Hey Man, Nice Shot!

      Ему показалось, что мозг внезапно оказался между молотом и наковальней. Сознание померкло, а по телу вспышками разлилась боль. Даже не разлилась - вскипела изнутри, поднявшись в самых разных местах от костей: кусками, фрагментами, локальными взрывами. Плечо, кисть, солнечное сплетение, бедро, икры. Боль пульсировала по всему телу, пропадая так же быстро, как и приходя.       Он даже не успевал кричать. Или не мог. Кастиэль не понимал – слишком ослепляющим был свет, резанувший по глазам, пробуравившийся в самый мозг и мерцающий под веками даже тогда, когда реальная вспышка окончилась.       Пальцы свело судорогой, позвоночник выгнулся, грозясь переломиться пополам. Горло перехватило от сухого воздуха, царапающего гортань и заставляющего хрипеть что-то дикое, неразборчивое. Прося и призывая...       Кого?       Звон в ушах бился и прыгал, разрывая связные мысли на клочки, заставляя губы мучительно изгибаться, выплевывая неосознанные проклятья. Кастиэль почувствовал, как рот заполняется кровью из прокушенной губы.       Как больно.       Внезапно, сознание словно обдало ледяной волной, вернув самообладание и ощущение времени. Нестерпимое свечение как-то разом погасло, позволяя судорожно вдохнуть и осознать, что никаких конвульсий не было – тело обездвижено и просто-напросто лежит на полу, не делая попыток шевельнуться. Но в ушах все еще стоял нестерпимый звон, а в голове поплыли радужные пятна, конвульсивно дрожа в такт ударам взбесившегося сердца. Восприятие перемешалось внутри себя, выворачивая чувства, путая боль и холод, чтобы, наконец, заполнить тьму, опустившуюся на внутреннее зрение Кастиэля новыми, не имеющими названия на всех языках Империи, образами. Смутными, горячечными и неудержимыми.       Капитан распахнул глаза, пытаясь хоть как-то оградить себя от этого сумасшедшего ощущения раскалывающейся на части души.       И врос в зелёные огни, оказавшиеся совсем близко от его лица и заслонившие собой весь мир.       — Эй, Кас, — тихий взволнованный голос звал приподняться и стать ещё ближе. И руки, лежащие на плечах, несильно тянули кверху, помогая оторвать лопатки от жесткого пола. — Мужик, вставай.       Подчиниться этому манящему голосу хотелось больше всего на свете. Хотя нет, не больше. Больше желалось услышать его снова – почувствовать на своей коже, ощутить на пересохших истерзанных губах. Потянуться навстречу и вобрать его в себя до последнего тихого звука.       — Давай-давай, вставай, — почти приказание пустило неосознанную дрожь по всему телу, заставив сердце на миг сбиться с ритма. — Не пугай меня так.       Слышать так близко от себя столь необходимое дыхание было нестерпимым мучением. И видеть эти губы изгибающимися в облегчённой улыбке. Пересчитывать каждую ресничку, ловя их движения в темных провалах глаз. Нестерпимое мучение - чувствовать над собой, рядом, так близко... Не имея возможности быть хоть на дюйм ближе.       — Кас?       Прокравшаяся в голос паника внезапно сорвала запреты: не шевелиться, не двигаться, не пытаться дотронуться рукой. Паника, страх и волнение – смесь, пролившаяся в сознание подавляющей свежестью, окутавшая томной негой, отдавшая повеление действовать.       Сейчас.       Да.       Кастиэль рывком приподнялся на локтях и не задумываясь, накрыл губы Дина своими губами. Тот не успел даже отшатнуться, когда руки капитана обвили его плечи.       — Кас! — полупридушенный выдох потерялся в резком жадном касании. Нетерпеливый язык мазнул по дрогнувшим губам, пытаясь проникнуть внутрь, дотянуться до горячей влажной глубины, срываясь в глубокий поцелуй. Ладони уцепились за плечи, умоляюще сжавшись в отчаянной попытке стать немного ближе. Ещё ближе к желанным губам. — Прекрати!       Не слышать, не откликаться, не раздумывать - заглушая безумный звон в голове поднимающимся из груди стоном, прогонять свет из-под ресниц, растворять его в изумленной зелени широко распахнутых глаз. Пить спасительное дыхание, преодолевая сопротивление инстинктивно вырывающегося тела.       Кастиэль почти сел, привлекая Дина к себе ещё сильнее, не размыкая кольца рук, обхватывающих за плечи, не позволяя вырваться, поражаясь собственной, неизвестно откуда взявшейся силе и напору.       — Подожди! — Дин попытался оттолкнуть Каса, уперевшись ладонями в грудь, но капитан даже этого не позволил сделать, вжав парня в себя так близко, что между телами не осталось ни малейшего зазора, ни малейшей возможности отстраниться. Осталось только целовать - иссушающее, изматывающе, вытягивая дыхание, удовлетворяя какую-то жизненную необходимость в этом поцелуе. Дикую, непреодолимую и желанную...       — Да подожди ты! — выкрик заставил на миг замереть, но и этого мига оказалось достаточно для того, чтобы потерять контроль. Дрожь прошила все тело, заставляя Каса застонать в поцелуй и прикусить губы Дина до боли. Дёрнувшийся преступник вскрикнул и рванулся.       Руки расцепились.       — Идиот, — злое шипение раздалось где-то совсем близко от лица, опаляя горячим дыханием, провоцируя на новую конвульсию, на едва ли осознанный горестный стон, изламывающий погрузившееся в боль тело. — Мудила, блин!       — Пожалуйста, — болезненный полувсхлип, сорвавшийся с пересохших в один миг губ, испугал даже Кастиэля, ничего не ощущавшего за вспарывающими мозг белёсыми стрелами вернувшихся пульсирующих вспышек. — Пожалуйста…       Руки, взметнувшиеся вновь, нашли сильные плечи, по какой-то причине не отодвинувшиеся, не сбросившие с себя судорожные захваты. Пальцы, дрожа, вцепились в ткань, сминая её, натягивая до треска, сжимая в какой-то отчаянной попытке удержаться, словно на краю пропасти, куда с каждым мигом все больше увлекала Кастиэля лишающая разума мешанина из ложных и реальных образов. Вцепились так, что разогнуть их, не сломав при этом фаланги, казалось невозможным. И в то же время - слишком отчаянно, слишком робко и почти недоверчиво...       — Кас… — ответный стон, столь неожиданный, что даже не воспринявшийся в первый миг, заставил согнуться пополам, не выпуская из рук материи. Согнуться от болезненного осознания этой муки в голосе, тихо заскулить, теряя остатки дыхания, не веря, не смея поверить. Не находя в себе сил, чтобы отозваться, как-то отреагировать на своё имя, так непривычно режущее этим почти ласковым сокращением по нестерпимо горящей душе, по судорожно сжимающемуся сердцу.       — Кас…       Тихий шёпот оказался совсем близко к губам, приоткрытым в попытке вдохнуть, к глазам, затуманенным болью, к лицу, страдальчески искажённому гримасой отчаяния. Так близко, что дыхание плавит кожу, а кожа ощущает желанное тепло от чуть шевелящихся губ. И на последнем выдохе, разметав последние крупицы реальности с осколками звенящей напряженной тишины, почти прижимаясь, проталкивая в чужие губы вместе с дыханием, превратившимся в хриплый стон...       — Кас…       Он задохнулся, когда почувствовал на своих губах спасительное дыхание, наполненное горьковатым привкусом желания. Задохнулся разом, выгнувшись навстречу и сжав плечи ещё сильнее, осознавая, что Дин не пытается отстраниться, а наоборот, слабо подается навстречу. Задохнулся моментально, отвечая на осторожность желанием, сметая робость страстью – стремительной, солёной, с привкусом крови на языках. С отчаянным рвением безумной надежды, с оттенком полубезумного сожаления в ответ.       Сильные руки несмело легли на плечи, чуть сжав крепкие мышцы, словно пытаясь увериться в их материальности. Кастиэль не заметил, как потянулся к этим рукам, позволяя им обнять себя чуть сильнее, чуть увереннее, чуть безумнее. Сумасшествия капитана хватит на двоих, зачем его экономить?       Осторожные губы пили дыхание, предназначенное для них, бережно, ласково, совсем не как Кастиэль, опасающийся, что не успеет дотронуться до них своими. Совсем по-другому – размеренно, влажно, спокойно.       Успокаивающе.       Ладони скользнули вниз, на предплечья, обводя напрягшиеся мускулы бережными движениями, несмелыми, первыми, осмотрительными. Оглаживая, едва-едва касаясь кожи. И вслед за этими касаниями, под кожей разгорался огонь, растекающийся по телу, проникая в каждую мышцу, каждый нерв, каждую вену, заставляя кровь в сосудах бежать стремительней и жарче.       Кастиэль стонуще выдохнул и позволил себе углубить поцелуй, с замиранием понимая, что Дин отвечает такими же глубокими, влажными, требовательными прикосновениями.       Нерешительность истончалась.       Кас вновь приподнялся на локтях, пытаясь дотянуться до шеи Винчестера руками, притянуть ближе к себе, но Дин вновь не позволил, уложив обратно на пол и чуть придавив ладонью, без слов повелевая не двигаться и даже не пытаться проявлять инициативу. Кас, дрожа, подчинился, опуская ладони на торс, скрытый футболкой, вминая пальцы в тело и чувствуя, как поднимает грудь неровное глубокое дыхание.       — Дин, — капитан попытался что-то сказать, хотя сам не понимал – что именно, но даже этот тихий шёпот Винчестер перехватил.       — Нет, — заглянув Касу в глаза, преступник слабо улыбнулся. — Не спрашивай ничего. Просто не спрашивай, иначе...       Что имелось в виду под "иначе", Дин решил не уточнять, а просто припал губами к напряжённо сведённому горлу.       Кастиэль изогнулся под поцелуем и тихо отчаянно застонал, выгибая шею, подставляясь под ласкающие губы ближе. Винчестер удовлетворённо хмыкнул от этого искреннего жеста и поспешил оправдать доверие, влажно мазнув языком по натянувшейся коже на кадыке.       Пальцы очертили плечи, сбиваясь на неровную цепочку прикосновений, обрисовали ключицы лёгкими разводами, дотронулись до заострившихся горошин сосков, чуть вжимая их в тело и отпуская вновь. Скользнули на пресс, плавными размеренными движениями обводя каждую мышцу, каждый сантиметр влажной кожи, ловя всей ладонью отклик изнывающего тела. Прошлись по бокам плавным разлётом, на мгновение спустились на бёдра, обжигая даже сквозь ткань спортивных брюк, замерли и вновь двинулись наверх – по животу, к диафрагме. Заставили извиваться под сильным телом, просяще постанывая и выгибаясь навстречу дразнящим касаниям, умоляюще тянуться к губам, вновь целующим жадно и глубоко, не позволяющим даже выдохнуть без касания языков. Заставили вздрогнуть и вскинуться, чтобы вновь оказаться на спине.       — Тихо-тихо…       Едва слышимый шёпот щекотнул висок, дав понять, что поцелуй закончился мгновение назад. Тихое дыхание над ухом подарило трепещущее предвкушение, скрутившее низ живота сладкой истомой. Ладони обжигающе двинулись вверх.       Кастиэль страдальчески застонал, лишённый возможности отвечать всем телом, а не только руками, блуждающими по плечам Дина. Застонал, подался вперёд и получил разрешение на свои действия – его не остановили. Не остановили, а привлекли к груди, прижали, притянули, обвили руками, приподнимая над полом. Позволили рассыпать стон на бессвязные рваные всхлипы, вновь накрывая губы губами и даря успокаивающее влажное наслаждение, переплетая дыхания и языки. Переплетая пальцы внезапно встретившихся рук.       Горячие прикосновения блуждали по вымотанному судорогами боли телу, окуная в новые судороги – сладкие, не сравнимые с теми, что несколько минут назад выгибали дугой. Не сравнимые с теми, что отнимали дыхание, принося вместо него отчаяние. Не сравнимые с теми, что заставляли кричать от безысходности. Эти судороги повелевали вскрикивать от удовольствия.       И он им подчинился, вновь опускаясь на пол спиной.       Дин отпустил истерзанные губы, скользнув ртом в сторону, чертя языком влажный след на щеке, облизывая, словно зверь. Переместился на скулу, к виску, к уху, прихватывая зубами мочку, проникая языком вглубь ушной раковины, вылизывая, заставляя задыхаться собственными всхлипами. Нетерпеливые руки спустились вниз, размыкая пальцы, опаляя вспотевшие ладони холодом, но тут же вновь даря тепло – лаская живот, щекоча впадинку пупка, оглаживая упругие мышцы, полускрытые кромкой брюк. Заставили просяще вскинуться бёдрами навстречу и на миг замерли, словно засомневавшись. Но через мгновение, решительно двинулись ниже.       Кастиэль свистяще вдохнул, когда ощутил ладонь Дина на сведённом судорогой паху, внизу живота, скрученного пружиной тянущего желания. Пальцы погладили дорожку жёстких волосков, скользнули по горячей, влажной от пота коже и сомкнулись на напряженной плоти, слегка подрагивающей от болезненно колющего желания. Сомкнулись уверенно и жарко, обхватывая кольцом, делясь своей уверенностью и силой, и замерев на мгновение, двинувшись к основанию.       Кастиэль невольно вскрикнул и зажмурился, стиснув зубы и выдыхая протяжно-откровенно, стараясь не пускать новый всхлип в голос. Но не смог.       — Горячий, — шёпот над ухом вырвал из груди отчаянный стон, заставляя прильнуть к нависшему над ним телу и предвкушающе облизнуть губы, оставленные другими губами. — Такой горячий…       Пальцы сжались сильнее, скользнув верх, рассыпав по телу искры золотого напряжения, смешанные с осознанием чужих прикосновений. Выдох пронзил сознание раскалённой спицей. Вдох дался с трудом.       Губы Дина прихватили кожу шеи, оставляя влажный тёмный след, скользнули на грудь, добираясь до соска, втягивая его внутрь горячего рта, обводя языком по кругу, вминая и чуть оттягивая, прихватывая зубами. Лаская в такт движениям руки под одеждой. Прикусывая вместе с сжимающимися пальцами, скользящими по горячей коже.       Новый судорожный стон погрузил сознание в горячечный блеск, отражающийся в восторженно распахнутых глазах. Блеск, так похожий на тот, что привёл безумие, но лишённый боли, полный лишь сладкой тянущей истомой и напряжённым удовольствием.       Ладонь двинулась жёстче, поднимаясь к самому верху, обводя большим пальцем по кругу. Собирая выступившие вязкие следы непритворного наслаждения, размазывая его пальцами по всей длине, спускаясь вниз, прихватывая требовательно и настойчиво. Чуть сминая и скручивая, заставляя хрипеть от расходящегося под кожей вожделения, вспыхивающего во всем теле искрами и воспламеняющего кровь.       Вскрик сорвался с губ. Руки взметнулись вверх, ища плечи Дина, цепляясь за них как за спасательный круг, цепляясь остро и практически до боли. Бёдра конвульсивно содрогнулись, предвкушение свело низ живота судорожной пружиной, не собирающейся расслабляться. Только не сейчас, нет.       — Тише… — выдох опалил кожу груди, заставляя застонать ещё громче, выгибаться ещё откровеннее, беспомощно елозить лопатками по полу, в надежде стать ближе, получить больше. Больше прикосновений, больше поцелуев, больше движений, доводящих до сумасшедших стонов.       Тихий смех свёл с ума окончательно. Он слышал его раньше, ощущал на коже. Предельно интимный, возбуждающий, и столь необходимый, что дыхание перехватило от одного только звука.       Кастиэль вскинулся вверх, привлекая к себе Дина, не прекращающего терзать чувствительные комочки сосков, обвил плечи руками, притянул к себе, не позволяя отстраниться, приникая губами к губам, впиваясь в них так отчаянно и дико, словно от этого поцелуя зависела его жизнь. Хотя он чувствовал, что она и правда зависела... Теперь - да.       Движения под тканью стали быстрее, размашистее, острее, пальцы обжигали кольцом, вскрики в губы опаляли откровенностью.       Бёдра рвано вскидывались навстречу руке, толчки распаляли до замирания сердца, ощущавшего близость такого же замирающего, бьющего невпопад от осознания творимого, прорывавшегося неровной дробью под кожей. Ладони блуждали по сплетенным телам, сминая, оглаживая, притягивая все ближе, находили друг друга и размыкались вновь. Губы шептали что-то невразумительное, благодарное, откровенное и совсем тихое, не позволяя опознать свой голос, едва отличимый от дыхания. Влажные тела потирались друг о друга, комкая задранную одежду, такую же влажную, пропитанную, смятую, оголяющую вожделенно-запретные участки. Пальцы прикасались к горячей коже, прикасались осторожно и дико одновременно, мучительно и сладко, ощущая дрожь – нескрываемую, мелкую, протяжную. Ответную дрожь, распаляющую до грани, до пика, до стона, срывающегося с губ. Под зажмуренными глазами сияли белые всполохи, не позволяющие ощутить, как из-под дрожащих век скатывались прозрачные жгучие капли.       Стонущее тело плавилось под прикосновениями, выгибалось под жаркими ласками, просило больше огня и сумасшествия. Просило жалобно и настойчиво, извиваясь и дрожа. До конца, до предела, без какого-либо смущения – тело не умело смущаться, оно было голодно, оно требовало наслаждения. Наслаждения под руками, наслаждения под губами, наслаждения, скручивающего судорожными изгибами от впивающихся в плечи твердых ногтей. Наслаждение, умоляюще просящее и выдыхающее перемешанное с болью удовольствие. Наслаждение, выплёскивающееся горячими толчками на ладонь, размазывающееся по ткани, просачивающееся на кожу опаляющими каплями. Наслаждение, заставляющее срываться в ослепительную бездну, наполненную не сумасшедшей болью, а сумасшедшей благодарностью, удовольствием, смешанным с признательностью. Стонами, переплетающимися на губах и растворяющимися в поцелуях. Стонами, знаменующими освобождение от невыразимого напряжения. Стонами, переходящими в хриплое дыхание, неопределимое и неразрывное.       — Дин…