Раньше, хорошо оно или нет, вопрос веры в Бога не стоял. Никто не спрашивал, мол, веришь ли ты? Верили все, без исключения. А если все же находились личности, отвергающие веру — на них находились люди, которые им эту самую веру и прививали.
Насильно или уговорами — уже не столь важно… И похожие ситуации встречаются и по сей день, к счастью или к сожалению. Например, Джозефы?.. Их семья испокон веков с огромной любовью верует в Бога. Псалтырь, четыре библии, другие церковные книги… старые или купленные не так давно — их так много, что полка шкафа, стоящего в гостиной, прогибается от их веса, и, того гляди, рухнет. Когда-нибудь. То, как старшие навязывают свое мнение и мировоззрение младшим, уже даже не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Это привычно для них — загрязнять детям головы, обрубать дороги в будущее, которые они сами хотят выбрать себе, не давать развиваться как личностям, запрещать любые интересы. Любое мнение, не совпадающее с их мнением, является ошибочным. Но если попытаться не говорить о плохом, то… Со стороны выглядит смешно, правда; но дети, находящиеся под напором родителей и родственников, даже не понимают, как их обманывают. Как заливают в уши молитвы перед едой и перед сном, смешивая их с тоннами грязи. Вера для них — уже не то, что идет от сердца. Это будто что-то обязательное. Но кто станет возражать?.. И если большинство людей относятся к религии как к искусству и ходят в церкви с точки зрения истории, то Джозефы — совсем нет. Люди, отдавшие себя на попечение выдуманной сказки, именуемой божьей книгой — библией, следующие старым способам воспитания и отрекшиеся от современных удобств. Люди, которые страдают из-за религии и доводят свой интерес до фанатизма… если это, конечно, можно назвать просто интересом. Но Тайлер никогда не видел в этом ничего плохого. Он всегда считал, что верить в Бога — само собой подразумевающееся, и это нормально. Возможно… когда не доходит до фанатизма. Везде нужно знать меру, пожалуй. И как же мило, что юный мозг никогда не понимает этого! Не понимает, до чего все это может довести; не понимает, какие могут быть проблемы и как с ними справляться. И вправду — ангел! Невинный, чистый и непорочный — и его ум такой же светлый, как и он. Никогда не знать, что будет дальше, и следовать указаниям — легче легкого! А главное, что надежно — старшие знают, что делать. По крайней мере, они так говорят. И не думать… ни об этом, ни о чем-либо другом. Зачем?.. Это вообще кому-нибудь нужно? Все уже сказано и все написано — ни к чему проявлять инициативу и пытаться что-то изменить. Не думать… потому что это сделают за тебя. Старший Джозеф всегда был строг к тому, что касается походов в церковь, но когда он был занят на работе (очень странно, кстати, что посвятил он себя не работе в церкви), мать разрешала Тайлеру, их сыну, не посещать службы, если тот плохо себя чувствовал или болел. Отец же считал, напротив, что лучшее лекарство от всех болезней — молитва и запах ладана. Но младший Джозеф никогда отцу не перечил, потому что сам любил ходить туда: ему было важно исповедоваться перед Всевышним, рассказать ему о своих возможных прегрешениях, поделиться радостью или проблемой, попросить совета. Тайлер считал Бога кем-то вроде наставника, который оттуда, с небес, всегда давал какие-то знаки, помогающие справиться или встать на путь истинный. Как-то Тайлер приболел и не смог пойти на службу. Иронично или нет, но будто Бог дал ему знак… будто он все сам подстроил. Джозеф с самого утра чувствовал себя плохо, и оказалось, что у него высокая температура… и все это усугублялось тем, что у него сильно болела голова. Настолько сильно, что казалось, будто по ней кто-то ударил, да так, что в глазах темнело. — Ох, сынок, опять ты болеешь, — обеспокоенно говорит мать, вздыхая, — как же так? — Наверное, в школе простыл. Мистер Джеффрисон не закрывает окна, — отвечает покрасневший от высокой температуры Тайлер, укрываясь одеялом, — можно мне не идти на службу сегодня? Я лучше схожу, когда станет легче. — Конечно же ты никуда не пойдешь! — утвердительно кивает головой Келли, поправляя сыну одеяло. — Я поговорю с папой, он поймет.«Или все же нет?»
— На обратном пути заедем в аптеку… Я буду молиться за твое выздоровление, милый, — мать ласково гладит Тайлера по голове, пока юноша прикрывает глаза. Ему всегда нравились прикосновения матери: ее руки — теплы и нежны, ее душа — чиста, помыслы — чисты, думы — чисты… Тайлер бы причислил ее к лику Святых, вот только права он на это не имеет. — Спасибо, мам, — Джозеф прикрывает глаза, обнимая одеяло, — люблю тебя. — И мы тебя с папой любим. Не болей. Келли улыбается Тайлеру, напоследок поцеловав сына в лоб. Мальчик в который раз за шестнадцать лет своей жизни думает, что прикосновения родной матери — одна из тех вещей, которые заставляют его жить дальше. Юноша практически сразу же засыпает, пока в его голове крутится мелодия — песня, которую Келли всегда пела ему перед сном, когда тот был маленьким.Этот сон не будет спокойным.
*** Просыпается Тайлер только ближе к вечеру, когда ему сильно хочется поесть. Парень жмурится от сильной боли в голове, но, переборов себя, все равно встает с кровати. В глазах кружатся звездочки, да настолько яркие, что Тайлер, кажется, сейчас ослепнет. Джозеф находит на стуле сложенную футболку и, накинув ее себе на плечи, старается добраться до первого этажа, где находится кухня. Тайлер доходит до небольшой, но уютной комнаты и включает в ней свет: блики от ламп разбегаются по стеклам окон, будто хотят вырваться наружу. Джозеф видит себя в отражении стеклянных дверец висящего над головой шкафчика и не может не отметить, что его вид и вправду оставляет желать лучшего: лицо красное, будто он обжегся кипятком; живот прилипает к позвоночнику, а острые ребра торчат в стороны, буквально натягивая на себя кожу; взгляд заплаканный, будто совсем измученный. Тайлер каждый раз соблюдает пост. Даже несмотря на то, что его состояние после него всегда ухудшается. Уже отросшие волосы делают из юноши что-то, отдаленно напоминающее ёжика, иголки которого торчат в разные стороны. Тайлер вздыхает, обещая себе, что впредь больше не будет так себя истязать. И сразу же понимает, что в сотый раз нагло врет сам себе. На голодный желудок парень выпивает некоторые лекарства, которые мать так любезно оставила на столе, и, немного подумав, поднимается обратно к себе в комнату, потому что кушать сейчас, наверное, не стоит. Нутро выворачивает. Кровать — изображение беспорядка: одеяло скомкано где-то у ног, наволочка подушки съехала набок, простыня выбилась из-под матраца, и на ней появились большие неровные складки. Даже абажур лампы, стоящей у кровати, почему-то был немного сдвинут вбок. В глазах юноши большая лампа похожа на человека, склонившего голову то ли в знак приветствия, то ли осуждения.В глазах юноши — образ отца, осуждающего его за то, что тот не пошел в церковь.
Тайлер немного грустнеет от своих мыслей и потому старается быстрее спрятаться в кровать, натянув одеяло до кончика носа, чтобы оно спасло его от всего плохого.Не спасет.
Долго ждать не приходится: уже через пару минут Тайлер начинает медленно закрывать свои веки, чувствуя, как его тело постепенно проваливается сквозь кровать, этажи и землю, притягиваясь к ядру… И как только Господин Сон протягивает ему белую руку, лучезарно улыбаясь, чтобы забрать его с собой в город сказки и мечты, по ушам ударяет противный звон, заставляя моментально распахнуть глаза и подскочить на кровати, на прощание даже не успев сказать проводнику по другую сторону: «Прощайте!». Тайлер переводит взгляд с потолка на свою прикроватную тумбу, смотря на телефон. Ему звонит мама. Джозеф потирает сонные глаза руками и спустя пару секунд отвечает: — Да, мам? Но сразу никто не ответил. Какое-то дурное предчувствие появилось от тишины, дурно висящей в воздухе. У мальчика даже легкие сжало — он будто что-то почувствовал. — Тринадцатая больница Огайо… Тайлер слышит незнакомый ему мужской голос. Он говорит с хрипотцой: — Тайлер Джозеф? — продолжает мужчина на том конце, ожидая, пока ему ответят. — Вам звонят из тринадцатой больницы, здравствуйте, — повторяется он, откашлянувшись. — Дежурный врач Пол Стэн. Ваши родители, Келли и Крис Джозефы, попали в аварию. Вам необходимо приехать в больницу сейчас, Вы можете сделать это? Или есть кто-то из старших? Тайлер, кажется, ничего не слышит после слов: «Попали в аварию». Ему сразу же думается, что это — розыгрыш. Какая авария?.. Это глупый, глупый розыгрыш. Глупая неправда. Кто может так шутить? — Простите? — откашливается парень, дрожащими пальцами прижав телефон к уху. И все же внутри у него все трясется. Хоть и отказывается верить. — Вам необходимо приехать в тринадцатую больницу Огайо, Ваши родители попали в аварию. Вы меня слышите? Джозеф медленно опускает ноги с кровати, не переставая прижимать мобильник к уху. У него дергается глаз и подрагивают оголенные плечи, по которым склизкой лентой проскальзывает ветерок. — Я с-слышу Вас, — запинаясь, не сразу отвечает юноша, все еще с огромной силой прижимая телефон к уху, — да, я м-могу п-приехать, конечно… Пол Стэн, дежурный врач, хочет что-то еще сказать, но не успевает, ведь парень сбрасывает вызов. Тайлер пялится пустым взглядом в белую стену своей комнаты, часто моргая. Его органы скручиваются, как мокрая тряпка, и что-то свербит под ребрами… противно-противно. И боль какая-то зудящая… эта новость — как камнем по голове; будто со всей силы огрели чем-то тяжелым. И он надеется… надеется, что это просто глупый розыгрыш; что кто-то неудачно пошутил.Но почему-то он понимает, что это не «просто».