменяло показатели, делало их идентичными жертве. Мерсер специально сверялся с журналом конкретно этого человека, числившегося среди пациентов Святого Павла! В таком режиме Алекс не только говорил и выглядел как поглощенный - он даже двигался и вел себя схожим образом, используя чужие моторные навыки и участки долговременной памяти. Если бы не пресловутое координатное начало, в любой момент дававшее возможность вспомнить то, кем ты являешься на самом деле, развитый и не заметил бы ничего, ощущая произошедшие коренные перемены естественными. Когда Зевс примерял шкуру других людей, они словно... оживали по-настоящему, выполняя задуманное Мерсером.       Но, конечно, такие метаморфозы не отменяли того факта, что многие навыки Алекс забирал безвозвратно и целиком. Лишая людей привычной земной жизни и насильно присоединяя их к разуму Улья, Мерсер отнимал у них опыт, адаптируя награбленное под реалии своего тела. Отбирал так же, как и формальные знания - поначалу благодаря химерам только самые сильные кластеры памяти, которые занимали человека больше всего в данный момент. Солдаты неизменно думали о поставленной перед ними задаче, цели номер один. Пилота вертушки занимало, насколько сложно пилотировать "Блэкхоук" между домов... От этих нейронных связей химеры приходили к соответствующим цепочкам-ассоциациям - навыкам управления вертолетом или деталям порученной бойцам миссии.       - ...навыки тех же пилотов были прочно прописаны в церебральных последовательностях его мозга, - размышлял Брэдли, вместе с Алексом рассматривая снимки левого полушария с различными аномалиями, запущенными самим Мерсером. - В результате интенсивной подготовки в академии ВВС между фиксированными нейронами у них создались связи, содержащие программу летных навыков. Они знают, как отзывается машина на определенное движение рук, какой переключатель активирует определенную электронную систему… все это доведено у бывалых пилотов почти до автоматизма. И конечно, формирование таких нейронных цепей заняло много времени, усилий… насмешек со стороны инструкторов в конце концов. Немалую часть своей жизни человек вынужден потратить, чтобы стать действительно хорошим специалистом в любой из областей, нам ли с вами не знать… И вы хотите сказать, Александр, что химерическая система может совмещать эти сложнейшие нейросистемы от нескольких людей, формируя своего рода гибридный опыт?       Некоторое время Мерсер молчал, погруженный в собственные мысли, но потом таки соизволил ответить:       - В… вероятно. С точки зрения осуществимости это… осуществимо, как ни странно. Уровень пилотирования и вообще любой профессии ограничен в первую очередь возможностями инструмента, который ты используешь – боевым вертолетом в данном случае. Использовать абсолютно весь его потенциал и знать об абсолютно всех боевых ситуациях человек обычный не может. Химеры… перекрывают полученным опытом недостатки отдельных людей. Эта система каким-то образом считывает электрохимические связи существа-донора в то ли молекулярный код, то ли телепатический сигнал, понятный моим нервным клеткам, и принуждает их к строительству связей. Я чувствую это примерно так, что во время поглощения проистекает все та же суперзаразительная реакция… Через вирионы, проникшие в кровь и добравшиеся до центральной нервной системы, химеры синхронизируют мозговую активность жертвы с моей, после чего вирус, считав личность, пишет собственную программу строительства нейронных связей, набранных из ассимилированного объекта… к примеру тем, что отвечают за прицельную стрельбу из винтовки. Если провести аналогию с разумом Улья, то его члены, "перерождаясь", восстанавливают свою нервную систему, с каждым разом накапливая все больше знаний. Я же пользуюсь чужим опытом - учиться на чужих ошибках намного быстрее и эффективней, в конце концов.       - То есть вирус, по сути, создает дубляжи кластеров, которые сразу монтирует прямо в ваши мозги для немедленного использования? – покачал головой Регланд. - Да с такой методикой самая безмозглая амеба превратится в сверхразумный протеиновый мясокомбинат… Были бы доноры.       - Не совсем. Вирус не загружает нейроны как видеоряд, не делает каких-либо копий, он считывает образец и запускает аналоговый процесс, который сам по себе заставит мои собственные клетки создать нужные связи. Он не моделирует каждый нейрон по отдельности, а запускает эдакие ядра зарождения, из которых вырастают кластеры в сотни триллионов синапсов. «Внешние» знания вставляются в виде воспоминаний и ощущений, вполне могут быть пересажены поверх имеющихся… - заметил Алекс, - Таким образом, сформированный кластер будет изначально адаптирован под архитектуру моего сознания. Затем, ну… идет более «физический» процесс адаптации. Разумеется, сложность действия имеет определенное значение... Скажем, собрать-разобрать штурмовую винтовку с закрытыми глазами я мог, пожалуй, сразу после первой ассимиляции дозорного. БТР же водить нормально получилось только после пары минут феерической поездки по улицам города. Но все равно, процесс обучения несравнимо более короток, чем при естественном обучении, согласитесь. В тысячи раз. В сотни тысяч.       - А как насчет предметов, где решающее значение имеет не набор определенных действий и сформированных паттернов, отвечающих за мышечную, визуальную и энциклопедическую память? – поинтересовался Брэдли. – Скажем… не будем далеко отходить от темы, такое обучение сделало вас более способным к нашей профессии?       - О, я надеялся, что вы это спросите, доктор Регланд, - усмехнулся Мерсер. – Я, в самом деле, рассчитывал получить что-то от тех гентековцев, что неудачно оказались на моем пути. Ну, могу сказать, область моих познаний на этой стезе, несомненно, расширилась. Расширилась даже не считая моих «вшитых» способностей к генной манипуляции… но и только. Вглубь никакого движения не наметилось. Я могу, вероятно, сыграть сложнейшую партию скрипки – но лишь потому, что у владельца навыка была прописана четкая последовательность движений смычком и пальцами. Ее всего-то нужно отстучать. То, что зовется умением интуитивно комбинировать действия без очевидных логических связей - чувство прекрасного, внезапное озарение, талант… Творчество – это то, с чем ты родился, своеобразный тип мышления, позволяющий в конкретной области генерировать идеи, как кроликов из шляпы. Чтобы изменить индивидуальный режим подсознания, необходимо замещать ядро, и не думаю, что мои маленькие друзья согласятся оставить эту жилплощадь лишь затем, чтобы я на гитаре был способен бренчать любой мотив – тот, что взялся из моей собственной головы, а не из чужой, - усмехнулся Алекс. - Можете расслабиться, мне резона нет на вашу интуицию облизываться. Все равно не сработает…       - Ну, это обнадеживает! - рассмеялся в ответ Регланд.       Они тогда еще говорили про особенности распаковки памяти из числа уже той, что перемещалась в облачный сервер конкретного индивида в разуме Улья. К Мерсеру как раз пришло понимание, что он способен вспомнить все… малейшие детали развитый мог вычленить из опыта других людей. Или, если вернее, сразу после поглощения химеры обращали внимание на самые важные и полезные элементы, жертвуя отключением «анестезии» ради увеличения инфопотока а потом уже в фоновом режиме безболезненно разархивировалось остальное. Если им позволять это делать, конечно. В распоряжении Алекса теперь была, считай, эйдетическая память, прямо как у Мартинфлая - и это сравнение совсем не внушало оптимизма. Ну как же: главный герой «Мухи», что Алекс с Даной смотрели, будучи детьми, тоже поначалу выглядел как человек и был увлечен новыми силами, однако с течением времени… Природа всегда берет свое, и за сверхъестественные по меркам людей способности обычно расплачиваются либо быстрой смертью, либо низким уровнем организации – вроде тех же тихоходок. Сейчас Мерсер платил лишь непомерно огромными затратами энергии. Преждевременное старение ему не грозило в силу игнорирования эффекта Хейфлика… Но как знать, не мог ли развитый быть запрограммирован умереть здоровым и пышущим силой? Просто однажды на ровном месте упасть и раствориться, даже не успев осознать, что происходит? Право, и не скажешь сразу, что хуже – риск внезапной смерти (и, соответственно, полной потери собственной памяти) или же эта самая память – такая, что имелась возможность прокрутить заново каждую сделанную тобой ошибку, не смягченную дымкой забвения. Одна из немногих вещей, которых Мерсер решил напрочь стереть и не воскрешать более в памяти, было его имя по биологическому отцу. Так и остался он Джеем с заглавной буквой – что-что, а этот эпизод детства не нес никакой окраски значимости. Однако шанс свои собственные просчеты забыть Алекс по-прежнему воспринимал в качестве слабости…       Казалось бы, раз вирус предоставил Мерсеру такую возможность – забывать и вспоминать по желанию, - то он и был виноват в возникновении этой моральной дилеммы. Ну… смешон тот, кто думает, будто тюрьма виновна в его заключении. Узник ты общественного порицания или собственной совести – ничего этого не было, если бы ты следовал стандартам, неважно даже, навязанным или выбранным самостоятельно; стандарты эти в любом случае задаются, чтобы у тебя была цель и стремления, состоящие в их соблюдении. А без каких-либо ограничений… Брэдли высказал что-то в этом духе, когда Мерсер спросил его, какой он представляет свою жизнь, если бы в ней была возможность без каких-либо проблем загрузить любую память и опыт «из облака». Патологоанатом, крякнув, снял очки и не спеша начал их протирать:       - Если бы я получал все и сразу… - Регланд водрузил очки обратно на переносицу. - Понятия не имею, чем бы я в таком случае занялся! Зачем я вообще нужен тогда буду, если едва взглянув на тело, можно будет получить достовернейший его анализ?       - Так значит, вы предпочли бы получать знания тяжким трудом, зная, что исход будет абсолютно таким же, как если бы вы их просто загрузили в свою голову? – прищурился Алекс. - Выходит, вы просто ищете, чем бы занять свое время?       - Ну разумеется, - пожал плечами Регланд. – Если всего будет в изобилии, чем еще будет себя занять людям, как не попыткам отобрать это друг у друга и еще больше увеличить собственное достояние? Самоэволюция, ваша борьба с самим собой – это, возможно, неплохая альтернатива, но конкуренция всегда приносила более быстрый и эффективный по показателям результат, это всем известно.       - Я в это не верю, - немедленно среагировал Алекс.       - Во что?       - Я имею в виду, придерживаюсь другой позиции по этому вопросу. По крайней мере с позиции интеллекта, - поспешил объяснить свою точку зрения Алекс. - Кто-то говорит, что интеллект развился именно из конкуренции, все более успешных попыток передавить и перехитрить друг друга… я несколько другого мнения о ходе его развития. Все животные подвержены соперничеству, но лишь у человека развита на таком уровне еще и кооперация. Обвести ближнего своего вокруг пальца - этот вариант работает разве что на пороге возникновения сознания, но когда кто-то способен осознанно причинять вред популяции… Те времена были суровыми, а будущий человек уже растерял большую часть своих звериных черт и стал беззащитен без соплеменников и орудий труда. Выходит, работать естественный отбор должен был на монолитность и согласованность социума…       - Война кует тело, а дипломатия разум, - подвел итог Регланд. - Да, я тоже слышал о такой концепции. И, по-вашему, Александр, человек, будучи всезнающим и всеумеющим, обязательно договорится с такими уникумами и всегда найдет, чем себя занять?       - Навряд ли мы когда-нибудь это узнаем, - проворчал Мерсер, пряча документы в папку. - Но это показалось бы мне сносным развитием событий. Я ведь сейчас нахожу.       Мерсер понимал, что эта проблема, вполне вероятно, тоже его затронет. Отчасти даже распознал, кем он является: ходячим орудием Улья, что превосходно во всем – будь то нападение, защита, шпионаж, синтез или анализ компонентов. Теперь не только химеры умели по умолчанию удерживать в своей оперативной памяти миллионы параметров, но и Алекс сам этому научился. Куда ни плюнь - развитый сто очков вперед давал лучшим представителям человечества. Мерсер имел сносное представление о том, чем он стал… но что ждало его в будущем? Чем он мог стать?       Все одно, до меланхолии – извечной болезни всезнающих бессмертных, что им постоянно приписывалась этими же мыслителями, - на тот момент было как до Калифорнии, если скука вообще Мерсера когда-нибудь одолела бы. Слишком много всего происходило вокруг. Карантин все еще был установлен для острова, но жизнь в Нью-Йорке давно наладилась. Жертв эпидемии оплакали, игнорируя скулеж иностранных журналистов, что США всю эту кашу и заварили. На Арлингтонском кладбище воздвигли очередной мемориал доблестным воинам, отдавшим жизнь ради спасения людей на острове, там же было захоронено несколько сотен ящиков, накрытых звездно-полосатым флагом. На острове Свободы же появился обелиск в честь гражданских, были установлены многочисленные памятные доски… все, как в таких случаях полагается. Полковник Рукс, нынешний глава Дозора, куда более ограниченный в своих полномочиях, несмотря на видимый провал операции «Красная линия» выбил-таки определенное вливание бюджета и стал восполнять изрядно поредевшие ряды наемниками. Четвертого четверга ноября Алекс впервые за много лет отметил день Благодарения в кругу тех, кого мог назвать семьей. Он, Дана и Регланд подняли бокалы и молча выпили, не вознося никому хвалу или молитв, как реально существовавшим, так и надуманным личностям. Они втроем лишь праздновали то, что сумели пережить тяжелые времена, и не видели в этом чьей-либо заслуги, чем находящихся за тем столом. По такому случаю Мерсер пробрался с очередным конвоем в Бруклин и раздобыл огромную индейку, на которую, разумеется, в ограниченных поставках продовольствия особо рассчитывать нельзя было.       Затем карантин к всеобщему ликованию сняли, и все принялись куда-то уходить, как пять лет назад ушел из жизни их с Даной приемный отец. Наступило время перемен.       Ушел со своего поста Буш-младший, и на его место пришла воспитанная на слезах республиканцев госпожа Клинтон. Инаугурация, как и сами выборы, прошли почти на два месяца раньше установленного срока.       Ушел обратно к себе в церковь Христа Нью-Брайтона отец Гуэрра, после ослабления эпидемии добровольно перебравшийся на Манхэттен и принявшийся читать речи неожиданно не о посланных испытаниях и смирении, а о безразличии и малодушии властей. В то время, как остальные церковники вопили что-то в духе «Апокалипсис близится, эта чума – лишь первый его предвестник» и «покайтесь в своих грехах», миссионер со Статена призывал людей сплотиться и помогать друг другу, раз уж правительство не в состоянии это сделать. Мерсер помог исчезнуть в ходе «несчастливых случаев» паре офицеров Дозора, которые заговорили о том, что неплохо бы заткнуть глас народа.       Ушел из отстраивающегося заново Нью-Йорка Гентек. Несолоно хлебавши, выжившие специалисты покидали остров, лишь строительным бригадам доверив восстанавливать центральный офис – больше изучать им было нечего. Вместе с ними отчалил в форт Детрик и Рукс, уведя с собой жалкие остатки восточных батальонов, что достались в наследство от Таггарта. Вернулись в свое расположение большая часть нацгвардии и морской пехоты США, оставив лишь полицейские части.       Ушел разум Улья. Связь с ним какое-то время держалась даже после того, как исчез напитанный дымом пожаров и вирионами рыжеватый смог, вместе с коим пропала и способность Мерсера к глайду. Алекс уже пробовал выбраться за пределы острова под мостом, чтобы не мозолить каждый раз глаза военным, но за пределами облака подъемная сила резко упала, и Мерсер оказался в воде. Паутина Интриг теперь не выскакивала по первому требованию, а что-то неразборчиво бормотала из недр острова, с каждым днем все слабее. Уже поставленные на людей маяки-инфовирионы тоже переставали работать: не обладая суперзаразительными способностями «Черного света» и не имея возможности пополнить свою популяцию на слизистой и в мозгу, они гибли, сжираемые иммунной системой людей. Развитый чувствовал, как в его голове все сильнее проявляет себя ничем не перебиваемый зуд – первый предвестник ментального голода. Глюкоза в качестве основного источника топлива грозила вскорости стать бесполезной. Тянуть больше было нельзя. Пока он снова не стал видеть в людях добычу, следовало осуществить задуманное.       Умудренный самопознанием и новыми кодировками, Мерсер заперся в самом дальнем углу подвала и погрузился умом и телом в свежие образцы, взятые у Даны – все, какие только можно было взять. Хоть развитый и опасался окончательно раствориться в этой среде, лишенной времени, и превратиться разумом в подобие Грин, он решил, что безопасность сестры стоит этого риска. Наука всегда трактовала мысли в качестве сигнала необычайной сложности, комбинацию ЭМ- и химического взаимодействия… Не было ли тут чего-то еще более глубинного? Четко ли выражена граница, где кончается мыслительная деятельность и начинается бездушная молекулярная материя, на которой эта мысль зиждется? Мерсер искал это «нечто», достаточно необычное, чтобы привлечь его внимание. Достаточно скрытное, чтобы считаться тайной технологией Парии. Как и в случае изучения себя, Алексу казалось, что он самолично гуляет по организму – только в этот раз по чужому. Едва употребив образцы крови и различных тканей, химеры начали создавать полноценную модель сестры, атаковали вымышленную иммунную систему, заключали с ней временные перемирия, завоевывали полушария мозга кластер за кластером, прошивали клеточные мембраны, утаскивали в плен хромосомные цепочки...       По истечению этого процесса Мерсер был преисполнен отчаянием. То самое чувство не безысходности в общем смысле, но утраты чего-то важного, что никак не можешь найти: водительских прав, кредитки, подарка на день рождения Карен… Едва Алекс очнулся, едва пришло вновь ощущение времени, как он понял: ничего аномального, из ряда вон выходящего в Дане не обнаружилось.       Затем пришло ликование. Хоть червячок сомнений продолжал грызть его, развитый успокоился: возможно, Брэдли был прав и фактор случайности действительно сыграл свою роль. Черт знает, что взбрело в голову Элизабет? При встрече Грин дала Мерсеру память, частицы, которые заставили его мозг сформировать нужные паттерны: она не пыталась договориться, хотела его убить, но зачем-то показала причины своих действий! И если по-настоящему хотела убить непокорного стража, то зачем оставила его и сбежала? Могла ведь прикончить на тот момент малофункционального развитого своими руками, вместо того, чтобы отшвырнуть в стену и оставить все на подопечных! Зачем, в конечном счете, Грин необходимо было Дану забирать, если бы Алекс и так стал бы ее разыскивать, дабы ликвидировать похитительницу? Чтобы стимулировать Мерсера и ускорить этот процесс? Пожалуй, теперь с чистой совестью можно было сказать, что Грин являлась безумной…       Мерсер, что называется, хлебнул Кул Эйда(43) - слишком легко принял это на веру. Заставил себя заглушить внутреннего паникера, тревогу, чтобы успокоиться и больше вопрос этот не поднимать. Третья из серьезнейших ошибок Алекса состояла в том, что он не попытался найти другие, совсем уж неочевидные пути распознавания, ибо это привело бы к еще большему переусложнению концепции. Что развитый мог, в самом деле, еще сделать, если точнейший из доступных ему на тот момент инструментов не мог засечь вообще ничего подозрительного? Разве что сказать сестре, что с ней все в порядке, и волноваться ровным счетом не из-за чего.       А между тем близилась типично теплая американская зима - сгоревшие высотки скоро должны были укрыться легким снегом. Мерсер уже испытывал влияние на свой организм отрицательных температур, пробуя изменять режимы, будучи заключенным в морозильной камере. Можно было сказать, что холод его организму особо не был по душе: маскировка сбивалась уже тем, что становился заметен пар из тепловых контуров. Постоянно сдерживать эти выбросы тоже вариантом не было – так же, как и задержка дыхания, это работало при минимальных энергозатратах и относительно небольшой промежуток времени; дальше уже начинались всяческие неудобства.       Голод разума вернулся практически в полном объеме. Еще пара дней – и Мерсер чувствовал, что как только последние отголоски связи с Элизиумом затихнут, он потеряет над собой контроль, бросившись на первого встречного. Так, он ощущал эти неосознанные порывы, когда смотрел на укладывающего последние чемоданы Регланда. Нет… нельзя было этого допустить. Мерсер никогда не задумывался о том, что Брэдли является прямым свидетелем его существования и похождений в целом, и что его следует устранить. И сейчас такие мысли нужно было гнать прочь. Если снова открывать сезон охоты, то уж точно не на тех, кто заслужил это меньше всего в этом проклятом Большом Яблоке. Алекс попытался замаскировать наступающую дурноту под слабой улыбкой:       - Уезжаете, док? Точно не передумаете? Жаль, упускаете злачное местечко…       - Нью-Йорк уж слишком беспокойный город для скромного патологоанатома, - откликнулся Регланд, застегивая крышку чемодана. – За последний месяц я окончательно это понял. Надо было переехать еще раньше; в Чикаго у меня есть пара приятелей… будет куда устроиться на работу.       Мерсер понимал, что Брэдли ради этого был вынужден за бесценок продать жилье, что располагалось в довольно поврежденном во время беспорядков комплексе «Башни Тайно». Со снятием карантина риэлторы вскинули головы – со всех Нью-Йоркских боро и из пригородов они налетели, поскольку желающих сменить место жительства после катастрофы нашлось довольно много. Пока субсидии от правительства еще только ожидались, люди предпочитали убраться с острова хотя бы на какое-то время. Дозор за Регландом больше не следил, ни в чем противозаконном он уличен не был, так что сразу после того, как Мерсер рассказал о результатах тестирования Даны, а госпиталь окончательно был разгружен, бывший гентековец приступил к переезду. Для сестры же лучшим вариантом, пожалуй, было остаться в городских джунглях, пока все окончательно не утихнет. Хоть Алекс разобрался с ее документами, не стоило лишний раз светиться на пропускных пунктах – в самом городе правительство до сих пор контролировало население куда менее строго, чем на выезде.       - Даже не вздумайте отказываться, - предупредил Мерсер коллегу, протягивая ему небольшой контейнер, набитый хрустящими банкнотами. - Это самое меньшее из того, что я могу для вас сделать. Даю слово, - тут развитый вновь позволил себе улыбнуться, - что ни один человек при формировании данного капитала не пострадал. Из тех, что не пострадали до конца эпидемии и не заслуживали этого, разумеется.       Брэдли поколебался, но деньги все-таки взял. Им с Мерсером, людям науки, было необходимо куда меньше социальных ритуалов по вежливому отказу. Регланд был бы рад дополнительному источнику финансов, чтобы вернуть свою жизнь к привычному укладу – и Мерсер был рад ему эту сумму предоставить из искреннего чувства благодарности. Только это имело значение.       - Ну что ж… - мутант встал, протягивая ладонь для рукопожатия. - Значит, настала пора нам прощаться?       - Отнюдь. Я не прощаюсь с вами, Александр, - подал голос Брэдли. - У меня такое чувство, что мы с вами еще встретимся…       - Назовете это интуицией? – приподнял бровь Мерсер.       - Назову, - улыбнулся в ответ негр, и они пожали руки.       - Тогда до встречи.       И доктор Регланд тоже ушел.       - И что теперь? – поинтересовалась у брата Дана, когда они серьезно поговорили на тему дальнейших действий и того, каким Мерсер себя видит теперь в этом мире. - Ты ведь веришь в человечество? Не решишь, случаем, всех нас уничтожить?       Мерсер только фыркнул в ответ. Последствия постоянной стрессовой ситуации уже оставили сестру, и ее чувство юмора вновь дало ростки, что не могло не радовать. Ментальный голод же поутих, так как Алекс был вынужден предварительно подкрепиться отловленным членом преступной группировки, одной из тех, что проявили активность после снятия карантина в разрушенных кварталах – отнесся развитый к такой печальной необходимости куда спокойней, чем следовало, надо сказать.       - Хм. Я тебе что, HAL9000?       - У тебя глаза могут гореть пронзительно-красным, и ты проявлял, хех… «изобретательность» для сохранения целей миссии неизменными. Так что да, вполне похож.       - Я «верю» в людей так же, как верю в науку, - решив не ввязываться в этот спор, ответил Мерсер. - Для меня это предельно совместимые постулаты. Человечество как совокупность занимает меня, но не в низменном смысле мирового господства…       - Да, припоминаю, ты говорил что-то о том, что мог бы изменить жизнь людей к лучшему… И каким способом, интересно? – поинтересовалась Дана.       - Ну, - смутился Мерсер. – Не абстрактно «поделиться силой», конечно же. Я не отдал бы свои способности кому бы то ни было, даже ради самых благородных целей. Люди сильно меняются, даже если им сунуть в руки обычную полицейскую дубинку, а что начнется в мире, если они научатся пинком бензовоз в полет отправлять, даже думать не хочу… Не намного лучшее, чем правительство готовило для остального мира при поддержке Гентек. Вспомни Стэнфордский эксперимент: власть над кем-то, кого ты раньше считал равным себе, будоражит и открывает доселе неиспользованные черты характера. И когда все станут сильными, сильнейшие из сильнейших станут новыми господами. При текущем мироустройстве раздача всем моих сил приведет к хаосу и долгому, кровопролитному формированию новой иерархии.       - «При текущем»… - сощурилась Дана. – Это слишком очевидная лазейка, братец. Колись, насколько далеко ты зашел в своих размышлениях?       - Не дальше, чем получение ответов на волнующие меня вопросы, - открестился Алекс. – Я не могу загадывать, как мир будет развиваться, и какое при моих способностях я могу оказать на него влияние. Но я… быть может, отдельные элементы моих технологий принесли бы пользу человечеству и в его современном виде. Не могу не признать, что потенциал их чудовищно велик - война завсегда являлась двигателем прогресса, и многие «мирные» технологии были продуктом военной промышленности. Раз уж в какой-то степени я – суть военная машина… - Мерсер показательно изогнул пальцы в костяшках, до хруста сжимая кулак. – Я могу изготовить себе руку-замену за несколько секунд. Представь такой протез-химеру, которая питается от хозяина и считывает все сигналы из его нервной системы, но не заражает его. Не бегут вирусные клетки на «чистую» территорию, лишь питательные вещества высасывают для своей работы… Это могло бы осчастливить очень многих калек, чья жизнь все равно неполноценна, как не утверждали бы обратное улыбающиеся с плакатов рекламщики-мотиваторы. И это лишь один из примеров мирного использования…       - Угу. А военные твой протез разберут и сварганят из него какой-нибудь нейроинтерфейс для новейших истребителей, чтобы пилот мог им без джойстика, силой мысли рулить, - мрачно произнесла сестра.       - Так это и не будет в корне отличаться от того, что весь двадцатый век человечество занимало, - беспечно отмахнулся Алекс. - Предоставленные людям технологии должны быть общедоступны и, возможно, неповторимы. И со временем люди сами во всем разберутся… - тут Мерсер резко посерьезнел. – Разумеется, я не буду предпринимать чего-то в этом роде, пока не выясню все подробности, что пока остались нераскрытыми.       - Это обнадеживает, - вздохнула Дана.       - Общение с Брэдли не пошло тебе на пользу.       - Пффф, туше…       Раз внутренними методиками вроде самоэволюции эти самые подробности было не выяснить… Что ж, оставалось последнее – сыграть по-крупному. Серьезно рискнуть. Необходимо было найти того, кто знает о вирусе больше Мерсера, и вырвать у него эти знания из головы. Алекс уже разархивировал из памяти генерала, что в Гентек пытались изучать на тщательно изолированных полигонах вирусную экосистему – по совместительству на таких объектах офицерский состав Дозора отрабатывал карантинные меры, также на них проходили тренировки и обряды инициации, совмещенные с психологической подготовкой. Но ничего сверхъестественного, из числа хотя бы того, что вирус проявил во время Нулевой вспышки, на полигонах не развивалось. Ни в крупном комплексе на Аляске, ни в новейших лабораториях на Ближнем Востоке – там, где созданный США хаос позволил заниматься всем, что только в голову взбредет и грубо нарушает права человека.(44) Вирус быстро чах в подземных коммуникациях, словно не желая тратить силы на заранее обреченные попытки заражения, оставлял после себя лишь уныло слоняющихся зомби. Мерсер выследил по ассоциативным связям, что каким-то образом в этих сферах деятельности Дозор был тесно связан с федералами. О, от этих-то ребят с их любовью к пыткам, что применялись в застенках самых демократических в мире тюрем, всякого стоило ожидать, на самом деле. Два несчастных случая и поездка в Вашингтон понадобились Алексу, чтобы выйти на Барнса Гриффина - одного из связанных с узким «Кругом Чрезвычайного Положения». Насколько Мерсер понял, именно так именовался подотдел, с членами которого имел дело Рендалл в шестидесятых. Тайным правительством они, разумеется, не являлись, но были наделены наиболее широкими полномочиями среди всех членов министерства юстиции. Эдакий ядерный клуб в миниатюре – люди, принимающие решения по вопросам, выходящим за рамки стандартной практики госбезопасности. Причем возникло это невидимое для обычных смертных собрание именно тогда, когда началось активное изучение биооружия… После Хоупа эти люди поняли, что они не зря все вместе собрались, и что с открытым яйцеголовыми вирусом шутить не стоит… Они создали Черный дозор, имеющий власть над всеми ресурсами вооруженных сил, высшему офицерскому составу которого не нужен был президентский указ даже об использовании ядерного оружия. Создали цепных псов, чтобы… чтобы сохранить человечество в привычном виде?       Алекс проштудировал документы Гриффина – поглощать его развитый опасался, ибо, как известно, пропажа без вести уже трех людей, работающих в смежных отраслях юстиции, посреди крупных автомобильных аварий – из разряда статистики. Возможно, все еще недостаточной, чтобы Дозор заподозрил, что рановато объекту Зевс приписывать статус мертвеца, но все равно. Среди бумаг Мерсер нашел-таки упоминание одного из людей, что отдавали приказы Рендаллу – министр уже давно наслаждался заслуженной пенсией в своем поместье, передав бразды правления более молодой смене, что и занималась вопросами Манхэттенской вспышки.       Миновать все охранные системы и, следуя задумке, не тронув никого из охраны, было новой и довольно необычной задачей. За ситуацией на острове старик, несомненно, следил и сводки от коллег получал. Он сообразил, что появившийся поздно вечером у него в спальне незнакомец может быть лишь одним существом, хорошо это уяснил из докладов… Несмотря на знание о тщетности сопротивления, член КЧП потянулся-таки к тайнику с пистолетом, даже рот успел открыть для зова о помощи. Но нет - более подобной ошибки Алекс позволить себе не мог. В тот раз он не ожидал такой прыти от МакМаллена: развитый думал, что ученый в отчаянии вступит в торг за свою жизнь, которую люди науки обыкновенно чрезвычайно ценят… и Дариус Рикард(45) ее тоже, бог видит, ценил.       - Ты… они поймут, что ты был здесь! – просипел чиновник, схваченный за горло Мерсером. – Убьешь меня – они узнают, что Бегущий был здесь! Что ты жив! Я могу…       Более он ничего сказать не успел, так как Мерсер второй ладонью надавил старику на череп, сминая его, будто свежее яйцо. Дариус, что стоял спустя десяток секунд в комнате, держался куда более уверенно. Отряхнув руки, он спокойно произнес, направляясь к письменному столу:       - Узнают, если только господин Рикард сам это не сделает.       Тщетны были усилия! Никаких откровений Мерсер из личности некогда участника Круга не почерпнул. «Свет» действительно проявлял в их понимании зачатки разумности - зараза училась, не ведясь на расставленные ранее ловушки. КЧП дал приказ о переводе исследований на Манхэттен, когда вирус прекратил всяческую активность, справедливо рассудив, что «Свет» готовит особо крупную пакость и лучше, как предлагал давным-давно новоявленный руководитель Дозора, дать ему шанс проявить себя. А сопутствующие потери, если они действительно будут, вполне окупятся мощнейшим оружием, которое Штаты наверняка сможет заполучить и применить для дальнейшего доминирования на планете. То, что эпидемия приобрела такой масштаб, было вопросом случайности, как и возникновение «Света» - никто не ожидал, что вирус примет такие формы. Еще в первые дни распространения чумы КЧП признали, что Манхэттен можно считать потерянным. Все, что им оставалось – приказать ученым собрать максимум информации и военным создавать видимость сопротивления, обложив по максимуму берега Гудзона, дабы не дать Элизабет вырваться в большой мир…       Да, Грин в видении КЧП была чрезвычайно ценным образцом, ради которого следовало повременить с уничтожением острова. В шестидесятых она казалась поначалу лишь бессимптомным носителем, но вирус изменил и ее тоже, хоть и в другом ключе, нежели Мерсера. Она не стала сильнее, но могла управлять биомассой «Света» и преобразовывать живые организмы в пугающих масштабах. Центральная нервная система Грин была не похожа ни на что, виданное учеными на всем земном шаре. Казалось, она могла думать со скоростью света, так что реакция мышц не поспевала за импульсами… неудивительно, что за счет своей реакции Мать тогда переиграла его в библиотеке Батлера.       Наверное, самый первый Круг ЧП предпочел бы никогда не иметь рода с подобного рода материями. Его членов вполне бы устроило, если в Хоупе ученые вывели вирус, который попросту убивал все живое на своем пути, а затем подыхал сам. Но, ознакомившись с результатами эксперимента, военное ведомство только руками развело. Вы эту кашу заварили – вам и расхлебывать! И по сей день эти люди бодались с вирусом, который появился в силу фактора случайности, проявил необыкновенные свойства, из-за которых его теперь просто так не забросишь. Мерсер был вновь разочарован. Нет… он, разумеется, не рассчитывал на невероятное открытие, что можно было бы сделать из памяти Рикарда. Что-нибудь в духе “Вирус «Красный свет» - это иммунная система планеты, которая выходит из лона Жизни, самой ее сути, и реорганизует биосферу, когда положение становится критическим, именно он уничтожил динозавров” Мерсер вообще не рассчитывал числить среди теорий, заслуживающих доверия. Наверное, оставалось только смириться, что как на пути человека возникают развилки без «правильного» выбора, так во веки веков существовали секреты без смысла, задачи, которые не улучшают способности, но которые доказывают неспособность человека их решить.       Мерсер написал прощальную записку в лучших традициях речей Буша (Простите меня, мы за это ответственны, не могу жить, осознавая, что ответственен за пятьсот тысяч жизней, надеюсь, Бог будет милостив и т.д., и т.п.), а затем проделал в своей голове сквозное отверстие при помощи FNP, принадлежавшего Дариусу. «Ожить» он себе позволил лишь на двухметровой глубине, в отлично сработанном ящике из дуба. Это был первый случай, когда Алекс изменял свое внутреннее строение и химбаланс так, чтобы они были неотличимы от людских до уровня митохондрии – вскрытия и не особо придирчивых анализов можно было не опасаться, не то что банального рентгена. Никто так и догадался, что место уважаемого Дариуса Рикарда, некогда директора Национальной Разведки, в гробу заняло совсем другое существо.       Что там взбрело в твою голову об Арлингтонском кладбище во время разговора с Брэдли? подумал Алекс недовольно, выкапываясь на свет божий и тщательно заметая все следы своего прорыва к поверхности. Арлингтон не Арлингтон, а могилу ему, конечно, отменную соорудили. Тело Мерсера вспыхнуло алым свечением, когда внешние ткани обновились, сбрасывая мерзлую землю.       - Теперь ты буквально похоронил себя, - пробормотал развитый, рассматривая венки и надгробный камень, что был именован отнюдь не его фамилией. - Прощай, старый Алекс Мерсер. Этот мир во все времена был неприветлив для эксцентричных интеллектуалов… - мутант развернулся и, заложив руки в карманы, прогулочным шагом направился прочь с кладбища, намереваясь вернуться к сестре. В спину задувал ветер, присыпая темную фигуру первым снегом, что немедленно таял на ее одежде.       - Но как знать, не найдется ли места для людей вроде нового тебя - таких, какими они сами захотят быть? Пояснения к главе (37) Вольный перевод сюрреалистической композиции Kraftwerk - Radioactivity. Серьезно, от нее и без наркоты неслабо так плющит. (38) Очевидно, Дана заценила "Терминатора-3" и соответствующую сцену. (39) Собственно, Мерсер собирался установить логотип древнегреческой химеры по типу этого: https://www.freelancer.com/contest/Design-a-Logos-for-a-Game-Development-Company-250409-byentry-6112000.html (40) Рич Ролл, "выпускник Стэнфордского университета и Корнелльского юридического факультета, писатель, веган, всемирно известный спортсмен, консультант по здоровью, муж и отец, а также источник вдохновения для множества людей по всему миру". В повседневной жизни забугорья его имя стало почти нарицательным в ироническом смысле (то бишь по меркам интернетов он стал мемом) (41) «Имеем то, что имеем» (лат.) (42) Английский вариант нашей пословицы "В тихом омуте черти водятся" (43) «Глотнуть Кул-Эйда» для америкосов - значит безгранично и непроверенно чему-то довериться. В 1978м году в Гайане over900 членов секты «Храма народов» совершили религиозный суицид, выпив как раз этого порошкового напитка, предварительно подслащенного цианидом. (44) Описанные локации присутствуют в полуканонических комиксах по первой и второй части, желающие могут ознакомится методом гугления или попросить у меня ссылку в личке, там все равно сюжет курам на смех. (45)Дариус Рикард – целиком и полностью выдуманная личность, искать настоящего директора Нацразведки на момент шестидесятых мне при моей любви к деталям оказалось почему-то впадлу, так что сошлемся в очередной раз на AU. Радикалы так и вовсе из этих тайных личностей очередное невыстрелившее ружье запилили, во второй части единственное, что хоть как-то упоминается – что пресловутый Барнс Гриффин из числа федералов имел связи с проектом «Крестоносец» и Парией. Про всех остальных забыли, лол, включая многострадального Рендалла.