Поединок разумов

      Алекс Мерсер нашел вполне удобоваримые ответы, связанные с возникновением Манхэттенской вспышки... Так где же ему теперь должно было искать ответ на самый последний, самый актуальный вопрос - о своем месте и предназначении? Уж точно не в церкви, куда честных американских граждан столь усердно зазывают за исцелением души. Новейший опыт Алекса к этому не располагал: лежа в гробу, он вдоволь наслушался причитаний священника, что провожал усопшего в последний путь. Надо сказать, отпевали Мерсера в личине министра по всем правилам. Деньги и персональные знакомства творят чудеса: служитель церкви если и подозревал, что Дариус ушел из жизни преждевременно, по своей воле, то ни слова им обронено не было. Раздробленный висок же искусно собрали и замаскировали, хотя Алекс мрачно подумал, что справился бы не в пример лучше. Родные и близкие от священника не отставали, проливая слезы и в красках расписывая, как много Рикард сделал для них и для страны. Пока Алекс возвращался на поезде в Нью-Йорк, он мельком просмотрел новости, связанные с его последней жертвой, и отметил, что госпожа Клинтон выразила соболезнования в сходном ключе. Мол, это был достойный уважения сановник, настоящий патриот на службе нации. Идиллия да и только! Прямо и не скажешь, что достопочтенный старикан стоял у истоков трагедии, равную которой в новейшей истории можно припомнить разве что циклон Наргис, что разразился у берегов Индокитая той весной. Но да, вполне верилось, что для своих родичей Дариус являлся образцовым семьянином, всегда готовым прийти на помощь. И почему самые жестокие люди всегда настолько заботливо относятся к своим родным? кисло подумал Мерсер, откидываясь на спинку кресла и зашторивая окно. Впрочем, ответ пришел практически сразу. Потому что действительно важны для таких персоналий именно считанное число людей, связанные узами родства, а не безликие миллионы, которыми они правят... и которые для них не более чем ресурс.       В конце концов, разве Алекс с его привязанностью к Дане отличался в этом отношении от Дариуса Рикарда?       - Они облажались, - неохотно поведал Мерсер сестре ту скудную информацию, что удалось раздобыть во время поездки в столичный штат. - Не знали, что Грин создаст нового, доселе неизвестного "помощника"... и не рассчитывали, что "ключник" на ядерном топливе окажется расторопнее, чем годами натаскиваемые на борьбу с вирусом войска. Захотели помахать перед носом у Грин приманкой, а как только вытянет шею, дабы ее ухватить, нахлобучить на Мать ошейник и заставить работать так, как им нужно, и не довольствоваться более крохами информации, что ученые насильно из Элизабет могли выцепить. А теперь... - Алекс замешкался, жалея, что поднял тему научных групп - это могло привести Дану к нежелательным вопросам о том, чем конкретно занималось в прошлом его альтер-эго. - Теперь КЧП, если я правильно понял, старательно делает вид, что они не при чем. Мол, эффект случайности всему виной, и раз не было возможности предусмотреть его, то и спросу с них нет.       Дана развернулась в кресле на рабочем месте, что она обустроила в новой съемной квартире, и скрестила руки на груди, испытующе глядя на брата.       - Ну и... какой мы можем сделать вывод? - риторически вопросила она. - Чванство чиновничье - вот главный бич рода человеческого, а вовсе не какие-то болячки.       - Очень надеюсь, что это не заголовок для твоей новой разоблачительной статьи, - буркнул Алекс, выкладывая на стол копии документов Гриффина.       - Уж точно не в ближайшем будущем, - отрезала Дана, в свою очередь передавая ему материалы, касавшиеся восстановительных работ в штаб-квартире Гентек. - Буду я снова рисковать, когда братец только что вытащил мою задницу из пекла? Сливать таким образом все им затраченные усилия? Нет уж, снова к дозорным в руки попадать мне как-то не улыбается.       - Впечатлен твоим... редкостным благоразумием, - с плохо скрываемой улыбкой ответил Мерсер. Ему на ум как раз пришла мысль, с какой легкостью сестра ввязалась в опасное и дурно пахнущее предприятие, лишь бы помочь Алексу. Ее доверие и любовь к нему были безграничны.       - Ворон журит ворону за то, что она черна, - усмехнулась Дана. Заметив, как Мерсер кривит губы при виде перелистываемых ею бумаг о КЧП, она прямо сказала:       - Ты кажешься разочарованным, братец.       - Да, именно! - с какой-то затаенной злостью подтвердил Алекс, стараясь не повышать, впрочем, голоса. - Именно что разочарован, сестрен. Я думал, здесь скрывается хоть какая-то тайна, которая привнесет смысл во всю эту неоднозначность. А оказалось, обычный геополитический заговор и игра "кто на кого первее спихнет ответственность", - Мерсер замолчал ненадолго, обреченно взмахнув рукой. - Не люблю я такие игры. Отродясь в них не лез. Если уж играть в заговоры, я лучше выберу себе...       Алекс вновь умолк. Игры с подсознанием, пристальная слежка за ним казались мужчине теперь куда более необходимыми и имеющими значение, чем любые человеческие дрязги. Мерсеру вдруг отчаянно захотелось рассказать Дане, что ее брата, такого, каким она его помнила, более не существует. Что он-нынешний - лишь оболочка, причуда странной, гротескной силы, коверкающей живую природу. Что затаившаяся в глубине его души сущность - та, что сидела теперь на месте его рационального начала, - подпитывается новыми жертвами, и, вполне возможно, ведет свою собственную игру. Что она зовет его в недра города - то самое ощущение необходимости, добродетели, которое Мерсер распознал, очутившись в Брунклине после своего возрождения. Среди городских улиц чувство это терялось в повседневном психическом шуме, но за пределами Манхэттена... Во время поездки в столицу неясный позыв стал отчетливо различим. Некогда Мерсер слышал разум Улья, тончайшую вуаль из образов и эмоций в случае поверхностного осмотра, и всепожирающий лесной пожар при внимании к нему. Так же и ропот сей менял тональность: едва Мерсеру казалось, что он достиг внутренним взором его источника, как в последний момент осознание ускользало. В один столь желанный и мучительный миг голоса, звучавшие внутри него, слышались уже вдалеке, и голод вновь начинал подтачивать ментальные барьеры. Еще одна черта... причастности. Еще один признак того, что Алексу не было места в человеческой среде обитания. Ему подобные звали Зевса, и он скрывал это от сестры. При мысли о Дане Алекс плотно зажмурился, выдохнул. Он проговаривал мантры, на которых строилось восприятие Мерсера о том, что не подсознательное управляло его поступками, как и гены, но его продукт, сознание. Куда более скромное в плане информационного потока, но точное и незыблемое. Увы, Алекс прекрасно понимал, что Дана его умозаключений не поймет. В случае, если он расскажет всю подноготную, то умиротворение, что наметилось в их взаимоотношениях, вновь испарится - как тогда, когда сестра посторонилась от него на седьмой день эпидемии. Когда он заикнулся о том, что слышит голоса мертвых, фрагменты коих находились внутри его головы... Мерсеру было стыдно за свою слабость и эгоизм, но ему было чрезвычайно важно внимание Даны, ее доверие. Он рассказал бы ей... позже. Как-нибудь потом. Подчеркнуто спокойно Алекс сменил тему разговора:       - Возвращаясь к твоей реплике "о птичках"... Ворон ведь еще находят на участках восстановительных работ?       - Агась, - Дана развернула на экране ноутбука очередную статью, находившуюся в открытом доступе. - Посмотрела я, что пишут здешние орнитологи. У них прямо траур, знаешь ли. Плевать, что умерло чуть ли не полмиллиона человек, они по соколам и гулям скорбят. Вон, смотри, - Дана придала лицу презрительное выражение. - "Крупнейшая популяция сапсанов полностью уничтожена"... Немыслимый урон экологии, как же! А что касается ворон - да, до сих пор в нижнем Манхэттене находят их скрытые гнездовища. Не прежние тучи, конечно же нет, но... каждый день военные новый остов здания да обработают из огнеметов. Вояки-то в отличие от любителей пернатых просто счастливы. В том смысле, что после того, как ты Элизабет завалил, зараженные птицы не разлетелись во все стороны света, провоцируя новые очаги заразы, а остались на Манхэттене куковать, - сестра пожала плечами и закинула в рот пастилку мятной жевательной резинки. - И к чему ты этим вдруг заинтересовался?       Мерсер бегло просмотрел доклад, в котором сообщалось о крылатых мутантах, обнаруженных на острове в посткарантинный период. На радость военным, как выразилась Дана, большая их часть вымерла, неожиданно забыв, как питаться, или что-то вроде этого. Большее число таких "объявивших голодовку" особей составляли голуби, но были среди них и упомянутые сапсаны. Даром что хищники еще до заражения, среди небоскребов должные чувствовать себя в тех же условиях, в которых формировался их вид, соколы тем не менее разделили участь неприхотливых и откормленных на нью-йоркских площадях сизарей. Напротив, остатки врановых обнаружили довольно интеллекта - или склоности к прежнему образу жизни всеядных? - чтобы скрыться с глаза военных, в том числе в канализационных коллекторах, подобно летучим мышам. По редким вылазкам, во время которых птицы, как и во время эпидемии, объедали разрушенные кварталы, дозорные и засекали такие гнезда.       - Я подозреваю, что оставшиеся мутанты тоже могут прятаться, - задумчиво произнес Мерсер. - Иры, охотники, гидры... они могли бы схорониться ниже самых глубин канализационной системы. Ниже разрушенных станций метро, куда добрались команды зачистки. Даже без совместных действий, на уровне инстинктов... иры могли бы воспользоваться ходами, которые прорыли бы гидры, и уйти на глубину в рукотворные полости. Нельзя исключать такую возможность. Гидры способны пробиваться через бетон и сталь, так что глубинные грунты Манхэттена для них не будут представлять сложности.       - "Иры"? - заинтересовалась Дана. - Это что-то из придуманного тобой с Брэдли, да? Если ономатопоэтическое(46) обозначение, как у покемонов, то подходит не очень, по моему скромному мнению. То, что эти зомби постоянно орали, мне казалось скорее обычными гортанными криками, чем визгом. Ну, разве что с изрядной примесью хрипотцы либо бульканья...       - Нет, - сморгнул Алекс, на секунду представивший, как по такому принципу мог быть именован Верховный охотник, - хотя твоя идея не лишена выдумки. На самом деле это из "Одиссеи" Гомера.       - О, и кто же тогда в нашей с тобой эпопее Одиссей? - приподняла брови сестра.       - Мне не дает покоя несколько иная ассоциация, - решительно продолжил Алекс, не желающий развивать тему ярлыкового словоблудия помимо того, что она уже занимала в его мозгах. - Ассоциация экосистемы вируса с, ну... "единым организмом". Это сравнение теперь кажется мне еще более удачным, и применима она не только в плане общего разума. Если обозначить Грин в качестве органа-мозга, то... все сходится. Мозг не дает каждой клетке четких указаний как жить и как работать - он задает общий вектор развития, общий для организма в целом. Именно потому ходоки в стандартном режиме демонстрировали определенную... самостоятельность. Формировали собственную экосистему. Стоило "мозгу" погибнуть, как весь организм утратил четкие, намеченные им цели, и функционировал некоторое время по инерции, но затем... кровь свертывается и фибринолизируется, прочие радости некроза наступают, понимаешь ли. Под воздействием агрессивной среды все больше клеток гибнет, но некоторая их часть будет сопротивляться до конца враждебным микроорганизмам - дозору и морпехам в частности.       - Ла-а-адно... - Дана подперла щеку кулаком и чуть ли не демонстративно зевнула. - И какое это отношение имеет к... да хоть к чему-то из сказанного тобой?       - К этому я и веду, - укоризненно заметил Мерсер. - В данном сравнении худо-бедно можно приписать аналог каждой части экосистемы вируса. Охотники - это, скажем... специализированные клетки-регуляторы. Кровяные тела, если угодно. Иры являются непосредственно основным массивом, "телом", как в клеточном, так и ментальном плане. Зараженные птицы, о которых ты столь любезно предоставила мне сведения, есть падальщики-фагоциты, которые мусор утилизируют. Или микрофлора кишечника, которой мы позволяем жить в нас, поскольку она пользу приносит - в городе они подчищали то, до чего не добралась биомасса. Или, раз уж птицы остались в руинах, а не пропали с оставшимися зараженными, они не слишком важная компонента, чтобы брать их повсюду с собой. Все равно, что... микроорганизмы-паразиты в себумном следе.       - Ага! Мысль уловила, - в глазах Даны сверкнуло понимание. - Тебя занимает, кем в такой ассоциации явяешься ты?       Желудком, быстро подумал Алекс и помотал головой, отбрасывая эту мысль. Он действительно уже размышлял на эту тему, в итоге склонившись к мысли, что подобное Зевсу существо проявляет "оружейные" свойства в наибольшей степени. Даже с учетом того, что в том или ином направлении вся экосистема Черного света демонстрировала агрессию и экспансионные наклонности, Мерсер походил на особь-солдата более остальных. Как Королева в шахматах, что обладает куда большей властью над фигурами. Персональный защитник, стоящий слева от Короля, мечущийся по доске и изничтожающий всех без разбора, как выразился кардинал Ришелье в беседе с молодым гасконцем.       - Честно? Не имею представления, как на этот вопрос правдиво ответить, - вздохнул Алекс. - Может, в организме Света я - челюсти. Или реанимационная система. Особо убойный нейромедиатор... Вариантов не счесть, - мутант нахмурился, выуживая из папки копии тех документов, к которым Гриффин имел личный доступ. - Вот на другой вопрос из этой области у меня пока нет ответа. Ни достоверного, ни на уровне концепции базовой. А именно - кем был Пария.       Беда заключалась в том, что здесь вновь было пришито к делу некоторое количество эгоизма и самомнения. Мерсер победил высших мутантов не в силу одних лишь личных качеств, вроде решительности и выработанных умений, но и изрядной доли везения. Случайности. Эволюционного бардака. Был у Мерсера шанс на успех, если бы Кросс не таился все эти годы, играя роль человека, а подобно Зевсу собирал генетическую библиотеку и всячески улучшал себя? Этот вопрос нервировал Мерсера и заставлял усомниться в собственных возможностях. Если Алекс вел дела с истинным сыном Элизабет Грин, "конечной формой эволюции", то, получается, Мерсер сумел поставить его на колени лишь потому, что вытянул из колоды и бросил на стол поставившую соперника в незавидное положение карту, даже не осмысливая до конца правил игры. Додо теряли способность к полету, становясь все крупнее и таким образом безнаказанно доминируя над прочей островной живностью - им тысячелетиями жилось припеваюче за счет этой тактики. Но потом пришли люди, и против их грохочущих палок все козырные тузы птиц обернулись пшиком, жалкими шестерками. Никакого равновесия в эволюционной гонке нет и не предвидится - более адаптированный организм оказался попросту не готов к конкуренции с существом, избравшим другую стратегию выживания. И если бы Элизабет не нюхнула предварительно того же Кровотоксина... мог бы Алекс с ней совладать? Ему точно не хотелось проверять, на что способна Грин, не будучи ослабленной. И тем более с положенным ей защитником, коим мнил себя Алекс.       Лицо мужчины на секунду-другую исказилось рябью маскировки, спонтанно вызванной негодованием, что грозило перерасти в ярость. Алекс чувствовал, как частички прошлого, ограниченного Мерсера подтачивают его сознание, рассуждая так, будто этот чертов вирус действительно укладывался в эволюционную теорию и миллионы лет проходил все положенные ему стадии видообразования. Заткнись, заткнись, ты, капризный ребенок, проклятый мегаломаньяк со своими идиотскими теориями, процедил он мысленно. Ищешь своим действиям теоретическую подоплеку? Больно тебе признавать, что ты не незаменим? Думаешь, люди без тебя не нашли бы способ приструнить Парию, когда с течением времени он принялся устраивать внедрение, как умеешь ты? Вселенная - херь по тому же Ньютону чрезвычайно инертная, а ты считаешь, что важен настолько, что без тебя привычный мир погиб бы? Да ничего подобного, на смену одних сдерживающих факторов придут другие. Как и политики, которых ты в прежней жизни если не презирал, то считал недостойными своего внимания, ты одержал верх лишь потому, что сумел поймать волну успеха и грамотно распорядился жизнями других. Тех людей, что извечно погибают за недоступное им светлое будущее. Ты практическим ничем не отличаешься от других кукловодов, лишь масштабом и кровавостью действа.       И когда-нибудь ты встретишь того, кто, будучи слабее, на колени тебя поставит, как ты своих господ истребил.       Мерсер скосил глаза на зеркало, что висело в этой же комнате. Отметив, что в порыве эмоций белки его глаз покрылись звёздочками лопнувших сосудов, он тут же сбросил эту черту, пока ее не увидела сестра. Что-что, а склонность к выводящей из относительного спокойствия рефлексии Алекс перенял в полной мере от своего тезки.       Черт, усмехнулся Алекс мысленно. Не то, чтобы мне нужны лавры победителя вселенского зла и спасителя мира... но если хоть кто-нибудь сказал бы мне "Ты не безнадежен" или на крайний случай "Ты вовсе не убийца, просто жертва недопонимания", весь этот дофаминовый комплекс в моей башке наверняка захотел бы быть обманутым. А то все "террористом" да "террористом" поносят, невольно устаешь это признавать... Хочется, хочется по-прежнему определенной доле сознания быть особенным.       Лишний раз здесь нужно было подчеркнуть важность Даны в глазах Мерсера. Он доверял ей, ее суждениям. Дана не строила иллюзий, не искала брату оправданий - она приняла его таким, во что Алекс переродился. Без учета того, что в совсем уж неприглядные стороны бытия новым собой Алекс решил ее не посвящать, конечно же. Рядом с сестрой, мостиком между человеческим и "вирусным", бесполезность Зевса в сравнении со зловещей и умозрительно всемогущей фигурой Парии как-то затиралась. Становилась менее назойливой, вполне пристойной теорией... и не более. Мерсер улыбнулся, когда увидел, с каким потешно-серьезным выражением лица Дана принялась вспоминать:       - Изгой - это ведь тот пацан, что содержался в рамках "Крестоносец"?       - Он самый, - кивнул Алекс. - По моему предположению объект адаптировал Верховного охотника, синоним моих химерических компонент, чтобы использовать аналогичные мне способности и тактики. Что меня волнует...       - То еще чучело было, - перебила его Дана. Она изучила видеозаписи с нижней палубы "Рейгана" в достаточной степени, чтобы скорчить брезгливую гримасу. - Алекс, я очень, очень надеюсь, что ты не вздумаешь разделяться на толпу разумных раковых образований. Это было бы... неприятно. Я все еще буду тебя любить, ты не думай, но давай как-нибудь без этого обойдемся, а?       - Не думаю, что до такого дойдет, - подавил смешок Алекс. - Знаешь, доктор Катсеунис, один из прихвостней Гентек с западных отделений, высказывал подобные опасения; мол, паразит станет чуть ли не большей угрозой человечеству, чем Зевс. Но он оказался лишь аналогом одной из составных частей моего организма. Фактически, Мать заключила мои оружейные возможности в конструкта - временное решение, которое Грин за неимением других вариантов склепала на коленке. Эта "временность" и заставляет меня волноваться.       - Что ты имеешь в виду?       - Грин... выдала мне должность вне экосистемы Света, - медленно, испытывая трудности с подбором верных слов ответил Мерсер. - Да... при других обстоятельствах я остался бы разумен - слишком уж велика разница между объектами Зевс и Мать, слишком требовательны к мышлению функции, которые я, вероятно, должен был выполнять. Но эта разумность должна была заключаться... в определенном диапазоне? Да, наверняка имели бы место пределы, в которых моим мыслям следовало течь. В функционировании столь мощного инструмента без хотя бы толики контроля просто нет смысла, - Мерсер заложил руки за спину и принялся расхаживать по комнате, разве что не отращивая хвост и не стуча им нервно по стенам, подобно тигру в клетке. - Как далеко зашел бы мой бунт, если Грин включила меня в разум Улья не временно, а на постоянной основе? Она велела убить меня, калечного, и ушла, опасаясь, что по ее душу прибудут военные. Но мне повезло, много раз повезло, что силы противника оказывались меньше моих собственных, и что под рукой оказывались нужные инструменты. Естественно, я сам прилагал умение, не полагаясь на одну только слепую удачу. Я ввязался в противостояние военных и мутантов, активно оказывая медвежьи услуги то одним, то другим. Сгребал всё, что находил полезного, разрабатывал свои контрмеры. В итоге аргументы меня-говорящей-игрушки, которую Грин списала со счетов, стали решающими. Но не могло ли случиться так, что я, приложив руку к уничтожению Матери, этим обрек и себя, от нее зависящего? Имел ли я право на такую победу - на убийство существ, стоящих выше меня в этой ментальной иерархии? Сколько шансов у "офицера" в противостоянии с "Королевой улья" собственной персоной? Я не могу... если бы я только мог разобраться в этом...       Сестра внезапно встала из кресла и, подойдя к Мерсеру, положила ладонь ему на плечо.       - Алекс, - твердо произнесла она, - ты не обязан ни перед кем оправдываться. Общественный транспорт маршрута "Очень Мотивированное Насилие" под твоим чутким руководством давно уже прибыл на конечную. Успокойся, прошу тебя. После драки кулаками не машут, ну?       Умом Мерсер и сам это понимал. Однако... да будет проклята эта технология Парии, которая заставляла теперь во всем сомневаться! Кто еще кроме Алекса имел дело с телепатией, если только не в форме ТВ-программ для домохозяек с отсутствием художественного вкуса? Кто измерял величины ментальных векторов и законы, по которым они складываются? Опираться в разделении правды ото лжи Алексу было не на что. Никогда ранее не описанные величины делали даже те положения, в коих Мерсер худо-бедно уже разобрался, частями какой-то грандиозной подставы.       - Ты справишься. Обязательно со всем разберешься, братец. Верю, что твоей умной-преумной голове и для этой задачи мозговое вещество найдется, - подбодрила его Дана и тут же, взяв паузу на формулировку вопроса, задумчиво добавила:       - Притворяться не буду - из твоих рассказов про вирусную чертовщину я понимаю очень немногое; в противном случае я бы не болтала тут и статьи строчила, а в ассистентки к тебе набивалась, - тут Дана выплюнула жвачку и, метко отправив ее в мусорную корзину, требовательно взглянула на Мерсера. - Но скажи, с чего ты так упорствуешь в том, что был слабее Грин, и что твоя победа над ней - стечение обстоятельств? Тебе не приходило в голову, что в тамошней иерархии она с Парией стоит ниже тебя, и этот, как его... развитый вполне может узурпировать их место?       - Есть многое на свете, друг Горацио...(47) - невесело начал было Мерсер, но осекся на полуслове. Он лихорадочно прокручивал у себя в голове зацепку, которую содержали слова Даны. И, наконец, с щелчком фрагмент паззла, недостающий принцип одной из выработанных им концепций встал на положенное ему место. Алекс почувствовал, как на лице у него всплывает улыбка - крайне глупая и растерянная, но в тот момент ему было все равно.       - Сестренка, ты гений! - выдохнул Мерсер.       - Да если бы, - с показной невозмутимостью ответила Дана, хотя ей явно не терпелось узнать, на какую такую интересную мысль она навела брата. - Гений здесь ты, а я всего лишь журналист. Уметь задавать неудобные вопросы - основа нашей профессии.       Мерсер, беря во внимание почти мистические силы Грин, постановил считать ее компьютером. Не в силу депрессии, но натасканный жизненным опытом выставлять самые пессимистичные варианты наиболее вероятными, Алекс недоумевал, как при таких способностях и "знании всего", сингулярности информации, Элизабет ему проиграла. Но что, если Мать не действовала наверняка, а оперировала вероятностями? Что, если этот аналоговый процессор, дополняющий разум Улья для специальных операций, строил свои действия на основе более предпочтительных вариантов, но ему выпал меньший, несчастливый шанс? И что, если новый Мерсер не столь безволен и зависим, как предполагал по обыкновению наихудшим сценарием? Дана навела его именно на такие мысли. Муравейник, который всплыл в ассоциативных цепях Алекса еще во время первой встречи с охотниками... Человеку неискушенному кажется, что в такой социальной группе именно матка является центром семьи. Будто бы она управляет течением жизни гнезда, выбрасывая нужные феромоны, и все движение рабочих особей вертится вокруг нее только одной. Это заблуждение. Именно рабочие муравьи - главные регуляторы гнезда. Они переселяют маток из одних гнездовых камер в другие, передают на обмен в другие гнёзда, истребляют и пускают в утиль тех, чья плодовитость стала слишком низкой. Они же контролируют и соотношение каст в семье. Могло быть так, что Грин была по-настоящему важна лишь во время создания первого поколения? То же самое выходило, если рассматривать экосистему Света не с точки зрения улья, сообщества, но и "единого организма". Мозг командует особью в целом; куда ему нужно, туда тело и пойдет, но разве не может этот архиважный орган погибнуть из-за той же злокачественной опухоли, когда клетки решат, что текущие молекулярные кодировки их не устраивают, и взбунтуются?       Раз так, получалось, что сложный, ментально управляемый организм Света от самоуничтожения не был защищен. И Алекс вполне мог претендовать на должность эдакого регулятора - других механизмов и функций, нежели Грин, но на систему он должен был влиять. Мерсер уже выяснил при помощи "искусственного" охотника, что способен контролировать мутанта, выращенного на основе личной инфоматрицы... Надо было лишь проверить, обнаружит ли Зевс среди остатков армии Грин нечто, присущее Парии и Грин. Вакантное место для отобранного у них фрагмента, что затерялся в дебрях его собственной души. Прощупать его осторожно, сторонясь любых затягивающих вглубь течений, что угрожали сделать его не менее безумным, чем Мать...       А после, конечно же, зачистить этот последок вируса. Стереть даже намек на рецидив и новые человеческие жертвы.       Ободренный логичностью теории и приведя свои мысли в порядок, Мерсер быстро вел подготовку к рейду в подземелья Нью-Йорка. На вылазку он отправился, снаряженный биомассой до самых печонок: в условиях ограничения пространства мобильность Зевса уже играла роль существенно меньшую, и Алекс не мог быть уверен, что зараженные не набросятся на него все скопом. Попробуй-ка убеди ораву чудовищ, наделенных коллективным разумом и наклонностями камикадзе, что здесь теперь ты всем заправляешь! Да и убив самых дерзких мутантов, остальных навряд ли этим можно было устрашить. В конце концов, Верховный охотник после смерти Элизабет пришел к Парии, а не к Мерсеру, добровольно продолжая служить "главе семьи". Потому мужчина и делал такой упор на запас энергии: если схватка будет неминуема, то разрушительные атаки по площади будут весьма к месту.       Облачившись в униформу команды зачистки, Алекс спустился в недра Манхэттена. Словно по очередной наводке от сестры, он просачивался через посты военных и желтые полицейские ленты. Он шел по коллекторам, подземным переходам, по тем туннелям метро, что были заняты во время блокады Таймс-сквер зараженными. Старательно Алекс отгонял от себя мысли, что зов являлся не путеводными маяком и не точкой осознания, но светом, заманивающим мотылька точно в пламя. Становящимся тем слабее, чем ближе к нему обнаруживал себя Мерсер, подстегивая необходимость выяснить его природу. Ты должен приблизиться к Солнцу, чтобы понять, как работают твои крылья, Икар, обязательно должен... И с каждой минутой, что личность Мерсера дрейфовала в этих полуосязаемых потоках информации, его физическое тело уходило глубже в демоническую изнанку города. Это действительно все больше походило на экскурсию в Тартар: глубокие борозды в бетоне выдавали когти охотников, что некогда рыскали здесь, а разорванные на части поезда были смяты не каким-то взбесившимся туннелепроходным щитом, а гидрами. Проходы, которые они оставляли по бокам и в потолке туннелей, выкорчевывая рельсы и кабели, были обрушены, но из них тянулись лоскуты монокультуры. Последняя давно уже посерела, утратила признаки жизни и целостности. Трудно было представить, насколько гнетущее чувство эта часть метро составляла раньше, если и сейчас воображение обычного человека рисовало бы несметные полчища тварей, лезущих по ходам в каком-то метре от тебя, и жаждущих уволочь свежее мясо на переработку.       Наконец, среди перекрестья станций Рокфеллеровского центра Алекс почувствовал: это прямо здесь, за мешаниной грунтов и бетона. Не было никакого голоса в голове, толкающего на безумные и максималистические поступки, приказывающего Зевсу сожрать всю биосферу этой многострадальной планеты… сделать ее своей средой обитания, сделать идеальным полигоном для наступления вируса на галактическое пространство… сделать Землю вечной, как он сам. Просто... просто возникло осознание в голове Мерсера, что за обвалом, ведущим в никуда, сочащимся сточными водами из обломков труб, находятся они. Сородичи ждали не именно Алекса, но хоть кого-то, кто был бы в состоянии их понять. Они ждали в своем укрытии, подобно страхам, затаившимся по углам подсознания, загнанным туда чувством рационального, однако все еще предвкушающим удобный момент, чтобы пробудиться и вновь терзать разум. Мерсер-человек боялся, как если бы они могли обернуться против него, сторонился уже опробованных на своей шкуре когтей, многочисленных цепких конечностей и необъятной враждебной плоти. Но как только когти Алекса погрузились в грунт, разбрасывая камни, а закованная в шлем голова двинулась вглубь, царапая надбровные впадины об арматуру, столь знакомые, исконно человеческие опасения пропали. И через невообразимо длинный промежуток времени, когда разрываемый туннель вывел его в искусственный по природе грот, когда к психовизору мужчины прикоснулся мягкий красноватый свет знакомых уже угольков, в голове Мерсера кое-что усвоилось, заняло причитающуюся ему полочку. В этой влажной тьме, дышавшей в сердцевине города тьме... там просто ничего не было.       Ничего из тех понятий, что мог вообразить его человеческий рассудок. Ничего из числа банальностей. Злоба, дурное накопительство, похоть, удар в спину, ложь... все это не числилось в характеристиках организма, что выбрал подземелья Манхэттена своим последним пристанищем. Там у Элизиума не было ни диктаторов, ни имперских замашек, ни национального тщеславия. Там не было нефтедолларов и рабства, безбашенного оптимизма и религии. Там полицейские не разгоняли демонстрации отстаивающих свои права граждан, там не было обязанностей и прав как таковых. В Элизиуме не задирали налоги, старшие классы не третировали безо всякого повода малышню, любимая бейсбольная команда не вылетала из лиги на ровном месте, а родители не тратили большую часть жизни на развод согласно букве закона.       Одним лишь непониманием был напоен там воздух. Одной только рассредоточенностью было заполнено то сжатое пространство.       Со всего острова, изо всех наземных очагов инфекции пришли мутанты в комплекс полостей, созданных гидрами. Наверху создавшие удивительно жизнеспособную и полиморфную систему, они брели сюда, в колокол спертого воздуха и энергетической голодовки, которую даже осознать не могли в полной мере. Нет, даже не полиморфизм был их отличительной чертой, разграничение считалось не по фенотипу в одной популяции! Ранее Мерсер охотно выражал удивление способностями "Черного света", но теперь он чувствовал даже... восхищение ими в какой-то мере. Насколько потрясающи были сами его идеи и принципы, на сколь значимый пьедестал в биологии вирус возводил коллективизм! Вдуматься только: в Элизиуме объединялись виды... создавались цельные новые виды, одни из других! И не внешние условия выделяли рабочих-трутней, изменяли их внешне при идентичном генотипе за миллионы лет естественного отбора, но ментальное единство отводило каждой особи свою роль! Взглянуть достаточно один раз, тут лесом не ходи: Охотники - суть вывернутые наизнанку протохищники, минуя декады из гуманоидной формы переведенные на пальцехождение...       Берегись, Мерсер, сцепив зубы, приказал он себе, меньше эмоций. Пусть он чувствовал при вхождении в это незримое поле естественность самого процесса и исчезновение голода разума, стоило приблизиться к названным сородичам... Несмотря на то, что Зевс, пробравшись в эту пещеру, видел теперь себя со стороны каким-то недостающим элементом, способным убрать прочь захлестнувшее Элизиум непонимание, разобщенность причины и следствия... он не мог доверять ментальной технологии зараженных. Его становление у пульта регуляции этим сверхорганизмом без конфликта было бы слишком хорошо. Что, если относительный комфорт, в который погрузился вечно жадный до знаний разум Алекса, на самом деле был средством побуждения? Это звучало не лучше, чем почти мистическое предположение "Организм развитого требует, чтобы его пилот развивался дальше, не имея права топтаться на одной эволюционной ступени, и взбирался все выше по ней", но смысл имело. Что, если голод - это нашептывание от разума Улья Мерсеру, ненавязчивое предложение расширить собственную зону комфорта? А? Оккам, приятель старый и упрямый, резонно заметил бы: на кой такие сложности? Почему при сих замыслах некой сущности, что всем источникам "Света" покровительствовало, Мерсер до сих пор разумное существо, а не полубезумный ИИ, как Грин? Разумность нужна, чтобы максимально эффективно выполнять специфические задачи, нехотя ответил Мерсер. Святой отец бы не успокоился. Хорошо, заметил бы он, но зачем тогда тебя заставлять терзаться, снова и снова задавая вопросы и не получая ответов? Почему просто не внушить абсолютную уверенность в собственной правоте? Может затем, чтобы я именно так и посчитал? огрызнулся Алекс. В силу состояния моего и так уже изменчивого сознания... все это... все это по определению будет ужасающе недостоверно. Поправка на то, что архитектор здешней Матрицей не способен строить причинно-следственные выше одного уровня, легче не сделает, только усложнит понимание, где жизнь реальную можно прожить, а где тебя засосет в сладкую ложь машин. Этого вы для меня хотите, падре?       Мерсер шел мимо чудовищ, продвигаясь к середине залы нетронутым и, казалось, никем не замеченным. Будто теперь, когда не было той, что обозначала сородича как враждебную цель, мутанты разом потеряли к Алексу всякий интерес. Им казалось естественным, что еще один слуга Королевы пришел сюда за укрытием от недругов... верно? Во всяком случае, прочие Ходоки даже головы не повернули, когда Алекс оттолкнул в сторону того жирного зомби, что перегородил ему путь. Так и продолжили торчать на месте, покачиваясь и изредка дергая плечами и головой, словно зябнущие на остановке зимой нью-йоркцы. А ведь когда-то эти существа, в числе умений которых имелось и отступление от противника выше их рангом, куда более могучего Зевса атаковали только так. И даже небольшой урон могли своими чужеродными энзимами нанести. Неподвижными грудами мускулатуры среди таких вот самоубийц поневоле сидели охотники, поджав под себя лапы. Глазницы размером и глубиной с яблоко были подернуты тенью апатии, огромные костистые губы оттянуты с зубов и иссушены, не смоченные слюной, наверное, ни разу с тех самых пор, как твари забрались в эти подземелья. Гидры... Их бивни-хелицеры выглядывали из боковых проходов, испачканные в глинах и выщербленные бетоном - сбросить старую оболочку мутанты были не в состоянии из-за недостатка энергии. Бока гигантских червей мерно вздымались, и Алекс, приложив к коже одного из них ладонь, ощутил тихое рокотание, как если бы он стоял рядом с мощным производственным агрегатом. Алекс почувствовал себя скаутом, которого привезли наблюдать за миграцией китов. Определенно... какое-то иное величие содержалось в этом зрелище, в дыхании исполинов, угрожающих в момент пробуждения стать силой жуткой и разрушительной.       Единственными, кто хоть как-то двигался в этом царстве скованной мощи, были Вожаки. Вялым и дезориентированным, venator geminus теперь было нечего ретранслировать, но они увели-таки в подполье остаток сородичей, упрятали их в силу того, что было приоритетней голода и желания дышать свежим воздухом. Их было теперь всего двое... И эта пара казалась достаточно заинтересованной, насколько можно было судить из их не-личностных психических эманаций, чтобы подойти к Мерсеру, тяжело переставляя сдвоенные лапы. Но да, удивлены появлению Алекса они тоже не были, как и не были настроены враждебно.       Им даже в голову не пришло наводить свои порядки, пользуясь более высоким положением в иерархии, подумал настороженно Алекс, разглядывая обезображенные слепые морды, что нависали над ним, и жмурясь от горячего дыхания чудовищ, или устраивать грызню за контроль над оставшимися особями.       А могло ли в Элизиуме быть одновременно две Матери? Стали бы они конкурировать между собой?       Не знаем Не было никогда       Алекс едва в сторону не отпрыгнул, когда понял, что на его вопросы последовала реакция. Охотники приподнимали головы, зомби обращали свои блеклые глаза на фигуру развитого - да так и застывали, бормоча отдельные звуки. Слова, адресованные ему Вожаками... шли от всех них. Это сложно было обозначить словами, на самом деле. Все равно что тебя позвали с другой стороны улицы, невнятно с такого расстояния, но достаточно интригующе для всякого разумного существа, чтобы остановиться и повернуть голову к источнику звука. И в данном случае Мерсера звал не единый архиразум, а добрых четыре сотни человек. Единой тональности в этом хоре не было: десяток из них говорил громче остальных, заключенный в сборных оболочках Вожаков, задавал тембр, а рядовые носители кое-как подхватывали, вливали в ретранслятор мысли своей общности. Да, самоощущение это переходило в обычную для Мерсера форму пока что с ошибками, игнорируя многие тонкие настройки... но, насколько бы неприспособленной оставалась человеческая архитектура сознания для таких вот переговоров, Алексу показалось, что зараженным сейчас было по-настоящему тяжко.       Нашел ее Где необходимая       Материальная часть Элизиума вопрошала у него с полной уверенностью, что он способен ее понять. Что Мерсеру следовало ответить на это? "Что вы есть такое?" или "Не понимаю, о чем вы"? Однако мужчина ответил более резко, решив, что подробного ответа на свои вопросы все равно не получит:       - Теперь уже не так рветесь меня прикончить? Что изменилось? Что стало с вами?       Так было Так заведено       И снова они лопотали на своем причудливом, ни на что не похожем языке машинной логики, повторяя как заведенные один и тот же посыл. Инфицированные окольцевали плоскость его Паутины интриг, боязливо касались отдельных паттернов, видя в Мерсере не жертву, но хозяина этой сети. Искали на ее поверхности нечто, так что Алекс теперь мог различить во тьме отдельные их сущности. Цельные сущности, задававшие ему вопрос, который виделся Зевсу уже не как требование, но в качестве настоятельной просьбы. Неужели... Алекс прижал ладони к вискам с такой силой, что обычный, человеческий череп давно треснул бы. Почему эти... разумы... люди, коих поразил вирус, ощущались настолько живыми? ...неполноценными, неоконченными, но способными к возвращению, как Мерсер? Да, ходоки формировали собственную информационную систему, их можно было считать даже более разумными, чем охотников, для коих не была предусмотрена возможность самообучения и чей интеллект конструировался в массовом порядке. Но разве могло при заражении от них столько остаться?       Думай, Мерсер, одернул себя мужчина. Серьезно, сколь мало от Ходоков осталось? Как не походило бы все, что за последние месяцы с Алексом приключилось, на антинаучную фантастику, Ходячие все-таки не живые мертвецы, поднятые неведомым моторным усилием. Кровь у них бежит так же резво, как у здоровых, стоит ее только пустить, тело управляется из мозгов практически идентичными рядовым людям сигналами. Они не чета Зевсу... но специфические процессы все же имеются в их метаболизме. Хоть "зомби" несравнимо слабее развитого, они тоже не устают. Помнишь одну из антропогенных концепций? "Человек - суть неутомимый преследователь, которому нет необходимости двигаться быстрее жертвы". Достаточно не давать ей времени для восполнения сил. Однажды почуяв преимущество над добычей, в инфополе местной монокультуры Ходоки будут преследовать ее и рано или поздно загонят. Технологии Ходоков, несомненно, шли рангом ниже, чем Мерсера... но информационными характеристиками, быть может, они ему вовсе не уступали. Еще до того, как у только что зараженного человека настанет прореживание нейронных сетей и мозг претерпит необратимые изменения, мог ли в Элизиум быть загружен "шаблон" сознания? Выкачан так же, как это произошло с Мерсером, только оставив на физическом носителе куда меньше деталей, служащих якорем для связи в инфополя с этой бренной оболочкой? Тогда получалось... выходило, что все они были разумны - просто не были в состоянии выразить это так, как привыкли люди...       - Что вы здесь делаете? - наконец определился Алекс с вопросом. - Что вам нужно?       Ждем время Время уйти Устали Хотим уйти Уйти Слишком долго были Слишком долго являлись       Они хотели, чтобы Мерсер довершил начатое и убил их? Почему они при таком желании не были способны на самоубийство? Нет, абсурд какой-то... Алекс протянул руки вверх, открывая челюсти Вожака и вдумчиво исследуя их устройство. У ходоков имелись зачатки самосохранения, в отличие от тех же охотников. Значит, они должны были опасаться, что их носитель будет поврежден, и... все, чем они обладали, хранилось у них в голове - и только там. А было там чуть больше, чем "пушечным ядром" прокати. Не мог строительный материал быть разумным, право, ни к чему это было... Лишь в совокупности о существах "Света" можно было судить, как о носителях разума. В конце концов, согласно предпочтительной со стороны Мерсера теории полноценный интеллект был плодом кооперации, взаимодействия, взаимодополнения... Организм, у которого сильны конечности, дробит раковины в поисках моллюсков, а другой научился их чуять, но слишком слаб и вынужден прилагать много усилий, чтобы добыть пищу. Если они договорятся, как "договорились" охотники и зомби о поисках людей...       И тем не менее, дар Мерсера различить в этом хоре голосов отдельные личности, как находил он в городе нужные ему жертвы, говорил об обратном. Еще когда Алекс первый раз погрузился умом в инфополе, когда зубодробительным рикошетом метался от одного уголька к другому в поисках единственно необходимого, он, хотя и пользовался достаточно примитивным способом усилить сигнал, сумел исследовать сам процесс. Теперь Мерсер осознавал, что поток данных от каждого поглощаемого морпеха, четкий и явственный, мог означать только одно: в ходе заражения еще один разум проявляется в Элизиуме, все больше его черт вдумчиво исследуется и архивируется этой общностью, в отличие от резкого и болезненного вторжения Зевса. Его личные переживания отметали все гипотезы, подслушанные у ученых, согласно которым зомби были лишь безмозглым средством отвлечения, групповую тактику использующим от случая к случаю.       Мерсер с любопытством выслушивал голоса людей, населявших остатки вирусной экосистемы, людей, что не могли теперь уйти в измерение причудливых абстракций, где координата имела свой собственный интеллектуальный смысл. Воображение мужчины рождало странные, а подчас и насущные вопросы. Если технологии "Черного света" считать рангом выше, можно ли было постановить, что люди, которых поглотил, остались полноценными личностями, тоже были "живы"? Была ли надежда тоже их вернуть, всех до единого при развитии собственных способностей, как Мерсеру удалось вернуть охотника? Не потому ли Алекс ничего полезного не мог взять при поглощении ходоков, что собирал всего лишь людские фрагменты, "ключи", содержащиеся в "оболочке", а в пространстве Элизиума он оригиналы по ним не искал? И будет ли страдание по ту сторону столь же велико, если знаниями с ним поделятся... добровольно?       - Что вам от меня нужно? - напомнил мужчина о своем присутствии, когда ментальный гомон начал стихать.       Нужна необходимая, с готовностью откликнулась общность, и хоть посыл был вновь беззвучен и неопределен, Мерсеру почудилось, что в нем слышится та самая просьба, если не сказать мольба. Нужно стремление к Нужен смысл в Нельзя обойтись без Найди необходимую       Они точно имели в виду Грин. Наверняка ее, максимально условно на людские ощущения их эмоции можно было перевести как религиозную эйфорию, преданность и именно что стремление, нужду. Обычные люди уж точно во все времена испытывали эти чувства к воображаемым сущностям, выполняющим функции надсмотрщиков за земной жизнью. Теперь Мерсеру казалось, что по отношению к рядовым зараженным Элизабет являлась дирижером; теоретически члены "Света" могли играть и без нее, но только под руководством Матери экосистема обретала подлинную гармонию. Грин делала существование Улья важным, формировала смысл для далекого и абстрактного. За отсутствием Элизабет мутанты были способны обрабатывать лишь координационные, местного порядка вопросы, но не вели такие расчеты, когда вопрос касался бесконечного предела... к примеру, бесконечно разнообразной точки зрения о том, зачем они существуют. Такая частичная самостоятельность была вполне оправдана. Уж слишком большой риск несет сосредоточение всей воли и опыта популяции в одной уязвимой особи. Природа не вытерпит системы, в которой ликвидация центра силы приведет к полной ее деградации.       - Ваша братия пыталась меня убить и потворствовала исчезновению моей сестры, - скептически ответил Алекс, складывая руки на груди. - А теперь рассчитываете, я буду восстанавливать столь неблагоприятные для себя условия? В самом деле?       Охотились на тебя Атаковали тебя Должны были вернуть тебя Так заведено Так всегда было, последовал прежний ответ. Видели похожего Видели не тебя Были в своем праве       Слова эти привели Мерсера в замешательство. Он уже поднимал вопрос, является ли развитый в вирусной экосистеме нормой, вызывающей агрессию исключительно по воле Грин, или все-таки вынесенным на устранение дефектом. Алекс даже отдавал предпочтение первой гипотезе, пользуясь исследованиями убитых коллег, которые прогнозировали на основе данных Первой Вспышки, что слияние штаммов в виде "Черного света" возникло бы рано или поздно само по себе, что научная группа Мерсера лишь подстегнула этот процесс. Они, в свою очередь, говорили так, словно Зевс был необходимой, но противоборствующей им компонентой Элизиума. Сам характер мыслей напомнил мужчине о процессе создания охотников, где в биологическом резервуаре все системы человека сплачивались для комплексной перестройки. Симптомы аутоимунного нарушения... Если представить Зевса в качестве высокоорганизованного паразита, это вполне точно подошло бы под образы, кои транслировала ему общность мутантов. Бросая часть сил на подавление такого вторженца, иммунная система Элизиума переставала сопротивляться... управлению Грин? Организм переставал конфликтовать сам с собой и саморазрушаться?       Было бы очень, очень странно рассматривать такую гипотезу как лидирующую. Это что же выходило - в случае, если паразит оказался слишком силен и одолел Мать... в ее отсутствие раздражитель переставал быть таковым? И теперь организм, в который его специально подселили, упрашивает найти свежий мозг взамен мертвому? А до тех пор просит стимулировать тело, которое еще не знает, что оно мертво... накачивать физраствор в сосуды, поддерживать вентиляцию легких и сердечные сокращения.       Паразит выполняет свою неблагодарную и разрушительную в других обстоятельствах работу, чтобы организм по итогу излечился. Но от чего?       - Зачем необходимая вам? - нехорошо сощурившись, потребовал ответа Мерсер.       Уйти Необходимая уведет Быть готовыми Сделает готовыми Он вернется Готовыми к возвращению       - Он? - уцепился за местоимение Алекс. - Кто этот "он"? Кросс? Пария?       Не понимаем Не можем ответить       Скорее именно что не могут сказать, чем не хотят, подумал Мерсер. Имена собственные ничего не значили для мутантов. Однако с понятиями рода и смыслового наполнения они были, похоже, знакомы. Род, пол, родственная связь... И все же... Пария, если разум Улья действительно имел его в виду, в таком случае казался чем-то... враждебным. Непредусмотренным и нежелательным по отношению к Элизиуму. Потому ли Кросс все это время не помогал Грин, а действовал исключительно в личных интересах? Неужели Элизабет могла противодействовать кровному родственнику со злобой не меньшей, чем по отношению к Рендаллу и Мерсеру?       А ведь такую вероятность исключать было нельзя. Быть может, Грин на уровне прочих ее базовых инстинктов и осознавала термин "родственник", но это вовсе не значило наличие у нее эмоциональной привязанности. А также понимание этого явления как такового. Узы родства с Даной в видении Элизабет вполне могли быть лишь ресурсом, не чем-то большим. Вот почему она заманить в библиотеку Алекса хотела, но не пыталась его шантажировать? Если угрожать лишением сестры жизни, до абсурда рациональный Зевс - аналогично другим мутантам в ее понимании, - не обратит внимания на провокацию, сочтя Дану за отработанный материал, который в любом случае пропадет зазря...       Мерсер вовсе не рассчитывал, что разум Улья ему все распишет и все белые пятна прояснит. Каким бы рациональным не виделся этот архиразум со стороны, он был чересчур близок по своей природе к Грин, чтобы выдать ответ, не снабженный путаницей, которая шла из механистической природы Вселенной. Элизиум просто не имел возможности думать о том, что для него само собой разумелось, в чем не могло быть сомнений. Мыслительные процессы развитого, несущие на себе оболочку-абстракцию, происходили с неизбежной медлительностью и неопределенностью, чтобы в полной мере воспринимать это ментальное сообщество. Алекс понимал это каким-то задним умом, смутно понимал, что по аналогии с поглощением для глубинного усвоения памяти недостаточно, как раньше, выцепить нужное слово или установить логическую связь. Так можно было получить лишь новостную сводку, жалкие цепочки-обрывки. Чтобы залезть человеку в голову, пусть и нелицеприятным по меркам людей способом, но сделать то, чем хвалились всякие шарлатаны по кабельному ТВ, нужно пойти еще глубже. "Примерить" на себя эту маску, стать этой личностью.       Стань как они. Перестань думать мозгами, перестань множить все эти субконтуры, что рядятся в формы и одежды, разыгрывая перед внутренним взором спектакль под названием Разумность, решился Алекс. Дай своей другой ипостаси проявить себя - когда люди вокруг становятся просто пиктограммами, ярлычками и расплывчатыми силуэтами из света. Человеческое восприятие - долой. Все обостренные чувства - на свалку рефлексирования и тщетных симуляций.       Стать с Элизиумом на коротком хлысте - с тем, кто не мыслит, но существует этим миром... должно было представлять опасность. Но в тот момент это являлось самой насущной из необходимостей.       Расскажите мне Покажите мне, выдохнул Мерсер, командуя им уже без слов. И зараженные откликнулись, начали говорить.       Это происходило так, будто действительно сама Вселенная заговорила с тобой на одной волне. Когда ощущаешь себя не в силах делать абсолютно все, не знать все, но чувствовать вину за то, что не в силах сделать невозможное. Когда вокруг сплошные факелы и шарообразные твердыни - миллиардолетние корабли, экипаж коих подчинялся лишь стартовым условиям. Когда проблемы возникают лишь только затем, чтобы о них вспомнили. Мыслеобразы, которые Алекс позже счел для себя важными, в одних условиях не давали жизни возникнуть, а в других - полностью ее замещали.       Мерсеру не довелось приметить, каким именно знанием его разум был обогащен при возврате к стандартному восприятию. В чем его собственное назначение, Алекс представить не смог, да и не хотел он это выяснять, решив, что всяко ума достанет самостоятельно избрать путь по вкусу и разумению. Развитый лишь подозревал, что то, на что была способна Грин, ему никогда не будет доступно. Что даже Грин - лишь промежуточная стадия для противодействия чему-то, с кем людям только предстоит столкнуться. Он углядел там, в мире полуреальном, сущность такого потенциала, что по сравнению с ней теперешнее искусство Алекса к манипуляции собственным телом и всем живущим казалось потугами студента-первокурсника перед коллегией матерых профессоров. Такой силы, что ее было довольно для уничтожения биосферы целой планеты буквально по щелчку пальцев… или для создания новой буквально из ничего.       Алекс Мерсер услышал отголоски сущности, что вплотную приближалась к той, которую люди определяют как Божество.       - Зачем... зачем это все? - кое-как выдавил развитый из себя, когда его мысли вернулись в привычное, антропоморфное русло. - Зачем вы здесь?       Мать знает Найди необходимую, последовал знакомый уже посыл. Словно просьба эта по умолчанию содержала ответ на любой вопрос.       - Мне очень жаль, но я не смогу вам помочь, - ровно ответил Алекс, приведя большую часть систем в боевую готовность. - Последний вопрос. Будете ли сопротивляться, если я соберусь вас прикончить?       Хорошо, когда ты знаешь, что тебя обрекли на уничижение перед фокусом сингулярности, мрачно подумал Алекс. Сразу можно было ответить на вопросы о смысле жизни, что испокон веков не дают философам покоя, и загрузить мозги на ближайшие лет пятьдесят чем-нибудь более актуальным. Насколько бы странны ни были постулаты, что дало ему общение с Элизиумом, у последнего в самом деле был доступ к таким информационным мощностям, как ни у кого до сих пор. Одного этого было достаточно, чтобы Мерсер потерял покой и заметался в изыскании способа, что мог облегчить бремя его непонимания. Все равно как расслышать тиканье часов, которые все это время были в комнате, не пеленгуемые до этого сознанием как фон привычный и не несущий значения. Хотел Алекс того или нет, стоило ему заметить тиканье, и часы обрушили свой навязчивый ход прямиком на его уши. И пока он готовился к схватке, шестеренки этого проклятого механизма со скоростью света передавали друг другу новый вращательный момент:       Не может Не может В своем праве       Стоило каждому из общности, даже малейшему из малых, прийти к этому заключению, как механизм резко сбавил обороты. Всяческая активность принялась затухать, как стихают порывы ветра и неподвижной становится листва в кронах деревьев. Охотники застыли в прежних позах сфинксов, зомби конвульсивно развернули головы, гидры свели жвалы вместе и перестали утробно ворчать. Все вокруг замерло, как до того, как Мерсер обратился к Вожакам.       Он собирался вырезать их всех до единого, но им было все равно.       Естественно, Алекс перед лицом такой покорности заколебался. Не из-за того, что ему внезапно стало жаль этих несчастных, не знавших толком, зачем они были созданы и чему послужит их смерть, неспособных это обдумать. Что такое, в конце концов, по масштабам биосферы окончательное разрушение, считай, краснокнижной, уникальной экосистемы? Пустое, пшик. Неисчислимые виды вычеркивались из истории эволюции в силу куда меньших проступков, чем потеря контроля над личным паразитом-симбионтом. Мерсер не собирался верить кому-то окромя сестры и на полном серьезе хотел сжечь этот последний мост. Только так можно было обезопасить себя при всех курьезах, что с ним уже приключились.       Тем не менее... Мерсер отчетливо понимал, что пока был жив он сам, покуда в застенках Гентек находились образцы вируса и другие зараженные люди, угроза тому же человечеству все равно существовала. Устранив мутантов, безразлично подставивших шею под его клинок, он никому не сделал бы лучше, даже себе.       Серьезно, ты вообще на чьей стороне, Мерсер? запоздало подумал развитый. На стороне личности, безусловно на своей. Похеру, что он был сотворен для взаимодействия с остальными зараженными, неважно, бесконфликтного или нет. Перспектива возиться с людьми, разбирая их склоки и разгребая моральные кризисы, тоже не вдохновляла особо. Мерсер являлся тем, кто расчищает путь себе и тем, кто был ему важен. Он видел себя прототипом самой совершенной военной машины, которую когда-либо знал мир. Людской уж точно. Машины логичной и не знающей препятствий. Подстраивающейся к любым изменениям вокруг, превосходно себя чувствующей и на дне Марианской впадины, и в тянущей пустоте вакуума. Запрограммированной на победу - и только на нее. Если не можешь одолеть врага - значит, нужно просто отступить и раздобыть еще знаний или сил. Однако... было бы слишком уж хорошо, чтобы такая машина даже в самой ничтожной степени не была зависима от системы логистики, от обслуживающей платформы. Локализованная система, что порождалась вирусом, вполне могла содержать иные, неизвестные еще развитому стороны и функции... Те же гидры, оставшиеся шесть десятков из числа творений Грин, были уникальными созданиями, которых в лабораторных условиях точно не представлялось возможным получить. С точки зрения одной только грубой военной силы гидры имели огромный потенциал, полностью меняя расстановку на поле боя. Оставлять без внимания их способность доставлять войска в тыл с любого плацдарма через любые породы было бы... непозволительным расточительством. Была бы возможность изолировать этих существ, сделать их подопытным материалом, и Алекс раздобыл бы технологии, о коих люди, потирающие свои загребущие руки, могли только мечтать.       Может быть, эта идея покажется не столь уж плохой, подумал Алекс, если в распоряжении у меня будет избыток времени.       Далее самооправдание Мерсера обрело свой обычный характер: в его голове не было дум о том, правильно он поступает или нет. Его-то, в отличие от Рендалла в Хоупе, не сковывала буква приказа, и потому без помех Алекс взвесил все плюсы и минусы своего решения. Оставлять все как есть уж точно нельзя было - неизвестно, сколько мутанты протянули бы без его вмешательства, и не было гарантий, что они не стали бы вновь тревожить город и привлекать к себе внимание.       Я требую Уйдите глубже Успокойтесь и усните Ждите       Заснуть Ждать Сделаем Исполним В своем праве, бодро встрепенулась общность, получив новый приказ, обретя на какое-то время смысл бытия.       Молча Алекс наблюдал, как гидры ввинчиваются в толщу земли и пропадают, укрепляя ход массой, как за ними следуют разномастной толпой другие мутанты, а черви позади запечатывают туннель, вызывая обрушения породы. Еще через какое-то время зов, что преследовал Мерсера, утих - теперь его не отличить было от обычной ментальной неудовлетворенности, голода разума. И Алекс ушел, оставив за спиной фантомный отзвук, что шел из недр Манхэттена, не слыша его, но не в состоянии более забыть эту ауру неупокоенных душ. Как если бы он верил, что смерть с тех пор не властна была над тем местом.       Надо сказать, у Зевса были все основания для подобных странных мыслей. Ничто пока не намекало, что при нынешних характеристиках его организма не в силах Мерсера было прожить тысячи лет. Телом, обходом эффекта Хейфлика, конечно же, а не душой; ее сохранность и принадлежность куда более многогранным вопросами являлись. Кому Мерсер принадлежал, если не себе? Люцифер прохлаждался где-то в изнанке мира, не сильно заинтересованный в делах смертных... Появления Бога в обозримом будущем тоже не предвиделось. Но следовало ли из этого, что они прямо-таки никогда не придут в этот мир, потеснив людей?       Мерсер никогда не считал себя честолюбцем, и в том немногом, что ему удалось понять из речей Элизиума, он увидел не притеснение собственной значимости, не ущемление своего "Я" сингулярным, но новые возможности и вероятности. Не сам ли род людской произведет этого "Бога"? Ведь человечество испокон веков грезило о вечной жизни. И выходило... что с технологиями "Света" она вовсе уже не выдумка церковников, не обман во спасение для сирых да убогих. Вечная жизнь - вон она, на пороге! Уже поэтому игнорирование главного двигателя науки, эксперимента, и уничтожение исходников Алекс обозвал жесточайшей ересью.       И главное, кто постановил, что этот "Бог" непременно будет враждебен ко всему живущему? Неужели возможно такое, что, как в сложенных сказителями мифах о пантеонах прошлого, великих и ужасных, Бог есть олицетворение каких-то актуальных жизненных уроков, вредное и злопамятное, а Дьявол лишь затем нужен, чтобы символизировать нечто антидуховное, тиранию материального мира? Увиденные Мерсером сущности были другими: предшествующими, а не воплощающими. Может, враждебны либо апатичны они были лишь в человеческом понимании, в привычной системе координат?       - Значит... ты твердо уверился, что если копнешь поглубже, вирус даст тебе ответы? - спросила Дана, когда брат вернулся и вкратце пересказал свой новейший опыт. В голосе ее чувствовалось куда меньше одобрения.       - "Верю", - поморщился Алекс. - Опять проклятое слово... Верить в привычном для этого термина смысле опасно - начнешь путать факты и вымысел. Не разум станет управлять тобой наяву, а мечты; тот образ мира, каким ты бы хотел его видеть. А с моей-то способностью навлекать на себя и окружающих неприятности это опасно вдвойне...       - Бла-бла, слова одни, в этом я и сама сильна, - фыркнула Дана, кивая на экран ноутбука, где высветился текст ее новейшей анонимной статьи. - Просто то, о чем ты говоришь, видится как продолжение беспредела, коим твои дружки поневоле занимались в Гентек. Не скажу, что я рада буду, если ты вернешься к корням своей профессии. Может, довольно якшаться с оружием массового поражения и заняться чем-нибудь более мирным? На биржевого брокера вон иди выучись, сейчас в этом сегменте как раз недобор из-за… ну ты сам знаешь.       Губы Мерсера тронула слабая улыбка.       - Сложно с вирусом не иметь дел, когда ты сам его ходячее воплощение... В прахе Зевс телом истлевает, умом громам повелевает; я царь, - я червь, - я раб, - я бог! Но раз бывал я столь чудесен, отколе происшел? - безвестен; а сам собой быть не могу,(48) - рассеянно продекламировал Алекс. - Аспектов нераскрытых еще куча. Выбора у меня особо нет, в прежнюю пору не вернуться. Нельзя игнорировать то, что мертвые теперь живут, нельзя оставить как есть и верить в то, что все сложится как следует. Вот МакМаллен - он верил. Как гласил неофициальный слоган, с его подачи гулявший среди сотрудников, "Мы не играем в бога, мы выполняем работу, за которую ему давно уже пора было взяться". Разве чем-то хорошим обернулась позиция "Что может пойти не так" для нашего скромного городка? Вера, сестрен, отрицает случайность и снимает ответственность. Никогда не помогает, но заставляет почувствовать себя меньшими засранцами, чем мы являемся. Я не верю, и недостатка ответственности у меня нет. У меня ее с недавних пор дохера и больше, смею тебя заверить. Так что... - Алекс развел руками, не зная, что тут добавить можно.       - Ну, если так. Ты это из Достоевского вообще цитировал? - все еще с сомнением протянула Дана, воскрешая в памяти школьную программу и курсы.       - Да какая разница, - буркнул Мерсер, аккуратно усаживаясь в кресло по соседству, опасаясь, что оно под ним развалится. - Вот по-твоему, излагать мысли через реплики давно умерших людей - это хорошо? Вроде считается признаком начитанности, а мне видится бесхарактерность, если ты своими словами не можешь сказать ничего...       - А чего тут плохого? - удивилась сестра. - Если ты пользуешься чужими навыками и словами, чтобы переиначить, сказать что-то новое, что-то к месту, разве это плохо?       - То-то и оно, - усмехнулся Алекс своим мыслям по поводу использования украденных знаний и способностей. - Двойственность, зависимость от точки зрения - она повсюду. Наука такой же инструмент, как серп: заточенной сталью можно как посевы жать, так и пробивать головы направо-налево. Сегодня наука открывает лекарство от рака, а завтра выгоняет рабочих из квартир за неуплату долгов, поскольку их вытеснили роботы, а социальную занятость подстроить не соизволили под новый рынок труда. Комплексный подход везде нужен и предусмотрительность. А если бы... если у науки была одна лишь негативная сторона, я бы еще до расстрела на Пенн послал МакМаллена к чертям, схватил тебя в охапку и ударился в бега. И тогда, и сейчас я мыслю вполне обоснованное допущение, что вирус может превратиться в что-то полезное, хорошее. Ты ведь не считаешь меня безнадежным лишь потому, что я изрядную дозу этой погани словил, правда ведь? - комично-просящим тоном спросил Алекс.       - Ладно, ладно уж... признаю, - окончательно сдалась Дана. Рассмеяшись, она встала со своего кресла и подошла к брату сзади. - Ты у нас тут наиглавнеший и самый квалифицированный специалист, тебе и решать.       Стянув с головы Алекса капюшон и взъерошив волосы, Дана обняла его за шею без каких-либо признаков отторжения, брезгливости. Она молчала, положив голову ему на плечо, и Алекс ответил взаимностью, умолкнув и наслаждаясь давно позабытой близостью с сестрой. Ничего важнее в тот момент для него просто не существовало.       - Я... ценю твое понимание, - сглотнув, пробормотал Мерсер, чувствуя, как в уголках глаза начинает предательски и вполне по-человечески пощипывать. - Чрезвычайно.       - Так уж тебе важно мое одобрение? - приоткрыла один глаз Дана, с хитринкой косясь на Алекса.       - Даже не представляешь насколько, - тихо ответил он, поглаживая Дану по голове в ответ.       - Почему? Ну, кроме того, что я твоя любимая сестренка, - несколько удивилась она. - Ты же всегда себе на уме был, считал, что лучше знаешь, как поступить в определенной ситуации...       - Дана, мы беглые преступники, - терпеливо ответил Мерсер. - Хоть я официально мертв, а твое место совершенно другой человек занял, от правительства родных Штатов нам никуда не деться. Они нас на другом конце земли достанут, если что-то не по плану пойдет. Мне-то что, я теперь как из резины сделанный,(49) танковые снаряды игольчатые впору для аккупунктуры использовать. Но ты обычная. Все что я сделаю... или не сделаю, скажется на тебе. И я очень не хочу, чтобы такое воздействие имело негативный оттенок, понимаешь ведь?       Еще какое-то время они молчали, размышляя каждый о своем. Наконец, Дана отстранилась и, взяв щеки Мерсера в ладони, очень серьезно на него посмотрела.       - Тронута твоей заботой. Правда, - сказала она. - Но скажи, ты так опасаешься этого "воздействия" ведь не только потому, что спецслужбы такие злопамятные? Ты думаешь, что исследование технологий "Света" окажет влияние на человечество, и на меня в том числе... Верно? Я все еще думаю, что ты сам способен во всем разобраться, но… как журналиста моя обязанность предупредить тебя, затворника нашего, что описывать модели социума - это совсем не то, что молекулы под микроскопом ворочать.       - Безусловно. В этом все дело, - пожал плечами Алекс. - Разве можно пророчить остальным людям то, чего не пожелал бы для своего ближнего? Для людей-то такая практика нормальна, но я себя к ним и не стремлюсь особо причислять... Кого я, в самом деле, хорошенько знал кроме тебя и папы? Только Карен. Да и то... не до конца, как оказалось. С прочими средством коммуникации чаще всего были кровавые доллары Гентек... Мне ли, столь неискушенному и циничному, судить, что для людей лучше? Ты права - как журналист, даже больше на эту роль подходишь...       - О-хо-хо. Как же приятно знать, что великий и могучий Зевс симпатизирует нам, недостойным маленьким людям, и не озлоблен до воплей "Экстерминировать!" по поводу и без. Сестринская жизнь прожита не зря.       - Язва, - фыркнул Алек, - Тем не менее, ты права. Человек - существо разумное, социальное; было бы ошибкой его в точности как бактерию под стеклом рассматривать. Начнешь его описывать, составишь модель-другую да и захочешь ради ее упрощения игнорировать за малостью, выкинуть из уравнений жизненного цикла все глупости и терзания - любовь, друзей, кредиты, свадьбы, выборы, колледжи, домашних питомцев и поездки в Диснейленд. Одним словом, ради чего живут все, кроме считанного числа ботаников, что целиком на своих пробирках помешанны. А что останется? Да то же, что и у микроба - сколько комфорта ради питательной среды накапать да температуру какую выдержать. Нет, описывать людей и вирус в качестве новой вводной я и пытаться не буду, людей постигать нужно, и дело это всей жизни требует.       - Но ты попробуешь.       - Да, - просто согласился Мерсер. - Знаю, полагать вирус имеющим свои планы на человечество - глупость не меньшая, чем гипотеза о том, что кофе вызывает у людей зависимость ради увеличения площади плантаций и, соответственно, ареала обитания, но... Нет, не в интересах паразита обрекать хозяина на скоропостижную кончину. Если уж "Свет" может заставить человека одним прыжком взбираться на пяток-другой этажей, он на что-то еще, да сгодится. Я должен буду проверить все доступные... варианты.       - Ну ты это, тогда уж потрудись все качественно провести. Строить, как известно, не танки голыми кулаками ломать, - деликатно зевнула Дана. Была уже глубокая ночь - засиделись они за компьютером и своей короткой дискуссией. Сестра удалилась на отдых, а Мерсер ушел в рейд на поиски пропитания.       Он сделал свой выбор: вместо того, чтобы сберечь чужие жизни, хотя бы на время, и воспользоваться инфополем мутантов для подавления голода, Алекс предпочел вновь сеять смерть. В его глазах оставить кусочек Элизиума на будущее было куда более полезно и необходимо, чем оставить живыми пару подонков, которые злодеяниями были все равно что куплены и оплачены, и потому их можно было ликвидировать, особо не утруждая себя в оправданиях. Мерсер знал, что это подло и лицемерно, но он не обращал внимания на голос совести. Ведь еще там, на вокзале, Мерсером владели извечные спутники бесчеловечных экспериментов, гнев и страх, а не возможность открыть правду. Алексу нравилась эта тихая гавань морального мазохизма, нравилось покачиваться на ее волнах и убеждать себя, что если он признает себя виновным, то все не так уж и плохо.       Так или иначе, ментальный голод игнорировать было нереально, заглушить его помимо вхождения в Элизиум можно было только жертвами. Из того, что Мерсер выяснил во время диалога с сородичами, это не являлось чем-то, что было указано в контракте мелким шрифтом. Просто одна из издержек вирусных технологий: как экспресс-вычленение памяти жертвовало комфортом Алекса ради увеличения потока данных, так и без новых поступлений массивов информации его мозг был вынужден забивать каналы, общаясь с самим собой. Часть физиологии химер, которым должно быть постоянно занятыми...       Бесполезное, абсолютно не помогающее знание! То, что Алекс теперь понимал по большей части, как работает этот механизм, ничего не меняло. Пустота внутри черепушки была невыносима, воспаленный разум рождал самый яркий и разнообразный бред о том, что за этими сухими описаниями крылось нечто большее, всамделишный контракт: "Заблокировать голод потому нельзя, что все, что развитому остается - это страдать, не в силах заплакать и испытать облегчение"... В такие моменты не станешь желать ничего кроме избавления от этого наваждения, мании. Алекс еще две недели упрямо возвращал сознанию приличествующую форму, выходя раз в три дня на промысел, в другое время оттачивая свои "вшитые" способности и подбирая направления для развития новых. И он был вынужден искать аспекты "Света", что могли пригодиться в будущем конфликте с правительствами, если когда-нибудь Мерсер отважился бы открыто о себе заявить: конфликт непременно имел бы место! К этому вело все, что с Мерсером случилось.       Вот допустим, если отбросить на время гипотезу, согласно которой Зевс являлся для общности зараженных паразитом, и сосредоточиться на его конфликте именно с Грин... Если Мерсеру память отшибло из-за информационного конфликта, сбоя протоколов связки память-днк, то сохранит ли наполнение своей головы развитый, который будет воспроизведен непосредственно в разуме Улья? Нет, конечно же нет... Мерсер никогда не пошел бы на такой риск и не вздумал проверять это на практике, да и зачем? Ни к чему человеку-армии помощник, вот аргументы, из-за которых мировые лидеры не стали бы разом запускать по открывшемуся развитому боеголовки, безусловно пригодились бы. Но все-таки...       А нужны ли Алексу Мерсеру были ему подобные? Кого теперь стоило считать его расой? Людей? Мутантов? Измененных людей? Мужчина и раньше-то социум не особенно жаловал, имея с ним минимум дел и предпочитая вращаться в той среде, где люди общаются двадцатичетырехбуквенными непроизносимыми терминами на латыни. Теперь же аспекты общества и вовсе стали далеки для него бесконечно. Алексу не требовалась ни медицинская помощь, ни юридическая защита, ни иные образованные люди, необходимые для разъяснения предмета изучения. Его тело не нуждалось в отдыхе, а переждать скверные времена и непогоду можно было не в комфортабельных апартаментах, но забившись в какой-нибудь подвал. Также отпала нужда в какой-либо гигиене... Прямо недостижимый идеал для маленького бродяги Чарли! Пищу употреблять обработанной предварительно, стандартным способом, как Мерсер выяснил, имело смысл ради одного лишь психологического удовольствия - вкусовые рецепторы за ненадобностью атрофированы не были. Наоборот, в определенном режиме эти чувства обострялись; словно химическая лаборатория, Алекс мог привести детальный перечень соединений и сторонних, нетипичных для данного образца веществ, что могли содержаться в пище. Однако удовлетворения еда не приносила. Сытость, спокойствие не наступали, как будто желудок был вырезан, и когда развитый отказывался пожирать людей, сосущее чувство пустоты также не зарождалось в его утробе. Просто организм ставил напоминание на уровне координаты: неплохо бы поесть, запасы энергии подходят к концу. Иначе скоро легкий дискомфорт сменится холодом, и в дело вступят инстинкты, заставят его броситься на любую подходящую жертву. Наверное, это и имеют в виду под животным чувством самосохранения...       Сознательный ровно до тех пор, пока ему что-то не начинало всерьез угрожать, подбирающий стыдливо отбросы общества, словно падальщик, развитый пока не представлял, как ему прожить без людей, но уже ставил вопрос не в форме "нужны ли люди Алексу Мерсеру", а "нужен ли Зевс человечеству". За те полтора месяца думы о том, что все происходящее с ним - часть невообразимой по своим масштабам постановки, лишь укрепились в голове Алекса. Он все больше замечал истинную подоплеку - за насквозь фальшивыми улыбками людей проступали настоящие, отнюдь не срежиссированные эмоции вроде озабоченности и страха. Лживость заверений правительства все отчетливее звучала из рупоров пропаганды, дискуссии о вирусе, что вели в прямом эфире так называемые светила медицины, казавшиеся теперь жалкими недоучками, заставляли болезненно прикрыть глаза. Если "Свет" действительно поставил бы себе задачу опрокинуть человечество на колени, ничего бы не поменялось. Люди сделали бы вид, что все нормально, и начали преспокойно подыхать, не силах остановить собственное вымирание.       Очень просто разочароваться в людях, право, очень просто. Будучи вдохновленным новыми силами, забыть, что ты сам когда-то был из их числа - куда хуже контролирующим собственный рассудок, куда более зависимым и ограниченным, обожающим крайности и выдумки всех расцветок и масштабов. Неизменно избирающим путь то слишком мудреный, считая, что трудности - есть плата за оригинальность, то слишком простой в качестве признака изящества. Но среди всей этой разномастной толпы нашлись бы и другие люди - Люди с большой буквы, расположенные к пониманию. Неважно, простое это решение или сложное, для Мерсера на тот момент не было ничего важнее его осознания и составления. Такие люди, что всегда на переднем рубеже, первопроходцы, способные взглянуть на любой предмет отстраненно, со стороны...       Какое малое количество людей поняли бы потребность Мерсера в добровольном самоограничении, тем более теперь, когда в распоряжении Алекса были такие технологии, что позволяли стать величайшим из великих мудрецов, пожирая каждого сколь-нибудь интеллектуала, и силачом из силачей! Людям следовало бы принять в расчет, что Мерсер испытывал необходимость в обществе подобных ему - он не мог этого не признать. Хоть его способности и позволяли теперь не иметь практически никаких дел с социумом, развитый был создан из организма со специфической архитектурой сознания, во многом оставаясь личностью необщительной, но стайной по-прежнему. Он следовал нормам, не допуская со своей стороны всех этих нарушений вроде участия в массовых драках, уклонения от налогов или испражнения в публичных местах. Хотя, конечно, подчинялся Алекс требованиям, поскольку признавал их целесообразность и имел самоуважение, а не потому, что общественное мнение было ему важно. Да, когда-нибудь он, станется, изучит чудесные ментальные технологии "Света" и избавится от нужды в чужом присутствии вовсе, обернет каждую мысль в оболочку самогенерирующегося координат-процесса, когда одно только осознание себя думающим существом приносит удовлетворение то же, что приносят утонченные тексты и музыка, составленные кем-то другим. Но раз общество порождало незаменимый продукт - людей, с которыми Мерсеру интересно в перспективе было иметь дело, - оно пока что было незаменимо, и Зевс был вынужден озаботиться его сохранностью.       А на кого еще он и люди, существа разумные, могли надеяться кроме самих себя? Что лучшее будущее им подарит некто сверхмогущественный, сидящий по ту сторону? Род человеческий должен был взять судьбу в свои руки... а Зевс, выдастся случай, собирался его подтолкнуть в нужном направлении, чтобы не сбивался с курса, не выписывал крюки, теряя еще больше жизней зазря. Эволюция, как известно, лишена предвидения и работает со следствиями, но вирус вырабатывал свои цели и добивался их, не тыкаясь слепо во все углы, пытаясь найти оптимальное решение. Притом и Наука, и Эволюция двойственны - могут вести в целом как к прогрессу, так и деградации. И лишь тот, кто использует их по назначению, непобедим. Рано или поздно эти два понятия обернутся против нерадивого пользователя - ошибками, вредом, отсутствием ли результата, но судить, что избранный тобой путь неверен, вполне возможно. Значит, вирус, теоретически, был контролируем и способен помочь абстрактной науке так же, как он эволюцией вертел.       Мерсеру предстояло то, о чем он говорил с сестрой - разобраться, насколько эти его представления соответствуют реальности. Выяснить, могло ли быть решение на текущем уровне для всех, а не для считанного числа избранных: например, просто создать благоприятные условия для роста большего числа хороших, ответственных людей... Для изменения мира не в силу личного жизненного опыта Алекса, но понимания того, как работает этот мир, следовало охватить все аспекты, как охватывал все пространство символ Гентек, три гексагона органических молекул. Фирменная самоорганизация природы в отрадные для глаз префекциониста формы, с которой "Красный свет" мог побороться по части проработки... хотя тот же МакМаллен бормотал, что вирус может не только освещать дорогу, но и затмевать. Существовала достаточная опасность...       Конечно, был способ обойтись вовсе без рисков, способ разрешения всех проблем куда проще, способ общеизвестный, к которому испокон веков прибегали: сочтя дар проклятьем, не вступать в игру и покончить жизнь самоубийством. Ведь смерть - это сплошные плюсы; в ней легкость и уверенность, отрешение от забот и хлопот. Совсем как в расставании с Карен... Алекс, к легкому своему удовлетворению, даже не вздумал отгонять от себя такие мысли. Он не страшился смерти - не теперь, и не причислял себя к тому слабохарактерному типу, что втайне надеются, что их спасут в последний момент. Мерсер просто обнаружил, что не рассматривает самоубийство в качестве приемлемого варианта вообще. Слить новую жизнь просто так, на ровном месте... Казалось отчаянно глупым не использовать по максимуму второй шанс. Не говоря уж о том, что это виделось неблагодарным по отношению к силам, что его вернули и кои виделись вполне разумными. Не было гарантии, что они по-своему не обозлятся и не вернут Мерсера снова, но в куда менее пригожем состоянии.       Итак... Все, что Алексу, независимому и практически неуничтожимому, в ту пору требовалось, так это время. А как его можно было заполучить? Мерсер обнаружил, что Регланд снова оказался прав, и решил последовать примеру доктора. Что, в самом деле, сделает человек, у которого есть хоть капля ума, когда нечто перекраивает его, собирая запчасти в совсем другой комбинации? Он уйдет. Уйдет, чтобы обо всем поразмыслить и обдумать все, что с ним произошло. Отстранится, чтобы, вернувшись, должным образом использовать приключившуюся с ним неприятность. Так что... Алекс Мерсер стал собираться в дорогу.       - Я не ослышалась? Братец, убежденный атеист, отправляет меня к священнику? - не на шутку удивилась Дана, когда он надиктовывал ей последние инструкции.       - Ты меня две с лишним недели по всяким подозрительным личностям гоняла, имею право хотя бы в мирное время отыграться, - улыбнулся развитый, хотя мысли его занимали отнюдь не веселые.       Интересно, что этот святой отец сказал бы о планах господних на конкретного человека, и чем бог руководствуется, когда тяжкую роль на свое творение сгружает? проворчал Мерсер про себя. То он останавливает несчастного, до слепого фанатизма преданного еврея перед заказанным им же убийством сына, то честного американца ирландского происхождения шпигует бутылками, чтобы его в новую, особо дорогую игрушку превратить. Господь, блядь, бог на заре двадцать первого века вконец охуел, и хоть употреблять мат представителям интеллигенции вроде как не положено, некоторые вещи стоило называть своими именами. Он просто самодур сингулярного, этот бог, который вечно "да поможет" своим скромным наместникам на земле, в районе североамериканского континента в особенности, но говенные вещи допускает с похвальной стабильностью. Бог дал Алексу возможность убрать последствия катастрофы, им же предусмотренной, а теперь оставил одного с ворохом побочек и непониманием, как жить дальше. Да Мерсеру за всю его жизнь подброшенный доллар больше помощи оказал, чем этот черт бородатый...       - Серьезно, Луис Гуэрра - человек с весьма своеобразным толкованием слова божьего, ему можно доверять, - тоном, не допускающим пререканий, закончил он. - Очень правильный человек и, насколько я выяснил, с нужными связями. Со мной контакта не предвидится, не располагает к этому заметание следов. Так что, если будут проблемы, свяжись с ним. Обязательно свяжись, это не совет, а необходимость!       Алекс неохотно солгал ей, выдав нераспространенную версию, что вызвал у федералов подозрения своими действиями, и теперь ему нужно залечь на дно. Дана чувствовала, что он недоговаривает, но от дальнейших расспросов воздержалась, может, в силу журналистской этики. Она понимала, что если Мерсер вынужден уехать, то причина должна быть стоящей. Тот, в свою очередь, мог оставить ее с более-менее спокойной душой: Дана была защищена и обеспечена всем необходимым. Осторожно Алекс сжал ее в объятьях, стараясь, чтобы дубовость мышц не чувствовалась под "внешним" маскировочным слоем.       - Постарайся не очень часто шастать по подворотням, - пробубнила Дана, уткнувшись лицом ему в жилетку и обнимая в ответ. - Ты после всех этих апгрейдов внешности в темноте стал походить на Назгула. А то я тебя знаю: хватит какого-нибудь бедолагу сердечный приступ, так ты себе жизни не дашь, еще больше страдая. Люблю тебя.       - И я тебя тоже люблю, - фыркнул Мерсер, кидая взгляд на календарь у стены и подмечая скорый уж сочельник. - Не горюй, сестрен. Следующее Рождество мы встретим вместе, вот увидишь.       - Даешь честное братское?       - Даю, - легко согласился Мерсер. - Когда я тебя подводил, в самом деле?       - А, то есть вытаскивание меня из всех неприятностей, в которые я угодила лишь потому, что ты в Гентек полез работать, аннулирует твою причастность? - рассмеялась Дана, шутливо пытаясь его оттолкнуть, хотя эта задача была по силам разве что армейскому тягачу.       - Ну, знаешь, дьявол - он завсегда в деталях кроется...       Мерсер решил покинуть на какое-то время США. Нет, он, безусловно, чувствовал себя в силах устроиться и на родине: была возможность обойти практически любые преграды и залезть в любую сферу, контролируемую правительством, если всерьез этим озаботиться. Все системы безопасности в то время были основаны на внешней идентификации и дополнительных мер вроде паролей и ключей. Точки лица, рисунок сетчатки... Алекс отчетливо понимал, что мог в Белый дом забраться, и никто ему не помешал бы. Вирус-детекторы, даже если они были бы включены в стандартную практику безопасности, Мерсер научился обходить, на небольшой срок ограничивая выброс вирионов - теперь развитый знал, как контролировать и этот параметр тоже. За одно это стоило ценить вирус: ты насквозь видишь всех, а тебя - никто. Настоящая нью-йоркская мечта, одним словом...(50) Тем не менее, в зимний период вероятность демаскировки повышалась. Вечно сидеть по укрытиям Алекс не хотел, поэтому решил переждать в той климатической зоне, которая была схожа с казематами Улья. А двуногая дичь... что ж, она непуганой в любой точке планеты была, недостатка в топливе для мозгов не предвиделось. Неделя с лишним в трюме сухогруза, прятки от членов экипажа при их приближении, отход под водой, потребовавший навыков боевого водолаза из числа морпехов - и вот Мерсер оказался на суше, в западной Африке.       На черный континент Зевс прибыл, имея с собой один лишь биомасс-рюкзак со скарбом, в лучших традициях покорителей Дикого запада. Долларов, разумеется, побольше за плечами находилось, чем у идейных золотоискателей, но то был запас на черный день и аренду жилья. Алекс не предполагал, что проблемы с другими ресурсами будут неразрешимы. Тропические леса богаты органикой любого толка, а "Свет" в сколь-нибудь брезгливости замечен не был. Модифицированным клеткам было все равно, что глодать, раскидистую хлорофору или газель - разнилась лишь энергетическая ценность. С поимкой жертв и вовсе было просто: вместо того, чтобы подкрадываться и вкладывать все силы в один стремительный рывок, Мерсер выслеживал млекопитающих по обонянию, быстрее любого гепарда настигал их, сметая все своем пути. Там же, в лесах и на проселочных дорогах, Алекс заметил: хоть жизнь вокруг него и не замирала в надежде, что чудовище окажется достаточно сытым, чтобы не обратить внимание на прочих живых существ, некоторые звери сторонились его. Ментальная сила не оказывала никакого подавляющего действия на организмы, не затронутые вирусом, и птицы в зарослях пели как ни в чем не бывало, но вот более чувствительные твари... В населенных пунктах кошки шипели на него так, будто Мерсер действительно с нечистой силой дела вел, а собаки вовсе шугались, предпочитая убраться с дороги развитого. Алекс понимал природу такого поведения - нормальные животные-то, в противопоставление охотникам, нового и неизвестного опасались. И если нечто выглядело как остальные двуногие, но от него разило на неразличимом для людей уровне смертью... Если он недвусмысленно сигналил, что в шкуру ленивого и медлительного двуногого, который максимум камнем может в твою сторону запустить, одет смертельно опасный хищник, разумеется, они стали бы шарахаться от Мерсера как от зачумленного. Собаки чуяли его едкую химическую ауру. Кошки слышали биение жидкостей, не похожее не на одно другое...       Проблем это Алексу в конечном счете не создало. Крупных городов, где он мог привлечь внимание кинологических служб, развитый сторонился, а в сельской местности люди не могли похвастать таким пристрастием к деталям. Ну подумаешь, псины сторонятся белого туриста, на то и белый - от него только неприятностей жди, верно? Платит исправно за комнатушку, исчезая на несколько дней, и черт с ним, тут самим бы ноги не протянуть, когда почти половина дохода уходит местной банде за крышевание.       Да, Мерсер обнаружил в Африке именно то, на что рассчитывал: хаос. Прямо-таки хрестоматийный случай обрыва коэволюционной цепочки, думал Алекс. Долгие годы оставаясь колониями под патронажем западной цивилизации, африканцы не формировали современный общественный строй, привыкшие делать то, что велят господа. Предоставленные сами себе, по обретению независимости они оказались просто не готовы к игре на мировой арене, имея в числе развитых одни лишь аграрные комплексы. Не было людей с опытом, не было толковых логистов и компетентных лидеров... И все это дезориентированное стадо клеток тут же захватили вредоносные микробы, которых на западе просто сожрали бы органеллы куда более матерые и ушедшие дальше по лестнице социальной эволюции, интересы которых более-менее совпадали с интересами нации. Африка - это плохо отлаженный, молодой и наспех сбитый организм, который западные болезни терзают на всю катушку... Вливания же специалистов со стороны - все равно что мертвому припарки. Много, слишком много времени пройдет, прежде чем организм этот поправится и станет чем-то кроме брошенного у обочины симбионта. А его составляющие-клетки - они что? Им все одно разница невелика. Плохо им сейчас живется, это так, но люди хорошо адаптируются, на то им интеллект и дан; еще лучше под самые скотские условия адаптируется общество. Привычный способ добычи физраствора больше не работает - выдумают новые. Африка вполне приспособилась к жизни и кое-как, но существует... Но разве достойным образом? Если благополучное общество порождало исключительно любимых Зевсом единомышленников, то здесь, где в 21м веке существовало целое государство, промышлявшее пиратством, где для мирного гражданина украсть - все равно что сказать "Добрый день", в изобилии произрастал корм. Причины, что толкнули конкретного человека на путь криминала, Мерсера не интересовали, да и не сложно было догадаться безо всякой расшифровки памяти. Отсутствие перспектив, болеющая мать, голодные братья и сестры, пропавший урожай, террористические группировки, бандитизм, коррупция, снова и заново избираемые президенты, выкачивающие природные ресурсы и отбирающие рабочие места компании из-за рубежа... СМИ если и преувеличивали, рассказывая о положении дел на континенте, то незначительно, исправно показывая несчастную девчонку с того плаката. Она, может, давно умерла, но по-прежнему заставляла американцев тратить свои кровные на пожертвования, часть которых благополучно осядет в карманах чиновников. И... никто ровным счетом ничего не собирался с этим делать. Все всех устраивало.       Читающий мемуары Алекса, быть может, поперхнулся бы горячим чаем и возмутился: "Ну неужели в мире и правда столько несправедливости?!" Мерсер бы только фыркнул в ответ. Люди уже довольно неплохо устроились, раз имеют время и средства, чтобы прочесть чью-то автобиографию, отпечатанную на хорошей бумаге, и не подтереть ею потом задницу. Они не видят и малой толики того, что творится в этом чертовом мире. Какой общественный строй ни возьми, но нельзя будет вести законопослушную и достойную жизнь, если АК-47 тебе обойдется дешевле курицы.       Конечно, не всяк лабиринт минотавру родной... Хаос Африки значительно отличался от того, в который Мерсер окунулся на две с половиной недели в октябре. Нигерия, куда он прибыл, еще создавала впечатление наличия островков безопасности, не в последнюю очередь за счет США, что здесь промышляли нефтью. Мерсера не раз пытались ограбить, но сложно загнать человека в нужную подворотню средь бела дня, если он способен просто перемахнуть через дом. Основными возмутителями спокойствия являлись различные банды - с ними Мерсер связываться не стал, выискивая добычу покрупнее. Как только Алекс обзавелся достоверным обликом, он и вовсе слился с местным населением и перестал отсвечивать своей белой и временами афроамериканской шкурками. За пищей, дабы утихомирить голодных мозгохимер, Алекс начал устраивать рейды к границам с республикой Конго и Камеруном. В этих-то странах по-настоящему отмороженных хватало, в том числе собратьев развитого по террористическому ремеслу. Так он и перебивался, устраивая набеги и сжирая самых обнаглевших, которые творили зверства уже просто потому, что не знали иной жизни.       В Рождество выходной устраивать Алекс не стал - словно святочный призрак работал, завершив наконец крупную операцию. Результатом ее был полный разгром одного из бандформирований. Той ночью Мерсер сидел в кабинете тамошнего командира, наслаждался теплом пожара, что распространялся по лагерю от подорванного бензовоза, и потягивал какое-то местное пойло, что нашлось в ящике стола. На фаршированного гуся, конечно, не тянет, но и то хлеб... сгодится, лениво думал Зевс, смотря на пресловутого главаря, что пытался со стонами уползти прочь. Это было бы намного легче сделать, если Мерсер не обратил его ноги в костную труху, наступив на них. Отсалютовав Дане, отмечавшей где-то далеко в обстановке куда более праздничной, Алекс закончил свой поздний ужин и, выхлестав все обнаруженное спиртное, с совершенно трезвой головой принялся наводить порядок. Сложно было ожидать, что белые люди не сочтут чушью бредни о нападении монстра, если они просочатся сквозь суеверия - что, в самом деле, ожидать от жалких ниггеров, которые на полном серьезе верят знахарям и колдунам? Тем не менее, в случае таких крупных рейдов Алекс маскировал свои действия под иностранный спецназ: отстреливал натовские гильзы из пары карабинов, что специально для этого приобрел, утилизировал методом харчевания все тела, получившие раны не от пуль, но разорванные когтями и иными силовыми приемами, при атаке использовал стандартные тактики ЧВК и их схемы операций... Как он ни старался, слухи в регионе все равно поползли. Все больше преувеличиваемые, они становились теперь самой настоящей правдой: если начиналось все с баек об отряде наемников, что не носят опознавательных знаков, атакуя без предупреждения и не щадя никого, пропадая так быстро, как будто сквозь землю проваливаются, то спустя время местные нарекли мутанта Кровавым Лионго, (51)как мексиканские наркоторговцы позже дали ему кличку "Кредитор".       Но не все прикрылись отговоркой про волю высших сил, созданной из страха непонимания. Нашлись люди, которые видели в этих актах линчевания отбросов покушение на устоявшийся миропорядок. Кто-то начал искать причину, почему культивируемый в регионе хаос несколько сбавил обороты, а бандиты забились по своим норам. Мерсер даже полагал, что знает, кто именно... Тот, кто переживал за свои вложения, разумеется! Корпорациям был выгоден этот хаос, это устоявшееся отсутствие порядка и фактическая неспособность африканцев самостоятельно предпринимать какие-то шаги в экономике. Колониальное прошлое и географические особенности не способствовали формированию особой социальной прослойки, и это позволило иждивенцам спокойно растаскивать их ресурсы, слишком мало отдавая взамен. Наверняка по мнению денежных мешков в этой заднице мира никому не хватило бы сил, желания и времени заниматься тем, что делал Мерсер. Они заподозрили, что за этими нападениями стоит нечто более стоящее внимание, чем горстка карателей...       Когда Алекс заметил слежку и нетипичные появления белых в местах, где развитый обосновался, он резко снизил свою "боевую" активность и перешел на кочевой образ жизни. Ночью по-прежнему двигался на крейсерской вдали от дорог, по пересеченной местности - если на кого-то без источника света и выскочил впопыхах, крестьянин ничего сообразить не успел бы, как Зевс скрылся из его поля зрения. Днем отсиживался в глуши лесов на каком-нибудь дереве или городских трущобах. В таких походных условиях он и работал... Алексу недоставало Даны и, чего уж греха таить, он даже по рядовым своим соотечественникам успел соскучиться, но ему тошно становилось от перспективы вечно под чужой личиной ходить, лишь чтобы слушать англоязычные человеческие голоса. Он мог бы возвратиться в Штаты, вселиться в любую счастливую семью, идеально подменив ее члена, но это все было не то... иллюзия нормальной жизни, притворство. Так что на тот момент утешением для Мерсера стала работа. Воистину, для людей вроде него работа была самым лучшим лекарством от любого из зол мира!       Имея с собой ноутбук и километры текстов в электронном виде, а во времена хорошие и доступ в интернет, Мерсер штудировал самые разные материалы: будь то политика, философия, строительное дело или военные концепты, информация оседала у Алекса в голове и с удовольствием им усваивалась. Процесс это был куда более времязатратный, нежели Мерсер охотился за докторами наук, как в старые добрые времена Первой вспышки. Саму книгу проглотить недолго - как бы быстро Алекс не перелистывал страницы, эйдетическая память делала каждой из них оттиск в подкорке. Да вот только для встроенного ИИ это были лишь визуальные, световые образы, комбинации черных и белых черточек. Чтобы "переварить" проглоченную книгу, обмозговать ее, разложить содержимое по полочкам и соотнести одни детали с другими, требовалось времени куда больше, как и в случае, когда он сполна хотел узнать поглощенного человека.       Мерсер, целыми сериями томов скармливая мозгохимерам книги, вспоминал слова Брэдли о следовании кратчайшему из путей, отсутствии удовольствия в том, что доставалось легко. Он не мог не признать, что с увеличением превозмогания казалась значительнее и награда, хоть на деле это было совершенно нерационально. Самые суровые бури лучше всего проверяют на прочность; чем враждебнее окружающая среда, тем лучшие, неизвестные до сего момента разовьют таланты клетка или живой организм, следующие по пути "Света", по учению Жана Батиста Ламарка. А оболочка мозга... А мозг все одно человеческий - любит он, когда ему хорошо и когда окружение да действия удовлетворяют неким идеалам. С другой стороны, легкодоступное... Для кого-то другого увидеть толстого человека с одышкой, за которым даже гнаться особо не надо, и важной памятью - это было бы удовлетворение не меньшее, чем найти бумажник, под завязку набитый купюрами. Вечно ограничивать себя - суть онанизм, игнорирование собственных умений выходит. Человек, который добровольно лишает себя преимущества, больше походит на нарцисса, который хочет потешить свое эго и узнать, без чего еще он способен обойтись, такой самостоятельный. Стоило ли тратить время на поиск препятствий, если их могло и не существовать?       Мерсер убивал без раздумий, если оно того требовало. Не разменивался на мелочи и не искал компромиссов. Убивал не ради забавы, ради определенной цели... Но жизни чужие он не берег. Может, разнообразия ради стоило теперь пойти сложным путем? Каким был бы нужный всем мир в его представлении - охваченным вечной борьбой, выковывающей все лучших представителей рода человечества, или вечным в своем миролюбии и любви к ближнему?       Алекс чувствовал, что истина, как заведено, посередине где-то располагалась. Он еще какое-то время странствовал по красным землям, откликаясь на просьбы о помощи, потакая слабым и угнетенным, но вскоре был вынужден оставить эту затею. Хоть за счет корма Мерсер сносно овладел парой наречий вроде йоруба и канури, и был способен сойти за своего, эти люди не находили у него понимания. Алексу морально тяжело было иметь дело с их малоизвестными для человека запада проблемами. Абсолютное нежелание людей как-то улучшить свою жизнь, вся эта грязь, вся погань... В США она хотя бы на задворках городов содержалась копами, а не напоказ выставлялась. Алекс с горечью признавал, что по отъезде Зевса их уклад жизни изменился в лучшую сторону на пару дней, не более. Борьба людей за место под солнцем - в самой ее примитивной, низменной форме, - виделась Мерсеру долгой, неустранимой в кратчайшие сроки. Наука, даже в такой форме, когда на лету все схватываешь и с одного взгляда понимаешь, как вещи устроены, требовала настойчивости и основательного подхода, и сделать мир лучше за неделю была не способна.       Устроив основательную пробежку по экваториальной зоне, с пересечением континента Мерсер счел, что ему удалось запутать следы и оставить неизвестных шпионов далеко позади. Его физическое состояние, в отличие от душевного, прямо-таки лучилось силой и энергией; во влажном жарком климате, что стоял под конец лета в южном полушарии, развитый чувствовал себя превосходно. Потому Алекс и решил задержаться там еще на какое-то время - быть может, в столь благоприятных условиях экосистема "Света" раскрыла бы какие-то иные свои стороны... Обосновавшись в комплексе вулканических пещер Китум, Алекс положил начало серии экспериментов, впервые неописательного характера.       Для начала он проверил осмысленное действие "Черного света" на растениях - и обнаружил, что действие это абсолютно идентично "Красному". На это царство вирусу было попросту наплевать, опровергая любую поэтическую концепцию из числа тех, что все, чего Мерсер касался, становилось во много раз опаснее. Протея артишоковая при заражении не отращивала шипы и не училась ими стрелять, не выделяла из бутона патоген... Цветок всего лишь съежился и обуглился, будто сгорая в невидимом пламени. Даже Росянка и Генлисея, растения хищные, никак не заинтересовали "Свет" и не предложили ему пути взаимодействия. Мерсер не рассчитывал, конечно, что под действием мутагена последние трансформируются в деревья-людоеды, что властвовали по легендам аборигенов на Мадагаскаре, но не зря же эти растения всегда ассоциировались с чем-то агрессивным! Не любит человек шипов и ловушек, старается их избегать и на уровне сказаний. Если бы вирус улучшил их свойства...       И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы, подумал Алекс, когда капнул на очередной образец тем, что в его жилах с осени текло, так что растение буквально на глазах зачахло. И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени... Хотя тут уже детали, что именно подразумевалось под словом "вред". При формировании своей экосистемы "Свет" вообще все убивал, не делая различий между царствами. Но воровал и приспосабливал свойства, а также производил заражение он только у бактерий и животных - в одном случае достаточно живучих, базовых, а в другом самых высокородных, сложных. Промежуточные звенья этих величин ему были малоинтересны, можно было сказать, что функции игнорируемых царств выполняла как раз биомасса, словно лишайник расползающаяся по городу, в том числе перерабатывающая целлюлозу из растений на хитин. С упрощенными кодировками "Свет" мог работать, но ничего особо путного не выходило - все свойства, что у них наличествовали, можно было раздобыть у других рангов. Вирусу либо комплексные системы, либо универсальные подавай, чтобы сразу повсюду запустить свои корни.       В самой отдаленной из кенийских пещер, куда ни один спелеолог-экстремал не смог бы пробраться, Мерсер создал некое улучшенное подобие той системы, что получала в свое распоряжение "Черная стража" на полигонах. Он наконец-то нащупал алгоритмы запуска того процесса, благодаря которому Грин захватывала кварталы Манхэттена - одну из самых желанных учеными тайн. Для роста монокультуры - хотя не такая уж она и "моно" была, в случае необходимости интегрируя специальные клетки и формируя подобия органов, той же кровеносной системы, - участие Элизабет не требовалось. Биомасса росла самостоятельно и в первые часы существования множилась в спокойном темпе, не стараясь уползти куда-нибудь подальше из стартовой локации, занятая медитативным обменом данными - в городе этот этап, должно быть, проходил до выхода зомби на улицы Нью-Йорка. Затем стартовал резкий скачок организации, и вся накопленная масса lichen cerebrumus начала шустро расползаться по пещере, одновременно перерабатывая всю встреченную на пути подземную флору и фауну, до блеска вылизывая следы органики (принимаясь в том числе за минеральные отложения), и в непрерывном режиме переговариваясь сама с собой. Весь этот трафик легко перехватывается, но расшифровать отдельные сообщения у Алекса не получилось. Все-таки привычной нервной системы биомасса не имела, знакомых Мерсеру сигналов она не испускала, общаясь только через маяки-вирионы, инициализирующие определенные реакции в ее клетках. Отдавать ей приказы было возможно лишь в режиме, максимально приближенном к тому, каковой Мерсер понимал Грин. Как Мерсер интуитивно анализировал вещества, не разыскивая определенную комбинацию электронных облаков вокруг ядер атомов, но по ходу самосозерцания выискивая явления, коррелирующие со сказанным разумом Улья, так и здесь он приказал культуре не выходить за очерченную границу. Теперь Зевсу было ясно, что Грин транслировала приказы не отдельным составляющим этого материального базиса от Элизиума, не конкретным клеткам, а давала команды массе в целом. Ползучий терраформер, будучи самоорганизующейся системой, уже сам решал, как оптимально распределить задания между отдельными своими компонентами, сколько и куда назначить себе в помощь охотно откликающихся зомби... Собственно, компонентов души в нем выделялось Элизиумом еще меньше, чем у охотников. Наверное, именно поэтому в распоряжении Алекса масса, в отличие от технологии гидр, имелась. Машине все равно, кто будет подкручивать ее шестеренки и обрабатывать сочленения маслом... Биомасса реагировала и в плане создания узлов силы. Так, Мерсер создал биологические резервуары, аналог опухолей из ульев. И с интересом наблюдал метаморфозу, когда вколол пойманному отморозку штамм охотника, заключив его в преобразователь.       Было бы самообманом утверждать, что человек по сравнению с развитым ничтожная тварь, размышлял мужчина, в формате психовизора регистрируя, как опухоль снабжает пациента гидроксильными аналогами для роста скелетной конструкции. Наоборот, он весьма совершенен для своей среды обитания. Да, человек в десятки тысяч раз медленней регенерирует, повреждения ему нужно вправлять и зашивать, чтобы срослось как можно точнее, в то время как развитому достаточно просто вколоть энергоноситель и строительные материалы. Но насколько закончена эта система, насколько потрясающе адаптивной она являлась! Человек может работать в открытом космосе, вынес вердикт космонавт, совершивший первый выход в межпланетный вакуум. Люди способны развертывать свою деятельность где угодно, создавая механизмы, которых недостает их конструкции... С таким умелым и всесторонним руководителем, как вирус, перспективы были действительно многообещающи, грозя совершить скачок через тысячи лет и сразу перейти к биомеханике. К чему проектировать слабые подобия, суррогаты из металла и кремния, если природа строит машины из органических молекул уже не один миллион лет? Зачем делать солнечные батареи, если жизнь сама по себе - лучшая батарея из изобретенных, запасавшая энергию родной звезды в материи с самого своего возникновения? Вирус позволял сжать то, на что у людей уходили тысячелетия, в минуты и часы реального времени. Получить в свое распоряжение домашнюю звезду, если не в виде органической сферы Дайсона, то крупной опухоли с заключенной внутри петлей плазмы, над чем тщетно бились на южном побережье Франции - звучало как фантастика, но... все, связанное с вирусом, было фантастикой, воплощенной в реальности.       Кое-что еще намекнуло Мерсеру, что если взнуздать "Свет", у людей больше никогда не будет недостатка ресурсов. Охотник из представителя негроидной расы получился, к огорчению расистов, вполне себе полноценным, цвет шкуры его также остался белесым. Это было достаточно странно, поскольку мясной робот при выведении его из логова ясно отсигналил, что африканский избыток ультрафиолета является не самым оптимальным условием его функционирования. Разве вирус не мог дать ему для защиты постоянную пигментацию кожи или что-то вроде того? Мерсер, идя от этой командной цепочки, открыл еще один мод биомассы: небольшую колонну, узел-завод энергоносителей и по совместительству генератор кислорода. Раскрученная на полную катушку, экосистема через смог поглощала чуть ли не всю солнечную энергию в области заражения, и если бы Алекс дал массе расти больше и выше, взбираясь на здания... Теперь он точно знал, что в силах Грин было превратить Манхэттен в гигантскую электростанцию-терраформер, однако у Элизабет были проблемы понасущнее на тот момент. Если бы эта технология была совместима с чистым геномом и не вела к заражению, для тех же африканцев Алекс мог бы создать полигоны, где бесперебойно выращивались белки, минуя стадию фотосинтетиков! В Нью-Йорке-то "лишай" из бетона и душного асфальта ничего особо питательного достать не мог, но здесь, на богатейших почвах и под ярким солнцем экватора, проблем никаких не виделось. Алекс уже представлял, как Марс обзаводится пригодной для жизни атмосферой за какой-то десяток лет - оставаясь, впрочем, красной планетой из-за смога, - как щупальца-гидры пробуриваются вглубь и доставляют на поверхность его редкостные руды...       Развитый, тем не менее, неустанно напоминал себе, что перспективы в реальности могут обернуться не столь радужными. На текущий момент люди уж точно не смирятся с подобного рода технологиями, как, например, большинству европейцев кажутся дикостью насекомые в виде пищи, употребляемые азиатами. Инстинкт страха перед новым все еще в силе, и люди настолько неспособны выйти за рамки привычного и благополучно-устоявшегося, что тотчас отказались бы от своей мечты о лучшем из миров, если его форма была не очень приглядной. Что уж говорить, если они и фантазиям своим следовали с усердием не меньшим, и в 21м веке все еще находились те, кто не верил в критическое мышление и необходимость прививок. Непривычной и даже мерзостной экосистема виделась в том числе для Алекса, но... он же был генным инженером, в конце концов. Ересь, надругательство над природой - это была его основная статья дохода, его хлеб с маслом и прослойкой икры. Вирус предоставил Мерсеру широчайшую возможность творить безо всякого безумно дорогого оборудования, а чему учили все звезды мюзиклов с аллеи Славы? Банальнейшей морали: будь собой, используй на благо индивидуальность, которой тебя наградила природа. Лично Мерсеру спешить было некуда, он мог теперь выделить себе что минуты, что годы размышлений, как бы поаккуратней синтез вируса с человечеством устроить.       - Даже не синтез. Отношение это должно быть именно что химерическим, взаимное проникновение отдельных компонент, - излагал Алекс вслух свои думы, развалившись в кресле из биомассы и наблюдая за охотником, исполняющим четко отданные приказы. В отличие от порожденных Элизабет, для разговора с ним, как и с созданным из химеры охотником, не нужно было уходить в себя. - Ничто не намекает, что человечество для вируса является неотделимой частью, тем же первичным резервуаром инфекции, каковым для малярии являются москиты - "Свет" может переноситься любыми достаточно жизнеспособными клеточными структурами. Ничто также не намекает, что мы интересны ему в плане разумности. Если Ньютон и Лейбниц совершили свое выдающееся открытие одновременно, это не значит, что все люди являются пассивными телепатами по Шелдрейку и составляют ячейки коллективного бессознательного - это значит, что эти два человека работали в одном направлении, стоили друг друга и использовали одни и те же стартовые данные. Тем не менее... вирусная экосистема больше всего подойдет на роль именно такой сферы страховки и обслуживания, по замене всех существующих механизмов куда более эффективными органическими аналогами. Биогеоценоз и раньше-то представляли не просто набором видов, но образованием, аналогичным живому организму. Обработка информации в биоте происходит на молекулярном уровне, и единичная клетка в процессе жизнедеятельности обрабатывает информацию со скоростью до седьмой парадигмы бит на секунду. Поток информации, обрабатываемый биотой, составляет уже 35ю степень. В пределе, если человек будет сплошь окружен компьютерами, а скорость их работы достигнет физической границы, поток обрабатываемых данных может достичь 22й степени, но до размера информации, обрабатываемой самой обычной, "некрасносветской" биотой, все равно будет оставаться еще более 10ти порядков. А если даже человечество создаст какие-нибудь синтетические конгломераты, работающие со скоростью живых организмов, что весьма сомнительно... Это уже и не будет разницы вовсе - такая синтетика вплотную приблизится к категории жизни, пусть и одетой в оболочку "искусственных" клеток. Жизнь – есть нанотехнология, только основанная на углероде, а не кремнии...       Заметив, что охотник окончил выполнение заранее введенных команд и смотрит на хозяина, бесстрастно внимая его монологу, Алекс небрежным взмахом руки отправил его в режим спячки.       - Заменить биосферу ноосферой невозможно... ибо нет ничего надежнее и выгоднее, чем то, что создает Вселенная, - пробормотал Мерсер себе под нос.       Люди... рано или поздно они готовы будут принять вирус, как принимали любую технологию до сего момента. Эпоха скептиков уже стучится в дверь, информационные суррогаты связали земной шар, общественным мнением все так же легко манипулировать, но теперь можно услышать многие другие точки зрения помимо государственной пропаганды. Недолго ждать подходящего времени, люди-то умнее стали. Пусть теперь их деятельность по большей части состоит из трепа, в целом они стали лучше. Они стали думать, жаждать большего, хоть ленивых паразитов и тупиц среди них хватает. А теперь вопрос - в чем будет отличаться сегодняшнее положение дел от того, если эта информационная сеть будет сингулярной и врожденной?       Если к началу третьего тысячелетия условные зло и добро находились в каких-то вполне определяемых пропорциях, то в будущем, при становлении бесконечного... грозило стать сингулярным и само "зло", тяга людей к саморазрушению. Если Элизиум - суть вселенское программное обеспечение в комплекте с отличным "железом", то люди, разумные пользователи смогут изменять ее по собственному усмотрению, в том числе в самых негативных направлениях. Программа не в состоянии будет осознать, что ее портят. Если же в ней заложена потребность в самосохранении и имеются четкие принципы, которые изменить нереально, как, например, массу электрона в обозримой части вселенной, то ее навязывание людям - просто еще одно ограничение. Загнать человечество в новые, может чуть более широкие рамки, ограничить их волю - это то, чем все правители испокон веков занимались, а Мерсер точно судьбы такой для себя не хотел. В случае, если Элизиум в определенном состоянии разумен и имеет функцию моделирования самого себя, он будет способен и к осознанию того, что люди состряпали в нем некие дефекты. Человечество станет просто еще одним сырьем вроде пучка фотонов или астероидной руды, и распоряжаться им будет "вселенная" в лице не-личностного ИИ.       Где же был выход? Как стоило использовать эту технологию? Ведь сделать всех подобием себя, развитыми - это было все равно, что раздать всем ядерных бомб поровну в надежде, что люди образумятся, и если будут вести друг с другом войны, то исключительно "холодные" из-за страха взаимного уничтожения. Неужели Мерсер не придумал бы ничего менее радикального? Одно Алекс знал точно: и правителям из числа легендарных вроде короля Лира не удавалось одновременно сохранить величие и сложить с себя регалии. Что-то похожее Ницше ведь писал, верно? Ты либо ответственный за себя и других уберменш, либо холоп безвольный, из которого что угодно могут лепить избранники судьбы. Жаль, этот развеселый немец не оставил конкретных инструкций сверхчеловеку, которому следовало непременно появиться и сходу исправить все недостатки общества...       Концепция лучшего мира пришла к Алексу не на пустом месте. Не так, что во время скитаний по сине-зеленому шару он однажды проснулся, вдохновленный цельной идеей... Хотя Мерсер, быть может, теперь и не сильно-то стал возражать против такого сценария. Человек любит, чтобы кусочки паззла сразу идеально вставали на свои места, чтобы за всем казалось наличие замысла, чтобы вещи происходили не просто так. Взять хотя бы аспекты судьбы, трех мойр в его голове, символы неуклонного и стабильного влияния, случайности и неотвратимости. Люди придумывали истории про них, хоть и объясняя устройство мира через свое воображение, но не оставляя пыток это сделать все точнее. Не отмахивались от своего любопытства, а хотели объяснить все. Мерсер... не видел за собой каких-либо идеалов и глубинных значений. Что он мог бы символизировать? Что обжорство идет на пользу вашему интеллекту? Что не разбивать пробирки, светящиеся зловеще-алым, это и есть здравый смысл? Все, чем Зевс располагал - это набором серьезных претензий к современному устройству мира. Очень просто было положить, что он являлся орудием эдаких вселенских автоматов, вышедших из Большого взрыва и с начала времен следивших за порядком, а потому все, что он сделает, будет верно. Если Мерсер хотел быть объективен, ему стоило забыть эту мнимую, желанную человеческим рассудком предопределенность. Боги-вирусы должны быть выброшены из уравнения. Боги по ту сторону - мы же здесь одни, сами по себе.       Оформление своих претензий в конструкционные предложения у Алекса еще только стояло на повестке дня. Так что в первую очередь Мерсер продолжил заниматься тем, что у него хорошо получалось - экспериментами. В них развитый окунулся с головой. Так, он улучшил характеристики охотника и создал ранний прототип крикуна, снабдив мутанта чертами, которых Грин не хватало из-за развитого в самоволке. Дубовые мышцы - достаточно прочные, чтобы обычные боеприпасы в них вязли, но недостаточно для того, чтобы бронебойные имели дополнительную эффективность, - покрыла шкура, схожая с грубой оболочкой Мерсера, способствовавшая скорейшему заживлению ран и химическому обмену. Строение челюстей изменилось в сторону Вожака: куда менее человеческими они стали, теперь нацеленные не столько на поглощение органики, сколько для нанесения ран подобно когтям. Новой конструкции Алекс привил "Адреналиновый пик", что давно был им разработан. Обычно выброс в кровь гормонов заставлял реагировать определенные клетки, в тех же железах секреции изменяя их режим работы. Но у развитого они сами знали, что им делать, безо всякой химической команды, так что мод адреналина не просто давал прилив сил и стимулировал нервные центры расширением сосудов в мозгу. При активации пика вступали в действие особые вирионы-коммуникаторы, хранившиеся про запас, обладающие выдающимися информационными характеристиками, и генерация их обходилась куда дороже. Если физические тела химер были почти целиком уничтожены (а в случае с охотниками нарушена целостность нервной системы мутанта), вирионы позволяли управлять телом с тяжелейшими повреждениями и значительной кровопотерей, игнорируя ранения до тех пор, пока запас материи не будет восстановлен.       Алекс уделил внимание и братьям меньшим. Поколдовав над африканским белощеким вороном, Мерсер видоизменил штамм, что обращал птиц в бездумных собирателей плоти, и сделал из них полноценную боевую единицу. Обликом вороны теперь скорее смахивали на стервятника, которого скрестили с археоптериксом, облили кислотой, а затем искупали в еще тлеющей золе. По задумке Алекса, летающие бестии эти могли выставлять заслон для воздушной техники врага, а также серьезно трепать легко- и среднебронированные пехотные отряды, атакуя с самых неожиданных направлений. Развитый хотел еще получить аналог облезлых псов, так любимых поклонниками зомби, думая создать из них легкую разведывательную единицу, но эту ветку он свернул достаточно быстро. Не зря вирус игнорировал прочую живность, сдавая ее в утиль - роль разведчиков, глаз и ушей вне инфополя Элизиума, эффективно могли исполнить летуны, а охотники в условиях городского боя имели большую живучесть и тактическую гибкость, что было предпочтительнее скорости псовых. В распространителях инфекции окромя массы и ходоков вовсе смысла не было - все равно после занесения вируса до трансформации в зомби часов 6 пройдет, а в конфронтацию с людьми, делая ставку на скорость распространения, было опасно вступать. Если уж и изыскивать такие средства, то массовые, по площади бьющие, чтобы эффект был сравним с подрывом тех же ядерных бомб, которыми люди непременно стали бы охаживать очаги инфекции при общемировом заражении.       Создание исключительно противотанковых, тяжеловооруженных мутантов Алекс отложил до более удобных времен. Долго Кении не суждено было являться для него пристанищем - стоило Мерсеру осесть, расположиться поудобнее, как в его хвост снова вцепились следопыты. В стремлении выяснить, кто это помимо них смеет вмешиваться в дела суверенных государств, агенты проявили недюжинную смекалку и упорство, и в этот раз они дело до конца довели. Брали Зевса на уровне обычной спецоперации - все-таки не рассчитывали, что в глубинах Китум их встретит нечто настолько сверхъестественное, - но грамотно. Тепловизоры в ночи, вспышки на входе, элегантные схемы по контролю входов-выходов... В неразберихе покрошив большую часть отряда, Мерсер провернул тот же трюк, что показал свою эффективность во время Манхэттенской блокады: съел командира и притворился таким образом одним из уцелевших.       Удивление Алекса было весьма и весьма значительным. По его следу все это время шли вовсе не корпоративные вояки, а... русские с малогабаритками CP3 "Вихрь" наперевес. Похоже, корпорации и курирующее их интересы правительство США сочли деятельность Мерсера обычной грызней ниггеров, чтобы слишком уж пристально в нее вглядываться. Люди из числа КЧП были абсолютно уверены, что Мерсер сгинул, уведя бомбу в залив, и заняты были в то время заметанием собственных следов да отбрехиванием перед мировым сообществом, кое весьма обеспокоило нарушение Штатами десятка-другого пунктов военных соглашений. Его следы не искали, не рассылали по всем возможным маршрутам остатки отряда "Мудрецы", что состоял под командованием Кросса и специализировался на поимке Бегущих. А вот Иваны... Русским мало что было известно про эпидемию, и копали они куда усерднее. В Нью-Йорке, объявленном зоной бедствия, вскоре после начала активной фазы эпидемии был отключен интернет, а случайные видео и фото усердно подтирали, прикрываясь свежесоставленными законами. Но над "темной паутиной" спецслужбы имели куда меньше контроля, да и идущие в мегаполис танки на пару с ядерным взрывом у его берегов не скроешь особо. Для иностранных разведок было очевидно, что установленный в экономической столице карантин был прикрытием для чего-то очень важного... чего-то, что могло обернуться большим кушем, новым словом в геополитическом доминировании. Так получилось, что русские оказались быстрее, удачливее и, чего уж говорить, профессиональнее остальных. Хоть конец 20го века изрядно потрепал страну, признанную наследницей СССР, в рядах их спецслужб и армии было довольно опытных сотрудников, закаленных Холодной войной, чтобы выучить и поддержать новое поколение. Вспомнив долгие годы существования центром идеологии, противоположной Западу, русские приободрились и даже с полгода назад развязали войну с Грузией, чем вызвали очередной шквал лицемерного негодования. Теперь, когда Америка поперхнулась из-за эпидемии, а партийные работники Китая хмурили брови и думали, как это скажется на содержании большей части ее госдолга, Россия не преминула воспользоваться замешательством США, рассылая агентов повсюду, куда только могла дотянуться их сеть.       Дальнейшие планы Мерсер в шкуре русского командира составлял, в экстренном режиме штудируя его память. Он, попутно выучив рецепт borscha и распознав вкус горькой, узнал, что капитан Федоренко с группой оперсотрудников-нелегалов прибыл за неким беглецом, имеющим при себе образцы биооружия с Манхэттена. Неосведомленность о навыках Алекса стоила ему трех четвертей отряда; выжившие бойцы были совершенно дезориентированы и не представляли, куда делся объект, который голыми руками буквально порвал их товарищей, прежде чем оказаться на потолке и исчезнуть из поля зрения. Учитывая обстоятельства, Мерсер решил... сдать вирус русским. Ну как сдать - подтвердить их подозрения о разработках США, а не дать образцы в конечном счете. Хоть Алекс каких-то особых патриотических наклонностей отродясь не испытывал, поступить так он решил не потому, что хотел насолить родной стране, и не из-за того, что считал врагов своего врага друзьями. Его изменнический акт преследовал три цели: во-первых, это был замечательный повод и способ убраться из опостылевшей уже Африки, где Зевсу ничего кроме еды и материала для опытов не светило. Во-вторых, к чему самостоятельно искать сведения о темных делишках дяди Сэма, рисковать и подставляться, если есть те, кто этим занимался не один десяток лет, и у кого такие данные можно спокойно экспроприировать? И, наконец, в-третьих, скачок напряженности в закулисных играх на мировой арене был только выгоден Мерсеру. В суд открыто русские не пошли бы и трясти на трибунах ООН пробирками не стали бы - на доказательства этот круг импотентов уже давно внимания перестал обращать. Но рост числа копающих под Штаты, причем пытающихся найти что-то конкретное, связанное с вирусом, исключит у ЦРУ мысли, что это Зевс вернулся и вновь портит им жизнь. Про него окончательно забудут...       Аргументы Мерсер счел вполне стоящими. Именно поэтому развитый отстрелил химеру в привычной форме кисти, экосистему поставил на самоликвидацию, а подчиненным в свойственной капитану манере приказал убираться прочь. И вот уже, забрав собственную руку в качестве образца, он радировал начальству, что объект был, по-видимому, тяжело ранен и скрылся. Кроме того, Алекс заявил, что объект проявил свойства, приписываемые американским солдатам-модификантам, что были замечены в Нью-Йорке, а заодно выразил потребность, чтобы выдавших недостоверные сведения по Нигерии разведчиков хорошенько взъебали.       Начальство было весьма довольно. Лже-Федоренко приказали немедленно свернуть операцию и способствовать скорейшей доставке образца в Россию - недобитка, по их заверениям, стала бы выслеживать уже другая группа, как и вывозом останков павших бойцов. Самолетом Мерсер до этого не путешествовал, так как отследить его было бы куда проще через документы подмененных людей и их пропажу. Но заимев систему паролей СВР РФ, развитый осмелел настолько, что безо всяких колебаний сел в присланный за отрядом частник, пронеся на борт пристегнутый наручниками к запястью кейс.       Зима в северном полушарии уже подошла к концу, но снег там, на задворках Европы, еще падал, хоть и не в таких объемах, как принято показывать в кино. Вполне терпимая погода для сохранения маскировки. Пройдя серию экспресс-тестов, аналогичную той, что была во время посадки на самолет, Алекс сел в бронеавтомобиль и поехал в тайные палаты Кремля... хех, то есть в штаб-квартиру Службы Внешней Разведки, что находилась на юго-западе подмосковья. Расширенным боковым зрением он наблюдал в окно, как проплывают мимо просторы холодной и самой богатой по запасам ресурсов, но при этом бедной по ВВП страны, власть которой то ли не в состоянии была приструнить отдельных зарвавшихся своих членов, то ли вовсе не желала это делать. Мерсер ничем не демонстрировал сопровождающим, что он здесь впервые и желает глазеть по сторонам. Химера в физрастворе герметичного кейса тоже вела себя спокойно, мысленно подбадриваемая хозяином.       Алекс доставил образец в целости, отдав его на попечение знающих людей, а затем снабдил начальство полным докладом, основанным на личных впечатлениях Федоренко. Его сердечно поблагодарили за хорошую работу, выразили соболезнования в связи с потерей бойцов. Полковник Семериков, которого капитан знал в качестве одного из самых матерых служак в этом ведомстве, выдал пространную речь в духе "Родина вас не забудет", долго жал Мерсеру руку. Еще он сказал, что для всеобщего успокоения следует пройти максимум одну серию тестов, результаты которой ученые по-быстрому сравнят с добытым образцом. Развитый, подавляя зевоту, выразил одобрение этим мерам. Изменение данных своих химер на расстоянии уже не представляло для него никакой сложности. Алекса и "его" подчиненных еще пару часов морили ожиданием, предложив легкий перекус, а затем отвели в комнату без окон, сбили ударами прикладов на пол и выстрелили каждому в затылок.       На этот раз Мерсер ни хера не был удивлен.       Страной правит элита, неторопливо думал Алекс, пока его тело уже в который раз истязалось патологоанатомом. Неважно, интеллектуальная ли, экономическая или политическая элита, правительство теневое или открытое - люди из этого числа определяют курс развития и, считается, ратуют за граждан своей страны, за их благополучие. Мозгу не выгодно, чтобы клетки остального тела начали пухнуть с голоду, а микрофлора хотела мигрировать в другой организм. Можно, конечно, простимулировать тело, держать его какое-то время на голом энтузиазме, как Северная Корея и другие отдельные виды. Поддерживают ли правители народ из чувства самосохранения, любви к власти, потребности в собственной роскоши... Причины этой деятельности, право, неважны. Если лидеры - это вполне самодостаточные единицы, на которых пальцем можно указать, то общество в их глазах никогда не будет стоить отдельного индивидуума. Сколько бы не было произнесено речей о гуманизме и общечеловеческих ценностях, разве будет когда-нибудь важна пара клеток в сравнении с благополучием всего тела? Ровным счетом ничем в этом отношении русские не отличались от своих американских коллег, и ликвидация отряда это доказала в полной мере. Власть редко когда можно упрекнуть в пренебрежительном отношении к редкому ресурсу, к профессионалам своего дела, но если исполнители касались предмета, способного чуть ли не мир перевернуть... Что могло быть более надежным гарантом молчания, сохранения какой-то архиважной тайны и нейтрализации побочек вроде международного суда, как не уничтожение посредников? Рендалл это отлично понял за долгие годы службы, выучил превосходно. И русские это тоже знали - и думали с гордостью в рамках своей "загадочной души", воспетой писателями, что если преуспели во многом, зачастую жертвуя куда большим, чем сочли бы приемлемым другие народы, то это делало их лучше других.       Оглядываясь назад, на террористические акты 11 сентября и сравнивая их с Первой вспышкой, Мерсер уже не мог однозначно сказать в своем невежестве, что за Аль-Каидой не стояли люди из разведки США. Эта только ленивым не высмеянная и не обвиненная в антипатриотизме версия абсолютно укладывалась в рамки того, с чем Мерсер лично имел дело пятью месяцами ранее. Элита лучше всех понимает, что "патриотизм", "нация" и все прочие громкие слова про родину что с одной, что с другой стороны фронта - это чушь, услада для избирателей и не более, предназначенная для того, чтобы народ идентифицировал других людей как "не своих" и не очень-то возмущался мерами, против чужаков применяемыми. Только рабочая модель важна была, только целостность работы организма и обеспечение функционирования мозга имело смысл.       Простая идея: для этой самой бесперебойной работы цивилизации в ее современном виде требуются энергоносители. Можно сколь угодно смеяться над стереотипами о нации, которая воспитала Мерсера, но США остро нуждаются в нефти - как и любая другая страна. Все стремления правительства подчинены лишь одной цели - в долгосрочной перспективе обеспечить страну черным золотом. Нефть - это и есть Америка в абсолюте: лучшая, самая удобная в мире система перемещения грузов, теплые и светлые мегаполисы под сто этажей, современные материалы вроде пластмасс, почти полная независимость человека от капризов природы. Террористы, нацисты, противники в геополитике... все это игрушки, баловство в играх под названием "глобальные и не очень войны", ставкой в которых является очередной рынок соответствующего размера. Ресурсный кризис - вот то единственное, что может угрожать великой нации торговцев, впитавших в себя самые прогрессивные черты независимо от того, пользу они несут или вред. В душе Алекс считал, что его народ, американцы, и есть истинные максималисты; их происхождение тому ярчайший пример - бунт против колониальной зависимости, поводом к чему послужил налог на какой-то там чай.       Сильные мира сего бьются в огромной песочнице за энергию. Не веря и не надеясь, что когда-нибудь будет создан источник безграничной мощи или на худой конец ядерные реакторы станут более доступным сооружением. США любой ценой хотят поддержать высокий уровень жизни и производство материальных благ, и как можно больший промежуток времени. Естественное, понятное желание. Ради этого они готовы на все. Тайно они разрабатывают еще с шестидесятых запрещенные и негуманные средства вооружения, не забывая обвинять в этом других... Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем США скинут маску ревнивого телохранителя Свободы и в открытую позарятся на добро более развитых стран, а не каких-то там двух с половиной арабов? Двадцать лет нужно будет, чтобы применить все накопленные тайные методы против ядерных дубин китайцев и русских? Пятьдесят?       По всей планете люди, верящие в одно, сражались с теми, кто верил в другое, не желая подозревать, что реальность живет по строгим законам вне зависимости от того, достаточно ли ее пользователи разумны, чтобы понять и признать эти законы. Бились в исступлении, не замечая, что за всеми фанатичными словами правителей стоит жесткий, прямо-таки экономический расчет. И пока есть что делить, так и будет наверняка продолжаться. Кузня мира, где потребление в кодексе прав и свобод идет в первых рядах, истребит накопляемое природой миллионами лет за какую-то пару столетий. А затем... затем человечество, быть может, для разнообразия поживет мирно. Как только срубит последнее дерево и закинет его в топку, будет на опустошенной планете худо-бедно выживать. Не потому ли умозрительно существующие пришельцы до сих пор не нашли Землю, так как не было ни одной расы, что успела разработать технологии сингулярного до того, как в яркой вспышке прожигала все удобные ресурсы, возвращалась в средние века и рекордными темпами вымирала?       Как знать, не предугадал ли неведомый творец такой исход, когда наделял развитого ментальным голодом... В интересах Мерсера теперь было позаботиться о человечестве, ибо он не мог знать, была ли гарантия существования такого паразита без разумных существ в принципе, без этих фабрик, производящих контуры обхода для мозгов развитого. Возможно, если корма не будет... и все морально-этические барьеры Алекса рухнут, превратив его в обезумевшее животное, то и в таком режиме срок его жизни не будет ограничен. А вернется Мерсер в адекватное состояние, лишь когда на планете заново возникнет разумная жизнь... Так подумать, это предположение вполне схоже с концепцией "черного ящика" природы, который люди случайно распечатали. Не такая уж великая часть тайн органики постигнута человечеством, дабы заочно отрицать, что вирусы параллельно, методом коэволюции разрабатывались, "на всякий случай". Так уж был неправ Брэдли, когда приписывал этим облигатным паразитам одну из ведущих ролей в формировании многоклеточной жизни? Так уж неправ был старый Мерсер, когда думал, что можно поставить вирус на служение человеку, если научиться полностью читать, чего хреновина эта от нас хочет? "Красный свет" крайне неохотно демонстрировал свои созидательные навыки, будто напоказ выставляя агрессию, чтобы люди его считали оружием, одним лишь разрушителем привычных устоев. Это крушение, взлом всего и вся - разве оно так уж фатально было по сравнению с вполне реальным замедлением и остановкой прогресса? Когда вы понимаете, что больше не в состоянии попасть внутрь своего дома, вы вызываете крепких парней из 911, и они вскрывают дверь. При условии, что вирус "согласится" быть таким посредником, ресурсный кризис если и возникнет, то спустя миллионы лет - когда человечество подчистит всю Солнечную систему, до таких времен еще дожить надо...       Человек, который тем вечером заканчивал работу над телом капитана Федоренко, был малость обескуражен, когда в печи оказался не пепел с фрагментами костей, но порядком обгоревшее тело с выступающими острыми ребрами и прорезями на скулах. В то время как специалист растерянно чесал в затылке, сверяя программу обработки и выискивая собственную ошибку, "труп" механически дернулся. Затем он поднялся и сграбастал русского в свои объятья, одновременно впиваясь щупальцами ему в горло, так что врач и предсмертного хрипа издать не успел. Когда его коллега выглянул на шум из соседнего помещения, товарищ Балановский как ни в чем не бывало сгружал прах в центрифугу. Окончив работу, врач расписался в документах, прилагаемым к похоронным листам и извещавшим родственников, что бойцы погибли во время операции под грифом "совершенно секретно", и уехал домой. На полпути он, правда, изменил маршрут, но даже сотрудника служб разведки объявили бы пропавшим дня через три-два, чего Мерсеру более чем хватило бы. Так что пока химеру везли тайными маршрутами куда-то на восток страны, Алекс вздумал посетить столицу бывшей "империи наоборот". Он прогулялся по брусчатке Красной площади, мельком глянул на вождя мирового пролетариата. Подивился количеству и архитектурному разнообразию храмов.       Превосходные, величественные, гениальные образцы зодчества, однако... думал Мерсер, кидая последний взгляд на кремлевские виды и направляясь через площадь к ГУМ. Алекс намеревался хорошенько отобедать на средства, доставшиеся ему от двух съеденных русских. Но все-таки, когда люди перестанут придавать этим постройкам какое-то иномировое значение? Когда поймут, что это им памятник, человеческому гению, что все наши великие произведения, искусство - это целиком и полностью наша заслуга, и что нет необходимости перед кем-либо склоняться? Никогда, вероятно, вздохнул про себя Мерсер. Люди любят, чтобы над ними кто-то был - выдуманный или всамделишный, но кумир; тот, кто воплощает силу, мудрость или иные достоинства превозносит. Мы придумали богов, мы ставим над собой вождей, наделяем их титулами и добровольно своей выдумке поклоняемся, словно фанаты перед Малькольмом Янгом. Люди так любят, чтобы их вели и что-то за них определяли, что мыслят, будто нечто, попадающее под категорию "истина", должно считаться с порождением человеческого воображения. Если в силах Мерсера было бы создание Вселенной, разве ему не было все равно, какой формы купола сверкали бы на воздвигаемых в его честь храмах? Серьезно, Божественному разуму будет хоть какое-то дело до поклонения вообще?       Может, что-то недопонимал здесь человек, привыкший всю жизнь опираться лишь на собственные силы и понимание того, как работает этот мир. Может, он не проникся верой в богов и вождей, что сливались воедино у стен Кремля, из-за того же контраста менталитетов - он становился очевиден при рассмотрении личностей Федоренко и Балановского в качестве оболочки. Одно Мерсер знал точно - в России проблемы были те же, что и везде. Понимание этого еще больше укрепилось за счет видимой черты между бедностью и богатством. Серые пятиэтажки, в которых все еще проживала большая часть населения, не шли ни в какое сравнение с огнями ГУМа, его блеском и роскошью. Мерсер, неторопливо поедая бифштекс, своим улучшенным зрением различал за окном людей в далекой подворотне - людей слишком неопрятно одетых для центра Москвы. Мусор для общества, выкинутый на улицы, который больше не принесет никакой пользы... Без разницы, банк отнял у них жилье или сами по глупости спились, но если даже террорист номер один для поддержания собственного рассудка не мог позволить себе лишать этих людей жизни, то почему общество так просто давало им умирать? До бездомных было дело лишь тем работникам благотворительных организаций, которые действительно пытались помочь людям, остальным же... чересчур сильно они были привязаны к системе ценностей, что базируется на несчастии. Наверное, так.       Бог не нужен, уверял себя Мерсер. Религия, которая говорит о вознаграждении за праведность, получения которого нет никаких гарантий, и угрозах санкций в случае несоблюдения каких-то догматов, только вредит, множит число несчастных вроде бродяг в той подворотне, уверенных, что после смерти-то им точно воздастся за все страдания. Бог был не нужен... но необходимость исполнения его функций в жизни людей очевидна. Отсутствие авторитетов, власти губительно. У стаи должен быть вожак, чтобы ставить ей разумные ограничения, иначе цунами человеческих желаний сметет все достигнутое. Существовал ли какой-либо базис для определения предпочтительности той или иной власти? Казалось бы, на свете множество стран с разными режимами, словно сама Земля была гигантским социальным экспериментом по выявлению оптимальной структуры правления - открой описание каждого и сравнивай... Демократию 21го века называли меньшим из зол, но пока Мерсер не свалился со своего насеста, не выпал из социальной прослойки обеспеченных интеллигентов, он не видел всей картины - теперь развитый понимал это. Даже если власть будет избрана условно хорошей, это ненадолго. Все заканчивается со сроком полномочий или со смертью даже самого мудрого и справедливого правителя. Если же исключить демократические положения и оставить одного наставника, что живет вечно, как Мерсер... да это застой самый банальный выйдет. А даже если вирус сделает так, чтобы ресурсов непочатый край был, чтобы каждая личность оказалась производителем и потребителем в одном лице, чтобы предметы роскоши или искусства создавать не сложнее было, чем бросить в почву химеру и вырастить из нее завод по производству роботов-охотников... Конфликты не прекратятся. Лидеры и противостояния неотделимы, это заложено в самом понятии лидерства, беззлобно посетовал Алекс, оставляя щедрые чаевые и растворяясь во тьме ночной Москвы. Он не считал сказанное чересчур экспрессивным – по мнению Мерсера, быть лидером – значило вести избравший тебя народ в условиях конкуренции с другими. Любая сила, которую лидер возьмет в свои руки, непременно будет направлена против кого-то. С каждой победой будут становиться иные лидеры и иные подчиненные…       Платон сказал как-то, что заботясь о счастии других, ты находишь свое собственное. Навряд ли он имел в виду под словом «Счастье» построение тоталитарного биократического общества, основанного на культе мысли Верховного Разума, так что… В любом случае, пока Мерсер прилива сил в ходе поиска счастья для Человечества не ощутил; от этих дум только голова трещала. Он помышлял даже плюнуть на секреты русских, заставить химеру вернуться, а ее физическое тело отмереть, как оборачивались молекулярным мусором все образцы, которые пытались вытянуть из кисти еще в штаб-квартире СВР ученые. А потом арендовать рейс в Исландию, отдохнуть немного, привести мысли в порядок… Уникальная страна как-никак, признанная ООН чуть ли не лучшей в мире, исполненная суровостью льдов и искренним дружелюбием. Не исключено, что экология тамошних мест, где биение сердца планеты слышно так близко к поверхности, вдохновило бы Мерсера на новые идеи…       Но вышло так, что Алекс отправился в противоположном направлении, по местам не менее суровым. Несколько дней он бежал в темное время суток, ориентируясь на сигнал химеры, что закончила путь где-то далеко под землей и теперь огрызалась на ученых, противясь изучению и разгадке своих тайн. Учитывая, что ночь вместе с сумерками занимала еще не менее половины дневного цикла, а скорость Алекса составляла около 180 миль в час, такой режим движения был более выгоден, чем если бы развитый ехал круглые сутки на поезде.       Сигнал привел Мерсера в южную сибирь, в закрытый город Железногорск. Горный массив неподалеку от него был испещрен ходами комплекса по выработке оружейного плутония. Часть реакторов была остановлена - они-то и обросли лабиринтом тайного лабораторного комплекса, куда русские уволокли химеру. На режимный объект проникнуть оказалось достаточно просто. Достаточно было отловить квартирующегося в городе офицера рангом повыше (как и в случае с американскими коллегами, легче всего это было определить по громкости крика, что избирался для общения с подчиненными), а на следующий день как ни в чем не бывало заявиться на службу. Затем... ну, Мерсер "раздул" химеру до прототипа venator clamorem, конструкция коего еще не была идентична мутантам Второй вспышки, но уже превосходила охотников по боевым качествам. Такого русские точно не ожидали. Не стали бы они сторожить словно целого супермутанта кисть оторванную, которая всего-то отползти пытается от скальпелей ученых, верно? Пока вояки стягивали охрану и пытались хоть как-то задержать чудище, дабы не пришлось пускать нейротоксин во всем комплексе, Мерсер воспользовался неразберихой и выкрал кое-какие документы, доступные лишь высшему военному составу базы. За то, что у русских теперь было однозначное понимание о вирусной угрозе, о том, что за ним кроется нечто экстраординарное, Алекс не переживал. РФ, в отличие от американских партнеров, все еще не имела полных данных о том, что из себя представляет развитый, а потому можно было не бояться преследователей еще и со стороны ее спецслужб. Тем более, завтра Мерсер будет уже кем-то другим...       Как только он выбрался из Железногорска, не забыв скомандовать вирусу в крикуне о самоликвидации, и ознакомился с бумагами, Алекс ощутил прилив оптимизма. В этот момент, в эту крохотную секунду угнездившийся в нем эгоцентрист, считающий, что не всем на него плевать, что если он не пуп вселенной, но незаменимая точка переосмысления, поверил. Глупо, иррационально поверил, что он кому-то нужен не в качестве оружия.       Выходило, что когда в шестидесятых наступила эпоха ДНК, русские действительно вели какие-то схожие с "Красным светом" разработки. Их достаточно быстро свернули, переключив все ресурсы на ракетные программы - терпения русским не хватило, луну рвались завоевывать и в контроле баллистическим оружием хотели преуспеть, - но то, что они изучить успели, заставляло задуматься. Их ученые рассматривали искусственно синтезированные вирусы в качестве катализаторов - тех, что включали бы у организмов ранее заблокированные функции и ускоряли метаболические процессы. Конечно, СССР был окружен "рыночными" странами с соответствующими амбициями, но железный занавес во многом ограничил и позитивное, и пагубное влияние мировой арены, а потому видели советские ученые в вирусах все-таки больше опасный инструмент, чем оружие массового уничтожения... По их мнению, ядерная дубина была куда более эффективной и увесистой. А еще среди них было много идейных - тех, что боялись, будто с новыми технологиями капиталистический Запад сами идеалы, саму природу человека превратит в товар. Такие люди считали, что капитализм будет устойчив лишь в том случае, если ассортимент платных услуг будет постоянно расширяется, и в силу этого он с огромным воодушевлением примется за новую сферу. Рынок будет требовать плату за все - чтобы не помереть раньше времени, чтобы ребенка зачать поумнее, чтобы загазованным воздухом свободно дышать, - и по итогу человек в отрыве от рынка вовсе ни на что не способен окажется. И, несмотря на угрожающие, хоть и весьма далекие перспективы, даже самые идейные из русских ученых не забросили свое дело, не замуровали в ужасе результаты экспериментов. Они признавали, что хоть угроза и велика, но и пользу эти технологии могут принести немереную, может, они даже необходимы человечеству будут. Думали так аж до восьмидесятых, когда про биологическую отрасль оружия припомнили военные и возвели ради нее свои комплексы близ Припяти...       Ни один философ не рассматривал всерьез доступные Мерсеру концепции, ибо никто не полагал наверняка, что подобное у ученых получится. Никогда они не заглядывали в области за рамками человеческого социума, уверенные, что решения среди космического хаоса слов, идей и чистейших принципов не найдется, что неприменимо для мира реального то, что можно помыслить, но не увидеть. Вирус именно этой категории и касался – своей телепатией объединял грубую земную материю с куда более тонкой. Пусть он был гадок, пусть Алексу никогда не забыть перекошенное лицо своей "матери" - все это казалось теперь эстетическими фобиями, предрассудками человека сегодняшнего дня, что трепетал перед откладыванием внутрь живых организмов яиц, каннибализмом и прочими вполне рядовыми особенностями природы. Когтей и острых зубов у людей нет, но на любого противника у человека найдется контейнер с ипритом или бочка-другая напалма - вирус даст ему то же самое, но лучше и встроенное. Равенства среди людей нет и быть не может, коммунизм работал через одно место - вирус не сможет у развитых тем более его обеспечить, но он даст им разделение по конструкции сознания, которое может быть пересмотрено методом возвращения. Эволюция, прогресс в целом заключались в борьбе и конкуренции - и при вирусе будет один победитель и многие проигравшие. Чем дальше ты от оси энтропии, чем сильнее бьешься, расталкивая собратьев, тем ты живее. Потребность спиральной АТФ множиться, в процессе самосовершенствуясь, вирус обернет на пользу человечеству в целом, убрав вечные обиды отстающих на этом пути.       Алекс Мерсер поверил, что в его силах это сделать. Что люди смогут изменить все и стать всем.       Мы - вершина эволюции на планете Земля, думал мужчина, развалившись на крыше уходящего все дальше на восток электровоза, закинув руки за голову и глядя на провода и снежинки, что пролетали над ним. Мы развили в себе не только навыки рытья могилы друг другу, но и успешного из нее выкарабкивания. Прометей, Мыслящий Прежде, создал людей из праха и слез. Но что-то не очень уж хорошим провидцем он оказался, раз не увидел, насколько людям тяжко придется такими, какие они есть. Одной частицы божественного огня оказалось достаточно, чтобы они воспылали максимализмом, мигом забыли про гнет природы и кинулись порабощать друг друга. Излишки, лидеры, неравенство, полноценная борьба - все это вдруг стало возможным. Рождение через приспособление... Виды появляются на свет в ходе адаптации, и среди людей уже процветал в большинстве случаев не наиболее сильный и опытный, но самый изобретательный, сплоченный, подстраивающийся сам и подстраивающий свой народ. Именно в этот момент Зевс, согласно мифам, построил общественный порядок, дал людям закон, вложил в человеческое существо в довесок порокам достоинство и совесть.       И провозгласил он власть достойнейших...       А каково устройство лидера будет, если не станет уникальности, задаваемой бесконечной перестановкой крошечных кусочков, задающих начало, и факторов, определяющих сам процесс? Если харизматичную горбинку на носу или проницательные глаза, что раньше кочевали из поколения в поколение, можно будет заполучить лишь только пожелав, что тогда останется уникального у лидеров? Одна лишь мысль, вероятно. Только максимально разумным членам Элизиума было бы по силам полностью реализовать свой потенциал и при этом целиком нести ответственность за все свои действия. Плюс личный внутренний цензор у них был бы, синтез коллективного мнения субличностей и бортового ИИ, вычеркивающего все небеспристрастное и думающего правдиво - то есть с недоверием относящегося к уже известному, казалось бы, предмету.       Разумеется, многие усмотрят в этом покушение на человеческую природу. Даже те, кто подчинился бы любому достойному лидеру с удовольствием, видя в этом возможность проявить себя, будут напуганы и решат, что при новом порядке их статус, возможность любования своими достижениями изрядно упадут в цене. Если предложить им рай возможностей, они станут бороться за право жить в аду подчинения. Люди приспосабливались к таким условиям веками - выходит, следовало применить что-то универсальное, дабы у людей не получилось уйти в глушь, в нежелание понимать...       Возможно, под этими словами по умолчанию обозначался предмет радикальный, революционный, но Мерсер зарекся первым же делом искать насильственные и слишком уж простые пути. Знаменитый тезка из Македонии, человек самый обычный, мог бы вполне довольствоваться просто житием, храбро сражаясь против собственного несовершенства, считая себя героем уже оттого, что навязал свою волю паре греческих племен. Над Мерсером же с недавних пор не были властны почти никакие из проблем смертных, и, более того, он был наделен великими силами. И чтобы ощутить себя стоящим человеком, ему необходимо было совершить много большее. Посему в дороге к порту Ваннино Мерсер продолжил свое восхождение на этот пик величия... как сказано было в "Жизнеописаниях" Плутарха: если Александр ставил перед собой цель, удержать его не было никакой возможности. За счет усвоения чужих знаний как в письменном, так и мысленном вариантах развитый изучил множество наук. Не достигнув в каждой из них заоблачных высот в силу незыблемости своего ядра-Зевса, он, тем не менее, был уже не одним только биохимиком, но и математиком, психологом, физиком, военным инженером, экономистом, политиком - разве что медиком крайне посредственным стал, сочтя навыки эти до смешного бесполезными для себя. Мерсер полагал, что подобная начитанность является необходимым условием для решения проблемы, охватывающей все и вся.       В Китай Алекс соваться не стал, рассудив, что у их спецслужб не найдется ничего, что он не видел бы ранее. Уходить еще южнее только затем, чтобы испытать пик собственных возможностей, взобравшись, допустим, при помощи одних лишь голых рук на Эверест, Мерсер посчитал не стоящим внимания. Что он нашел бы на вершине мира, в самом деле? Ничего, кроме снега и разреженного воздуха, а также пейзажа для горделивого стояния на кромке хребта... ну, может еще некой порции вдохновения, но это было лишним, право лишним...       До родных берегов Алекс добрался к началу мая, испытанным методом: выявил грузовое судно, экипаж которого не отличался чрезмерным аккуратизмом, и на котором было довольно укромных мест. Когда случай представился, и Мерсер узнал пункт назначения, он совсем не огорчился. Лос-Анджелес находился дальше от Большого Яблока, но путь не по прямой вполне устраивал развитого - торопиться ему было некуда. Мерсер считал, что не будет готов вернуться в точку отсчета, пока не выработает представления о своей дальнейшей жизни, хоть сколь-нибудь его удовлетворяющие... Проигнорировав шумиху и блеск столицы кинематографа, Алекс закупился всем необходимым и в новом облике побрел по шоссе 10 в Техас, скрашивая одиночество диспутами с самим собой.       Парадокс, но в привычной среде обитания Алекс не обрел душевного равновесия вообще. Мужчина пережил острый приступ одиночества еще в вертолете, нагруженном ядерной бомбой, но лишь теперь начал понимать, что возвращение к своему народу оборачивается самым настоящим разочарованием. Конечно, Зевс безо всякого кругосветного путешествия знал, что в мире полно людей, живущих за чертой бедности, что в Африке творится беспредел, что даже в прогрессивной Америке сплошь и рядом наркотики, нетерпимость, домашнее насилие, плохо прикрытый расизм, живущие вместе с собаками кошки, массовая истерия в конце концов... Но теперь, когда Алекс был целиком самодостаточен и у него образовалось какое-то нездоровое количество свободного времени, он просто не был в силах игнорировать то, что творилось вокруг. Стоило Мерсеру встретить сограждан, например, когда особо участливые люди предлагали его подбросить, и Алексу вновь казалось, что он очутился не в обычном мире, в котором прожил тридцать лет, а в зазеркалье - отторгающей и враждебной изнанке реальности. Как бы развитый ни заверял себя в "естественности" происходящего вокруг, из-за улучшенного восприятия Мерсера никуда не делась фальшь, неискренность людей - до такой степени, что ему уже чудилось, будто не вирус соблазняет окунуться в объятия тьмы - социум и есть всамделишная тьма, которой нужны не партнеры, но безвольные рабы. В пришоссейных городках, где развитый останавливался, это ощущение было особенно сильно. Оно давило, словно льдины, окружившие корабль в снежном плену, но Алекс даже не подумал о сокращении диапазона чувствительности. Сделать это - для Мерсера значило вновь начать обманывать себя, как не замечали пороки общества люди, которые каждый вечер засыпали в теплых кроватях, блаженно несведущие, более или менее довольные жизнью. Неуязвимый и непоколебимый странник же, прибывший издалека и отвыкший от масок, легко распознавал, что все они подчинены смерти. Люди легко ломались... Слишком зависимые люди. Слишком легко признающие поражение люди. Очень немногие из них могли позволить себе такую же уверенность в завтрашнем дне, какой был наделен теперь Мерсер. И это толкало людей на поступки отнюдь нелицеприятные...       Упрямо Алекс шагал через пустыню, временами подкрепляясь кактусами и песчаной живностью, в том числе ночными рэкетерами. Были среди последних и выходцы из Мексики, которые пользовались границей штата как воротами в прекрасное светлое будущее. Не один нелегальный иммигрант соблазнился одинокой фигурой, в ночи кажущейся легкой поживой. Алекс выбрал не лучшее место, решив доказать себе, что общество вокруг вовсе ему не враждебно; пусть уровень преступности в Аризоне был весьма незначителен - тем более в сравнении с африканским хаосом, - но для Мерсера сам факт ее наличия угнетал, само постоянное напоминание о том, что мир полон отребья и что оно в любую минуту может атаковать невинных и беспомощных. Даже в самой благополучной стране мира химеры не остались без корма... Да, рассуждать легко, постулируя, что все лестницы ведут в обоих направлениях, что зло оказало миру в целом не меньше пользы, чем добро. Но когда осознаешь, что банда байкеров могла приближаться с самыми недружелюбными намерениями не к тебе, сидящему за барной стойкой, а к студенту-попутчику без гроша в кармане, которому один курс до красного диплома остался, поневоле начнешь закипать. Мерсер-то специально выбрал заведение, пользующееся наименее доброй славой на этой дороге Нью-Мексико, но узнал он это из памяти его завсегдатая во время прошлой стычки, и простым смертным такая информация вряд ли доступна была.       Бёрджесс считал, что людьми нас делает возможность выбирать,(52) недовольно думал Алекс, почти с ленцой разрывая цепь, коей захлестнули его ноги, и принимая удар сверху в захват. Самый последний мудак, творящий кровавый беспредел, по мнению этого джентльмена будет лучше того, кто навязывает людям добро. Поклонники его творчества думают, что это невероятно глубокомысленный и парируемоустойчивый аргумент, а между тем - обычная сентенция. Умом Мерсер понимал, что второй шанс заслуживает каждый, что он не вправе отделять зерна от плевел и разграничивать людей на мудрецов и неучей, добрых и бесчестных, альтруистов и гордецов. Хотя бы потому он не должен был лишать других права выбора, что посчитал возможным предоставить второй шанс самому себе... Но, коли говорить откровенно, Алекс предпочел бы злое участие доброму лицемерию. Хотя бы ради того, чтобы приструнить персон вроде таких вот охуевших мразей, что окружили его в вихре грязной уличной драки. Не имеющие ничего общего с настоящим братством хайвеев, они абсолютно были уверены в превосходстве над одиноким путником, который отказался выворачивать карманы и дружелюбно посоветовал им отвалить. Самый что ни на есть жалкий вид корма... Бойцы Черного дозора, при всех их зверствах, без раздумий вступали в безнадежные схватки, никогда не отступали и не молили о пощаде. Эта же падаль была храбра только до тех пор, пока имела численное преимущество. Стоило им увидеть, что жертва, под ребро которой воткнули нож, и бровью не повела, что ударом кулака проходимец ломает ребра и заставляет подавиться собственной кровью - все, они готовы уже пойти на попятную и разбежаться по углам, как тараканы на кухне, застигнутые беспощадным лучом света.       Всему виной смерть, холодно подумал Мерсер, выводя из строя попытавшегося сбежать налетчика, запустив в него табуретом из-за стойки. Легко со своей жердочки кукарекать, какой ты непробиваемый и благородный, и какие нехорошие все остальные, когда смерть над тобой уже не властна, а критические для обычных людей вещи переведены в разряд мелких неприятностей. Но теперь Алекс осознал - дело именно в смерти. Он вспомнил, что Кубрик, экранизировавший роман Бёрджесса, в другом своем фильме не только описал бога через идеальную геометрическую фигуру и поднял вопросы места человека во Вселенной. Он показал еще одну интересную вещь - где пролегает грань между разумом и безмозглостью. Маэстро не придумал ничего показательнее, как оформить сюжет про стаю приматов, взявших дубины в лапы и готовых истребить другую в борьбе за водопой. Вот что делает интеллект: позволяет договориться с еще двумя сородичами о том, чтобы втроем отметелить того, кто тебе мешает. Нет в людях великого замысла, гуманизма и гармонии. Интеллектуальный показатель - это насколько хорошо мы можем обхитрить ближнего своего и убить врага своего. И если в этом потоке данных останется немного свободного места, оно, быть может, озаботится выдумкой смыслового наполнения. Разве бандиты, напавшие на Мерсера, не нашли бы иного способа наполнить свою жизнь смыслом, если телесное не имело у них превосходства над духовным? Разве стали они брать числом, если у них не было бы причин опасаться за свою жизнь?       Я бы на месте Кубрика поставил в качестве центральной темы не "Так говорил Заратустра", а "Танго смерти", успел подумать развитый, прежде чем ему в спину влетел мощный заряд дроби. Сущности, возникающие в первородном хаосе космоса - это бесконечные разрушения, бессмысленные и порочные циклы вымирания.       Лысину бармена, который поначалу бесстрастно взирал на избиваемого Алекса, покрывала испарина, а в руках его дымился 870-й Ремингтон. Наверняка под веянием классики держал под прилавком, а теперь, когда Мерсер убрал с линии огня байкера, еще остававшегося на ногах, произвел выстрел. Должно быть, ненормальным хозяину показалось, что не самый сильный на вид парень раскатывает группу здоровенных мужиков. Помочь он желал давним клиентам или за свою жизнь переживал - своим внезапным порывом бармен обрек всю кампанию. Обращаться к копам они не стали бы... Все равно никто не поверил бы людям с не самой чистой репутацией, если они вздумали рассказать о жертве, обрабатывать которую - все равно что железобетонную плиту лупить. Но теперь...       Зевс плотоядно ощерился. В неразберихе он не успел притвориться мертвым, не заметив даже повреждения, и теперь бандиты были уже не досадной помехой, а свидетелями. Кормом. Кросс за свою карьеру вычислял Бегущих и по куда меньшим деталям, чем сказки из придорожного бара о мертвяке, шкуру которого дробовик лишь слегка поцарапал - и одежда которого, испуская пар, сразу же затянула раны. Хоть Специалист давно уже почил, в Дозоре наверняка хватало опытных и внимательных следователей. Отпускать этих людей живыми теперь было не в интересах Мерсера. Так что... Хоть на время, но он намеревался сделать это шоссе чуточку безопасней.       - Всю мою сраную жизнь мне говорили: бойся равнодушных, будь среди сопереживающих тебе, в обществе, в стае. Не бойся убийц и предателей, о них позаботятся органы, имеющие монополию на насилие, те же копы, а ты будь послушным мальчиком и бойся равнодушных, с попустительства которых убийцы убивают, а предатели предают...       Мерсер все повышал голос, медленно надвигаясь на бармена. Тот может и не признал в развитом таинственное чудовище, что светилось во время Манхэттенского карантина на передовицах газет, но смена облика с проезжего на обновленного, "матерого" Зевса произвела достаточное впечатление, чтобы у стрелка поджилки задрожали. Алекса натрясывало не меньше - только уже от гнева.       - Ты! Ты если не покрывал темные делишки этих дегенератов, то допускал! Почему ты допустил это? Сколько человек стали жертвой твоего равнодушия? И вот таких людей я должен опасаться? Да ты просто гребаная тля! - выплюнул в него эти слова Мерсер. - Равнодушных сторонятся такие же равнодушные подлецы, трепачи и бездельники, которые считают, что весь мир должен быть у их ног! А раз он это сделать не изволит - значит он, по-ихнему, жесток, равнодушен, и его стоит опасаться?! Да я, мать твою, всегда только собственными силами всего добивался! И бояться умудрялся лишь считанного числа вещей, действительно стоящих вещей, ясно вам?! - рявкнул Мерсер, до хруста сжимая кулаки. - Бояться таких как ты - всё равно, что трепетать перед бесконечностью похуизма космосов, которые раскинулись над нашими головами!!!       - Блядь! Блядь-ебаная-разблядь..! - наконец скинул цепенение страха бармен. Он выстрелил еще пару раз, но затем, похоже, решил, что столкнулся с куда более опасным врагом, чем от которого могла защитить помпа, и ломанулся к черному ходу. Успел даже открыть дверь, выскочить на улицу... но хлыст уже мертвой хваткой вцепился в жирный загривок, до костей впиваясь в плоть, и уволок жертву назад, в помещение.       Мерсеру достало трезвости ума, чтобы привычно имитировать следы других преступлений, здесь - поножовщины. Химер он подкормил, съев в придачу к бармену двоих из числа "воинов дорог", остальных добил оружием друг друга. Одного застрелил из ружья хозяина, кое-где сгенерировал отпечатки пальцев и биологические следы поглощенных, чьи байки Алекс намеревался изъять. Пусть федералы ищут теперь уже несуществующих свидетелей, якобы укативших в закат... Тяжеленный Electra Glide и какую-то китайщину Мерсер легко загрузил в кузов пикапа бармена. Когда же люди обнаружат, что в заведении случилось побоище, и вызовут копов, ветер и песок сделают свое дело, припорошив следы машин и сокрыв, что две из них словно по воздуху улетели...       Алекс гнал машину к границе с Техасом, до скрежета алюминия вцепившись в руль, и клокотал внутри себя от негодования. Один человек! Говенность всего одного человека стоила жизни остальным, на которых развитый даже кормиться не собирался. Так, размять кости и вывести из строя пару беспредельщиков, необратимо покалечить, быть может. Мерсер знал, что ему не достанет добродетели и мудрости, чтобы судить других - и что любой человек, пытающийся привнести в систему какой-то порядок, автоматически становится деспотом, спустя время кого-то другого вынуждает нарушить закон уже не ради зла, но ради добра… Значит, законы сами по себе не могут быть базисом нравственного общества. Если ничто не являлось истиной в последней инстанции, что-то должно было оперировать на более низком уровне, ещё до законов...       ...либо необходимо было дозволить все, вовсе отбросив любое из ограничений. Лишь так сделать, чтобы многие не расплачивались за ошибки считанного числа угодников судьбы. Чтобы любая трагедия, и малая и великая, была временной. Поправимой.       - Осенью моей трагедии не произошло, если бы смерть спала, - вслушиваясь в натужный рокот двигателя, словно в лихорадке пробормотал Алекс, бессмысленно устремив взгляд куда-то на линию горизонта.       Инстинкты, неосознанные позывы составляют намного большую часть жизни у неразумных животных, и они не жалеют о том, что вскоре перестанут существовать. Но люди... Снова и снова развязываются войны, на которых прореживаются целые поколения, снова и снова имена солдат забываются, оставляя лишь скупые цифры статистики. Гениальный ученый вычерпывает жалкие капли из бездонного колодца знаний, чтобы в случае успеха в его честь названа была единица измерения - и это все, что останется от него в веках. Поиск смысла жизни исходил из неприятия смерти - людям хотелось заполнить пониманием этот отрезок, почувствовать себя настоящими за столь ничтожный для Вселенной миг. Не могло быть счастливо человечество, покуда любая надежда являлась лишь отсрочкой. Убрать смерть из уравнения - значило сделать все абсолютно поправимым.       - Только бессмертие и цикличность могут компенсировать всю несправедливость мира и потерю близких, - бормотал Мерсер себе под нос, ведя пикап к обрыву над рекой Рио Гранде, будто лунатик, совершающий привычные действия во сне. - Все религии основаны на обещании бессмертия. Если не будет необходимости верить в него, если все будут становиться всеми, не исчезая навсегда...       Выбравшись из реки и отряхнувшись, а также погоревав о кощунственном затоплении Electra Glide, Алекс лег на прежний курс, только теперь на шоссе 20. Вода, внезапно нахлынувшая отовсюду, и прогулка по дну отлично прочистили его голову. Теперь, когда улики были на какое-то время сокрыты, развитый был в состоянии оценить, что близок к правде: он не был избран, но оказался достаточно умен, чтобы раздобыть уникальный инструмент. Орудие, способное помочь в битве с древним чудовищем.       Убей Медузу, младшую из сестер-горгон. Лишь она одна смертна, взвешивая каждый ментальный посыл, делал себе пометки Алекс. Далеко Прыгающая, имя которой Страх, и Могучая, имя которой Страдание, извечно будут сопровождать нас и жалить. Старшая сделает готовыми, средняя закалит дух, и лишь для младшей ты недосягаем. Как Персей укрылся от ее взора зеркальным щитом, так вирус тебе дает подобраться к ней поближе. Сними бремя властвования той, которую именуют Повелительницей, по воле коей люди перестают являть собой живую материю.       Измени это для всех людей. Нет ничего на твоем пути, что ты не был бы в силах истребить.       Уничтожь Смерть.       Алекс совсем скоро обнаружил свидетельство, что намеченный им курс верен – как только шоссе 20 направило его стопы к тихим улочкам населенного пункта Стюарт. Даже... слишком тихим. Мерсер выяснил, что стереотипы о жителях Техаса, разряжающих обойму на любой звук, здесь не работали. По лицам жителей и без сверхчувствительности было ясно видно, что они мечтают оказаться как можно дальше от этого места, но чего-то опасаются и молчат. Продавцы, которых в магазинах таких вот сонных городков хлебом не корми - дай перекинуться с приезжим хоть парой слов, на расспросы что-то неразборчиво мямлили. Полицейский участок оказался заброшен и изрисован граффити... Странные дела творились в Стюарте, но как только Алекс заприметил молодчика со Смитом-Вессоном 19 за пазухой, в развязной манере что-то растолковывающего девчонке с собакой, все встало на свои места. Права на открытое ношение оружия у этого человека не могло быть, как и у других - в городе Мерсер запеленговал вирионами и психовизором три десятка человек, походивших на вольных стрелков, которые явно использовали оружие для запугивания. В основным мексы, плюс тройка ниггеров и примкнувшая к ним белая шваль... "Пришлый" довольно быстро нарвался на один из мультинациональных патрулей. В ближайшей подворотне, пользуясь такими весомыми аргументами, как бейсбольная бита, налетчики стали убеждать Алекса, что происходящее в Стюарте за пределы города не выходит, и в его же интересах, чтобы этот уклад остался неизменным. Мерсер, не говоря дурного слова, размазал их по стене и позволил intestinum соскрести куски поцелее, заставляя новые разумы сдать информацию о сообщниках.       Преступников оказалось около сотни. Алекс как-то упустил из виду, что осенью по южным штатам прокатился всплеск преступности - копы и ФБР до сих пор расхлебывали последствия Первой вспышки, внедряя информаторов на замену раскрытым и отслеживая новые маршруты. Когда со всех США стянули к городу-миллионнику армию и службы внутренней безопасности, конкретно эти образчики криминального мира осмелели настолько, что не шедших на сотрудничество полицейских убили, а жителей заперли в Стюарте и вертели ими как хотели. Используя как прикрытие службу грузоперевозок, сами снабжали город товарами и, конечно, развернули основной род своей деятельности: везли отборную дурь из Мексики, пользуясь Стюартом в качестве перевалочного пункта. Долго такой режим, конечно, не просуществовал бы - еще немного, и руководство штата смекнуло, что раз город функционирует в каком-то странном режиме, то пора высылать проверяющих, а там и до карательного отряда федералов было недалеко. Но картель уже снялся бы к этому времени с места, вновь уйдя в свободное плавание.       Уж сколько раз твердили миру: судить надо общество, а не человека, кисло подумал Мерсер, намереваясь заглянуть на склады, куда к ночи убиралась большая часть банды, оставляя в городе "дружинников". Помогла разве жителям Стюарта эта хваленая англосакская Доктрина Крепости? Ну конечно, зачем малообразованным слоям населения дополнительные стимулы и пакеты услуг, а социальным организациям - ужесточение контроля над средой, способной взрастить криминальные элементы. Куда проще разрешить людям палить по поводу и без, это только спрос на рынке оружия подстегнет... Еще находясь в Африке, Мерсер отлично понимал, что истребление ублюдков не сделает его лекарем общества, подчищающим гниль. Покуда социум порождает зло, до тех пор, пока злодеяния имеют смысл, на место каждого убитого наркоторговца встанут десять. Неистребима эта гидра...       ...в отличие от уникальных творений Грин, вспомнил Алекс, возвращаясь мыслями к собратьям, оставленным под Манхэттеном. Он правильный выбор сделал тогда, предпочтя монстров людям, в высшей степени правильно. Мерсер сидел в офисном кресле посреди феерической бойни, с ног до головы измазанный в чужой крови, и рассеянно перебирал в когтях пакет с "белой лошадью". Хотелось чиркнуть письмо Дане, поделиться с нею мыслями. Может она, призвав весь свой журналистский талант, красиво оформила бы то, что творилось у брата на душе? Заинтересовала этим людей...       Смерть была не нужна.       - С позволения Энга Ли было сказано: нет развития самостоятельности без наставника... помощника... нет действия без реакции, в том числе противодействия, нет страсти без сдержанности,(53) - аккуратно вскрывая когтем пакет, излагал свою позицию Алекс. - Выходит, жизнь без своей противоположности, смерти, невозможна в принципе? Нет... Типичная ошибка в рассуждениях людей, рационализирующих смерть - софизм, образованный от «нет смерти без жизни». На самом деле нет рождения без смерти...       Если не будет смерти, не обретут форму и преступления - точнее, будут иметь смысл, лишь если другие разумные существа этого захотят. Борец, убийца всегда внутри нас. Как бы не склоняли на все лады установку, что человек выбирает, воспитай его так, что убийство будет казаться для него нормой, пробуди эту адаптивную черту - и он будет убивать. Кто-то к насилию более расположен по умолчанию, вплоть до того, что сознание можно назвать извращенным, отвратно сконструированным, место которому в дурдоме. Но если сознания будут не рождаться падкими до внешних факторов, но конструироваться по собственной же прихоти...       Мерсер набрал полную пригоршню кокаина и опустил в него лицо, вдохнув полной грудью. В стандартном режиме этот психостимулятор на развитого тоже не оказал действия - запершило в горле, виски сдавил легкий спазм мигрени, и все. Мозг, его режим работы был превосходно защищен от любых раздражителей, как у пчел за отсутствием эндоканнабиноидной системы не было проблем со сбором воска марихуаны и переработки его в прополис. Но стоило Алексу вкусить "белой лошади", как ее действие было оформлено в конкретный ментальный триггер, который можно было бы включить даже в том случае, если никаких веществ под рукой Мерсера не было... Если при возникновении сознания оно будет не девственно чистым полотном, лишь тронутым слабой акварелью начальных данных, если будет база, позволяющая самостоятельно формировать оболочку, как ядро-Зевс даже в состоянии ИС мог бесстрастно регулировать параметры, то... люди с самого начала будут знать, чего они хотят от этого мира и что он им может предложить. Не будет зависимостей ни от чего, если ты сам не захочешь. Абсолютное подчинение тела разуму. Абсолютное превосходство духовного над телесным... до тех пор, пока рядом есть другие как ты. Отличная установка на противодействие самоистреблению, между прочим.       Далее Алекс, как обычно, сожрал все тела и их куски, где срезы на костях могли дать криминалистам наводку на его действия. Не тронул лишь тех бандитов, что были застрелены из оружия, выхваченного у них же. Приятным сюрпризом стали уже отмытые два миллиона долларов, обнаруженных в тайнике смотровой ямы. Запоздало воздав хвалу лидеру банды за столь полезную информацию, Алекс доверху набил рюкзак банкнотами - денег у него оставалось разве что на карманные расходы. Оставалось лишь облить все бензином и устроить картелю роскошный погребальный костер. За "дружинниками" Алекс гоняться не собирался - они уже наверняка бежали из города, напуганные отчаянной перестрелкой и криками умирающих в ночи. Так и родились байки о Кредиторе, с которым шутить не стоит, ибо его чувство юмора разительно отличается от человеческого. И если ты его попытаешься кинуть, он никогда не простит такого милого розыгрыша, вместе со своими псами воздаст сполна...       Склады полыхали всю ночь, но местная пожарная бригада даже не думала к ним приближаться. Лишь поутру те люди, которых мексы заставляли работать на себя, вернулись с известием, что от логова наркоторговцев осталось лишь пепелище. К обеду горожане расхрабрились настолько, что устроили импровизированный праздник. Они выходили на улицы, обнимались, включали на полную музыку, звали соседей на барбекю, иным способом выражали свою радость, но Мерсер не испытывал никакого желания хоть как-то поучаствовать в общем подъеме энтузиазма. Он прекрасно видел, что каждый из этих людей был рад за свою шкуру... максимум за сохранность своей семьи. Поспешили забыть то плохое, что с ними произошло, и вернуться в зону комфорта.       Держу пари, это их ничему не научило, вздохнул про себя Алекс, сидя на скамейке в парке и искоса поглядывая на довольных по уши горожан. Копы вернутся в Стюарт, понаедет куча федералов, которые будут разбираться, кто виноват и кого за это вздрючить необходимо, потом они уйдут восвояси... Стюарт вновь станет тихим городом с размеренным течением жизни, и если на него позарилась еще одна столь же хорошо организованная и наглая банда, все повторилось бы. Как африканцы не желали ничего изменить для себя, так и западное общество после ухода Мерсера наступит на те же грабли, просто это займет у них много больше времени. В самом деле, если бы эти люди пришли к заключению, что бороться с несправедливостью этого мира, дать отпор злу слабый человек в одиночку не может, и сплотились бы, разве они не могли хотя бы проявить участие к пожилой леди, что впервые сумела без опаски перед издевками мексов выйти на улицу и подышать свежим воздухом? Хотя бы помочь ей подняться по лестнице, что довольно затруднительно с одной ногой и в преклонном возрасте? На тот момент апатия, нежелание участвовать в жизни американского народа не слишком обеспокоила Мерсера, но удовлетворение он чувствовал не от того, что помог людям, а потому что их проблемы дали ему хорошенько насытиться. Покачав головой, Алекс сел в предварительно уведенную у картеля машину и направился дальше.       Люди слишком зависимы от эмоций, в силу них совершают одни и те же ошибки, закупая краткосрочный позитив по цене длительного негатива, думал развитый, слушая ночного ведущего радионовостей, что сообщил об очередном витке напряженности на Ближнем востоке. Как неверный муж не может утерпеть и не разрядиться в отсутствие жены, человечество неизменно переживает трагедии, которых можно было бы избежать, просто обуздав чувственное начало и прислушавшись к голосу разума. Горожане Стюарта были так рады, что кризис разрешился с хорошим для них исходом, что не желали помыслить, как самостоятельно можно было их избежать.       - А между тем, если бы они узнали, что их освободило ходячее биооружие, в ужас пришли, а может и вовсе своего "благодетеля" попытались вздернуть. Неважно, сколько пользы ты приносишь, если не нравишься чувствительным и эмоциональным обезьяньим мозгам, то жди от них неприятностей, - проворчал Мерсер, кидая взгляд в окно. - За примером далеко ходить не нужно, Карен опять же...       Под утро Алекс бросил машину, когда топливо в баке подошло к концу, и теперь стоял на поле в пригороде Далласа. Стебли модифицированной пшеницы колосились, наливались к середине лета оттенками золотого и оранжево-розового. Солнце, показавшись из-за горизонта, раскрасило пшеничную гладь в алый, рисуя такую картину, что, будь Мерсер живописцем, непременно захотел бы ее запечатлеть на холсте. Растительность не являлась частью экосистемы, и "слышать" ее развитый был не в состоянии. Тем не менее, Алексу казалось, что на мимолетное мгновение он различил в шелесте колосьев на ветру голос измененного генома, этот гимн торжества инженерии и человеческой изобретательности.       Вот она - подлинная красота, размышлял Мерсер, обозревая фермерские угодья. Красота, необходимая, чтобы глаза не привыкали к уродству окружающего тебя мира, а разум не смирялся с его пороками. Такие поэтически-сентиментальные мысли были довольно нетипичны для Мерсера, и он поспешил проверить, не сбились ли какие-то настройки в мозгохимерах, как во время дум о горгоне. Но нет... мысли были вызваны собственной горечью Алекса. Какое там биооружие, человечество умудрялось не доверять безобидным ГМО-продуктам, виновным лишь в том, чем природа испокон веков занимается! Люди негодовали и бойкотировали прогресс, даже когда его проявление было красиво и эстетически привлекательно, как это поле устойчивых к засухе злаков, снабженных частицей генома членистоногого... И это при том, что связь между деятельностью человека и теми же глобальными изменениями климата не была однозначно подтверждена. Земля не раз меняла свой режим работы, еще когда никаких сжигателей углеводородов в принципе не было. Планете все побоку. Ну вымрут тысячи видов, холоднее станет лето... Жизнь не прекратится, миллиарды лет отбора максимально стабильную систему выработали. Как малярия отступает в москитов, в свой естественный ареал, так и жизнь в неблагоприятных условиях отступит в более живучие, универсальные формы, чтобы переждать, а затем терпеливо вновь начать карабкаться по эволюционной лестнице. Люди говорят, что хотят спасти планету... а по факту переживают за один лишь комфорт собственных коротких жизней. Сплошная показуха и выбивание финансовых средств. Почему среди них так мало людей с умеренной позицией, тех, кто спокойно работает, проектирует, постигает новые возможности? Они либо боятся нового, непривычного, и ратуют чуть ли не за возврат в каменные века, либо бездумно пользуются плодами прогресса, не волнуясь о последствиях.       А существовало ли хоть одно место, где истина лежала на середине? Такое, где наблюдатель был бы способен взглянуть на любую ситуацию под другим углом? Мерсер думал, что знал это место. Он сам являлся его порождением, насыщенный олицетворением гибридной зоны - нельзя было сказать однозначно, живой или неживой материей являлись вирусы, способные множиться и проявлять иные свои свойства лишь в органоидах. Манхэттен... Как пшеничное поле занималось зарей, так и стройные ряды небоскребов окутывались светом пожаров. Наступление хаоса на зоны порядка и комендантского часа. Противоположности менялись ролями, по итогу так и не в состоянии пересилить друг друга. Мерсер лично подправлял эту картину, когда текущий переход хаоса в порядок переставал его устраивать. Ибо как говорил его мифологический тезка по версии одного смертного, что такое равновесие, если не постоянное исправление неравновесия?(54)       Люди весьма адаптивны - Зевс же был суперадаптивен. Если не будет иного выхода, он переживет и свое одиночество... Так имел ли Алекс право пренебречь этим шансом на лучшее будущее? Имел ли право превратиться в отшельника, забыть о новом себе, добровольно отказаться от подлинного бессмертия и лишить его всех своих современников? Что будет большим преступлением, большей глупостью - оставить солнце слепить людей или закрыть его тучами, низвергнув опустошительную бурю с громом и молниями на этот мир, которая смоет всю грязь, всю мерзость?       Чем дальше шел Алекс, тем меньше ему хотелось искать ответ на этот вопрос. Постепенно к нему приходило понимание, что если он захочет выстроить мир по новому образцу мирным путем, неумолимого и последовательного шествия во все сферы жизни людей не выйдет - Мерсер будет вынужден тратить время и силы на защиту того, что он уже добился, от глупого проявления эмоций, невежества, людского честолюбия и упрямства, оголяя новые фронты и сдавая их один за другим, увеличивая число жертв. Чем большее расстояние покрывал Мерсер, тем медленнее становился его шаг. Казалось, еще несколько городов, и Алекс совсем остановится, как бедолага Гамп, и выдаст: Я очень устал. Пожалуй, пойду домой. Все меньше смысла развитый видел в растягивании своего путешествия. Он уже не брезговал словить попутку, приняв максимально безобидный облик - и его подвозили, не подозревая, что на сиденье по соседству расположилась тварь, раздумывающая над обращением привычного им мира в ничто.       В Далласе Мерсера вновь посетили мысли о смерти. Привлеченный чужими несчастьями, хорошо различимыми по сиренам полиции и скорой, он пришел в район частной застройки. Там Алекс выяснил, что местный житель совершил самоубийство, забрав с собой жену и сына, которые вряд ли его об этом просили. Заодно пронаблюдал, как маленькие эгоистичные желания в который раз верх берут над долгом перед обществом... Тем не менее, отказавшись от проверки из-за нежелания затягивать дежурство, копы все равно дали ему наводку на один из соседних домов. Тепловые сигнатуры в общем фоне отсутствовали, и развитый без опаски влез в чужую собственность, предварительно отключив сигналку и еще снаружи уловив обостренным чутьем запах смерти.       - Эй, дружище, не помешаю? - тихо произнес он, усаживаясь в кресло напротив трупа. - Вижу, о тебе все забыли? Как и обо мне...       Алекс спокойно вдыхал миазмы разложения, рассматривая фотографии покойного и его родственников, коих было немало. Думал о том, что было бы, если он потерял Дану. Верно, им овладела бы бессильная ярость, как на стройке... и в отчаянии Мерсер был на что угодно готов, лишь бы вернуть духовно близкий разум, как Орфей. Что почувствует вся эта многочисленная родня с фотографий, не додумавшаяся если не нанять сиделку, то регулярно быть на связи и интересоваться, как поживает дорогой дед? Обрадуются, что наконец-то будет свободна жилплощадь, или в скорби опустят головы?       - Знаешь, Кафка писал... Мол, кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет. А я так с точностью наоборот бы заявил, - неспешно делился Алекс своими мыслями с соседом, подъедая начисто засохший за шесть недель круассан. Старик не протестовал - он оказался отличным слушателем, не перебил и не возразил ни разу. - Счастье исключает не только смерть, но и старость... Ну, я уж точно предпочел бы до самого конца наиболее трезвое восприятие мира иметь, быть на пике эффективности.       Смерть не нужна, напомнил себе Мерсер. Она превратила добрейшего пожилого человека с фото в искаженный до неузнаваемости шмат подгнивающего мяса. Как вездесущие мухи, все равно находящие путь в запертое жилище мертвеца, смерть выедает людям глаза, просачивается в нутро и обращает в тухлятину; неважно, твой это лучший друг, жена, дети, родители, коллеги по работе - вот они уже лежат в гробу, являющие собой бурдюки с дифференцирующимися жидкостями, и все делают вид, что так и надо, что умершие уже на полпути к лучшему из миров. То место, в котором Алекс побывал, точно под это определение не попадало. Он сделал бы все, чтобы держаться от него подальше. Пока одни радуются смерти врагов и скорбят по друзьям, в силах Мерсера было удержать от такой судьбы хотя бы тех, кто ему дорог.       Алекс все еще хотел в это верить. Правда хотел. Он свернул на север и поехал в Канзас-сити, где затесался в толпу зевак при пожаре. Мерсеру даже в голову не пришло раскрываться и лично идти проверять, остался ли еще кто в жилом здании. В конце концов, это была ситуация не из разряда еженедельной супергероики, коей он мельком увлекся, будучи подростком, чтобы пожарные и копы были совсем уж полными бездарями. Люди, конечно, гибнут там, где не должны были при других обстоятельствах... но они сами со всем справляются. С жертвами, с горькими уроками, но вырабатывают сценарии для всех препятствий, которые может поставить на их пути жизнь. Сверхлюди на подхвате им были не нужны. Вопрос в другом: что, если правы окажутся те мозговитые коммунисты? При самом удачном раскладе, если человек и впрямь начнет претендовать на звание властелина Галактики, не будучи при этом рациональным и последовательным, не возвысившись над всей этой варварской грызней... Велик будет не человек, существо разумное, а некая усредненная масса, совокупность. Если мечты ученых осуществятся без помощи Мерсера, через сотни лет меньшая часть человечества будет иметь настоящую силу, власть над многими миллиардами людей - точно так же, как владеет ими сейчас. И если по-прежнему будут сильные и слабые, то большим числом люди представят собой сборище неуверенных в себе посредственностей, которые без руководства сильнейших будут с трудом выполнять все, за что ни возьмутся. Такой подход в условиях будущего виделся Алексу несостоятельным. Как долго они будут в состоянии справляться с казусами, пользуясь опытом предшественников? Когда в том же военном деле на смену узкой специализации придет универсальность, а запуск тактических боеголовок будет обычным делом... конечно, им далеко будет до развитого, который единолично с пехотой справляется, в тактике смыслит, и танку и вертолету конец, и на дуде игрец, разве что на воде аки посуху воевать не может… но цена провала в таких реалиях станет слишком уж неподъемной... для смертных.       Еще спустя десяток дней Алекс сидел на автовокзале Миннеаполиса и колебался: свернуть ему на восток и в обход озера Мичиган вернуться в родной штат, или пойти на северо-запад, загнуть крюк через просторы Канады, к которым уже подбиралась осень. Сделать привал его заставили местные газеты, пестревшие заголовками о уже третьей истерзанной жертве, обнаруженной в Логан-парке. Все молодые девушки - маньяк, уродовавший красоту юности ножом, явно желал, чтобы их нашли. Алекс позаимствовал у экспертов-криминалистов генетические следы убийцы, а затем начал распылять в общественных местах вирионы, идентичные экосистеме Грин - и дело, считай, через пару дней раскрыто было. Оставалось лишь отследить психовизором сигнал и проникнуть ночью в дом. По счастью, обитал в нем уже состоявшийся сорокалетний мужчина в разводе, а не какой-то подросток с мозгами набекрень, которого еще из-под взора родителей пришлось бы выцеплять. Мерсер вломился в его спальню, используя облик полицейского, и хоть она была еще осенней, нью-йоркской (тратить время на тщательное "выдумывание" летней или выискивать особо коррумпированного копа Алекс не стал), властный вид, голос и муляж пистолета из биомассы сделали свое дело. Убийца не стал сопротивляться - вместо этого он умолял не причинять ему боль, говорил, что ему нужно психиатрическое лечение. Может, так было в действительности, однако развитый не собирался поглощать его, чтобы выяснить правду. Не хотелось Мерсеру знать еще одну жалостливую историю, почему люди встают на путь аморальщины. А может, история эта была отнюдь не рассчитанной на вымучивание слезы. Может, когда другие люди, понимая неизбежность смерти, стремятся оставить о себе славную память, этот сумасшедший ублюдок захотел прославиться иным способом? Биомассой повязав убийцу, который от таких способностей служителя закона впал в натуральный ступор, и заткнув ему рот кляпом, Алекс обыскал дом. Новой жертвы он не нашел, зато на чердаке обнаружился архив с фотографиями девушек на разных стадиях "обработки". Мерсер выкинул пару коробок из этой коллекции на порядком заросший газон перед домом, чтобы у копов имелись доказательства. Затем он вернулся в спальню, распял маньяка на кровати щупальцами и вплотную им занялся.       Тогда в Мерсере что-то переклинило. Он не испытывал потребности понять, каково это - чувствовать трепещущую жизнь в своих руках, наслаждаться ее агонией... Но злобу по отношению к этому человеку он чувствовал, несомненно сильную ощущал. Вспомнив о химерических технологиях, "экспериментировании" вируса над детьми Хоупа, Мерсер решил, что получил отличный повод, дабы проверить на текущем этапе совместимость материй "Света" с тканями, обладающей чистой ДНК. Всю ночь он срезал с мужчины кожу по кусочкам, даже не думая искать пути повышения его болевого порога. Перебирал пучки мышц, снабжая их волокнами своего производства. Вводил специально синтезированные гормоны – облегченные версии своих собственных. Плавил. Прививал. Менял режим проводимости нервов. Удовлетворения от работы не чувствовал; ярость никуда не девалась. Люди готовы поверить, что за ними наблюдает невидимый старик, словно мальчишка за личинками culex pipiens в затянутой рясой канаве, но все равно творят херню, не думая, что пацану эта возня надоест и он всех прибьет, залив воду масляной пленкой! Они готовы поверить в плоскую землю с фиксированным краем и стеной-Антарктидой, но не способны допустить мысль о том, что Вселенная может быть бесконечна... Из-за близости смерти люди творят дела хорошие и дела плохие, но если исход один - ты умрешь, растворившись в небытие, то какая разница? Вселенная не злая и не добрая, она не поощряет и не наказывает свои творения, как считают буддисты. У нее нет морали. Загробной жизни нет, человек ничего не будет помнить. Мука - это не наказание. В наказании вообще нет смысла, как нет смысла и в преступлениях.       Мерсер угрюмо обозревал кусок мяса, жизнь в котором едва теплилась. Кое-какие данные говорили, что наиболее предпочтительным будет введение здоровому человеку обособленных тканей и снабжение их "вирусными" составами извне, а не запитка от самого организма. Создатели суперсолдат душу были бы готовы продать за собранную Алексом информацию, но, хоть результаты его трудов обнадеживали, рад долгожданным концептам Мерсер не был. Вернее, был, но в том ироническом смысле, какой неизменно виделся развитому в словах мыслителя, заключенного в мертвую на 97% оболочку: я с оптимизмом смотрю в будущее.(55) Четкого представления будущего Алекс не имел - вернее, полагал теперь, что ранние думы о нем были уже не так приоритетны. Он знал лишь, что ему до смерти надоело убеждать себя в постулатах "это естественно" и "так устроен мир", в необходимости покорного смирения с тем, что люди извечно будут каннибалами, глодающими собратьев. Многие людоеды научились пользоваться ножом закона и вилкой махинаций, надевают перед званым ужином фрак лицемерия - вот и вся разница между цивилизованным строем и пещерным. Ни деньги, ни политический вес, которыми Алекс мог овладеть теперь в избытке, при создании лучшего, Нового мира не помогут. Ну... еще можно было однозначно сказать про будущее, что сам вирус выживет. У людей ведь как? Поменяешь у них что-то в коде, и все, уже начинается конфликт оболочек. Ты сдохнешь, но кому-то следующему за тобой повезет больше. А вирусу хоть бы хны - от его перестановок страдают лишь те, в ком он гнездится. Все равно, что поменять глиняные таблички с иероглифами, обозначающими "казнить нельзя, помиловать". Табличке-то до одного места, что на ней написано, а вот крестьяне из-за неверно переданного приказа мандарина умрут.       А что, если табличка сама переставлять иероглифы вздумает, просто чтобы посмотреть, как отреагируют на ее приказы люди?       Без двух месяцев год Алекс бродил по свету, пытаясь ответить на этот и схожие вопросы. Плел новую сеть Паутины интриг, узнавал детали, соединял их между собой ниточками, но так и не сумел убедить себя, что концепты, факты и разъяснения составили логичную картину, а не какую-то невнятную мазню. Может потому, что не имел представления, как должна по итогу выглядеть эта завершенная, цельная и убедительная композиция. Мерсер не знал, при каких обстоятельствах в аризонском Ту-Блафф встретился Кросс с одной из Бегущих, и догадался ли кто-нибудь из горожан включить в этот момент фирменную тему Хорошего Блондинчика на всю улицу. Он понятия не имел, может ли вирус самостоятельно, без разумного носителя ограничивать свое распространение, чтобы чистые люди - основа для высших мутантов, - вконец не перевелись. Если он спрашивал себя, почему строительство тайных биологических лабораторий у ЧАЭС, данные о которых были получены в Железногорске, начиналось еще до взрыва реактора, Алекс вовсе предпочитал не отвечать. Потому что немедленно возникали следующие вопросы: не потому ли произошла величайшая техногенная катастрофа, что русские не захотели ее предотвращать? Создали они таким образом обособленную, запретную для простых смертных зону, радиационный фон которой служил подавлением вируса? Чье правительство было в большей степени чокнутым, родное американское или советское, в конце концов...(56) Так же Мерсер не мог ответить и на вопрос, что такого особенного вирус нашел в людях. Как так - образ мышления есть; хоть и непривычный, но язык есть, видение будущего есть, а свои цели донести до Алекса они не смогли нормально?       Чем больше он давил эту неуверенность в деле всей своей жизни, тем большая досада зрела на душе Алекса. Утомленный работой, по итогу Мерсер воткнул в висок убийцы кухонный нож и им же расчленил тело в ванной, знатно искорежив лезвие. Поджег дом, сбежал под покровом ночи... и решил-таки прошвырнуться до северных территорий. Границу миновать было несложно ввиду малого числа сотрудников безопасности - Канада напоминала Россию своей плотностью населения и обширными территориями, не говоря о том, что страны эти находились в одних и тех же поясах. Провинция Саскачеван встретила Алекса зеленью с проблесками осенней желтизны, запахом хвои и пустынными дорогами, на которых ресурсы можно было восполнить лишь на редких заправках в глуши, а с кормом и вовсе перебои начались.       Богом быть не трудно. Все сверхъестественное, что ты сделаешь, например сжав десяток кило материи в жалкие пять кубиков клеточного объема, лишь будет подтверждать этот твой статус, пожал плечами развитый, расплачиваясь за бутыль машинного масла и поролоновую губку, наблюдая, как на заправке мать поносит детей ни за что, взбешенная после ругани с мужем по телефону. Трудно лишь оставаться человеком... особенно когда знаешь, что в твоих силах вдолбить любой зарвавшейся стерве свое видение мира, и ничего тебе за это не будет. Ну зачем... ну почему люди так любят поступать мерзко или глупо на пустом месте, без видимой причины, когда их интересы и необходимость конкурировать вовсе не задеты? Даже великие люди, распоряжавшиеся судьбами народов, имели ряд заблуждений и глупостей. Гитлер - ярчайший пример... Преступник против человечества и великий оратор, фюрер фанатично верил в Аненербе, выделял средства на их экспедиции и читал тогдашние аналоги желтых газетенок, повествующих о тарелках пришельцев в Гималаях, как какая-то недалекая домохозяйка. Человек любит красивые истории, любит обманываться вообще. ...и даже умным запрещать делать глупости - не выход, думал Мерсер, жуя облитый маслом кусок губки, препарировав каналы восприятия так, словно это был сочный бургер под соусом барбекю. Единственный выход - разрешить всем делать все. Ведь развитый считает возможным обманывать себя самого по желанию, верно? А на вкус было ничего, не хуже, чем на загородной вечеринке какой-нибудь. Голод плоти такая воображаемая пища, дело понятное, не утоляла - как и плач трех мойр по чужим разумам, это чувство просачивалось сквозь все слои восприятия, будто оно шло со времен давних и страшных... но возможности контролировать любые другие параметры только подтверждала. Мерсер уже пил схожим образом бензин, только не заменял чувства, а напрямую отключал каналы, и в результате его рассудок перестал воспринимать жидкость как неприятную. Никаких рвотных позывов - так, обычное маслянистое послевкусие с нотками металла. Одними своими силами, не используя никакие инструменты, Мерсер был готов оценить теплотворную способность углеводородов, что были в топливе... тогда Алекс действительно считал себя по уровню саморегуляции кем-то вроде биомеханоида и размышлял о том, как кто-то другой мог использовать его способности, чтобы сделать мир лучше.       Мерсер ни за что не проявил бы такую слабость, не отказался от своей судьбы, свалив проблему на кого-то другого. Ты должен сам изменить в себе то, что хочешь увидеть в изменившемся мире, как говорил один индус - и Мерсер уже сделал это с собой. В видении развитого достоинств у нынешнего его состояния было на порядок больше, чем недостатков. Но все-таки... Ганди, этот великий гуманист... мог бы оставить свой эпиграф неизменным, будь он на месте Алекса? Что он сказал бы, увидев, как люди создают ядерное оружие и по уши этим довольны, поскольку это чуть ли не единственное средство оградить нации от взаимного уничтожения? Как в юридической среде формируется сверхдоходная и престижная профессия, смысл которой заключается в отводе глаз правосудия любым способом? Как в две башни, набитые ни в чем не повинными людьми, направляют самолеты только затем, чтобы продемонстрировать свое могущество и ввергнуть других в трепет? Мир превратился в совокупность не социальных, но исключительно коммерческих проектов; люди все множат и множат свои безделушки, от зубочисток и смартфонов до баллистических ракет, даже не задумываясь, будут ли они состоять в пользовании не спустя пару лет, а вообще. Не исключено, что человечество когда-нибудь подавится собственным хламом. Им-то, в отличие от Зевса, грубый металл не по нраву, мягкий кальций им подавай...       А может статься, здесь и нет никакого решения, что я себе вообразил, безмятежно подумал Мерсер, заметив, как женщина с близняшками отчалила, напоследок выбросив пакет с мусором прямо на обочину. Может, это являлось видом гордиева узла, который и Александру из древнего эпоса не по силам разрубить было. Может, человеческое общество, являющее собой капризного ребенка, назло мажущего лицо манной кашей и разбрасывающего вокруг себя мусор, после обретения бессмертия не повзрослеет, а наоборот, останется неразумным дитятей навечно. Конечно, владыки и народы сменяют и будут сменять друг друга так же естественно, как яблоко падает вниз под действием гравитации, и сила будет восполнять всякий недостаток силы - то есть слабость... Конечно, без агрессии не бывает конкуренции, без побуждения - эффективного развития, но если люди сами и пальцем не пошевелят, чтобы уменьшить беды от собственных недостатков, почему Мерсер должен этим озабочиваться? Лишь потому, что он сильнее и умнее многих других? Если бы люди действительно нуждались в лучшем мире на этой планете, разве не стали бы они, например, решительнее осуждать действия своих вождей, развязывающих один конфликт за другим?       Женщина надавала подзатыльников детям и выбросила в неположенном месте мусор – это, конечно, слишком уж пустяковый инцидент для перекалибровки морального компаса, один из тысяч, что Мерсер неоднократно поднимал в памяти за последующие годы. Но каждый такой эпизод еще немного приближал Алекса к точке кипения, разрушал его уверенность, что он собственными силами может найти выход, решение для любой задачи, если приложит достаточно старания и не потеряет способность рационально мыслить. Как скоро такой человек контрастов, как Алекс Мерсер, сорвал бы с себя оковы самоограничений и начал действовать решительнее? Теперь, стоило ему приблизиться к людям, как покой, навеянный природой - горами и хвойным лесом Канады, как полями Техаса, - оставлял развитого. Мысли его становились все более резкими, суждения - неумеренными. Алекс еще не собирался отказываться от своей новоявленной гениальности, считая ее даром, а не проклятьем... Но разве можно было представить, какой это было мукой - все время иметь потребность в думах, как способен измениться силой твоею мысли мир?       Свой новый день рождения Алекс встретил в мотеле, готовясь отойти ко сну. Ранее путешествовавший и днем и ночью, совсем недавно он выяснил методы "консервации" своего разума, аналогичные спячке, в которую вынудил погрузиться мутантов. Время на активную деятельность снижалось, но и расход людей для подкормки химер также уменьшался пропорционально. Это было выгоднее, так как развитый путешествовал уже вдали от основных трасс, лишь изредка забираясь в средних размеров города на поиски корма. Летом начисто забыв о 16м июля, ночью с 24е на 25е октября Мерсер устроил скромное празднование, позволил себе съесть кусок торта с единственной свечой и запить его бутылкой элитного бренди. Алекс хотел быть пьяным и ни о чем не думать. Так он и впал в цепенение, сидя перед включенным телевизором, с опустевшей головой, не занятой моделями, кои в будущем будут скрашивать его одиночество меж звезд. В том мотеле Мерсер "проспал" больше трех недель, благополучно упустив празднование Хэллоуина и траурные мероприятия в честь годовщины окончания пандемии - так и не увидев, что образ зомби среди костюмов оказался под негласным табу. Очнулся, когда по телевизору рассказывали о терках США с Китаем, с подачи Клинтон вылившиеся чуть ли не в экономическую войну. Диктор почти со злорадством напомнил, что рейтинг у первой и неповторимой леди-президента к окончанию года складывался чуть ли худший за всю историю выборов. Благополучно забыв об обещании провести реформу финансов, здравоохранения и уголовного правосудия, а также ввести более жесткий контроль за ношением оружия, Хиллари занялась тем же, что и большинство президентов - выбиванием средств у Конгресса на какие-то сомнительные затеи и обращением народных масс против внешних врагов. Высокопарные речи, исходящие с трибуны Клинтон, были призваны вернуть людей в зону комфорта и гарантировать им полную безопасность в полном тревог мире, где год назад у людей могли возникнуть мысли, что благословенные Богом Штаты не так сильно пекутся о довольстве своих граждан, как принято считать. И конечно, мадам президент не гнушалась пользоваться терминами вроде тех, что она оперировала на своей инаугурации - про общенациональное единение, патриотизм, честь, родину...       - Вы надоели мне чрезмерно, - кое-как заскрипел Алекс, позевывая в силу привычки и вставая на ноги. Всюду была ложь, неприкрытая, как губка в машинном масле без замещения визуального сигнала. Раньше с "патриотизмом" и вовсе только элита, дворяне были знакомы - как не любить страну, которая обеспечивает тебя всеми благами по праву рождения и наследования? Простой люд был либо несвободен, либо слишком занят для таких мыслей. Нет, серьезно, почему Мерсер обязан был любить свою страну? Не ее природу, не обосновавшийся на ее территории социум и его проявления, а именно ее государственность? И это притом, что Мерсера со штатами связывало только то, в чем американцы преуспели больше всех - экономические отношения; он платил дань в налоговом эквиваленте и взамен получал товары и услуги! Почему его ограничивали в выборе страны, которую он должен был любить - считай, у кого покупать товары? Разве демократия, истинное благо - это не равенство и свобода в любом из выборов, в том числе поставщика услуг?       - Люди, ну вашу ж мать, - бормотал Мерсер, переключая каналы и попутно сглаживая взъерошенный вид очередной своей маски. - Люди, вы открыли квантовые теории, практически до самых винтиков разобрали природу, создали великие произведения искусства и архитектуры, изобрели машины, которые позволяют управлять частицами, что можно только помыслить, но не увидеть... И вы позволяете этим ублюдкам управлять собой? Позволяете править тем, для которых люди - лишь топливо пиар-компании и средство набивания рейтинга? Почему вы хотите так жить? Почему вас это устраивает?       Алекс рассеянно листал каналы, призванные заполнить пустоту у людей в головах - какие-то для менее прихотливых обывателей, какие-то для более искушенных. Среди мелькающих кадров он замечал демонстрации старых историй, рассказанных на все лады. Их действующие лица, должные вдохновить обывателя, не зависели от случайности, не были преисполнены идеями, слабо реализуемыми для современного мира, не становились жертвами общества - нет, они неутомимо шли каждый своим путем, боролись в надежде победить. Алекс больше не чувствовал в себе схожих с ними сил. Он мог лишь надеяться, что его новообретенный пессимизм суперзаразен не в той же степени, что "Черный свет", и не обрушит мир в бездну уныния. Ему не хотелось вечно бродить по миру, будучи навеки заключенным между добром и злом, возвысившись над этими понятиями. И тем более развитый не намерен был нацеплять ожерелье из консервных банок и балахон, идти проповедовать в надежде, что кто-то из людей задумается и примет его точку зрения. По истечении недели сна Алекс думал лишь, что в том, что именно такая эгоистичная и жадная раса как люди создала Зевса - квинтэссенцию собирательства, накопительства материй, энергий и разумов, всего и вся, - содержится некая ирония... если не сказать совпадение.       Знакомые кадры удержали Алекса от дальнейшего механического переключения. Диктор здесь бубнил так мрачно и убедительно, что развитый на мгновение уверился, будто его вернуло на год назад, в осень 2008го. Здесь был показан... не единожды обвиненный в военных преступлениях и не понесший никакого наказания Черный дозор на улицах города. Командовал тот же Райли, один из западников, которые заправляли всем с тех пор, как Зевс вырезал командный состав восточного побережья практически подчистую. Диктор вещал, что небольшие отряды войск специального назначения замечены в Миннеаполисе, а копы с их подачи убеждают людей ограничить передвижение и не разводить панику. Идет поисковая операция с детекторами, облегченный протокол...       - Проклятье! - вырвалось у Алекса, прильнувшего к экрану. Несдержанность сыграла с ним в штате Миннесота дурную шутку. Вирус обнаружить они не могли, Мерсер всегда подчищал за собой, но то, как он обработал жертву на этот раз, криминалисты могли ведь и выяснить из обгорелых кусков или по химерным деформациям костей. А может... может, следователи Дозора отследили систему. Углядели связь между инцидентами, что он разрешал на своем маршруте при помощи насилия и огня, и предположили, что это могло быть по силам и одному человеку. Если не Мерсер, то какой-нибудь другой мутант вроде Бегущих, что мог возникнуть во время нью-йоркской вспышки. Они все еще не должны быть уверены, что конкретно ищут, но методы поимки Бегущих Алексу были знакомы. Эта операция напоказ - отвлечение внимания, дабы жертва уверилась, что преследователи от нее отстают, и не стала беспокоиться, тщательно заметать следы. К этому времени оперативники вроде Мудрецов уже вплотную подбираются к разумному носителю "Света"... В случае необходимости захват производил лично капитан Кросс, самый натасканный из всех бойцов, но кого они пошлют после его кончины - тот еще вопрос. Может, бригаду уберов из свежей партии.       Господи, невовремя-то как. Я же соскучился по Дане, словами не выразить насколько соскучился, с сожалением подумал Алекс. Только он рассчитывал вернуться в родной штат, как придется залегать на дно уже по-настоящему. Рукс, быть может, и не сунется открыто в суверенное государство, к тому же государство-союзник, не входящее пока в их юрисдикцию и сферу "особых" интересов, но агентов вдогонку послать вполне способен. Придется обрубить след, если он действительно был, и уйти куда-нибудь в глушь, переждать обострение подозрительности дозорных... Сборы времени заняли совсем немного - богатым скарб в рюкзаке за плечами назвать можно было, но точно не по разнообразию и занимаемому объему. Всего лишь диктофон, электронный планшет, кое-какие записи да оставшиеся 1,4 миллиона наркодолларов. На стойке владелец мотеля отчитал Мерсера, выдав длинную тираду: его счастье, что хозяин относится терпимо к человеческим слабостям, иначе с ним уже разговаривали бы копы и выспрашивали, какими веществами закидывался постоялец, раз почти месяц не было замечено, чтобы он выходил из своего номера. И вообще, удивительно, как обошлось без порчи имущества - ведь хозяин был вынужден открыть дверь своим ключом и проверить, не разнес ли клиент-торчок номер за эти недели и не обосрал все углы, а он знай себе сидит да невидящим взором теливизор буравит, хорошо что пульс наличествовал... Заткнув рот владельцу пачкой банкнот (в фигуральном смысле), Мерсер вышел вон, не обращая внимание на растерянное "Приезжайте к нам еще". Ну разумеется, тому, кто не глядя платит такие бабки за молчание, здесь позволят целый притон устроить и девиц толпами водить... Алекс сошел с дороги и рванул через осенний лес, навстречу дождю и пронизывающему ветру.       А может, такой поворот судьбы будет не так уж и плох, попробовал утешить себя он. Если уйти от всех, если перестать... В конце концов, люди говорят, что искомое находится именно когда перестаешь искать.       Машина, до сих пор не уяснившая, годится ли она на что-то помимо боевых действий, взяла еще одну отсрочку - последнюю, как Алекс надеялся. Не мудрствуя лукаво, в этот раз он назвался Джеком Коулманом, одним из шестерок наркосети, что Мерсеру удалось накрыть в Виннипеге. Документы были в порядке; хорошо сложенный парень с выразительным лицом в розыске не находился и вообще с законом проблем не имел, ввязавшись в это дело недавно, но ему не посчастливилось - развитый в конце сентября нагрянул с инспекцией... Зима потихоньку вступала в свои права, когда Мерсер решил бросить якорь неподалеку от городка Ла-Рондж, что расположен был у одноименного озера. Тихая гавань на примете имелась у мистера Флинта - просто Флинта, как он просил себя называть. Аскетического вида сруб с железной печью, что стоял невдалеке от его усадьбы, арендовался рыбаками как в летний, так и зимний сезон, по словам хозяина. Однако Мерсер выдал себя за писателя, которому необходимо уединение и поменьше чужих голосов для создания книги. Наврал с три короба, даже актерских данных и особой долговременной памяти не потребовалось - Флинт создавал впечатление простодушного работяги, которому довелось неплохо устроить свою жизнь по достижении среднего возраста. С тех пор Алекс большую часть времени спал, выбираясь за порог лишь затем, чтобы для виду наколоть дрова да принести продукты, которые он также закупал у Флинта. Сделал небольшой тайник под дощатым полом - раньше деньги хранились в биорюкзаке, который невозможно было бы открыть, не пожелай этого Мерсер, но теперь он предпочел не тратить энергию на поддержание и этой конструкции. Помимо этого досконально разобрался в вопросах контроля - теперь, выходя за порог, Алекс снижал течение своего метаболизма до минимальных значений, дабы не строить из себя раскаленную печку на морозе. Ел обычную человеческую пищу, "поглощал" книги с планшета, в силу режима сна единственный раз за пару недель уехал в Принс-Альберт за кормом. Все-таки не хотелось потерять над собой контроль и, выкинув происходящий эпизод из трезвой памяти, очнуться разумным уже стоя посреди бойни, не понимая, как ты там оказался... дрыхнуть же целые дни напролет попросту не хотелось, не говоря о том, что Флинт мог обеспокоиться.       А вообще... не такой уж и ложью написание книги было, учитывая, что Мерсер до сих пор перебирал в голове вопросы собственной сущности. Когда он "спал", мысли ворочались натужно и непривычно без поддержки координатного начала, если не сказать полуразумно, но этого было достаточно, чтобы продолжать поиски себя.       Я мнил себя как нечто, что заняло место Алекса Мерсера и украло его память, внушило себе, что оно - это просто ученый, который приобрел под действием вируса новые небывалые качества, думал развитый спустя неделю проживания у Ла-Рондж, сидя в кресле у хижины и наблюдая за линией горизонта. Пока он проговаривал неторопливо про себя эту мысль, свет на западе приобрёл более тёплый оттенок. Полоска рассвета становилась шире и спускалась по заснеженным горным вершинам; хвойные пики, одетые в снег, теперь искрились оранжевым огнем. Мерсер зажмурился и откинулся в кресле, когда первый луч солнца пробился в разрыв туч далеко на востоке.       - Но теперь, как этот рассвет, в моем мозгу забрезжили новые идеи... - пробормотал он, делая глоток из бутылки светлого Molson’s. Ранее Зевс мнил себя другим и даже рассуждал, мог бы Алекс еще что-то особое создать со своей людской ограниченностью, или же работа в Гентек его полностью выразила. Затем, при помощи нейроэндокринальных штаммов, он открыл возможность внедрять в свою личину новые черты, еще сильнее отличаясь от первоначального образа. В глазах Мерсера это тем более сделало его "другим", однако... теперь он уже не был так уверен. Сеансы связи с Элизиумом под землей показали, что ментальное самоуправление обладало весьма потешным проявлением бюрократии: "душа" на одну генетическую единицу поставлялась одна, и прежний Алекс обладал на нее каким-то подобием авторского права. С материальной точки зрения Мерсер погиб уже дважды, поскольку для него изменялись стартовые условия. Теория динамического хаоса постулирует, что подобные сложные системы крайне от них зависимы, что конечный результат был просто загримирован под Мерсера. С другой стороны, если ментальная изнанка вируса действительно составляла какое-то отражение, двойника, существующего в этих квантовых струнах параллельно миру реальному, то... Алекс просто вернулся, будучи улучшенным. Ведь суть разума была заключена не в атомах и не в молекулах, ничуть не отличающихся от тех, из которых состоял окружающих мир, но составляла бесконечные акты взаимодействия этих молекул. Заполнение электронных оболочек, циркулирующие между двумя точками ионы... это уже можно считать каким-то интеллектом, хоть и уровня выше нулевого лишь на бесконечно малую величину. Если мир по ту сторону каждый раз при повреждениях мозга заставлял электроны сновать в прежнем режиме... это не так уж и отличалось от полного уничтожения тела Мерсера и его воссоздании из уже новых материалов. И если прочих зараженных связывала со своим оригиналом такого же рода нейропроекция, если они являлись такими, в каком виде ожидал их увидеть главенствущий разум... выходит, они осознавали себя, просто им не хватало свободы. В силу особенностей конструкции они не нуждались в свободе.       Нельзя было сказать, что Алексу принес удовольствие возврат к торгу, этой стадии принятия неизбежного. Однако рассмотрение значений метафизических переменных, о коих ученые могли лишь строить предположения, он находил занимательным, даже ироничным - ведь не зря его семейное имя звучало как "Мерсер". Он делал это исключительно для себя-человека, для себялюбивой части "я" - Элизиуму-то была глубоко безразлична осмысленность, те определения и ярлыки, которыми человеческий разум снабжает как самого себя, так и окружающий мир. Компонентам вируса было все равно, настоящие они или нет. Замысел "Света" виделся развитому настолько широким, что он уже думал, что сумел одолеть Грин не потому, что в плоскости материального проводник Элизиума оперировал вероятностями, а потому что она в принципе не была способна различать случайное и неизбежное, независимый и "естественный" порядок вещей. В свою очередь, по ту сторону, в стезе антиосознанного, где "Мерсер" переставало значить "торговец" и теряло обозначение вообще, где координата обретала собственный голос... там сам Алекс становился беззащитен. Что пряталось в тени закулисья этого театра марионеток, недавно давшего шумное представление на улицах Нью-Йорка? Кукловод-Грин считала, что марионетке место на подвязке, рассказывать чужие истории, больше она ни на что не годна... Станет ли настоящим мальчиком кукла, которая отрастила через ложь острый нос и воткнула хозяйке в глотку, а затем и вовсе оборвала веревки? Прошитый механистической стороной вируса, Алекс мог превосходно контролировать грубые материи, если только его без брони не облучали радиацией - хотя в качестве последней мог выступать вообще любой значимый неблагоприятный фактор, сознательно не парируемый Мерсером. Но насколько самосознание могло регулировать ограничения по ту сторону? Потому что... какие бы поразительными механизмы ни дал людям "Свет", человечество, а не Элизиум должно решать, как эти механизмы использовать. Если тени квантового мира при помощи вируса лишь сохраняли интеллектуальный потенциал видов, люди обязаны приспособить его для чего-то другого... Можно ли было раздвинуть рамки Элизиума и стать кем-то другим?       Если не возвращаться туда для выяснения... возможно, для этого необходимо поговорить с проводницей, настроенной дружелюбно по отношению ко мне, подумал Алекс, скрываясь в хижине и запирая за собой дверь. Возможно, она помогла бы понять, как в реальном мире выглядел бы Зевс... этот дифференцированный поток сознания. Выделить ядро, на которую натягивается "каркас" личности, и внедрить его в чистую основу, как при клонировании. Увидеть, как оно выглядит "в чистом виде", по каким законам самоорганизуется эта призма, позволяющая каждый раз иначе преломлять лучи, одинаковые для всех.       Поздним утром к нему пришли Флинт с Отум и предложили отобедать вместе. Алекс нехотя принял это предложение, также согласился задержаться и сыграть с девушкой партейку-другую в шахматы. Порция рагу была мала для развитого и голод утолила лишь чуть, но блюдо все равно было вкусным. Игра в шахматы оказалась чрезмерно простой. В своей прошлой жизни Алекс не увлекался логическими играми, но если выдавался случай побаловать мозги, делал это... Теперь же такого рода задачи и вовсе не представляли для него проблем - не сложно продумывать стратегию, когда варианты предоставляет координатное начало. Словно, едва взглянув на расположение сегментов рубика, в мозгу сразу же начинала проступать четкая последовательность действий, чтобы собрать куб... При этом ответы вырабатывались не мгновенно - так же, как и вирус не давал Мерсеру для конкретного барьера, возникшего на пути, мгновенное средство его разрешения. Алекс мог охватить все варианты и стабильно удерживать их в голове, но на это требовалось какое-то усилие... время, в конце концов, чтобы их распознать и осмыслить. Но способен был Алекс играть в шахматы и с большей долей случайности, не содержа в голове десяток стартегий с первого же шага. В конце концов, он мог дать Отум выиграть, нарочно уведя партию в проигрышные для себя варианты, чтобы не заставить ее подозревать, будто в кресле напротив расположился автомат-гроссмейстер...       Кстати о "напротив". На Отум развитый прежде не обращал внимание, но за столом Мерсеру удалось ее хорошенько рассмотреть. Ей было лет двадцать семь, может, двадцать пять - химеры не отличались разборчивостью в возрастной идентификации, ибо Алекс их на это не натаскивал. Говорила Отум по-английски без какого бы то ни было акцента, красиво, с правильным выговором. Лицо худое, с тонкой линией подбородка, с внимательным взглядом больших глаз, чей голубой оттенок выгодно подчеркивался темными бровями. Короткая огненная стрижка в сочетании с розовым свитером превращала девушку, как Алексу показалось, в декоративную свечу. Не считая этой ассоциации, достигнутой в силу цвета тонкого девичьего стана, Мерсер чрезвычайно особособляющих черт не приметил. Вот и отлично, подумал развитый, производя рокировку и ставя ладью на огневой рубеж, если вздумается наградить ее хоть каким-нибудь комплиментом, можно выдумать что угодно, а не начинать с банальности, которая бросится в глаза всем и каждому. Поленья в камине уже не потрескивали, а наполняли комнату ровным светом тлеющих углей, когда Алекс решил удалиться.       - Спасибо вам за приятную компанию, - пробормотал Мерсер, поднимаясь со стула, где последние полчалса просидел, перебирая фигуры и не особо связно отвечая на расспросы девушки.       - Заходите к нам, Джек. Как выдастся свободная минутка, сразу заходите, - добродушно напутствовал его Флинт, вычищая трубку. - Буду рад услышать ваше мнение, реабилитировались ли наши после чемпионата. Вы ведь следите за миром спорта?       - Пап, ты бы еще про улов нашего гостя спросил... Тяжело свыкнуться с мыслью, что не охочий до бесед промысловик на этот раз хижину снял? Джек, серьезно, вы просидели у себя на отшибе две недели, и носа оттуда не показывая! - укоризненно сообщила Отум, вручая Алексу тару с оставшимся рагу. - Вот увидите, при таком режиме писательство истощит вас еще до Рождества, не останется ни желания праздновать, ни сил! К слову, где собираетесь отмечать?       С тех пор Отум стала бывать у него в хижине, а Мерсер у нее с Флинтом - чаще всего в выходные, но иногда и вечером на неделе. Под своей новой маской Зевс определенно нравился девушке. Невозмутимый, немного отстраненный, мускулистый, всегда знающий, чем ответить на легкий флирт... Мерсер ее желанию сблизиться никак не препятствовал, решив, что для Отум и Флинта вполне можно было сделать исключение, как для Даны, и видеть в них личностей, а не безликие компоненты общества. Он не собирался отказывать себе в нахождении новых людей, с которыми Алекс хотел бы вести дела... по крайней мере, именно тогда ему не хотелось обрывать связь с настоящим из-за неуверенности в будущем.       Отум, между тем, была не только довольно симпатична, но и умна. Алекс получал неплохой заряд позитива, беседуя с ней на самые разные темы. Дело понятное, Мерсер не собирался изливать ей душу и плакаться на участь бытия самым опасным хищником на планете Земля, но что-то из его истории просочилось в завуалированном виде, когда Отум просила рассказать о себе. Как-то она пришла к нему вечером, когда Мерсер на улице делал пометки, которые предпочитал хранить где-то помимо своей головы, в том числе наброски стандартных конструкций, отделявших его в отдельный вид homo superior, и которых уже накопилась солидная кипа. Спешно листы Алекс прятать не стал, записи вел максимально неразборчивым, специально для этого сконструированным почерком; помимо этого, он рассчитывал, что Отум хватит ума и такта не лезть в его "писательские" тайны.       - О чем пишешь, если не секрет? - весело спросила она, взойдя по холму, кутаясь в утепленное пальто.       - Так, - неопределенно махнул рукой Алекс, привстав в кресле и складывая листы в папку. - Обо всем понемногу. О том, что считаю важным... как и любой писатель, скорее всего.       - А другие книги у тебя выходили? - присела Отум в любезно пододвинутое им второе кресло. - Псевдонимом пользуешься, ясное дело, но все-таки?       - Была парочка, что имела успех... в специфических и весьма узких кругах. Ты о них не слышала, - усмехнулся Мерсер, припоминая свои труды, за два из которых он успел получить Национальную научную медаль США. - Сейчас вот проживаю накопленные средства в надежде, что следующее произведение будет иметь куда более оглушительный успех...       Ненадолго Мерсер отошел к себе в хижину за бутылками с глинтвейном, разогретыми у печки. Вернувшись, не отказал себе в удовольствии открыть их, подцепив крышки ногтем, и заработать одобрительный возглас от дочери Флинта. Та, приняв от Алекса бутылку, сделала глоток, а потом кивнула головой на полупрозрачную папку:       - Ты уж извини, но это не больно похоже на рукопись. Верхний лист, по крайней мере. Откуда там органические соединения? - заметив, что Мерсер буравит ее внимательным взглядом, Отум виновато пояснила:       - Сложно не заметить, даже мельком увидев. Я работаю здесь же аптекарем, в Ла-Рондже. Училась в колледже Шеридан, что в Оквилле, знаешь.       Алекс задумчиво смотрел на гексагоны формул, которые ему удалось перевести со своего встроенного программного языка в привычные людям символы. Затем, решив, что от еще одной небольшой дозировки правды с него не убудет, Мерсер пояснил, убирая папку в карман пальто:       - Учился этому. Бросил дело, но трудно отказаться от прежних увлечений...       - Органическая химия? - удивилась она.       - Фармакологическое направление, университет Оттавы. Мы с тобой практически соседями были, - не задумываясь, поправил ее Мерсер, благодаря ИИ составив наиболее достоверную версию, соотносившуюся с памятью поглащенных канадцев.       - Звучит солидно, - рассмеялась Отум. – Я-то к папе вернулась, а ты почему все оставил и оказался в нашей глуши? Если, конечно же, и это не секрет.       - Почему? - в свою очередь прихлебывая глинтвейн, - переспросил Мерсер. - Потому что... понял, что все эти корпорации не так уж сильно и желают помочь людям. Не сказать, что я из благородных порывов на них работать шел, но... пересмотрел я свою жизнь. Так вышло. Такие были обстоятельства.       - Что-то вроде того, что они не лечат болезни, а стремятся продать страдальцам побольше товара? На тебя надавили боссы? - заинтересовалась Отум.       - Что-то похожее, - проворчал развитый, вновь припоминая свои будни в Гентек.       - Тебе бы поговорить с моим бывшим парнем, - сообщила ему девушка и в ответ на удивленный взгляд лишь сдержала смешок.       - Серьезно?       - Ага, - ничуть не смущенная такой откровенностью, Отум подперла щеку рукой, в свою очередь принимая вид мыслительницы о прошлом. - Держу пари, вы бы с ним спелись. Однокурсниками были... а он потом он решил пойти против системы. Хотя, как мне показалось, у него просто деньги на обучение закончились. Забрался в аптеку, где я практику проходила, и утащил метадона на десяток тысяч...       Алекс молчал, ожидая продолжения, но она лишь тряхнула рыжей челкой, убирая с нее снежинки.       - Знаешь, Джек, - наконец вздохнула девушка, - я тоже об этом думала. То, что он говорил, оправдывая себя, сложно не замечать. Особенно когда сам в этой сфере поработаешь: лекарства-дубликаты там, теряющиеся эффективность средства... Но что поделать? Невысокого полета мы птицы. Только что и можем - жить подольше и пытаться получить от этой жизни удовольствие.       Алекс был достаточно прозорлив, чтобы ощутить намек, но вместе с тем мыслил настолько жестко, чтобы понимать: не до конца в себе он разобрался, не в состоянии жить прямо здесь и сейчас, потакая собственным прихотям. Тем не менее, он легонько стукнул горлышком своей бутылки о ее и ощутил удовлетворение, когда Отум улыбнулась в ответ.       - И то верно, - мягко согласился Алекс.       Еще не раз Мерсер вел с ней беседы, иногда поздно вечером, под проявляющимися на небе звездами, благо зима была довольно теплой. Он вспоминал о своих чувствах к Карен Паркер. За мягкий характер, за внешность он ее любил? Неужели... неужели все чувства, что между ними были - это издержка профессии? Опыт Алекса в делах сердечных не особо был широк, но, как печально это ни было, он вынужден был склониться именно к такому выводу. Кто-то говорит, что любовь строится на контрастах, что любят не за достоинства, а вопреки... Это был точно не его с Карен случай. Ему не было дела до пустышек, самодовольных посредственностей, единственный интерес к которым было посадить их в колбу, облить реактивами и следить, как они будут на это отзываться. Мерсер ценил свою, как он считал, будущую подругу жизни прежде всего за ум - за то, что после общения с ней ему снова хотелось работать, с новыми силами кинуться на иссечение проблем. Чувствовал ли Алекс что-то похожее к Отум, ощущал нечто окромя симпатии, необходимости, того же желания позаботиться, как о своей сестре?       Он не знал. Ей-богу, не знал, что и думать.       Отум, наверное, была в недоумении. Может, она думала, что Джек чрезмерно нерешителен, а может рассеян и вовсе забывает про намеки. Однако Алекс совершенно не готов был позвать ее в какое-нибудь приличное заведение Ла-Рондж, чтобы узнать друг друга получше. Развитый никак не мог уверить себя, что влюблен в Отум. Да, несомненно, отвлекшись от размышлений о собственной вирусной природе, в лучшие дни Мерсер чувствовал духовное единение с ней, почти обязующее по степени серьезности и зрелости. Но... он не мог назвать это любовью. Чего-то не хватало, и Алекс кружил мыслями вокруг Отум, даже не пытаясь копнуть глубже, как не пробирается вода под лежачий камень. Не было страсти. Не было желания разрушить свои оковы сдержанности и взвешенных разговоров о всяких пустяках, показать истинного себя вплоть до того, чтобы убрать маскировку. Дану это не испугало, вернее, напугало на промежуток времени достаточно короткий, и Алекс был бесконечно ей благодарен за оказанное доверие, но вот Отум...       Бесхребетный кастрат, опасно напряглась какая-то часть его сознания. Серьезно, как еще можно назвать здорового, преисполненного силой и бесстрашием мужчину, который способен только вяло рефлексировать, строя концепции с участием вируса и грызя гранит новооткрытой области химии? Тут барышня Мерсеру если не предлагает себя, то проявляет явный интерес, а у него и мысли не возникает, чтобы завалить ее в койку! Какой же ты самец? Вирус в нечто бесполое с передавленными тестикулами тебя превратил, вот во что...       - Вам нужна помощь? - заметив мрачное выражение на лице развитого, обратился к нему с паперти молодой пастор, неподалеку от которого волонтеры собирали пожертвования. - Бог ответит любому, кто взывает о помощи! Приходите на наши воскресные встре-       - Ну нет уж, мистер, не дождетесь, - фыркнул Алекс в ответ, поправляя рюкзак за спиной. - Я лучше поддержу долларом то заведение, которое действительно нуждается в финансовой помощи.       Да черта с два, внутренний скептик. То, что я теперь лишен и этих потребностей тоже, не значит, что мне стало все равно, уже мысленно произнес Мерсер, к вечеру прибывший в Ла-Рондж. Ухватив парочку наиболее криминальных элементов в притоне, наводку на который он еще в прошлый визит раздобыл, Алекс вместо церкви и замаливания грехов направился в единственный на всю округу стрип-клуб. Из-за нового законодательства в глубинке превращающееся в вымирающее явление, это место обхаживали местные жители позажиточней, приезжие, а еще дальнобойщики и лесорубы, спускавшие сезонный заработок на выпивку и девушек. Слышался хохот, звон сталкиваемых стаканов; в лучах томного света, возвышаясь над людьми, болтающих на английском, французском и других языках, Мерсеру еще не известных, изгибались артистки. Алекс поступил просто - оделся в маску человека с очень усредненными чертами лица и принялся разбрасываться деньгами как одержимый. Слух о том, что в «Джентльменском клубе Руж» один из клиентов перебрал и сорит валютой союзного государства направо-налево, и выпивка на халяву льется рекой, привлекло мужчин с их пассиями со всех окрестностей, так что секьюрити выбились из сил, отлавливая самых неплатежеспособных. Заведение торговало как никогда; немало наркодолларов Мерсер лично снарядил в белье девушек. Пара из них нашептали развитому на ухо, что не против познакомиться поближе. В ответ Алекс только улыбался и нес бессвязную чушь, старательно поддерживая сознание в опьяневшем состоянии, однако, как бы он ни старался... как бы комично не звучало, сидя в окружении прелестных дам и рассматривая еще одну, на шесте безо всяких модификаций суставов вытворявшую умопомрачительные пируэты, Мерсер чувствовал лишь... комфорт. Он получал удовольствие не меньшее, чем от видов на то пшеничное поле.       Ему ничего не стоило форсировать определенные свои чувства, чтобы один взгляд на обнаженную человеческую самку заставил бы Алекса пулей выбежать из зала и макнуть голову в бидон с жидким азотом, дабы хоть как-то обуздать себя. Но Мерсеру просто не хотелось мыслить иным образом. Не хотелось обращать в низменный инстинкт получаемое удовольствие, как любование тщательно собираемой и выстраиваемой коллекцией можно было представить дурным накопительством, оставшимся со времен собирательства и охоты. Античных ваз здесь видно не было, но за пьедестал подиум вполне сошел бы, возможно...(58) Поэтому Мерсер имел полное право наслаждаться красотой девушек, игрой их мускулов и сухожилий, с ленцой обнимая барышень, расположившихся на подлокотниках его кресла.       По понятным причинам, ночь не окончилась в постели одной из них; не хватало еще заразить местное население какой-нибудь хворью, доселе развитому неизвестной. Хотя заставить семенники синтезировать физраствор, не содержащий инфекционного агента, как тот же лакримоз, Мерсер пожалуй бы смог... Но все равно, как можно получать удовольствие от ритмичных движений и раздражения рецепторов, отчетливо понимая механизмы, которые этот процесс сопровождают? Когда одним усилием воли можешь повернуть триггер в мозгу и разрядиться?       Нежелание крепче повязать себя с Отум - это не благородство, не опасение как-то навредить ей в силу своей новой сущности, хмуро думал Алекс, пока по его щеке елозила упругая женская грудь. Для Мерсера это казалось... просто таким лишним, таким не нужным... Раньше он тоже довольно часто был погружен в свои мысли и занят на работе. Но с Карен мужчина делился тем, что не могли ему дать другие - как в телесном, так и духовном смысле, - и это заставляло их быть вместе, взаимно мирясь с недостатками друг друга. А теперь, если то же самое можно заполучить другими методами, никак не ущемляя ни себя, ни других... много ли смысла останется в любви? Мерсер теперь вполне мог охмурить любую девушку, сконструировав наиболее привлекательный облик и образ поведения, проанализировав ее собственный психотип - разделение сознания на потоки координаты и абстракции давали такие методики обработки данных, что Биллу Гейтсу и не снилось. Да и не только девушку... Когда люди начали расходиться под утро, Алекс проверки ради трансформировался в одну из поглощенных и выдал весьма достоверный флирт в сторону славного бармена со шрамом на губе - и тот наверняка бы ответил, если не падал от усталости после ночи сверхурочных, как и его вызванные помощники. Мерсер, вероятно, мог заставить и самого себя влюбиться...       Но Везалия ради, кто разъяснит, зачем ему самому это будет надо? Тем более, как у обычного человека тормозятся серотонинергические пути, химеры по первому требованию напомнят - это нетипично для тебя, ты можешь отключить все, вернуть как было. Да и что такое любовь? Вирус точно с этим термином был не знаком; слишком сложное и неопределенное понятие. Может, это действительно что-то неуловимое... а может, переусложненный позыв к размножению и ничего иного - более глубокая форма привязанности, дружба, приправленная гормонами и жаждой обладания. Глубокая настолько, сколь разум человека превосходил разум животного, сколь большее число ассоциаций и алгоритмов, работавших лишь на выживание, в его руках перерождались в искусство.       Мерсер остался на пристани Ла-Рондж, окруженный белизной льда и выгруженных на берег яхт, и встретил там который уже по счету рассвет. Подумал: одного такого ночного забега хватило бы с избытком, чтобы вызвать пристальное внимание дозорных. Но оно того стоило... Алексу удалось-таки изловить у себя мысль, почему он не был готов забыть об Отум, но не пытался развить эти отношения. Похоже, она сыграла ту же роль, которую в его сердце занимала Дана - поддержки и морального якоря... Может, истинная страсть и зародится когда-нибудь в его чрезмерно загруженной голове, но не сейчас. Может, она проявится в отношении к тому, кто, как и развитый, не будет связан по рукам и ногам людскими ограничениями и кого не нужно будет за отсутствием других вариантов терпеть. Проявится к кому-то, подобному Зевсу... Зря что ли говорят, будто любовь есть то единственное, ради чего большинство согласно терпеть этот мир?       Теперь, лишившись большей части зависимостей, Мерсер в подробностях вспомнил и подметил все недостатки своей личной жизни за последние пять лет. Роман у них с Карен был обоюдно приятен, спору нет, но насколько многообещающи были эти отношения? Могли бы они построить то, что называется "здоровой ячейкой общества"? Да они даже тему детей ни разу не поднимали... Разве два молодых ученых, причем убежденных, беспрестанно работающих над преумножением собственного багажа знаний и карьерного потенциала, могут позволить себе содержание в ближайшие годы нового члена семьи - глупого, беспрестанно требовательного и уязвимого? Сумасшедшие мамочки вроде Грин, которым гормоны неслабо так по мозгам вдарили, могли бы заявить, что понять всю прелесть ситуации Алексу было суждено лишь при рождении первенца. Нет, конечно, Мерсер допускал, что есть люди, которым доставляет удовольствие наблюдать, как растет их плоть и кровь, как она набирается сил и знаний, пробует и ошибается... Но с нынешней позиции развитого ему казалось, что это чуть ли не то же самое, как растить тыкву-рекордсмена для сельскохозяйственной выставки - такого отношения со стороны капитализма, между прочим, и боялись те мозговитые коммуняки. Удобрения самые лучшие там рынок закупить вынудит, лучший сорт семян взять и все такое.       А нужны ли были дети в принципе? Мерсер очень сомневался, что приверженцы "Света" могли поддерживать численность популяции традиционным способом. Грин условно могла, но она заразилась уже во время формообразования плода, явив миру странное и опасное существо... Серьезно, кому нужен длительный цикл превращения во взрослую особь, если любая структура "Света" развитым выращивалась за секунды, а из «облака» могла быть загружена цельная программа на местный носитель? Следуя заветам Харпер Ли, хотелось бы думать, что дети обладают чем-то неповторимым и стоящим, например, врожденным чувством справедливости и обретают предрассудки лишь под влиянием окружающих, когда начинают считать, что гадости являются нормой, раз их делают взрослые. Ну… может она и создала столь популярный образ рядового добропорядочного американца, впридачу малозаметного и так приятно склонного к подчинению, но как-то упустила из виду, что даже у новорожденных имеется некоторый базис, индивидуальные параметры: кто-то более тихий, кто-то активный. Мозг не отличается девственной чистотой, и хоть из этого зародыша личности развивается настоящий человек под воздействием внешних факторов, какие-то люди могут быть более склонны к агрессии безо всякого поощрения или психических заболеваний. Так, развитый не мог утверждать, что старый Алекс Мерсер стал бы менее эксцентричным человеком, если его детство можно было назвать счастливым. Куда более доверительно мог бы относиться к государству и обществу, это так, но во многих жизненных ситуациях с большей вероятностью склонился к тому же варианту, что и Алекс «несчастный». Мерсер уж точно не хотел бы заново переживать и открывать для себя какие-то жизненные уроки, чувствовать беспомощность перед этим огромным миром… А что до положительных сторон детства – что, у людей в случае его отсутствия других поводов не найдется понастольгировать?       Алекс уже думал об этом, пребывая в Стюарте, но только сейчас проработал обоснование на уровне достаточном, чтобы заявить: в детстве нет особой необходимости. Вечно бунтующая против устоев молодежь может постулировать, что их долг по отношению к родителям - ветхий предрассудок, но они как-то забывают, что предки, в свою очередь, могут счесть предрассудком и долг по отношению к детям, в том числе о их воспроизводстве. Предоставить разумам выбор самим рождаться и взрослеть без оглядки на предыдущее поколение, получать любые знания без проявления неуважения... Мерсер, заложив руки за спину, развернулся и неспешно побрел к выходу из порта. Если в самом деле найдутся те, кто захочет иметь детей, причем благодаря технологиям вируса научатся лепить дочерние разумы и их носители по собственному вкусу, безусловно пригодится возможность отката любых последствий, поскольку не исключено, что "ребенка" устроит с ним совершенное. Если у каждого будут достойные условия для развития и самопознания, для тренировки умственных способностей, если не нужно будет тратить десятки лет, чтобы начать выполнять свою социальную роль...       Нет, решительно подумал Алекс, садясь в машину. Это не "Высокая теория воспитания", что те двое советских брата-акробата пропагандировали.(59) Это не синтез прогресса и сохранения традиций заместо их противоборства... Если развитый в самом деле решит, что в мире абсолютной независимости главной ценностью является Свобода, то любое обучение, любое насаждение какого-то устоявшегося видения мира - уже суть навязывание чужой воли. Людям не должно иметь нужды обращаться даже с меньшими представителями своего вида, как обращаются сейчас с человеком.... Действительно, много ли смысла в доминировании над другими людьми, в возвеличивании собственного "я" насильственным путем, если исчезнет собственность и потребность, если любое заблуждение человек сможет развенчать самостоятельно? Если неглупый человек, способный задуматься над формой земли, по каким-то причинам полагает ее плоской, не обращая внимания на теоретические, не зрительные доказательства, что сейчас ему скажешь? Наверное, ничего - плюнешь и уйдешь, чтобы не переводить на чудака свое время. Но с вирусом, с прилагаемыми к нему чуть ли не бесконечными ресурсами и возможностями... можно дать любому человеку бесконечные вариации на выбор. Предложить ему своими руками построить ракету, слетать в термосферу и убедиться с высоты в сотню километров при помощи одного лишь зрения, что ты ошибался. Люди будут абсолютно отвечать за себя, не перекладывая ответственность на лидеров. Ты взлетишь к вавилонским небесам самостоятельно, не заставляя других строить для тебя башню. А что касается верующих... что ж, они переведутся со временем, скорее всего. Ни к чему во что-то верить, хотя любовь к выдумке у человека останется. Низшие интеллекты вовсе над такими вопросами мыслить не станут в силу конструкции...       О, кое-кто ведь уже описывал схожую концепцию. Олдос Хаксли, - пожалуй, самый нелепый пророк из всех, - описал насквозь рациональный мир, где каждый знает свое место и без устали ублажает ближнего, и выставил это так, будто единственно возможное при текущем векторе научной мысли. То, что он описал, и есть как раз утрачивание человеческой породы, превращение разумных в какое-то бесформенную массу, монокультуру. Несомненно, в столь же богатом и экономически независимом обществе, каким видел Мерсер синтез человечества со "Светом", конкуренция, преобразование своего жизненного пространства за счет других существенно сбавит обороты; в чем просчет Хаксли был непростителен, так это в беспричинном снижении индивидуализма у высших интеллектов. Всегда будут возникать потребности на замену удовлетворенным - у людей безо всякого вируса одна из физиологических нужд, секс, уже отделена от функции размножения, и существует не столько как источник удовольствия, сколько как принцип самоутверждения. Люди в массе - не стадо, с детства послушно глотающее наркоту без отходняка. Терпят они до последнего и бунтуют, лишь когда совсем припрет, но им всегда хочется большего и запретного. Зло и максимы не есть привилегия преступников. Добропорядочные граждане прячут их под масками, с самого рождения подавляют в себе всю эту мерзость, в лучшем случае наставляемые на этом пути родителями и социумом; это Алекс отчетливо видел, тем более теперь, со своей сверхчувствительностью. Его... методика не лишит человека стремлений и яростных страстей. Он будет доволен миром, которым обладает, но всегда будет стремиться к лучшему. А оставлять только нужных, только преданных, добродушных и покладистых людей, производя отбор по поведению... может, и получилось бы нечто похожее на дивный Новый мир Хаксли, но такое "одомашнивание", выкидывающее не только злых тупиц, но и острые язвительные умы, Алекс видел еще более опасным для лидера. Никогда не будешь знать, в ком из этой огромной аморфной массы проснется зверь, не заметишь, когда он начнет плести свою собственную паутину интриг...       Ты уже и этим обеспокоился? Метишь в лидеры Нового мира? усмехнулся мутант. Как скоро тайная полиция для выяснения недовольных будет создана? Впрочем, он тут же успокоил себя - ничего лицемерного тут не было. Мерсер не без удручения признавал, что сам после этого года с удовольствием взял бы отпуск, выкрутив из мозга все врезавшиеся интеллектуальные паттерны и встав на место подчиненного на какое-то время, перестал бы о чем-либо думать, занявшись рутинной работой, неважно кто его попросил бы об услуге. Главное не лишать людей возможности выбрать эту стезю и уйти из нее, когда работа опостылеет - этого и были лишены угнетенные спиртом чернорабочие Хаксли, обреченные до конца своих дней быть роботами-прислужниками, причем недостаточно низкого уровня, чтобы не волноваться и не задавать лишних вопросов вроде «Крыша?». Против воли интеллектуальной единицы человека не следовало делать ничего; свобода в представлениях Алекса теперь была важнее даже бессмертия.       Ставился вопрос цены за этот прекрасный Новый мир. Мерсер давно продемонстрировал решимость ограничивать выбор других и не боялся запятнать руки в крови, если покушались на его свободу и свободу его сестры. Устраивая революцию против Грин, он, впрочем, никого не убил, поскольку разумы, составлявшие тот улей, ушли и демонстрировали готовность вернуться, если им укажет направление новая Мать. Однако... если бы Алекс вздумал провернуть такое со всем человечеством, необратимых жертв избежать бы не удалось; это было так же понятно, как опасность бега с ножницами. Кто-то назвал бы жертву благородной, стандартной платой за лучший мир для всех остальных... Действительно, как бы ни плакались моралисты, что у человека всегда есть шанс сделаться лучше, в данной форме для человечества не находилось решения, которое удовлетворяло бы и мораль, и практичность в равной степени. Так и продолжали общественные институты слабо трепыхаться, борясь с симптомами вместо того, чтобы искоренить заразу и остановить воспроизводство агентов хаоса. Мерсер, возможно... нашел бы в себе силы забыть про голос совести и перейти от уничтожения следствий к сути. Быть может, его решительные действия дали бы необходимую встряску обществу людей, болезненно слащавому и притворному. Заставили бы ценить жизни собратьев, сплотиться против общего «биологического» врага... перестать следовать за своими кумирами и начать думать собственной головой. Войти по итогу в социум Элизиума куда более подготовленными и достойными. При всем том, Алекс отказывался обманывать себя еще и здесь. Он был ученым... и хотел предоставить технологии "Света" людям не потому, что это казалось хорошей идеей само по себе, а потому что они удовлетворяли нуждам людей. Которые заключались прежде всего неприкосновенности их желания жить, если только они сами не захотят оборвать этот цикл, как иные решают отойти ко сну. Мерсер не считал сентиментальной чепухой жертвование своей жизнью хотя бы потому, что сам увел ядерную бомбу от города, не рассчитывая на какую-либо награду. Если он встретит тех, кто душу будет готов положить за его дело - пусть они присоединяются к Зевсу, но остальных за собой силой волочь... Серьезно, выстраивать Новый мир бессмертных людей, идеальное общество на костях этих самых людей - это было бы так же смехотворно, как при доказательстве теоремы полагаться на ее опровержение!       Слюнтяй, решайся уже, пожурил Алекс себя. Рано или поздно придется либо перейти к более активным действиям, либо скрыться от человечества насовсем! На самом деле, как человек в достаточной мере тщеславный и надеющийся, что "все это было не зря", Мерсер уже сделал выбор, а теперь лишь искал аргументы в свою пользу. Как бы то ни было, замысел Алекса по исполнению грозил обернуться не "победой над природой", вне рамок которой один хрен ничего не происходит в этом мире, но глобальной метафизической мутацией, вроде той, когда повсеместно религии стали определять моральные нормы, а олицетворения природных сил превратились в судей, оценивающих деятельность усопшего при жизни. Это глобальное осознание перелопатило взгляды людей пещерного строя и привило цивилизации облик - так же и вирус сметет медицину, экономику, политические системы и социальные устои, и вообще любые ответвления, связанные с услугами по ублажению самых разных тканей, от мозговой до paries anterior. Более ненужные отрасли вымрут, все еще имеющие ценность будут преобразованы в нечто, угождающее потребностям новых людей. И ничто в целом свете не будет способно остановить эту волну преобразования, когда люди поймут, что за всесторонне развитый мозг и великолепно сконструированное тело не нужно расплачиваться не только деньгами - так же, как пала цветущая Римская империя перед натиском христианства, пообещавшего всем вечное спасение, падут современные режимы, когда любой человек сможет с нуля освоить что угодно. Построить своими силами андронный коллайдер? Да, это займет баснословное количество времени, ведь даже примитивность технологий не означает, что их легко будет воспроизвести. Но Мерсер ощущал уверенность, что способен был пойти до конца в абсолютно любой области - был бы источник навыков. Полная самодостаточность от начала и до конца, без услуг посредников...       - Люди мечтают, глядя на облака, на их танец и формирующуюся картину, - говорил Алекс, еще неделю спустя сидя вечером в кресле, закинув руки за голову и уставясь в хмурое зимнее небо. - Я же теперь вижу в них лишь источник влаги для колонны-терраформера, как в бесконечно трепетном и вдохновляющем сиянии звезд люди сейчас видят источники энергии колоссальной мощи. Все меняется. Становится обыденностью... но появляются и другие, более масштабные источники вдохновения. Люди советуют ценить то, что было в прошлом, но не позволять ему загораживать твое будущее... У меня и не загораживает.       Развитый достал из кармана склянку с латентной формой "Красного света". Спустя сорок лет этот штамм наконец-то вновь был в распоряжении человеческого разума - тот, который минобороны США рассчитывало использовать для укрытия нужных людей от биологически опасных веществ. Оказалось, для его вычленения всего-то и нужно было, что обратиться к отголоскам Элизиума в общности химер: я хочу вернуть Мать, помогите мне. Волевым позывом Алекс не только был способен угомонить мутантов, но и сам вирус заставить погрузиться в спячку, как тогда, на исходниках Хоупа. Столько лет ученые бились над его стартовой формой - в том числе Мерсер! - но никто не догадался прирезать гусыню, несущую золотые яйца. Покуда Элизабет Грин была жива, экосистеме не было нужды обладать функцией, предоставляемой латентным "Светом" - отсрочке в заражении и сканировании людей в поисках новой Матери. Вернувшийся к своим корням, плод умственных трудов и самосозерцания Алекса обладал возможностью после подготовительной "тихой" фазы преобразовывать ткани на скоростях, сравнимых с "Черным светом", ментально связываясь через ключ с центром силы и используя его вычислительные мощности. Причем оставляя существо жизнеспособным по итогу, в отличие от штамма развитого. В Хоупе эпидемия имела взрывной характер благодаря Грин, однако Мерсер, подключив все "облачные" резервы своих химер, тоже был на это способен. Ориентировочно латент предназначался для создания первой волны, ходоков, но Мерсер изыскал также пути создания мутантов рангом выше при помощи автономных опухолей, а также беспрецедентные по своим затратам методы создания отдельных химер - для развитых. Это могла быть более халтурная работа, чем пример его перекройки в морге Гентек, но вполне жизнеспособная. Они могли быть даже менее уязвимы на начальном этапе, чем Мерсер - тот был беспомощен и пробыл в отключке достаточно долгий период времени. По итогу, все люди, которые попадут под действие "Белого света", уж точно не умрут насовсем, как люди, загрызенные будущими собратьями во время долгой трансформации "красным".       Название прижилось сразу благодаря цвету - в отличие от оригинального хоупского, этот штамм не находился в пробирке чистого как слеза ребенка физраствора, а был мутно-белесым, почти как неокислившаяся кровь Мерсера. Развитый снабдил его примитивным белковым носителем - для устойчивости к разносу и умеренному самовоспроизводству, черпая технологии своих спор, содержащих инфовирионы. Спустя три месяца после старта Второй вспышки по приказу Алекса ученые синтезируют образец в лаборатории, снабдив его выданным ключом-антидотом, угнетающим любые вирусные ткани - так будет создано "лекарство", призванное убедить правительство, что вирус теперь окончательно находится под пятой Гентек, несмотря на очаги инфекции уже на Статен-Айленде и атаки мутантов в Бруклине. И что можно просто не выпускать "Свет" за пределы залива Аппер, оставив Нью-Йорку статус зоны бедствия и разрешив Гентек продолжить вести свои темные дела... Еще через месяц доктор Арчер привнесет в производство "Белого света" личный ключ Мерсера, чтобы лекарство, имеющее вполне видимую для инвесторов эффективность, вновь "вспомнило", на кого оно работает. А дальше начнется самое интересное...       На тот момент Алекс был еще очень далек от этих планов. Он рассеянно перекатывал склянку в пальцах и думал, что откуда бы ни взялся на планете "Свет", какие бы планы ни строили его создатели… вирус точно дал Мерсеру основания для дум, что возможно существование той формы науки, какая постулириует, что предмет ее занятий - мир не такой, каким является на самом деле, а каким он может стать; абстракция, путь к которой не экономистами и политиками выдуман, а сам собой разумеется. Вирус дал Алексу видение будущего, вдохновение в конце концов. Пусть Мерсера все еще сдерживали оковы чисто гуманистического опасения и морали, он не чувствовал больше ответственности за род людской. Если есть сила, ты будешь вечно испытывать муки совести, поскольку не используешь во благо ту мощь, от которой клокочут частицы твоего тела? Теперь Мерсер видел, что все это ерунда… Всегда можно жить в свое удовольствие, прогоняя неудобные мысли, как доставучих насекомых, отфильтровывая их благодаря химерам, и не думая ни о какой Ответственности. А вот Знание - это другое дело. Обладание Знанием меняет твое предназначение. Насадить свою идеологию, поработить народы во всем многообразии их культур, подчинить каждую толику живой материи в Млечном Пути – все это и вполовину не так впечатляюще, как насытить Знанием разум каждого отдельного человека, сделать его готовым к максимальному числу исходов. Люди перестанут опасаться тьмы, когда у них будет, чем осветить себе путь...       И у человечества будет помощник - вшитая система, которую можно классифицировать как ИИ, ставящий выше общность, а не индивидуальные организмы. Его эмоции - это порывы искреннего слуги, желание оказать услугу, игнорируя такие сложности, как людские прихоти или игра случая. Скорее координатор, а не наказывающий как вести себя управляющий-подавитель, что злостно искореняет врожденную сложность разумных, их противоречащие и вступающие в конфликт с самими собой установки. ИИ – все равно что Бидструп, тот датский карикатурист, разрешения проблем не предлагавший, оставляя их на разумение людей, но метко и в доступной форме высмеивавший пороки. Потому что...       Конечно, Алекс мог просто не знать, что появятся квалифицированные специалисты, которые смогут взломать и эти фундаментальные связи с Элизиумом, направить его на исполнение своей воли. Ведь человечество уже на тот момент принималось ломать эволюцию, ту же отрасль генной терапии развивало, чтобы любой разум мог процветать независимо от выпавших на его долю генов. Те же суперсолдаты – отличный пример умений вида homo sapiens, хоть гипертрофированный и несовершенный… Но это будут времена, когда и на другие фундаментальные величины человечество найдет управу, ту же массу элементарных частиц наловчится изменять. Так что, очевидно, разницы не предвиделось никакой.       В любом случае, попробовать стоило. Элизиум уже показал ряд черт, которые давали рассматривать его как отличного кандидата в организационную силу - куда охотней, чем любого из человеческих лидеров. Тысячелетиями люди искали выход... идеальную социоэтическую матрицу, порядок, который наладит их жизнь. Рассчитывали, что рано или поздно отыщут способ справедливо распорядиться миром, все вместе соберутся и придут к компромиссу. И это всеобщее единение, скорее всего, не состоится никогда: люди слишком разные, чтобы учесть интересы всех. Определение же, чьи интересы стоят выше других… всегда приводит к злоупотреблениям, и будет приводить, насколько бы люди не стали совершеннее. Ибо кто устережет сторожей, как вопросил Ювенал? Каким бы достопочтенным ни был человек, всегда тихий голос в глубине души будет напоминать: а вот мне хотелось бы чего-то лучшего... Отрицать это - значит отрицать саму суть эволюции, которая чихать хотела на моральные установки, выдуманные Разумом. Это в самой сути разумных существ - выжить... выжить, благ земных побольше нагрести, размножиться и потомкам такие же комфортные условия создать. Вывод очевиден - надо улучшать компоненты, а не искать правильный порядок для них, поскольку шестеренки людского механизма своевольны и всегда будут думать, что лучше знают, где им место. Сделать каждую шестерню универсальной компонентой, чтобы она на любом поприще могла свое место найти и продолжить крутящий момент передавать.       А более простую и иную недостойную работу скинуть на интеллекты ниже уровнем. Если при зарождении разума в наличии будет основа "взрослости", человек при рождении сам сумеет выбрать, каким ему быть - хочет он дополнительное обременение себя интеллектом, по совместительству обязательствами, или нет. Серьезно, если кто-то скажет, что добровольное урезание свободы ничуть не лучше, Алекс всегда мог напомнить, что у человека инстинкты хоть и подвергаются модификации личным опытом, но базовые их части идут в комплекте с рождения. По гидравлической модели Лоренца такое нервное возбуждение, соответствующее определенной двигательной активности, люди не в силах выбирать или игнорировать, просто не имеют возможности. Почему тогда философы доморощенные не называют беззаконием и это? Инстинкты что - тоже ограничение свободы? На данном уровне контурам обратной связи без разницы, что их служение может обернуться для одних с точки зрения морали добром, а для других злом. Собака будет защищать хозяина, даже если он сам напал на кого-то. Это вполне соответствовало теории рабов и господ… да, того самого Ницше.(62) Наверху тот организм, который выбрал соответствующую конструкцию, кто наилучшим образом подходит для этой работы - никаких посредственностей при безупречной работе мыслительного аппарата. Сверхчеловеку в идеальном обществе нужны сострадание и мораль, только если он сам этого захочет; его действия не могут угнетать других, и помогает он тем, кто ниже его рангом, не из жалости, но от избытка могущества. В силу хотя бы того... поскольку, проявляя к кому-то жалость, ты считаешь объект-противоположность злом. И если избавляться от его присутствия в мире, истреблять любое порождение тьмы, все до единого... человечество неизбежно будет бросаться в крайности. Станет выжигать не только то, что является злом, но то, что только в будущем может им стать.       Губы Алекса, по-прежнему сидящего в кресле, тронула неверная улыбка. Антони Грамши именовал основополагающее качество осознающего себя существа "пессимизмом разума и оптимизмом воли"... Пожалуй, это был именно его случай. Многие факты были против развитого, но... он все-таки намеревался попробовать. Его сердце уж точно не было чрезмерно нежно, чтобы не в силах быть примиренным с дальнейшими лишениями и идти в монастырь. Мерсер перейдет к активным действиям чуть позже... когда вскроет отдельные недостающие детали. Вновь Алекс нашел убежище в спасительной гавани слов "я отдаю себе отчет". Если то, что предлагал вирус, естественно, то рано или поздно человечеству к этому исходу и само придет. Если же нет... то Мерсер сделает для себя то, что по его разумению будет достаточно и некритично для окружающих. Завладеет ресурсами ведущих корпораций и ВОЗ, отстроит исследовательские полигоны на отдаленных, безлюдных островах... Проживет множество жизней, каждую из них выбирая иные пути. Если он не сможет рассчитывать на недостижимое большее, не познает и удовлетворения, так ведь? На что еще Алекс Мерсер будет способен в рамках своих самоограничений?       Возможно, развитый в итоге решил бы, что его идеи на любом из этапов применения нарушат в разы больше международных соглашений и прав человека, чем умудрилась отличиться отчизна Алекса за все эти годы, а потому занялся бы построением чисто умозрительных моделей. Возможно, он заставил бы себя позабыть о Дане, решив, что своим нахождением рядом и так причинил ей достаточно вреда, и скрылся бы под землей, в расщелинах йеллоустонских гейзеров.       Неужели кто-то всерьез предполагал, что Мерсер стал в анабиозе ждать сотни лет, проращивая биомассу через всю кору планеты и внимательно наблюдая за человечеством?       Оковы были разбиты вдребезги ровно через полтора месяца после того, как Алекс осел в провинции Саскачеван. Восхитительная пунктуальность со стороны мистера Цюриха, владельца лесопилки, небольшой промзоны и, как оказалось, чуть ли не половины окрестных земель. Оттяпав солидное число гектар первоклассного леса - валить зимой деревья в Канаде самое то! - он вплотную шагнул к владениям Флинта, и теперь наносил бывшему партнеру по бизнесу визит вежливости. В ночь с 45й по 46й день, всего через несколько часов, как мужчина ответил отказом на предложение продать свою землю и убраться восвояси, дабы не мешать решительной поступи мистера Цюриха по канадским просторам, жилище Отум и ее отца собираются сжечь, а их самих - убить. Мерсеру даже показалось, что над ним в самом деле нависло какое-то древнее проклятье. Стоит устроить дела, стоит успокоиться и начать думать, что не все в твоей жизни так уж бессмысленно - непременно появятся люди, которые хотят нарушить этот покой, вынудить Зевса показать когти! Не Черный дозор, так другие - им ничего плохого еще сделать не успел, и на тебе, уже стремятся ударить Мерсера побольнее! Естественно, развитый воспылал праведным негодованием, а негатив от первой встречи с Цюрихом разросся в тихую ненависть. Алекс съел телохранителей и запрятал коктейли молотова, что были при них, но теперь, когда те двое пропали во время выполнения задачи, акула бизнеса уж точно не оставила бы Флинта в покое. Если снова не попытается ликвидировать партнера, мешающегося под ногами, то сгонит сюда столько копов, сколько сочтет нужным, и рано или поздно изживет с земли, а может и вовсе повесит на них двойное убийство. Судя по памяти одного из громил, это был далеко не единственный эпизод, когда Цюрих незаконными способами присваивал чужую землю. Никто бы не стал по нему скорбеть, только спасибо сказали...       Мерсер мог бы уйти прямо тогда, по-быстрому закинув в рюкзак вещи, пока и на него не обратили пристальное внимание, в том числе Дозор, который наверняка вился где-то неподалеку в информационном пространстве, выжидая, когда заинтересовавший их каратель сделает очередной шаг. Но, конечно же, он не сбежал трусливо. Мерсер, по его разумению, обрел с Флинтом и Отум эмоции, которые ему давно уже расхотелось испытывать, и хоть он не являлся частью этой семьи, счел возможным нанести от их лица ответный визит мистеру Цюриху. Пусть Рукс следит за американо-канадской границей упрямо, пусть на этот раз в своей паранойе окончательно уверится, что Зевс и не думал подыхать... что ж, Алекс поблагодарит Флинта за гостеприимство и вновь скроется в подполье. Флинт вряд ли заподозрит скромного писателя в высочайших боевых качествах и агентам Дозора на расспросы ответит, что никого подозрительного не видел. А на случай, если они как-то выяснят, что здесь останавливался нелюдимый мужчина, совсем недавно отчаливший восвояси, и примутся всерьез окучивать Флинта, Алекс оставит ему и Отум большую часть налички. Такая сумма позволит найти общий язык с теми, кто готов создать непробиваемое алиби или поднять аргументы, которые призовут иностранную спецслужбу оставить семью в покое... Мерсер все равно будет лишен общества тех, кто стал ему дорог за эти полтора месяца, но так он хотя бы уйдет довольным, раз сделал то, что должно, что неприкаянный Зевс не будет мешать тем, кто полон жизни. И Отум... как с Даной, Мерсеру будет довольно знать, что с ней все в порядке. Пусть его назовут импотентом и королем френдзоны, но Алексу ничего другого будет не нужно для нормального функционирования, если он удостоверится, что Отум останется защищенной. Эти люди... когда они с бутылками зажигательной смеси в руках обсуждают, красивая ли у хозяина девчонка... когда их главарь отдавал такой приказ... неужто все они так уверены в собственной безнаказанности? Думали, что они выше закона, и никто на этой планете не в силах поставить их на место? Если бы весь мир узнал благодаря тем же роликам в интернете, если слухи о человеке, ударом ноги отправляющем в полет корпус БТР, были достоверны... стали бы они хоть немного опасаться возмедия, приходящего за жизнями подонков неостановимого карателя? Жалкие существа. Только и способны, что бить слабых; впадают в ступор, лишь только понимают, что противник им не по зубам, и что игра окончена. Ничуть не отличаются от южной швали, разве что в большинстве случаев прикрываются буквой закона да финансирование куда лучшее имеют.       Хера с два на этот раз Алекс сказал бы "это естественно" и позволил Цюриху уйти живым. Никто не смеет зариться на неприкосновенность дорогих Зевсу существ и не платить за это по счетам. Никто даже косо не взглянет на Флинта и Отум - и в их случае можно не бояться, что в ответ они предадут Мерсера, как Карен, поскольку открывать свою суть Алекс не собирался.       - Итак, - деловито произнес Алекс, перемахивая через забор и с шумом приземляясь на территории предприятия, - давайте начнём наш праздник местного значения... отметим сезон лесоповала так, что сам Джо Маффро(57) обзавидуется.       И щепки действительно полетели. Люди падали, раскалывались на части, как деревянные чурбаки... Бизнесмен с сомнительной репутацией насолил многим, и охрана у него была серьезная - штурмовые винтовки, хорошие гарнитуры и разгрузки, недурная выучка бойцов. Как будто судьбе было угодно предоставить Мерсеру небольшое испытание сродни прошлым, пробудить в его голове воспоминания, которые развитый не хотел больше поднимать. Будто еще одна расправа над группами патрулей, сканирующими радиоэфир в поисках сестры... Алекс ощутил себя в родной стихии - то самое чувство, когда долгое время был лишен работы, которая выходила у тебя лучше всего, когда абсолютная уверенность появляется в том, как расправиться с преградами, возникшими на пути, и… и Мерсеру было совершенно не до игр в переодевания на этот раз. Устранить быстро. Устранить не одного только Цюриха, но и всех свидетелей, выжечь это гнездо агрессивного капитализма. Мерсер влетел с разбега в очередного охранника, подмял под себя и раздавил ему шею каблуком. Подтянуть еще одного хлыстом, еще в полете выпотрошить ему мимолетным росчерком живот, умоясь в брызнувшей крови. Рискуя словить выстрел из подствольника, быстро сблизиться с группой, занявшей оборону у цеха, и нанизать их всех на клинок. Выстрелить хлыстом с угрожающе расставленными хлицерами уже вверх - тут с прожекторной вышки прилетает снайпер, глухо падает в снег и дергается, булькая кровью из развороченной грудной клетки... Люди даже не успевали передать, что столкнулись с чем-то сверхестественным, и что вместо объявления тревоги лучше бежать сломя голову. Цюрих орет в мегафон про нарушителей, словно командир базы свое фирменное "Граждане, зона заражения смертельно опасна"... Вот и объявился этот сукин сын, выглянул из своей норы, где в воспоминаниях Ларри он потягивал виски и курил дорогую сигару. Концентрацию на первоочередной фигуре сбивает рокот вертушки и свет с нее, заставляющий рецепторы на лету менять режим восприятия, а затем... Пули бьют навылет, разворачивая на спине Алекса мясистые цветки и заражая снег вирусной краснотой, совсем не как из карабина сухим горохом щелкают. А Цюрих, оказывается, рыба еще более крупная, коли раздобыл для своей базы списанный пулемет и установил его на вертушку, думает развитый, вправляя перебитое плечо. От кого отбиваться рассчитывал при помощи GAU-17 - приехавших по его душу федералов собирался так встречать? Гатлинг испускает оглушительный свист, не перекрываемый даже рокотом винта, фарширует землю вокруг Алекса свинцом. Впрочем, это лишь временная помеха. Зевс был научен расправляться и с бронированными винтокрылыми птичками, нагруженными под завязку боеприпасами и вечно злыми на него дозорными; сбить гражданскую модель S-76 тем более не составило бы хлопот. Прыжок на ангар лесопилки, ломающий пару стропил в крыше, еще один пируэт в воздухе - и вот уже Мерсер цепляется когтями за «Спирит», раздирая металл. На лице пулеметчика отражается ужас непонимания - особый страх, предшествующий смерти от рук Мерсера. Первый раз в жизни он видит перед собой всамделишнее чудовище, не какого-нибудь тигра, пристрастившегося к человеческому мясу, который убивает вовсе не в силу своей злобной натуры и которого никому в голову не придет монстром назвать. В его голове проносятся обрывки мыслей – «как такое может быть?» «как такое может произойти со мной?» Каждый раз, когда Мерсера принимали за обычного человека и пытались прикончить, а он игнорировал пули и вновь поднимался, а люди цепенили в такого рода ужасе. И каждый раз эта временная неподвижность делалась параличом безвозвратным, когда они прекращали всякое движение так резко, что становилось ясно - это конец; кто бы это ни был, теперь он не живой человек, но падаль. Мерсер давно привык к этим выражениям смерти, напоминаниям того, что он лишает разумное существо его выбора, возможности проводить жизни так, как ему заблагорассудится, но это не значило, что замечать их стало менее ненавистно...       К пилоту в кабину Алекс не полез - исполосовал топливные емкости и голыми кувалдами затормозил приводной вал. Пока летел вниз вместе с объятой пламенем вертушкой, на душе стало нестерпимо горько. Обычные ведь люди здесь погибали, не современный вариант СС, не зомбированные речевками палачи! Многие выходцы из морской пехоты и прочих вполне достойных боевых братств, которых можно было назвать настоящими мужчинами, не без своих слабостей и недостатков. Все они могли бы болеть за любимую команду, играть с сыновьями в бейсбол и возить дочек за город кататься на пони, а в будни мирно позевывать в офисе. Но нет, полезли в частные охранные предприятия, соблазнившись большим доходом, стали защищать богатеев. Стали для них расходным материалом и преградой на пути Мерсера, разваливаются теперь на куски под его ударами. Пока мозги развитого балуются вшивой моралью, организм фиксирует этих людей как угрозу, призывает не оставлять без внимания и как можно скорее ликвидировать. Продолжает работать по выверенному плану.       С новой силой закручивается вокруг смертельная карусель, когда Мерсер вламывается в дом наперерез сбегающему Цюриху. Ориентируется не по сигналу - вирионов горе-бизнесмен не успел вдохнуть, - но Ларрингтон знал, куда направится их босс в случае ЧП. Знал теперь это и Мерсер, расчищая себе путь клинком, которым научился владеть куда лучше, чем собственной жизнью. Он сделал свое оружие еще сильнее, положившись не только на химер, но и самостоятельно разработав кое-какие правки в конструкции. Клинков в мире много, но этот - его собственный, неотделимая часть самого развитого. Все, дабы никто не сумел задержать его на срок достаточный, чтобы разувериться в собственной правоте, а?       - Ну же, - сквозь зубы рычит Мерсер. Давай, делай то, ради чего был создан - рви, кромсай! Сожги мосты, снеси дома плохих людей до основания, насади их головы на колья - никакой пощады ошибкам эволюции! Никакого снисхождения тем, в чьи ущербные мозги при всем старании природа не смогла вдолбить: ты разумный вид теперь, а не обритая обезьяна! Ты должен сотрудничать, а не противостоять! Виды рождаются из противостояния, но разум должен служить сотрудничеству! И похер, что ты сам ничего пока стоящего не создал - ты бы устроил бойню в любом случае, даже если повода в лице Флинта и Отум не было бы, а?!       Мерсер не думал, что ему хочется узнавать Цюриха, копаться в его памяти. Вряд ли развитый отыскал бы в ней что-то хорошее... Лишившись пешек, местный заправила представлял собой легкую добычу; каким бы здоровенным сукиным сыном в кожаном плаще ты ни являлся, нереально потягаться на ближней дистанции с тем, кто способен остановить танк, схватившись за ведущую звезду. Можно было просто обезглавить его и заняться ликвидацией следов, для чего Алекс уже присмотрел цистерны на заправочной станции. Однако... любопытство сгубило уже немало существ с более чем одной жизнью, чтобы развитый уложился в общую статистику. Мерсер до последнего надеялся, что Флинт не замешан в махинациях Цюриха, чьи методы не внушали оптимизма. Он желал развеять свои смутные подозрения, отыскать нечто, что могло успокоить разбушевавшееся воображение.       Если Мерсер и надеялся на чудо, его, естественно, не случилось. Стоило вирионам, введенным через intestinum в яремную вену жертвы, окутать мозг и передать интересующую выборку информации Алексу, как лицо развитого посерело, искажая маскировку - сначала от шока осознания, а потом и от гнева. Правда оказалась... намного, намного хуже, чем он расчитывал. Под образом дружелюбного семьянина некогда скрывался "бык", элитный громила Цюриха, проводник его воли и агрессивный переговорщик. Со своим боссом он знатно куролесил в Ванкувере лет вплоть до своего ухода, что случился лет эдак пятнадцать назад. Господи, сколько же было людей на счету Флинта... пара десятков? Сотня? Мерсер метался среди новообретенных паттернов, но не мог перестать находить новые жертвы, замученные своим арендодателем, с которым он с удовольствием беседовал по вечерам за бокалом глинтвейна.       Злость на самого себя, пробудившаяся во время вырезания охраны, трансформировалась в дикую, по-настоящему иррациональную ярость. Развернулась из тугого комка и целиком затопила Мерсера, теперь направленная на Флинта. Алекс видел в нем с Отум последнюю связь, что ему хотелось иметь с социумом, и эта связь была разрушена самым бесцеремонным образом. Он припустил обратно к усадьбе, начисто позабыв про уничтожение следов своего набега, оставив истерзанные трупы темнеть кровью в свете полной луны. Алекс несся, исполненный решимости прикончить Флинта, заставить его заплатить за причиненную другим боль и личное разочарование. Даже если Флинт правда отошел от дел и больше никому не причинил бы вреда... никакого милосердия для него. В Новом мире, который мнил себе Алекс, прощение означало безопасность, миролюбие... застой, банальную скуку. Либо ты следуешь правилам, установленным конкретным сегментом социума, либо уходишь и собственными силами формируешь свой отдельный сегмент, и делай в нем все что заблагорассудится, если у тебя найдутся единомышленники.       На подходе к усадьбе встроенный ИИ несколько охладил пыл Мерсера. Нехотя пощелкав тумблерами восприятия, Алекс таки уговорил себя взглянуть на ситуацию под другим углом и не поддаваться одному лишь гневу. Флинт... он ведь просто еще один убийца. Такой же, как Мерсер - развитый уже довольно скептически относился ко многим традиционным ценностям, не находя особой разницы в ответах на многие человеческие дилеммы. Убивать, чтобы защитить сестру, или из-за денег - серьезная разница, скажут люди? Неужели Алекс опустится до их лицемерия, в духе лидеров-экономистов заявляя, что убивавшие за свою страну на войне есть истинные герои, достойные стелы, а по ту сторону фронта - просто цифры статистики? Разве Флинт повинен в том, что Мерсер возлагал какие-то свои надежды и помыслы на него и его дочь?       И потом... что Алекс скажет Отум? В самом деле заявит, что невероятным образом уяснил для себя темное прошлое Флинта и в припадке гнева убил его? Или лицедейством как всегда объяснится, мол, в дом ворвались боевики Цюриха, твой отец мертв, надо бежать? Отум... она была не при чем. Дети не могут быть повинны в делах своих предков. Пусть люди травят и покрывают дурной славой родичей тех, кто пришелся им не по вкусу, но если Флинт на костях других сколотил состояние и спокойно теперь живет, никого не трогая, если он нужен Отум...       Черт с ним, выдохнул Мерсер, с трудом успокаиваясь, ибо не желал врубать принудительные глушилки эмоций в ИИ. Он... не лишит Отум отца. Развитый уйдет прямо сейчас, но для нее пусть все остается как прежде. Может, следовало вообще уйти не прощаясь, прямо сейчас исчезнув из жизни этой семейки, чиркнуть Отум только записку о деньгах...       В доме горел свет - похоже, Флинт был неспокоен после визита "партнера по бизнесу", и задержался у камина допоздна, поглядывая на свой рыбацкий трофей. Но внимание Мерсера захватил арендованный им сруб - его окна тоже были освещены. Увидели зарево пожара и всполошились, пошли проверять гостя? Так база Цюриха располагалась десятком километров южнее, разве что раскаты взрыва донеслись, а Флинт решил, что это по его душу выдвигаются... Алекс заколебался, все еще раздумывая над вариантом немедленного ухода. Он не хотел заглядывать в дверь, как не хотел читать память Цюриха, но желание увидеться напоследок с Отум все-таки пересилило боязнь вновь ошибиться.       Дважды снаряд в одну воронку не кладут, но, очевидно, Мерсер это до сих пор не усвоил своей гениальной головой.       Она была там... Развитый зашел быстро и без предупреждения, и Отум не успела скрыть следы своего пребывания в хижине. В частности, были вынуты дощечки, скрывавшие топорный тайник, за который Мерсер совершенно не переживал, поскольку из дома он практически не отлучался. Алекс, не заметив поначалу развороченный пол, подумал, что все еще не овладел собой, и его лицо искажено бурей эмоций, поскольку Отум посмотрела на него странно. Но затем она выхватила револьвер из сумки - небольшой S&W 66, вполне годящийся для дамской самообороны, и притом удивительно мощный. Алекс был растерян таким поворотом сюжета, спору нет. Но ситуация, когда это помешало бы ему действовать на опережение, как в случае с МакМалленом, уже не могла повториться. Часть уроков нью-йоркских улиц Мерсер выучил сполна, был готов отвечать безукоризненно хоть будучи разбуженным ночью, хоть под пытками черных инквизиторов. Еще до того, как боек наколол капсюль и скромное жилище Алекса огласил первый выстрел, развитый, сгруппировавшись, кинулся к Отум и запросто вырвал пистолет, сломав ей кисть и изувечив указательный палец на левой руке. Девушка взвыла, но крик ее тут же был перебит пальцами Мерсера, сомкнувшимися на горле железной хваткой.       - Зачем? - спросил он, срываясь на угрожающий шепот. - За что? За что, тупая ты дрянь?!       Алекс не дал ей даже возможности ответить - оправдания жадной суки ему были неинтересны. Все было ясно, кристально ясно. Он... снова недооценил Флинта. Думал, что он воспитал острую на язык, образованную и знающую себе цену девчонку... все это притворство, очередная ложь людей, по сравнению с которыми прятки Алекса под масками - невинное развлечение, веселый карнавал. Мафиози в отставке максимально жестко расписал дочери правила, по которым существует этот мир - так, как сам в молодости привык его видеть. Отум за отсутствием хозяина целенаправленно рылась в вещах в поисках чего-то интересного, может, и из-за типично женского любопытства пополам с бестактностью, но найдя крупную сумму налички, она продемонстрировала готовность применить летальное оружие против владельца. Да уж, Флинт подготовил себе отличную смену. Мерсер напал на Цюриха и перебил кучу практически непричастных людей не ради себя, а ради них. И все, чем он располагал по итогу... понял, что его ненароком использовали. Что он работал на благо бывшего преступника и его преемницы. Отличная работа, Зевс, по-прежнему следуешь традициям Первой вспышки: ошибаешься в своем невежестве ты, а расплачиваются жизнями другие.       Были бы снабжены механистической стороной как я, не ломались так легко, не пришлось бы расплачиваться, бесцветно подумал Алекс. Гнева он уже не ощущал. Только какое-то напряжение, словно в мозгу очутилась натянутая до предела струна, грозящая вот-вот лопнуть. Развитый сжимал шею бессильно хрипящей Отум, приподняв ее над полом, и вслушивался, проснется ли в глубине его души Зевс, абсурдная рациональность, отчаянная необходимость раздавить недружелюбному элементу голову, поскольку он в дальнейшем может составить угрозу куда большую для их с Мерсером гибридного интеллекта. Кожа Отум... ощущалась удивительно холодной; это была нормальная температура человеческого тела, но Мерсер чувствовал лишь отторжение. Что связывало их все крепче на протяжении 45ти дней, разлетелось ледяными осколками подчистую. В тот момент Алекс чувствовал себя в неизмеримой степени более погано, чем когда к нему пришел Кросс и открыл, что Мерсер сделал за него всю работу. Флинт и Отум убедили его в том, что они добропорядочны, а развитый себя убедил, что хочет быть с ними... Хуже того - эти двое продемонстрировали, насколько уязвим становился Мерсер, слишком сближаясь с людьми. Насколько зависим он делался от чужой позиции, точки зрения... считаясь с чужим благополучием, он принизил многих других - сыграл такую роль, в которой не хотел бы себя видеть. Любая сила направлена против чего-то... Помотав головой, Алекс сграбастал всхлипывающую Отум за шиворот и потащил ее в дом.       - Флинт? - повысил голос Мерсер, заглушая стоны девушки, едва они переступили за порог. - Флинт, нам всем нужно поговорить!       - Джек? - тот дернулся в сторону камина, где висело чучело огромного самца горбуши на почетном медальоне, но довольно быстро расслабился, возвращая лицу привычное выражение, и даже снова взял в руки трубку. - Господи, сынок, ты меня до инфаркта доведешь! Сам знаешь, объявился сосед неспокойный, так что... Я думал, Отум вышла поговорить с тобой?       - Как раз насчет нее я и хотел с тобой побеседовать, - сухо ответил Алекс, вталкивая почти не сопротивляющуюся девушку в комнату. Очутившись рядом, Мерсер вцепился в ее короткую стрижку и оттянул голову назад, так что Отум болезненно вскрикнула.       - Джек, что с ней? - Флинт немного побледнел, увидев обильное кровотечение из практически вырванного пальца и разбухшую кисть дочери. - Что ты творишь?!       Вместо ответа Алекс регенерировал себе вместо рук небольших размеров когти - и с головы Отум слетело несколько срезанных прядей. Флинт только и смог, что судорожно хватать ртом воздух, когда над его дочерью нависла темная фигура, проступившая из багрового свечения.       - Я не Джек, - покачал головой Мерсер. - Чуть больше года назад по моей вине в Нью-Йорке умерло почти полмиллиона человек, о чем ты наверняка слышал.       - О, господи, - выдавил из себя Флинт, делая попытку привстать в кресле. Даже если он не имел представления о развитом и не интересовался бреднями конспирологов, после манхэттенской вспышки расплодившимися в избытке, смена облика убедила Флинта сполна: у него все это время гостило нечто, имеющее связь со сверхъестественной чертовщиной, творившейся в Нью-Йорке.       - Ты убийца. Ты калечил за деньги и одобрение своего босса, - процедил Алекс, - но не мне осуждать тебя. Я делал вещи и худшие ради меньшего. Однако... будто этого мало, ты научил следовать праву сильного дочь! Какого дьявола, мистер Флинт? - обвиняющим жестом указал на девушку Мерсер. - Она пыталась убить меня, когда раскопала мой схрон! Учитывая, какие слухи доходили до ваших краев, ты должен понимать, что это большая ошибка... Сидеть! - злобно гаркнул Алекс, приставив ладонь к шее Отум, когда мужчина направился к камину. - Оставайся на месте, Флинт. Одно лишнее движение, и я испорчу прелестную фигурку твоей дочери перфорацией, не предусмотренной природой. Мне достаточно просто сжать пальцы, чтобы оторвать ей голову, ты ведь понимаешь это? Я прекрасно знаю, что у тебя тайник в этом рыбацком трофее, и уверяю тебя - он ей никак не поможет.       - Что за... откуда тебе... это известно? - обомлел Флинт, в своем доме никогда не выпускавший писателя из поля зрения. - Отпусти ее, бога ради! Дай мне помочь...       Мерсер умолк на пару мгновений, с ворчанием массы двигая кадыком, а потом заговорил холодным точеным голосом Цюриха:       - Мистер Флинт? Флинт, чуть не забыл! Напоследок - небольшой презент в честь нашей долгой и плодотворной дружбы. В наши неспокойные времена полезный вдвойне... Семнадцатый глок, незарегистрированный, дело понятное - универсальная и совершенно некапризная машинка. Когда выкупишь дом среди озер, как собирался, желаю тебе поймать рыбу выдающихся размеров и устроить в медальоне тайник. Рано или поздно пригодится, помяни мое слово. Ну давай, пожмем друг другу руки... Счастливо, партнер!       - Цюрих... - невольно вспомнил Флинт, услышав реплики из своей прошлой, оставленной далеко позади жизни.       - Мертв, - спокойно подтвердил его опасения Алекс. - И все его люди отправились вслед за ним. Я сделал это, чтобы защитить вас, стоящих его мразей. Послушай, Флинт, - Мерсер медленно поднял руку, заставляя Отум встать с пола. - Ты столько боли причинил людям, которых не знал... Так что, если я сделаю с твоей дочерью что-то из того внушительного списка пыток и унижений, которым подвергались твои жертвы - сделаю это с тем, кто тебе дорог? Может, мне сжечь ей грудь газовой горелкой? Отбить монтировкой ноги? Изнасиловать с особой жестокостью? Бензином облить руки и поджечь? - злобно цедил развитый самые разнообразные варианты, увиденные в памяти Цюриха. - Сколько еще мне придется нарушать принципы, которые я собираюсь позиционировать как хорошие и необходимые? Что мне сделать, чтобы до вас дошло - другие заслуживают жизни не меньше, чем те люди, на которых вам не насрать?!       - Папа... - простонала Отум сквозь слезы боли и злости, баюкая раздробленную кисть. - Папа, прошу тебя, уходи... беги!       - Куда? - участливо поинтесовался у нее Алекс. - Мы находимся в одной комнате уже достаточно времени, чтобы он надышался моими переносчиками информации. Даже если бы Флинт быстрее меня... а это, как ты могла заметить по состоянию своей руки, не так... куда он пойдет? В очевидное место, в полицейский участок Ла-Рондж, или просто к телефону, что у вас в гостиной? Куда бы он ни направился, в ближайшие пару дней выследить его мне ничего не будет стоить. Так что... никуда ты от меня не денешься, Флинт, придется тебе делать выбор.       - Нет... Джек, не надо! Умоляю, оставь ее! - лихорадочно зачастил старый "бычара", протягивая к дочери руки. - Убей меня! Я виноват, забери мою жизнь, только не тронь ее!       Мужчина рухнул на колени, опрокинув столик и рассыпав табак по ковру. Его лицо прочертили дорожки слез, губы мелко дрожали.       - Пожалуйста, Джек... - прошептал он. - Отум - это все, что у меня есть.       - Ого, - сморгнул Алекс. - Сколько самоотверженности и даже... патетики? Ты что, творений Голливуда на старости лет насмотрелся? Вот же жалость, что громкие реплики в реальности никогда не работают... Ну, разве что иногда, если с трибун политиков звучат, - задумчиво окончил он.       Отменить приговор ребенку на глазах у его отца. Разве это не тот поступок, что иудеи считали достойным божественного начала? подумал развитый неторопливо, выпуская волосы Отум из своей хватки. Флинт в замешательстве приблизился к ней, не поднимаясь с колен и, боязливо взглянув на посторонившегося Алекса, обнял дочь.       - Твои слова идут от сердца, - смерив арендодателя взглядом из-под насупленных бровей, заявил Алекс. - Ты любишь свою маленькую Отум, по-настоящему любишь, я это вижу. Но мне вот интересно: что было бы во времена твоей молодости? Сейчас ты можешь считать, что пожил свое, и с легкостью отдашь свою жизнь за жизнь Отум...       Флинт, осмотрев кисть дочери и наспех попытавшись забинтовать рану, сняв с себя свитер, решительно помотал головой. Он боялся идти за аптечкой и оставлять Отум наедине с монстром, это было очевидно.       - Я бы не мог иначе... Правда не мог.       - Наверное, - согласился Мерсер. - Я тоже думал, что шанс проявить себя с хорошей стороны нужно давать каждому. Думал, что кто-то будет глупцом, а кто-то неприятным человеком, и каждый будет поступать как захочет. Но я - я лично, - просто не хочу, чтобы рядом со мной были такие люди как вы. Я не хочу иметь дел с такими людьми, понимаешь?       - Спасибо, - словно не слыша его, пробормотал Флинт, поддерживая дочь и помогая ей встать. - Спасибо... я... должен сделать перевязь.       - Ты действительно думаешь, что я показал свой истинный облик и притом оставлю вас в живых? - с сожалением произнес Мерсер. - Я лишь дал вам попрощаться, прочувствовать важность общества друг друга. Мне ли не знать, какое значение это имеет для разумных... К сожалению, из-за тебя личность Отум испорчена. Ты лишил ее выбора, привил далеко не лучшие стартовые условия. Ее уже не переделать. Вернее... - через мгновение Алекс очутился рядом с хозяевами дома, а его руки легли Отум на голову, - я не хочу ее переделывать.       Раздался отчетливый хруст позвонков, и девушка обмякла на руках отца. Тот, поначалу впавший в ступор, неверяще смотрел на вновь отступившего к стене Мерсера. Лишь спустя минуту-другую Флинт разжал трясущиеся руки, с каким-то совершенно нечеловеческим воплем кинулся на Алекса, игнорируя оружие из тайника. Подсечка сломала ему обе ноги и опрокинула набок - и Флинт тотчас позабыл про все попытки добраться до убийцы дочери. Теперь он только кричал от боли, скребя руками ковер, и посылал сдавленные проклятья на голову Алекса. Впрочем, тот уже вышел вон, захлопнув за собой дверь, и направлялся к припрятанным в сугробе бутылкам с зажигательной смесью.       - Извиняй, Ларрингтон. Знал бы - не стал вам мешать, - пробормотал Алекс, поджигая смоченную в бензине тряпку. - Так получилось... Это, мать ее за ногу, сама естественность.       Дом горел, и развитый стоял неподалеку, смотрел на пламя, что раздувалось зимними ветрами. Лишь когда крики Флинта, зовущего его украденным именем, окончательно растворились в треске пожара, Мерсер позволил себе опуститься на снег и склонить голову - он вдруг почувствовал, что устал смертельно. Душевное, не физическое бессилье накатило, словно разжался огромный кулак, и Алекс просто сидел, не в состоянии испытывать ни муки совести, ни горечь одиночества.       У него осталась Дана. Любимая сестра - это все что у него осталось, и если он сейчас вернется к ней, то приведет с собой дозорных. Он не мог вернуться к ней, чтобы излечиться от морального опустошения...       Если только Черный дозор не будет подчиняться мне, прозвучала в голове первая за долгое время по-настоящему стоящая мысль.       Стоя на коленях, Мерсер затравленно думал. Ла-Рондж стал для него долгожданной точкой переосмысления - это место заставило вспомнить слова его старого учителя биологии: как далеко без вреда для популяции ты способен зайти, решить можешь только ты сам. Зевс... он и был тем, кто в состоянии это решать, причем лучше многих. Больше года он вел себя как безмозглая амеба: наполнял свою плазму не имеющим смысленности молекулярным копошением, изредка пожирал всякие отбросы, впитывал полученную из вторых рук информацию, и это никак не помогло выработать идеальное гуманное долгосрочное решение. Слишком долго Алекс глодал самого себя, ничего из такого самосуда не усваивая и не меняя в своей жизни, идя на компромиссы с совестью, повторяя свои прошлые ошибки. Слишком долго он мнил себя тем, кто стоит выше людей, кем-то, кто обязан при выстраивании Нового мира руководствоваться некими возвышенными, новыми и небывалыми принципами.       Слишком долго Мерсер заковывал себя в цепи "общего блага", не делая что заблагорассудится именно потому, что мог, и полагая это правильным. Он легко мог порвать их в любой момент.       Все осуждение, которое Алекс, будучи раздраженным, изливал себе в душу во время тура по Штатам, было не нужно. Осуждение вообще непродуктивно при диалоге с людьми. Лучше стать зеркалом - просто копировать окружение в себе, преобразовывать, обдумывать и преодолевать происходящее. Не изыскать пути управления людьми - не такой уж Мерсер безупречный, чтобы считать себя в силах решать за других, - но показывать им то, что они сами делают, на наглядном примере в этой зеркальной плоскости. Хер им, а не великая ответственность, подумал Мерсер почти злорадно, поднимаясь с колен. Люди считают нормальным поступать так со своими - так разве Алекс не имеет права с ними так же обращаться? Слишком долго развитый успокаивал себя, что это нормально для одного только человечества. Раз терпят и позволяют - вытерпят и то, что Зевс с ними собирается сделать. Он по-прежнему не презирал расу, что его выпестовала; Мерсер понимал ее. Но это не значило, что он оставит все как есть. Довольно чахнуть над знаниями, роптать на судьбу и ослабевать, сжигаясь жалостью к самому себе. Пора применить эти знания, пора выяснить, способно ли человечество на что-то помимо вечной грызни в выяснении, кто лучше всего для жизни приспособлен. Потому что Мерсер тоже умел быть циником. Если люди думают, что за счет более развитого интеллекта и наличия чувства морали право имеют распоряжаться жизнями меньших братьев, то не обессудьте - еще более развитое создание будет считать точно так же. Эгей, люди, не хотите проявить себя в качестве лабораторных пушистиков, которым закапывают в глаза нефть и пичкают мышцы силиконом? думал Мерсер, до хруста сжимая кулаки. Лишь затем, чтобы очередная бездельница без последствий могла стать краше, чем есть от рождения, а предоставляющие эти услуги купались в нефти, только в формате хрустящих бумажек с портретом Джорджа Вашингтона? Даже не сомневайтесь - вы послужите не худшим подопытным материалом, причем не для одного только Мерсера, ибо любой истинный ученый в глубине души желает отбросить оковы морали, этой субъективной величины, не имеющей значения вне контекста. В каждом ученом живет мальчишка, отрывающий крылышки мухе, чтобы посмотреть, как она тщетно будет пытаться взлететь, и привязывающий пустые консервные банки к кошачьему хвосту. И зачастую такие методы спасают куда больше жизней, чем умеренные...       Эксперимент - неотъемлемая часть научного знания. Только смешав два известных реактива в новой комбинации, узнаешь, получил ли ты ожидаемый результат. Только попробовав пирог, можно узнать, стоит ли печь его заново или и так сойдет, на стол подавать можно. Алекс проведет такой эксперимент. И сделает это не ради абстракции-человечества или неведомой твари, сидящей за гранью бытия. Он сделает это ради себя и только ради себя. Мерсер не будет обращать Дану в собственное подобие, потому что не собирался рисковать единственным близким человеком, но позволит себе обрекать на эту судьбу других.       - И пусть эти суки, не видящие бревен в собственной роговице, только попробуют обвинить меня в лицемерии.       Алекс неуклюже, словно пьяный, развернулся и зашагал прочь. Осознание того, сколько у него времени ушло на принятие решения... злило невероятно. Когда ты прекратишь лажать, Мерсер? Как долго будет длиться твоя череда ошибок? Сколько еще будешь доверяться этой слащавой массе, когда можно приблизить нужных, доверяющих тебе людей?! Приступ ярости сотряс Алекса; мышечный спазм перебрал все его позвонки, отдаваясь в пальцах и скручивая их в хищные дисты, из которых, казалось, вот-вот выскочат когти. Мерсер так хотел быть услышанным в "Черном ястребе" над Атлантикой... но теперь он понял - люди ему не нужны. Точнее, не нужны какие попало. Никому больше он не позволит попрекать собой. Никому! Никто пока еще не заслужил поклонения с его стороны, восхищения иной природы, нежели эстетической... никто из них не сумеет навязать Зевсу идеал человека. Все идеалы выдуманы людьми - они ненастоящие, потому что единственный идеал для тебя это тот, который определил ты сам. И если кто-то подымет против Мерсера клинки, чтобы навязать ему что-то, неким образом ограничить... Живое оружие ответит со всей доступной ему мощью, чтобы отстоять право на свои убеждения и мысли тех, кто с ним солидарен. Алекс подчинит своей воле каждую молекулу тела, потратит сотни лет на саморазвитие... А голод разума исчезнет, стоит ему сформировать привычную среду обитания. Воля волей, старания стараниями, но выброшенная на лед рыба задохнется. И если такое ограничение - цена, чтобы исследовать глубины океана мироздания, то она совсем невысока в сравнении с потолком обычных людей.       Мутант споткнулся на ходу, когда за спиной взорвался газовый котел, и ударная волна настигла его, но тут же выровнялся. Его шаг стал куда более легким и быстрым, едва Мерсер конкретизировал свою цель, а не осознал только самый факт, что цель у него имеется. Любое лекарство станет отравой, если напутать дозировку... Все в природе находится в установившемся балансе - выбьешься из определенных рамок, и система тебя накажет. Свобода в объединении со "Светом" Алексу виделась грандиозной, но никто не отменял того, что и для вируса может всплыть система грандиозных противовесов. В конце концов, чтобы отличать Ересь от Истины, нужно познать и то, и другое, а это опасно... Необходима была проверка, серия клинических испытаний. Для полноценной реализации человеческого интеллекта нужно было создать искусственную среду обитания - и если кто-то скажет, что это не тот мир, который им нужен, Мерсер с легкостью парирует: это мир, который нужен всем остальным. Таким, кто видит современный мир невыносимым; таким, как Алекс Мерсер. Они последуют за ним не потому, что уверуют, будто он один знает лучший путь для выживания человечества, не потому что поверят в лучшее будущее, но будут знать, что в их силах получить то, чего они жаждут больше всего. Ученым - небывалый простор и возможности исследования. Военным, в том числе дозорным из "благородных" - шанс проявить свою удаль, получить новые опасные игрушки, при помощи которых можно нести демократию еще эффективнее. Творческим людям - великую трагедию современности, которая послужит вдохновением и подарит миру множество новых произведений искусства. Рабочим и местным жителям - рабочие места... и не так уж и важно, что какая-то часть их втихую пропадет и будет пущена на эксперименты Гентек. Одним словом, расплатится за этот праздник жизни простой обыватель, и пусть люди, опять же, посмеют заявить, что такого никогда раньше не было!       И да, Мерсер станет лидером этих людей, не даст им на время эксперимента абсолютную свободу. Все искали решение - как править людьми, в большей или меньшей степени; абсолютная демократия невозможна, потому что люди всегда стремятся стать маленькими божками. Это цена индивидуальности, или люди были бы муравьями. Строить Новый мир без того, кто на первых порах укажет направление... все равно что пытаться поднять себя за волосы, чтобы обозревать все доступное пространство. Все как один... Единство - это не терпимость или, боже упаси, какая-то там толерантность. Единство в понимании. Понимания всех и всего... Алекс чувствовал, как его лихорадочно скачущие под наплывом эмоций мысли путаются, призвал их к порядку, досадливо сморщившись. Его не должны были теперь волновать оправдания. Серьезно, если даже злодей сомневается в том, не непосильной ли окажется плата за славное будущее и достоин ли он людей в это будущее повести, то существуют ли вообще герои? Тому, кто хочет изменить что-то, кто первый идет против толпы, извечно приходилось сталкиваться с непониманием и непризнанием. Мерсер сделает правила более индивидуальной вещью... Соберет вокруг себя людей, которые его выслушают, и либо признают собственную неправоту, либо представят убедительные аргументы, что неправ Зевс... и он, более чем вероятно, согласится.       Духовно одаренные люди мечтают о мире, где нет границ и запретов, где каждый может направиться куда угодно, ничего не боясь, думал Мерсер, просматривая расписание рейсов. Его больше не трогало, что он оставил после себя столько улик - сразу направился в аэропорт, что расположен был к северу от города. Следовало признать, что именно в таком положении, какое описывали те философы, находился сейчас Алекс. Он был волен держать путь в любом направлении, не связанный никакими рамками и обязательствами... а теперь он хотел еще и не скрываться более под масками. В обществе, состоящим из совсем других людей, нужда в этом отпадет - как и в сокрытии любого неподобающего образа жизни. Хотя бы не попробовать выстроить такое общество - преступление. Если Мерсер раскроет для человечества тайны вируса, сумеет обернуть их во благо... Теперь, после предательства Отум, он ухватился бы за самую ничтожную возможность того, что Зевс - не оружие, случайным образом получившее собственную волю. Что его личность не есть воплощение абсолютно пропащего человека. Билеты на частник по загранпаспорту Коулмана Алекс оформил не колеблясь.       А если вирус обманывает его... если Зевс выпущен им на свободу говорить с разумной расой, и цель его - собрать всю биосферу планеты в огромного монстра, отправившись к звездам на тяге кишечных газов... Пускай. С такими силами не потягаешься; с энтузиазмом запустив себе подобных в производство, Мерсер ничем не сделает хуже для человечества. Если бы потусторонние силы имели виды на эту планету, разве они были бы зависимы от ее представителя? Какой смысл такие грандиозные планы и возможности иметь, если они зависят от какого-то там углеродного ничтожества? Сколько я времени на запугивание самого себя байками про матрицу потратил? Без малого месяц в Нью-Йорке, отчитал себя Алекс, спустя три дня садясь на частный рейс до аэропорта Кеннеди. Пусть даже метафизическая мутация сотрясет не только общество людей, но и весь зелено-голубой шарик, словно к этому приложила рука извне. Что в этом будет неестественного? Природа, в отличие от разума, не стремится к недостижимому идеалу - она угнетает виды и раздувает генетические революции на протяжении почти четырех миллиардов лет. Сколько у развитого времени осталось? Как скоро человечество в его текущем виде перестанет справляться с капризами природы?       Надеюсь, мир по мне соскучился, проворчал мутант про себя, расслабившись в кресле и отключая сознание на время полета, иначе его ожидает сюрприз из разряда пренеприятнейших. Волна позитива окутала Мерсера, когда он вышел из самолета и, без проблем пройдя таможню, направился в знакомые места, окутала его волна ностальгии и предвкушения; во всяком случае, так ему показалось. Алекс ехал в тамбуре электрички в центр, вдыхая ударяющий в лицо морозный воздух и обозревая свои будущие владения - город, который в Голливуде разрушают так часто, что его жители уже на подсознательном уровне должны быть готовы к новой катастрофе. Идеальное место для полигона. Изолированное водоемами, с богатой инфраструктурой и возможностями контроля - все как рассчитывал Черный дозор. Если бы только вирус уложился в их понимание... Но Мерсер-то точно представляет, во что "Свет" может превратить это место, верно? Это будет даже более впечатляюще, чем итог прошлых десятков лет исследований... Пока в Бруклине и на видневшемся в ночной дымке залива Статен-Айленде царила предрождественская суета, Манхэттен являл собой зрелище куда более тихое и мрачное, чем изображался на открытках и туристических буклетах. Остров превратился в гетто, многие жители которого разъехались кто куда. По улицам сновали редкие машины, отовсюду доносился шум строительной техники. По-прежнему разгребались завалы и сносились остовы аварийных зданий, хмурые граждане спешили на сохранившиеся рабочие места... Рождественская иллюминация была вывешена и вовсе на одной только площади Таймс-сквер.       Я вернулся, жизнеутверждающе подумал Алекс, стоя на Перекрестке мира. Всех с наступающим Рождеством, добавил он, роняя из рукава пальто склянку, заполненную "Белым светом", в исходящую паром прорезь водопроводного люка. Убийцы всегда возвращаются на место преступлений, а? Он еще посетит Пенсильванский вокзал, непременно посетит... Но дела потом - за время латентной фазы должно было позаботиться о Дане. В конце концов, он обещал сестре, что это Рождество они встретят вместе. Еще нужно было закупить питьевую воду, ибо в ближайшие неделю пользоваться городскими трубопроводами будет опасно для здоровья... И на излишек своего капитала оборудовать квартиру Даны воздухоочистительными системами, сделать ее обиталище герметичным - так, на всякий пожарный.       Начало было положено, а гнев и отчаяние - повернуты в продуктивное русло. Год назад Мерсер украдкой склевывал зерна мудрости у Грин за спиной - теперь же он сам собирался закатить пирушку. И самое интересное, это получит одобрение от тех, которые мнят себя сильнейшими этого мира. Правительство и подконтрольный им Гентек будут только за, пока зараза не выплескивается из этой гигантской чашки Петри. Другие страны, вероятно, забрыкаются, полезут на рожон еще сильнее, когда узнают, что США продолжает получать преимущество в биооружии, содержа на своей территории это гетто... И это будет играть на руку Мерсеру, отвлекать тех сотрудников нацбезопасности, которые не будут посвящены в его дела. Да, противники у него, несомненно, найдутся, и будут они непримиримыми - тот же Рукс казался с Рендаллом одного покроя. Они видят в вирусе злодея? Так пусть его и получат. Новый облик Мерсера только сделает более достоверным имидж оси зла, так что у этих бедолаг и в мыслях не возникнет, что вернувшимся за своим по праву супермутантом управляет вовсе не жестокость, алчность, фанатизм и жажда мести. Пусть, как обыкновенно бывает, позволяют наносить раны миру снова и снова, осуждая зло, но не пытаясь понять его мотивов и изменить что-то, чтобы общество не порождало новых злодеев. А Мерсер с ему подобными, выставив всю эту мишуру напоказ, будет спокойно работать, готовиться к будущей метамутации человечества, взвешивая каждый шаг и подсчитывая налог на прародительность бытия.       - Эгей..? Мы знакомы? - развернулась Дана в кресле, когда в полумраке ее жилища наметилось какое-то тихое шевеление. - Предупреждаю, у меня есть оружие, и я его применю, если не выйдете сейчас же из тени! Кто вы?       Смех, донесшийся из глотки Алекса, ему самому показался чужим, насмешливым карканьем. Образ Джека Коулмана сполз с него в плетении струпьев, как ненужная более шелуха, возвращая облик, сконструированный годом ранее. Маски были отброшены прочь - и Алекс понял, насколько он рад стать самим собой, спустя целый год наконец-то вернуть себе привычное лицо, как не хватало ему голоса, данного от рождения.       - Зевсом звался пришелец мрачный, живший в болотах, скрывавшийся в топях, муж злосчастливый, жалкий и страшный - выходец края, в котором осели все великаны с начала времен…(60) - тихо, но твердо произнес Мерсер, улыбаясь и в приглащающем жесте расставив руки. - Привет, сестренка. Я же обещал, что вернусь до Сочельника, помнишь?       - Алекс! - взвизгнула она, кидаясь брату в объятья.       Молния, проводник божественной воли, соединяет небо и землю, думал развитый, переживая истинное блажество от встречи с сетрой, общества которой был лишен так долго. Юпитер, римская калька с Зевса, имел три таких проводника - три силы, формирующие будущее смертного: случай, судьбу и предусмотрительность - как его Мойры. Как можно описать гигантский атмосферный разряд для человека одним словом? Озарение. Когда человек видит то, что ему предопределено, и может не спеша, не вслепую приблизиться к незнакомому. Отум, эта сука, которая сразу учуяла, что представитель преуспевающей профессии не будет просто так сидеть в глуши, которая наверняка и подбила своего бывшего на кражу болеутолителей, а затем подставила... она дала Мерсеру такое озарение. Дала понимание, насколько развитый нуждается в людях - других людях, не ограниченных, видящих дальше собственного носа.       - Дана... - умиротворенно прошептал Мерсер ей на ухо. - Ты не представляешь, каким серым показался мне этот мир без тебя.       Он призовет на помощь таких неравнодушных людей, чтобы выяснить, зачем общность по ту сторону предупреждает человечество о временах грядущих. И если выяснится, что вирус - это только пистолет без патронов, рукоятью которого Мерсер по невежству орехи колоть собирается, дабы жевать их беспечно, он узнает, чему суждено случится, если снарядить полную обойму. Чего "Свету" не хватает, чтобы разум и плоть могли дать совершенство? Чтобы создана была гибридная зона, которой еще не знал мир?       И когда весь мир опомнится, что биологическая угроза вовсе не находилась никогда под контролем, но позволяла заковывать себя в цепи, они захотят остановить ее. Не разбираться в ней более, но выжечь заразу... пусть приходят. Они будут точно знать, где Зевса найти.       И когда мир придет в его дом с войной, Мерсер убедится, что запоры на дверях его обиталища крепки, дабы выдержать, когда в панике они будут ломиться обратно, наружу.       А потом он со своими помощниками выйдет навстречу миру людей, и врежет ему своим коронным; иногда удар в челюсть - лучший способ заставить человека опомниться... И люди более никогда не станут зависимы от беспорядка, но с увлечением будут ему предаваться. И не будут знать горестей, но воспламенятся благодаря им душой и получат стимул двигаться дальше. И если реально будет то, что мы воспринимаем, и у каждого своя правда в наличии, изменяющая жизнь для всех остальных...       Все придет из места, где каждый человек сможет быть прав. Где все правды соединяются так же ловко, как химеры сливаются с плотью, пронизывая ее информацией. Бесконечная возможность быть правым...       В точке отсчета.       В Нью-Йорке зеро. Пояснения к главе (46) Ономатопоэтический - т.е. обозначаемый по издаваемым звукам. Пика-пика! (47) Мерсер цитирует кэтчфразу Гамлета из-под пера месье Шакспура, и хотя она оканчивается "что и не снилось даже мудрецам", значение все то же: на некоторые вопросы ответов не найти. (48) Строчки "Оды" Державина. Так как Мерсер цитирует его перевод на английский, то в данном русскоязычном варианте поменян слог. (49) Как из резины сделан - английский вариант нашего "как с гуся вода". (50) Мерсер ссылается на фильм "Аризонская мечта". (51) Лионго - дух-людоед в фольклоре некоторых африканских племен, эдакий аналог индейского вендиго. (52) Мерсер ссылается на автора романа "Заводной апельсин". Также чуть ниже он имеет в виду "Космическую одиссею 2001", которую снял тот же режиссер, что и экранизацию "Апельсина". (53) Алекс вспоминает режиссера фильма «Крадущийся тигр, затаившийся дракон». (54) Морис Дрюон, "Дневники Зевса" (55) by Stephen Hawking. Goodnight, sweet prince! (56) Те, кто надеялись хотя бы в "Поединке разумов" не найти политоты, помните - действие фанфика происходит в альтернативной вселенной, где правительства отличаются еще меньшим здравомыслием, чем в реале (даже в будущем, вспомните сюжет первого старкрафта), так что все совпадения случайны. (57) Джо Маффро - персонаж канадского фольклора, призрачный дровосек района Великих озер. (58) Мерсер ссылается на произведение "Бац" Терри Пратчетта. Есть мнение, что он не читал книги этого замечательного писателя, но знаком с парой концепций оттуда, в том числе по части обнаженных женщин. (59) Устоявшийся термин в вымышленной вселенной «Мир Полудня» братьев Стругацких. Алсо, прослеживается аллюзия на их же Люденов, следующую ступень развития человеков. (60) Строчки из "Саги о Беовульфе" (62) Забавно, но представления Мерсера об устройстве биосоциума напоминают постулаты Адуна (он же Кхас), но с реверсом на эссенцию: если Кхала подразумевает мысленное равенство и разные социальные роли (в зависимости от особенностей психики и анатомических особенностей, которые и создают концепцию "Мы разные, но понимаем других и взаимодополняем друг друга"), то Элизиум - это союз равных физиологически и определенного взаимозаменяемого деления по категории разума. С течением времени все меняется - сознания, составляющие Крикуна, могут быть пересобраны в свои исходники, а его хозяин, наоборот, станет одной из составных прислужников. Так надеется Мерсер, по крайней мере. Реальность может оказаться куда суровей.