Менегрот, пещерный дворец короля Дориата.
– Ну, вот видишь! Все как я тебе говорил! Камень делает свое дело, – Хаэрон вертел в руках тоненькую скручивающуюся полоску пергамента, снятую с лапки крылатого вестника. – Через несколько дней мы увидим у своих ворот стяг с восьмиконечной звездой. Виньясир, конечно, предпочел бы, чтобы Куиталь, возглавлявший теперь пограничников, послал записку ему, начальнику стражи, а не королевскому Советнику. Но что поделаешь, тот счел, что должен известить о таком самого короля – так что приятель прочитал ее первым. Через его руки проходили все королевские письма – ведь государю писали столь многие, помощь ему была просто необходима, а Хаэрон со всем так умело справлялся. Сам-то преемник Маблунга с такого от скуки бы взбесился. – Ну и кто же прибыл предъявить свои права? Маэдрос Однорукий? – А тебе бы этого хотелось? Тогда лучше уж сразу Келегорм с Куруфином. После нарготрондского скандала они бы нам подошли лучше всего. Или, может быть, все шестеро? Нет, посольство не настолько грандиозно – нас почтили посещением всего лишь песнопевец Маглор и Амрас, самый младший. Но мне, на самом деле, не важно. Главное – они сыновья Феанора, этого будет достаточно. – Значит, король примет их… по твоему совету? – Надеюсь, что да. Мне совершенно ни к чему, чтобы они разбили головы о наши новые ворота – какой в этом толк? Только зря резьбу попортят. Нет, они нужны мне здесь, во дворце. Пусть все видят… Виньясир задумчиво глядел в голубые глаза приятеля: – Хаэрон, а скажи… тебе не жалко… Камня? Ведь ты же понимаешь – заберут. Королевский Советник внезапно словно споткнулся на полном скаку – повисла тишина. – Камень,… – пробормотал он. – Свет Древ, которые видел Элу… Чудо, сотворенное в Бессмертных Землях… Я мог бы… – он тряхнул головой, бирюзовые бусины в косах отозвались чуть слышным перестуком. Взгляд его, вернувший себе твердость, встретился с глазами Виньясира. – Нет, друг мой, не должно жалеть об этом. Сильмарил прекраснее всего, что я видел в жизни, но надеюсь, он не заставит меня забыть о моей цели. Мне нужна власть. Дориат – вот мой Самоцвет. Хоть и нет теперь у него Границы – но это и хорошо – границу своих владений я буду определять сам! …Ну, то есть, мы. Как договорились… – И ты сможешь…? – Элу не смог – ты видел, что с ним произошло. Неужели я буду так же глуп? Приятели замолчали. С внешнего балкона, выступающего на высоте тридцати локтей над голубятней, доносилась веселая песенка – эльф, выбивавший узор на обрамлении окна, пел о весне и о красоте своей возлюбленной. – Ну что ж, пойдем докладывать королю. Проведи меня, начальник королевской стражи! И они двинулись прочь, в полумрак приемного зала, где косые лучи дневного света, падавшие сквозь щели в стенах, освещали середину комнаты, края же скрадывались в трепетном свете факелов. А беззаботный резчик продолжал выводить свое восхваление – зеленой листвы, которая радует глаз как улыбка девы, теплого ветерка, сравнимого с легкостью ее походки, жару сердца, согревающему подобно ясному солнцу. – Листва-то у тебя неплохо получается, Тиннасил, – заметила его слушательница в синем платье, наблюдавшая за работой на том же балконе. – И в песне, и на стене. Словно бы ветви колышутся. А вот манок ржанку, что ты сделал – умора. Только ежиков распугивать. – Ничего, Итильдин, – отозвался эльф. – Будь уверена, главную свою птицу я приманю обязательно! Ведь я знаю и ее повадки, и где ее искать. И голосок ее, в такт которому склоняют головки цветы вокруг ее гнезда. И оперенье – сегодня оно отливает лазурью. И даже ее любимые ягоды. Приходи вечером – мне друг принес целую чашку крупной земляники – представляешь, она дала-таки у него плоды второй раз за год! ***На границе Дориата
– Маглор Феанарион, король Диор примет тебя и твоего брата в своем дворце. Мы будем сопровождать вас. Синда был холоден, но безупречно вежлив. Они видели его второй раз – первый был три дня назад, когда, протрубив в рог, объявили о своем посольстве на лугу на берегу Ароса. Куиталь – так звали этого преемника погибшего Белега. На славного лучника он был похож в основном цветом волос – белокурых, словно присыпанных алмазной пылью. Амбарусса вежливо наклонил голову в такт церемонному ответу Макалаурэ, вспоминая то ощущение силы и правоты, которое всегда чувствовалось в прежнем главе дориатских пограничников – одном из немногих, пришедших на зов, на их последнюю битву, вопреки даже нежеланию своего короля. Этот же, новый, Куиталь – да, несомненно, он на границе не первый день, дело свое явно знает – но как же разительно различие! Дорога до Менегрота показалась очень длинной – наверное, их намеренно вели в обход. Однако, к легкому удивлению обоих Феанарионов, дозволили въехать со всей свитой. Это не вязалось с холодным тоном встречи, и было несколько странно видеть, как шестеро всадников-дориатрим взяли в почетное кольцо лордов со знаменщиком и оруженосцами, при том, что позади тянулась вчетверо большая дружина гостей. Братья чуть удивленно переглянулись, но рядом неспешно покачивался в седле сам Куиталь, так что обсудить не получалось. Под багряным пологом огромных кленов приходилось ехать по двое, и Макалаурэ, чуть тронув кобылу вперед, занял место рядом с начальником пограничников, предоставив младшему следовать за ними. – Ты, верно, очень давно на границе, Куиталь… – Да, давно, – ответить более кратко было невозможно. – Славного Белега я знал и видел тех смельчаков, что вместе с ним пришли и отважно сражались в битве с Врагом. – И что были напрасно погублены. – «…Вами…», – повисло в воздухе. – Об их подвигах сложена не одна песня. – У нас поют о другом. – Наши воины чтут и его, и могучего Маблунга, который косил врагов, словно траву ранним июньским утром, – ни в голосе старшего брата, ни в его осанке Амбарусса не мог заметить ни малейшего напряжения, хотя сам с трудом сдерживался, чтобы не морщиться от очевидной враждебности ответов. – И который был убит предателями наугрим, родичами ваших союзников. – Печально, что погиб этот великий воин. Кто же ныне начальствует над королевской стражей? Если это, конечно, не секрет… – Вы встретитесь с ним в Менегроте. «Кано, да перестань ты унижаться перед этим синдой!» – мысленно возмутился Амбарусса, но брат, отдав должное памяти боевых товарищей, уже и сам замолчал. Минуту они ехали в тишине, нарушаемой лишь гулким стуком копыт да полязгиванием доспехов. Наконец, Макалаурэ, придержав лошадь, встроился в колонну рядом с младшим. – Я поеду далее с Амрасом, уважаемый Куиталь. Твоя беседа много дала мне, – пояснил он обернувшемуся начальнику эскорта. Амбарусса знал это беспечное выражение лица брата – не иначе перенял у дяди Ноло. Под ним скрывалось все что угодно, но менее всего – легкомыслие. Однако, переговоры – дело Кано, его же – хорошенько смотреть по сторонам да слушать лес. Что скажешь, созданье Йаванны? «Рыжее пламя кленов, пряди златые берез – поясом был опоясан – где тот пояс? Звездного неба даль, первый восход Светил – ныне Лучистый Камень – тоже уйдет». Невозможно было понять, где начинается Дворец Тысячи Пещер. Вроде бы, едешь по дороге, петляющей между утесами и вековыми деревьями, и вдруг понимаешь, что ты уже давно на улице лесного города, из щелей в скалах, полускрытых кустарником и ползущим по камню плющом, на тебя посматривают любопытные глаза. Но ворота, конечно, не заметить было нельзя – массивные, окованные, узорные, с каменной резьбой по окоему. Подойти к ним можно было только пешком, по лесенке, карабкающейся по крутому откосу. Спешившись, они взглянули друг на друга. Вроде бы, столько раз подробно обсудили эту встречу, даже одежду. Из-под туник с открытым воротом – кольчуги, тусклым металлом обтекающие руки, да железной каймой по оплечью. – …потому что мы едем требовать, а не просить. Чтобы в глаза им глянула война у собственных ворот, – пояснял Макалаурэ. – Но без шлемов – чтоб не казалось, что боимся. Да и не спасут они, если что… Вслед за Куиталем поднялись они ко входу. Тот стукнул по створке тяжелым кованым кольцом. – Слышит ли стража Менегрота? Посольство от лордов голодрим просит встречи с королем. – Пусть войдут! – и они шагнули по очереди в маленькую дверцу в массивной громаде ворот. ***Менегрот
– Смотри, смотри! Черноволосый, что справа – тот самый Маглор, о нем все говорят. Хотя, конечно, за нашим Даэроном тогда признали победу даже их сородичи. Но я бы охотно послушала. – Полно, Итильдин, он сюда не петь приехал. – Но праздник же через две недели! Если они задержатся, то попадут на Пир Дня Урожая… Девушки стояли за колонной, вырубленной в виде причудливо изогнутого раздвоенного ствола, обвитого уже почти облетевшими плетями жимолости, весь двор был у них как на ладони. Двое высоких воинов в кольчугах, с широкими кожаными поясами, с восьмиконечными звездами на походных плащах прошли совсем близко и остановились на открытой площадке, где их встречал Виньясир. Сыновья Феанора… Из всех изгнанников-голодрим с этим семейством в Дориате стали бы говорить в самую последнюю очередь. Да что в Дориате – они и со своими-то не особенно ладили. Норгаладис не раз слышала и про заговор в Нарготронде, о котором любили рассказывать, когда принцесса Лютиэн выходила замуж, и про то страшное – на берегах Бессмертной Земли, за которое их прокляли валар. Ей трудно было поверить, что те кровавые рассказы относились к двоим эльдар, что прошли сейчас в трех шагах от нее. Неужели, вот этот – с колечком рыжеватого локона, выбившимся на виске из косы, с мягкими тенями от длинных темных ресниц – неужели все это про него? – Они знают, что в Менегроте им совсем не рады, – Норгаладис наблюдала, как черноволосый Феанарион разговаривает с ее отцом, глядя на него чуть сверху – тот был ниже ростом, хоть и считался высоким среди синдар. – Тем не менее, они сюда заявились и ведут себя как… как… – Но, наверное, они по важному делу? – Хотела бы я знать, по какому! – Честное слово, – рассмеялась Итильдин, – ты единственная дева в Менегроте, которая не должна жаловаться на недостаток осведомленности во всем, что происходит во дворце – дочь начальника королевской стражи! – Все почему-то считают, что отец должен открывать мне свои тайны, даже ты. С чего бы? Конечно, ничего он мне не скажет. Но разве я – лишь дитя, которое слушает сказки старших? – Если что узнаешь, обещай рассказать мне, а не то я умру от любопытства. Виньясир кликнул двух стражников, и вместе с гостями скрылся в одном из проходов. Выждав, сколько приличествовало, девушки двинулись за ними. *** – «…На тех брегах, которых ныне»… Кхм… Кхм… Амбарусса, отойди в прихожую. И погодите вносить вещи… «И звезды, что сверкали над тобой»… Кхм… Макалаурэ ходил по комнате, постукивал ногой по полу, останавливался то в середине, то по углам. Нет, он не сочинял песню. И в горле у него тоже не першило. Напевая, он обводил глазами стены и потолок, прислушивался, потягивался, раскинув руки. Это продолжалось уже довольно долго, на дворе алые блики заката сменились сумерками. – «Вьюги синей следы»… Виу… Ш-свиу… С-с-с-шиии… «С-с-снегом с-с-с-щели полны»… – Ого! – С-с-свиу… И-и-иу-у… Вот это да! Заходи, Амбарусса, я закончил. Братьев поселили рядом, но в отдельных комнатах, для дружинников тоже выделили несколько пещер в том же коридоре. Пока оруженосцы затаскивали саквы и раскладывали вещи, Феанарионы сидели молча. На дворе совсем стемнело, окошки под потолком глядели темными провалами, потянуло прохладой. Эглатон и Гвинетарад, служивший у Кано, зажгли единственный факел и светильники и вышли. – Иди сюда, – Макалаурэ втолкнул младшего в проход между столом и стенкой и, обхватив за пояс, наклонил так, то тот чуть не клюнул столешницу. – Эй, что ты…! – Тсс,… – нос брата ткнулся ему в волосы, губы щекотали ухо. – От одного до четырех кулаков вот от этой отметины. И вверх не больше двух. Единственное место, где можно что-то говорить, и то только шепотом. Тут слуховые трубы, да какие! Никогда подобных не встречал. Ну и дворец! Наугрим постарались. Даже во дворе звуки так странно отражаются. – А в моей комнате? – В твоей – вообще не смог найти. Ни у тебя, ни в остальных. – Может быть, другие места? Свежий воздух, коридоры… – Я поищу, но на многое не рассчитывай. На это нужно время, у меня других дел хватит. А ты помнишь, зачем здесь ты и все твои – смотреть и запоминать. С Эглатоном и моим Гвинетарадом можешь говорить здесь, остальные… ну, как договаривались… Амбарусса хмыкнул. Разумеется, его оруженосец и верные постараются случайно заблудиться в коридорах, чтобы осмотреть хоть что-нибудь, но наверняка, хозяева предусмотрели их незаконное любопытство. Ему, конечно, будет проще, гость все-таки. Если можно назвать гостем того, кто приехал без даров и намерен угрожать войной и местью. – А теперь скажи, братец, как тебе оказанная нам встреча? Это было в привычке Макалаурэ – с тех времен, когда он правил всеми нолдор Белерианда – никогда не высказывать своего мнения первым, спрашивать сначала подчиненных. Да уж, впечатления… – Не понимаю, как ты терпел, что тот наглый синда… как его там – Куиталь… Невозможно представить себе, чтобы кто-то так говорил с сыном Феанора до последней Битвы! Что, если мы потеряли Рубеж, то теперь с нами… – Нашим воинам от дориатрим часто такое слышать приходилось. Правда, не от придворных… Куиталь, видно, недавно на должности, не то что начальник дворцовой стражи – тот был гораздо любезнее. Младший смягчился, вспомнив высокого эльду с малахитовыми подвесками, по дориатскому обычаю украшавшими темно-русую косу. – Виньясир? Знаешь, он мне напоминает ястреба, что у Тьелкормо был в Аглоне. Так же голову поворачивал, так же искоса посматривал. И считал себя самым великим охотником, оттого что с Турко всегда была добрая добыча. – Что же стало с тем ястребом? – Не знаю. Вроде бы, отпустили его, когда пришлось оставить крепость, но догадался ли улететь… – Ну что ж, завтра увидим остальных. Макалаурэ отступил и уселся в деревянное кресло с прямой спинкой, наблюдая, как брат разминает затекшую спину. Из окон тянуло ночной сыростью, они поторопились опустить волоковые деревянные ставни. Проведали, как разместились верные, поужинали принесенными хозяевами холодными закусками с вином и долго сидели, глядя на пляшущие огоньки светильников. Подумать только – сыновья Феанора в Менегроте, сердце Дориата! Может быть, удача, наконец, улыбнется им?