Как же ему все это надоело! Диор Элухиль нетерпеливо постукивал пальцами по резному подлокотнику.
Эти советники, что говорят по часу – и все о разном. С ними он чувствует себя как олень, которого закружили собаки. Эти тонкие улыбки, которые он поначалу принимал за искреннюю доброжелательность. Эти изысканные обороты, что скрывают смысл, словно мышь в палой листве.
– …твой дед Элу Тингол позволил им там поселиться, так что по сути, земли эти подчинены Дориату, и они должны…
– …за незаконное задержание следовало бы потребовать виру, а уж никак не одаривать подарками…
– …конечно, защита рубежа по Аросу и Селону, доверена достойному Барахенду, но ведь на той войне он лишь командовал обозом. Разве он знает, как следует распределять силы? Союз с этими голодрим укрепил бы восточное и особенно южное направления, и тогда вместо Барахенда хорошо было бы...
– …и что же мы из этого получим, мой король? Да ничего кроме усиления этих нелепых идей об особых правах Арториэна, этих смутьянов, вечно пользующихся любой возможностью, не считаясь с благом государства…
Он чувствовал, что просто задыхается. И зачем он все это сносит? Разве для того пришел он в Менегрот, чтобы эти болтуны управляли каждым его шагом? Нет, не так представлялось ему царствование, не то рассказывала мать о своем отце, великом короле Элу. А отец Берена, вождь Барахир – он вел народ в битву, спасал Финрода Фелагунда, мстил захватчикам. Все это было Диору понятно, все это он мог бы делать и сам – ведь в сражении с наугрим далеко не последним был его отряд, ярко сверкал его меч, громко раздавался клич.
– …твое неоспоримое право на Сильмарил, сомневаться в котором столь же нелепо, как в том, что ты сын своих славных родителей. Победа Лютиэн и Берена над Морготом – доказательство чистоты феар и великой силы любви. Этих же мятежников и убийц валар прокляли, рок будет их преследовать, и ничего, кроме предательства и раздоров, они не принесут.
За эту неделю он выслушал, по крайней мере, два десятка мнений, и у него уже голова шла кругом. Нет, хватит это переносить! Еще ладно бы речь шла о всяких государственных делах, но Сильмарил – его личное наследство, и он может им распоряжаться. Диору страшно хотелось, наконец, что-нибудь сделать. Показать им, что вожжи в его руках, что конем правит все-таки он.
– А не потому ли, Сайнаэль, говоришь ты против них, что идущих по пути меча боишься? Языком сети плести – искусство многих в Менегроте. Но не забывай, что твой король рос воином и не терпит скользких кривых дорог.
– Но сыновья Феанора затемнены, руки их запятнаны кровью, и их преступления...
– Это было очень давно, тогда еще Луны и Солнца не было.
– Их жестокий нрав не изменился. И даже здесь, во дворце, они пытаются проникнуть в твои покои.
– Ты напрасно пытаешься запугать меня! Нет, пока я своими глазами вижу совсем другое. И не желаю больше выслушивать наветов – в моем королевстве не место клевете. Довольно об этом. Ступай.
Молодой король едва дождался, когда захлопнется дубовая резная дверь, оставив его наедине с Первым Советником. Тот стоял у окна, и разглядеть против света его лицо было невозможно.
– Ну, Хаэрон, что ты скажешь об этом? Тоже будешь уверять меня, что приехали страшные разбойники? Что я должен спасаться от своих гостей, которые вот-вот ворвутся в мою спальню и непременно убьют меня?
Белокурый синда часто удивлял его. После всего, что говорили остальные, Диор готов был спорить и с ним, но тот лишь непринужденно рассмеялся:
– Скажу, государь, что Сайнаэлю определенно пришлось не по вкусу, что его поставили на место. Дело в том, что он действительно ни разу не брал в руки меча.
– Ну, вот! И еще уверяет меня, что я не могу решить по своему усмотрению судьбу Камня! – воскликнул Диор. – А кто же еще должен ее решать, как не я?
– Судьба назначила это тебе, мой король, раз уж он в твоих руках. Однако распорядиться им следует мудро.
– Но ведь если сыновья Феанора получат его из моих рук, то разве не о подвиге моих родителей будут помнить голодрим, глядя на Самоцвет на груди своих лордов? И если я захочу это сделать, то не позволю никому мне возражать!
Задержка Хаэрона с ответом была почти не заметна. Когда он заговорил, тон его был почтителен, как всегда:
– Конечно, только ты решаешь это, мой король, и никто иной.
Вспышка возмущения, однако, уже иссякла, и Диор понял, что спорить и кричать ему больше не хочется.
– Что ж, я рад, что хотя бы ты поддерживаешь меня. Я, впрочем, еще не решил окончательно.
Он поднял взор на Советника. Светло-голубые, цвета глубинного льда на зимнем Аросе глаза смотрели в ему лицо, легкая улыбка играла на тонких губах.
– Тогда лучше пока никому ничего не говорить, государь. Ведь важно еще как подать такую новость – мы же не хотим, чтобы слухи опередили твои слова. Как Сильмарилу требуется достойное обрамление прекрасного ожерелья, так и воле государя – блеск празднества. Не каждый день король жалует Камень Предвечного Света.
– Ну что ж, я еще подумаю, – заключил Диор. – До Дня Урожая осталась неделя – удачное время, чтобы объявить о решении.
***
Открытая площадка на верхнем ярусе Менегрота
Дождик уже прекратился, с неба не капало, но меж камнями еще звенели ручейки, сбегавшие вниз, туда, где темной массой густел лес. В разрывы туч веяло холодом, и заглядывали колючие искорки звезд. Обширная площадка, на которую выходил коридор верхнего яруса, была пустынна, лишь двое стояли, опершись на резные перила. Хаэрон, скинув капюшон, подставил лицо ветру, уносящему прочь запахи прелой травы и осенних листьев.
– Знаешь, что мне это напоминает, друг мой? Нашу стоянку на берегу большой реки у подножья Хитаэглира – Туманных Пиков. Оромэ ускакал вперед, и те, у кого были маленькие дети, опасались идти без него. Мы с отцом тогда только поставили наш шатер, старшие готовили пищу, и меня послали за водой. Я стоял у берега и слушал, как вот так же журчит сбегающий с крутого склона ручей, как глухо трется под ногами обкатанная галька, и так же звезды смотрели меж низких туч, и не было Итиль на небе.
Виньясир поежился от ночной прохлады – лето давно и определенно кончилось.
– Завидую тем, кто может вспомнить начало Великого Похода. Особенно выступившим с берегов Вод Пробуждения. Я родился уже по эту сторону Эред Луин и вырос, пока мы добирались до лесов Нан-Эльмота. Мое детство – это бескрайняя равнина, травы, щекочущие голые коленки, костры наших стоянок и бесконечные россыпи огоньков над головой. Среди них часто появлялись новые, и мы давали им имена. А ты – ты помнишь переход через горы…
– Да, многих, страшили снежные громады, вставшие впереди, преградив путь, но меня они манили, и я мечтал забраться на самый верх. Так досадовал на задержку, я же был совсем молод, – он рассмеялся. – Мы еще не знали тогда, что такое снег. Лед на далеких пиках казался нам в ту пору диковинным белым камнем. Хорошо, что Оромэ научил нас сшить теплую меховую одежду. С тех пор и помню, что кто хочет забраться повыше, должен тщательно подготовиться.
– Так ты об этом хотел поговорить? – начальник стражи еще раз осторожно огляделся по сторонам. – Ты знаешь, я уже отобрал тех, на кого могу положиться, проверил, как они действуют…
– Да, с Амрасом у тебя получилось прекрасно. Произвело впечатление на всех, кроме, к сожалению, короля. С ним последнее время возникают сложности.
– Тебе же всегда неплохо удавалось управлять его делами.
– А теперь он упрямится, как обиженный подросток, и становится ненадежен. Сегодня чуть не объявил о возврате Сильмарила.
– Возврате?! – воскликнул Виньясир. – Но ты всегда говорил, что он откажет, и Феанарионы убьют его, как гномы – короля Элу.
– Да-да, – спокойно кивнул Хаэрон. – и так и произойдет, независимо от того, что они сами об этом думают. Моим планам не помешают ни капризы этого выскочки-полуадана из южных лесов, ни давно никому не интересные мнения заносчивых голодрим.
– Но ведь если он отдаст Камень, боюсь, другого столь удобного случая не будет. Наугрим приходили к нам часто, с ними, право же, было легче. А эти уедут…
– Совершенно верно, – спокойно взглянул на Виньясира Советник короля. – Мы не можем упустить такую возможность. Поэтому то, что должны были сделать сыновья Феанора, нам придется,… – он многозначительно улыбнулся.
– …сделать самим?
– Вот именно. Я уговорил Диора подождать до Пира Дня Урожая, так что, медлить более не следует. Он не должен дожить до него.
Виньясир ответил на настойчивый взгляд приятеля решительным кивком.
