Vivere militare est

За окном было уже совсем темно, что неудивительно, ведь тикающая стрелка на часах касалась девяти, когда Чанель, расстроенный неожиданной френдзоной со стороны Бэкхена, заказывал вторую стопку соджу, покручиваясь из стороны в сторону на невысоком стульчике за барной стойкой. Разве Чан недостаточно красив или силен? Что с ним не так? Да и не могли же ему показаться все эти мимолетные взгляды и улыбки украдкой, только ради которых он посещал все эти до ужаса скучные лекции, да ещё и от одного из самых занудных преподавателей, кого послушать приходили разве что парочка зубрил, бережно складывающих все свои книги на край длинной, потëртой парты, старательно записывающие каждое слово в попытках не упустить ничего, что Чанëль воспринимал как "ничего....полезного", особенно когда ты не слишком то горишь желанием становиться доктором наук или же банально работать по профессии в одной из государственных заурядных клиник за копейки. Но это определенно не конец. *** Поход в бар ничем хорошим не увенчался, да и развлекаться совсем не было настроения, поэтому Чанель оплатил счет и вышел на улицу ждать заказанное такси. Ранний весенний ветер весело игрался с волосами парня, то и дело оголяя его чудные, оттопыренные уши, пока тот, спустя добрых 15 минут, не сел в салон машины, устало откидывая голову назад на сидение и почти засыпая под тихое звучание «The Rose — She's In The Rain», до того момента, пока водитель, прокашлявшись, не сказал громко «Приехали», делая вид, будто у него от природы такой громкий голос, и одобрительно кивая, получив оплату. Пару минут, и Пак перешагивает порог дома, быстро разуваясь, игнорируя вопросы обеспокоенной матушки о том, где он был и, конечно же, кушал ли. Это так в ее стиле. Однако парень настойчиво шел прямиком в свою комнату \в уже его с Сехуном комнату\, только оказавшись в ней и тут же закрывая дверь на щеколду, облегченно выдыхая. — Будто мне пять лет, ей богу, — бурчит он сам себе, бросая рюкзак на кровать, но промахиваясь. Темнота неумолимо просачивается сквозь окна в маленькую уютную комнату, растекаясь по стенам и полу. Чан делает несколько шагов до своей кровати и нагибается, чтобы поднять набитый чем-то непонятным и, конечно же, книгой по психологии рюкзак, оказываясь в миллиметре от лица Сехуна, тут же вскрикивая, отлетая со скоростью света к стене, плотно прижимая руку к области бешено колотившегося сердца. — Ты ненормальный? Зачем ты сидишь за моей кроватью в темноте? — говорит старший на повышенных тонах, все еще с трудом пытаясь отдышаться. Несколько минут молчания давали ему немного дополнительного времени, с помощью которого недавний испуг плавно перетекал в злость, отчетливо пульсирующую в висках, подпитывая этот огонь оставшимся в организме алкоголем. — Вернулся значит, — наконец с легкой укоризной сказал Сехун, выбираясь из угла, в процессе показушно цокая языком, мол не прошло и года, к чему оставалось добавить нотку ревности, что через минуту тот и сделал, недовольно заявляя, — опять ходил к Бэкхену? Ярость сменилась недоумением, а глаза Чанёля расширялись с каждой минутой все больше, с каждой минутой, в которую луна освещала силуэт младшего, сначала позволяя рассмотреть ровные, кажется, без единого изъяна, черты лица, его острую линию челюсти, о которую можно порезаться, если не быть осторожным, затем отчетливо выделяющийся на фоне фарфоровой кожи кадык. Свет падал все ниже, интригуя и заставляя следить за ним взглядом. Луч давно преодолел ключицы, но начала футболки так и не было видно, что заставило невольно хмыкнуть. Где же она? Ах, вот. Показался край нежного кружева почти в тон кожи, на что Чан сузил глаза, пытаясь всмотреться получше. О да, как он и думал, это была сорочка бледно-розового цвета, где-то он уже такую видел. Ах, точно, такая же была у его матушки, что он смел нечаянно заметить, проходя года два назад мимо комнаты родителей и невзначай повернув голову. У этой сорочки не хватало одного цветочка на левой стороне, совсем также, как и на матушкиной. Стоп, что? Это ее сорочка?! СТОП. А что она делает на Сехуне? — Хун, — непонятное смятение проскальзывало в голосе старшего. Он вроде и был все еще зол, а вроде и не понимал, как реагировать на сложившуюся ситуацию, а еще больше не понимал, как объяснить матушке ее ночную сорочку в их комнате. В комнате двух взрослых парней. Благо эта вещь не была из постоянного пользования, и пропажу не заметили сразу же, что давало хоть маленький, но шанс, — Что на тебе делает….это? — запинаясь, произнес он, стараясь вообще не смотреть на парня в столь неподобающей одежде, тупо пялясь в стену. — А ты хочешь, чтобы я ходила по комнате голой? — явная раздражительность читалась в голосе младшего, когда он отошел от окна и не как обычно по-хозяйски, а довольно-таки аккуратно присел на край кровати. Присмотревшись, можно было заметить небольшой розовый тюбик какого-то импортного крема в его руках, который он втирал старательно и в больших количествах. — Зачем? — Чан и сам не заметил, как огласил свои мысли, на что поймал недовольный взгляд младшего. Сил не было от слова совсем, поэтому он, решая, что это все ему кажется, и его мозг сильно перегружен сегодняшним днем, Чанёль не нашел лучшего решения, чем снять с себя вещи, пропахшие собственными сигаретами вперемешку с чьими-то приторно-сладкими до того, что этот купаж вызывал дикую головную боль и неприятный ком, подкатывающий к горлу, и лечь в кровать. О, нет, только не сегодня он предстанет перед Сехуном в позе признающегося в любви унитазу, хоть откровенно было плевать на то, кто и что о нем сейчас подумает. Постель приятно освежала своей прохладой, а полная темнота и тишина вокруг помогали воспаленным нервам прийти в себя, постепенно убаюкивая и забирая в теплые объятия Морфея. Такие же теплые и нежными, что трогали сейчас Пака за икры на ногах так трепетно, почти невесомо поглаживая кожу, не пуская волну мурашек, как сделал бы неумелый пассив, напрасно пытающийся возбудить своего партнера, а наоборот — изящно и приятно, помогая расслабиться. Пальцы поднимались все выше — к бедрам, по достижению цели задевая короткими ноготками плотно прилегающие к коже боксеры. Даже на грани сна можно было допустить мысль, что эти руки по своей мягкости напоминали руки Бэкхена. Чан пару раз имел счастье трогать их, когда старший передавал ему ластик и когда совсем недавно бил его по рукам за минуту до того, как выставил за дверь. Хах. Какой хороший сон, почаще бы такие снились, а то кошмары и только, никакого разнообразия. Тиканье часов, дополняющих своей простотой интерьер комнаты четко отдавалось в висках, что совершенно точно придает ощущение реальности. Но Бэкхёна нет и попросту не может быть сейчас рядом, тогда что сейчас происходит? Чан с осторожностью открыл глаза, в глубине души надеясь на лучшее, но понимая, что в комнате, кроме одного скромного, но странного парня с ним никто не живет. И он был прав. Это был Сехун, в данную секунду сидевший на кровати старшего и запустившей руки под одеяло, нагло разрушая стену личного пространства. — Что ты делаешь? — полусонно пытаясь открыть глаза, Чан решил поинтересоваться о происходящем, так как сам ответы не нашел, но спать хотелось слишком сильно, — иди к чёрту, я сплю. — Я помогала тебе расслабиться! — громкий шлепок ладони по голому бедру разрядил тишину в комнате, предшествуя крику «Ай!», исходящему от Пака, после чего тот спешно вскочил с кровати. «Самодовольство, твердая уверенность в своей правоте сочетаются у них с отсутствием критической оценки своих поступков. Любое взыскание или замечание расценивается как проявление несправедливости.» — Что, мать твою, Сехун, ты делаешь? — старший ошарашено смотрел на блондина, пытаясь понять, что тут вообще происходит, на что тот лишь цыкал языком и поспешно уходил на свою кровать, складывая руки крестом на своей груди. — Ты всегда чем-то недоволен, я же пытаюсь сделать как лучше, тебе вообще не нужна моя забота. Ёль, ты невыносим. Отвечать на это не позволяло полушоковое состояние и все еще сонный мозг, поэтому лучше все обдумать завтра, пока младший ушел хотя бы на свою кровать, что уже радует. Но почему Хун говорит в женском роде..... Опять лунатит во сне? От этого ребёнка одни проблемы, то все стены испишет непонятными словами, то несёт какой-то бред, хоть к кровати привязывай. Ещё не хватало стаскивать у матушки одежду. Завтра точно нужно будет с ним поговорить.