Утро встретило Драко непонятно откуда навалившейся слабостью. Даже просто дышать было тяжело. Поттер, сладко сопевший во сне где-то под боком, показался нестерпимо горячим. Драко потянулся, выгибаясь на кровати — и захлебнулся сухим, наждачкой дерущим горло кашлем. Поспешно сев, он попытался успокоиться. Любой вдох заставлял его задыхаться. От нехватки воздуха на глаза выступили слёзы.
На спину легла горячая рука, прижимая его к такому надёжному телу. Что-то внутри натянулось и словно лопнуло, даря облегчение.
Драко рвано дышал. Глаза все ещё слезились, и в горле как будто полыхал пожар.
— Ты где так простудился? — хрипло со сна спросил Поттер.
Драко пожал плечами.
— Сейчас зелью приму, и всё хорошо будет. У тебя противопростудное осталось?
— На кухне.
Драко заставил себя вылезти из кровати.
— Я сейчас. Лежи.
Зелье обнаружилось на полках. Драко откупорил пузатый флакон и отпил несколько глотков. Давненько он не простужался. Захватив заодно мазь для Поттера, Драко вернулся в спальню.
Бывший гриффиндорец опять дремал, обняв подушку. Всю спину и плечи Поттера покрывали неровные шрамы от ожогов. Выглядели они просто жутко: местами вздувшиеся, тëмно-красные… За время, проведенное в Азкабане за исследованиями, Драко не вспомнил о них ни разу. Он часто думал о Потере, долгими ночами в сырой комнате, слушая поверхностное дыхание Браун, проснувшись после очередного кошмара. Думал о его подтянутом теле, ласковых, сильных руках. И горячем члене. Но не о шрамах.
Вздохнув, он забрался на кровать и, устроившись рядом с Поттером, принялся задумчиво втирать лечебную мазь в неровную кожу, кончиками пальцев изучая новые отметины на теле своего партнёра. Они все ещё надеялись, что шрамы удастся свести.
За два года Драко так и не придумал, как назвать их отношения. Он панически избегал каких бы то ни было ярлыков — ещё со школы. Друзья? Друзья не трахаются. Хотя, может, и трахаются, но это уже вряд ли можно называть дружбой. Любовники? Драко ненавидел это слово. Потому что вызывало ассоциацию только с изменой. У матери Блейза было много любовников. Он помнил, как ещё в школе Забини рассказывал о своей жизни в поместье. Что прежде чем входить куда бы то ни было, надо было стучаться. Или вызывать эльфов, чтобы рассказывали, куда можно идти, а куда не стоит. Драко было этого не понять. У них дома, в Мэноре, такое не позволялось. Партнёры? Тоже не подходит. У них нет общего бизнеса. Они даже не живут вместе! Вот и как его называть?
Моё всё на свете… То, что позволяет не сойти с ума. Что даёт силы двигаться дальше. Что дарит тепло.
Два года. Драко как сейчас помнил их первые встречи. Когда от неловкости было непонятно, куда девать руки. Но даже эта неловкость была правильной. Настоящей. Как они часами сидели здесь в поместье, в гостиной, пили вино и разговаривали. Просто разговаривали. О войне, о прошлом. О планах на будущее. О мечтах. И как однажды Поттер вдруг оказался не в кресле напротив, а рядом с Драко, на диване. Какие у него были губы. Горячие, сухие, твёрдые. Ласковые. И не было ни страха, ни сомнений. Только жидкое желание тягучей ртутью растекалось по венам. Драко даже не помнил, как потом оказался у себя дома, намертво вцепившийся в обеденный стол, с трудом переводящий дыхание. С пульсирующим от неудовлетворённости членом в тесных штанах.
А утром пришел страх. Что Поттер больше не придёт — по негласной договоренности встречались они исключительно по инициативе гриффиндорца. На дворе стоял февраль. С того момента, как они начали вот так проводить вечера в поместье Блэков, прошло уже больше двух месяцев, и Драко, ненавидя себя за слабость, был готов признаться, что он, чëрт побери, привык к Поттеру, к их разговорам допоздна, в которых можно было не скрываться и не лицемерить.
Драко весь день был как на иголках. Почти запорол простейшее зелье, которое сам же и разработал. Пил кофе, как сумасшедший, наорал на лаборанта, который всего лишь пытался предотвратить взрыв котла. Очередной взрыв, между прочим. Драко выгнал его за дверь — и взорвал-таки котел, отправив в нежнейшее зелье, основанное на лепестках лотоса, жабью икру. Перепутал, называется. На взрыв сбежался почти весь этаж. Ещё хорошо, что большинство посетителей на шестой не поднимались. В итоге самый смелый из присутствовавших — Драко даже не запомнил, кто именно — вытащил его из лаборатории и повёл отпаивать чаем. К котлам его так и не пустили.
Поттер все-таки пришёл. Драко боялся посмотреть ему в глаза. Но тот просто улыбнулся, как всегда, и забрал его. Они снова были в поместье Блэков, снова с вином и разговорами, и тогда Драко опять испугался, что Поттер просто не помнит. А потом, когда они снова начали целоваться, он боялся, что они точно не смогут остановиться. Однако, когда чужая ладонь накрыла-таки его пах, он просто тихо застонал — и больше не боялся.
Зачастую они просто ограничивались поцелуями на огромном диване перед камином, забыв о дорогущем вине и окружающем мире. Однажды Поттер удивил Драко, внезапно оказавшись перед ним на коленях. Сверкая шальными от возбуждения глазами, он демонстративно медленно расстегнул на Драко брюки, освобождая его возбуждённый член, а тот так и не нашёл в себе сил сказать «нет».
Драко много думал обо всём этом. О том, что Поттер — парень. И о том, что, когда извиваешься под умелыми ласками искушённого языка, на пол партнера становится наплевать. После стольких лет сознательного одиночества — это было как глоток свежего воздуха.
Долгое время они не решались на большее. Драко прекрасно знал, что и как должно происходить. Блейз, который был намного более раскрепощëн и подкован в таких вопросах, ещё в Хогвартсе просветил всех желающих. Драко в принципе ничего не смущало. Он прекрасно осознавал, кто окажется в пассивной роли, и его это нисколько не задевало. Наоборот, было безумно приятно, что не нужно будет всё делать самому, что о тебе кто-то наконец позаботится. Он немного боялся боли, а то, что будет больно, он знал прекрасно.
Ещё во времена Тёмного Лорда один раз Драко присутствовал на так называемом празднике, проходившем в Малфой Мэноре. Просто очередной приём, на котором Лорд позволил своим приспешникам немного развлечься. Отца тогда уже выпустили на свободу, но Драко всё равно обычно во время таких мероприятий плутал по Мэнору, пытаясь никому не попасться на глаза. Большинство Пожирателей не особенно-то и обращали на него внимание: подумаешь, отпрыск Малфоев, эка невидаль. Они все успели наиграться с ним, пока Люциус был в Азкабане. Теперь задирать Малфоя-старшего было куда интереснее.
Всем — но только не братцу и сестрице Кэрроу. Эти двое почему-то так и норовили якобы случайно наткнуться на Драко. И если Алекто просто язвила и насмехалась, всегда находя, куда побольнее ударить словами, то Амикус не брезговал и руки пораспускать. Поговаривали, что этой парочке никто особо и не был нужен, что всю жизнь они делили и спальню, и постель, но когда Алекто удерживала Драко заклинанием, чтобы он не дëргался, а Амикус холодными мокрыми руками лапал его и сквозь одежду — и прямо по голой коже, — Драко не очень-то верилось, что этот человек интересовался женщинами…
Так вот, когда в тот день Драко пытался скрыться от братца и сестрицы Кэрроу, он свернул в очередную гостиную — и замер от ужаса, словно налетев на невидимую сцену, забыв о своих преследователях. Слава всем, в этой комнате были портьеры на входе, и за ними Драко не заметили.
Торфинн Роули — тот самый, которого Драко пытал Круциатусом всего несколько месяцев назад, после того, как Поттер и его друзья ускользнули от двух опытнейших Пожирателей — крепко удерживая перед собой какого-то маггла заклинанием, бешено вколачивался в уже даже не стонущее тело. Драко помнил невозможный запах, стоявший в комнате, и как по ногам маггла стекала темно-бордовая кровь, застывая замысловатой клинописью на бледной коже.
Эта сцена намертво впечаталась в его память. Она снилась ему потом почти каждую ночь до самого Азкабана, а, может, и в Азкабане тоже — но Драко этого уже не помнил…
Нет, боли он, конечно, побаивался. Но больше всего он боялся, что это будет грязно, что лицо Поттера скривится от омерзения, отвращения, и Драко больше никогда его не увидит. И, прощаясь, всегда, каждый вечер, искал в глазах, в выражении лица Поттера тень этих чувств — отвращения, отторжения — и не находил. Только почти неприкрытое желание. Драко к тому времени уже осмелел, отвечал на ласки, сжимая толстый член Поттера, яростно дроча его, запустив руку в чужие расстёгнутые джинсы, — но они всё никак не решались на большее.
А потом Поттер показал ему комнату Блэка. И когда Драко нашёл бывшего гриффиндорца внизу, потерянного, одинокого, заблудившегося в демонах собственного дома, сил сопротивляться и бояться просто не осталось. Он, кажется, тогда впервые сам проявил инициативу, поцеловав Поттера. И когда нетерпеливые руки принялись буквально срывать с него одежду, он только стонал, задыхаясь, ловя жадные поцелуи и ласки. И именно он заставил Поттера переместиться в спальню, где можно было, наконец, просто расслабиться и позволить сделать с собой — всё.
Поттер уложил его на кровать, и только тогда Драко понял, что каким-то волшебным образом остался вообще без одежды. Хорошо, что Поттер не начал рассматривать его, иначе Драко, наверное, просто сбежал бы от его собственнического взгляда. Но бывший гриффиндорец просто накрыл его своим телом, лаская губами, руками, языком, и Драко сам не заметил, как у его входа вдруг оказался холодный скользкий палец. Глаза Поттера, тёмные от расширившихся до невозможности зрачков, и сводящий с ума шепот:
— Можно?
Драко был уверен, что не смог бы сейчас остановиться даже под угрозой Круциатуса. Или немедленной Авады.
— Нужно… — шепчет он срывающим голосом.
Драко ожидает боли. И оказывается совершенно не готов к навалившимся на него ощущениям.
Палец осторожно проникает в него, а член вдруг оказывается в таком знакомом плену горячих губ. Всего пара умелых движений — и Драко кричит от накатившего оргазма, вцепившись в жёсткие волосы.
— Гарри… — Драко осторожно тянет партнёра за непослушные волосы, пытаясь поймать его взгляд.
— Сейчас будет лучше… — обещает Поттер и устраивается поудобнее. Драко вздыхает от второго пальца. И шипит от боли, когда в него проникает третий.
Там горячо, больно, жарко и растянуто. А потом Поттер вдруг хитро щурится, пальцы как-то проворачиваются, и Драко вскрикивает от неожиданности. Перед глазами мелькают черные точки, кровь шумит в ушах, а руки намертво вцепляются в жёсткое покрывало.
— Ты снова возбуждён, Драко… — самодовольно шепчет Поттер, и Драко с удивлением понимает, что это правда. А потом пальцы вдруг исчезают, оставляя ощущение потери и лёгкое жжение, и к его горящему анусу прижимается не менее горячий и очень возбуждённый член. Драко поднимает голову, пытаясь всё увидеть. Заботливый Поттер тут же подпихивает ему под голову подушку, и Драко облегчённо выдохнув, откидывается. Член Поттера не такой длинный, как у самого Драко, зато он толще. И резко выделяется даже на фоне светлой кожи.
— Будет больно… — шепчет Поттер виновато.
Драко только неопределенно хмыкает. От страха так сдавило горло, что дышать больно. Надо выровнять дыхание. Просто дышать.
— Расслабься. Дыши.
Драко кажется, что он готов, но когда Поттер начинает входить, все равно яростно шипит от боли и пытается вывернуться из-под партнёра. Поттер замирает.
— Мне остановиться?
Драко неопределённо мотает головой, пытаясь дышать. Жжение в анусе почти нестерпимо.
— Нет. Просто подожди.
Слова даются с трудом, словно он заново учится говорить.
— Иди сюда… — вдруг шепчет Поттер и осторожно выходит. Тёплые руки бережно укладывают его на бок. — Помоги мне…
Драко с трудом понимает, что он него требуется, и сам отодвигает ягодицу, чтобы Поттеру было удобнее.
— Только дыши.
И голос такой хриплый, что Драко понимает: Поттер на грани. И это он, Драко, довел его до такого. И становится тепло, и дыхание выравнивается. До первого толчка. Судорожно втянув воздух сквозь плотно сжатые зубы, Драко честно пытается не отстраняться, не зажиматься.
— Вот так, хорошо, умница… — и горячие губы ловят мочку уха. Чёртов Поттер давно уже понял, что это — слабое место. Удар ниже пояса. Отвлекающий манёвр. И Драко почти пропускает следующий толчок. Словно раскалённый штырь входит в него, плавно, медленно, с болью, с надрывом. Он до сих пор помнит эту боль. Боль, которая объединила их, слила воедино, вырывая из затянувшегося водоворота непонятной, никому, по сути, не нужной жизни.
Драко сосредотачивается на этой боли, купаясь в ней, наслаждаясь, и почти не улавливает момент, когда Поттер обхватывает его уже снова напряжённый член, лаская в ритме своих толчков. И с трудом узнаёт в режущих слух вскриках свой собственный голос. Оргазм накрывает их, подобно волне, смывая предрассудки, страхи, сомнения.
Кажется, что это было совсем недавно, но это не так. И рубцы под пальцами — лучшее тому доказательство.
У них у обоих свои шрамы, внутри и снаружи. Однажды Драко заметил на руке Поттера побледневшую от времени, но так до конца и не исчезнувшую надпись. Взяв бывшего гриффиндорца за руку, Драко наклонился, пытаясь получше рассмотреть. Он прекрасно почувствовал, как дёрнулся Поттер.
I must not tell lies.
— Что это? — только и смог выдавить Драко.
Кажется, это было уже тогда, когда просыпаться вместе почти вошло в привычку.
Поттер всë-таки отнял руку.
— Одна из многих причин, почему я никогда не стал бы работать в Министерстве.
— Опять приступ звёздной болезни? — язвительно поинтересовался Драко.
Поттер ожидаемо рассмеялся.
— Да ну тебя. Знаешь же, что я вообще туда ни ногой.
— Зато какие у меня бы просторы для деятельности были…
Аврорат, конечно, тоже относится к Министерству, но Драко прекрасно понял, что именно имел в виду Поттер.
В конечном итоге, Дамблдор ведь тоже отказался от поста Министра, и, наверное, далеко не просто так.
Поттер хмыкнул где-то совсем рядом, а Драко мысленно поблагодарил всех известных ему богов, что он не полез задирать левый рукав рубашки, где всё ещё прячется Чёрная Метка, правда, уже совсем даже не чёрная, просто контур, очерченный бледными линиями. Но всё равно, просто знать, что она там — одно это может свести с ума.
Поттер давно уже отрастил чёлку, которая надёжно скрывала шрам в виде молнии, а Драко нигде и никогда не закатывал рукава рубашки — кроме лаборатории, разумеется. Но там его всё равно никто не увидел бы, кроме зелий да котлов.
Мазь для сведения шрамов густая, но удивительно лёгкая, почти сразу впитывалась и приятно пахла лавандой. Поттер заворочался во сне, но не проснулся, только придвинулся ближе, утыкаясь носом в колени Драко. Вот и славно.
Драко вздохнул. Солнце уже встало, и яркие лучи пробрались в спальню сквозь щель в занавесках. Почему-то вечером у них никогда не хватает времени, чтобы просто плотно задëрнуть тяжёлые портьеры. Драко проследил взглядом узкую полоску света на полу — и невольно заметил рамки на каминной полке.
Драко замер. Сколько раз он уже просыпался в этой комнате? Не счесть. Но колдографий здесь никогда не было. Рука, размеренно втиравшая мазь, остановилась. С камина на него смотрели, весело улыбаясь, два совершенно счастливых молодых человека. Они не обнимались, не держались за руки, даже соблюдали дистанцию. Но их глаза! Драко шумно выдохнул. Он даже не понял, когда разучился дышать. Он смотрел на колдографию — и не мог отвести взгляд.
— Нравится?
Хриплый голос Поттера заставил Драко практически подпрыгнуть на месте.
— Фу ты. Напугал же! — вспыхнул он.
Поттер улыбался, перекатившись на спину и счастливо щурясь со сна.
— Я надеялся, что ты оценишь.
— Откуда они у тебя?
— Почту разбирал и нашёл — представляешь? — чёртов гриффиндорец, одетый между прочим только в простынь, небрежно перекинутую через талию, хищно потягивается на кровати, и Драко ловит себя на том, что невольно любуется игрой сильных мышц под светлой кожей. А Поттер следит за ним из-под ресниц, хитро сверкая глазищами, мол, нравится увиденное? И в паху предсказуемо становится невыносимо горячо. Драко со стоном набрасывается на припухшие после бурной ночи губы и, ловя ответный стон, подминает под себя сильное тело.
* * *
Гарри Поттер ненавидел бумажные формальности. Сорваться с места, аппарировать по горячему следу, не раздумывая ни мгновения прикрыть собой сослуживца из группы захвата — это пожалуйста. А вот в бумагах разбираться…
Тоскливо вздохнув, Гарри всë-таки пододвинул к себе ближайшую стопку.
Он ненавидел этот кабинет. Бесконечная писанина, отчёты, доклады, письма. До сих пор он так и не ответил на предложение Уайтхолла. А между тем надо было бы уже что-то решить. Хотя что тут решишь? Придётся согласиться, потому что других перспектив нет. Скорее всего, с оперативной работой можно будет попрощаться. Да здравствуют бумажки!
— Гарри! Ты как?
Гарри вскочил из-за стола.
— Рон!
Сколько бы времени ни прошло, друзей ближе этого невозможного рыжего — ну и его жены, разумеется, — у Гарри всё равно никогда не будет. Гермиона работала в Министерстве в отделе международных отношений, занимаясь, в частности, англо-французским вопросом, а Рон устроился в Гринготтс к Биллу, так что недостатка в деньгах у них не было. Первое время, Гарри помнил, Рон всё время подчёркивал это. Ботинки, пиджаки, пальто из кожи дракона, какие-то невозможные золотые украшения, дорогие мантии из салона мадам Малкин. А потом вдруг успокоился. Как раз перед свадьбой с Гермионой. Гарри так и не смог сказать лучшему другу, что он ведёт себя как минимум глупо.
Слава богу, смогла Гермиона.
— Я к Гермионе заходил, дай, думаю, посмотрю заодно, вдруг ты уже вышел на работу — а ты, и правда, тут как тут! Как дела?
Гарри пожал плечами. Разговаривать прямо в кабинете не хотелось.
— Ты уже обедал? Может, сходим куда-нибудь перекусить? — предложил он, и Рон энергично закивал.
— Конечно. Гермиону позовем?
Гарри покачал головой.
— Нет, наверное.
— Как знаешь.
Гарри привёл его в кафе недалеко от Министерства. В обеденный перерыв там обычно было не протолкнуться от офисных сотрудников, но сейчас, когда часы показывали почти три, зал оказался наполовину пуст. Они заказали по ростбифу с картофелем, и Рон, дождавшись, пока официант отойдет, наклонился к Гарри, положив локти на стол.
— Ты уже решил насчёт предложения Уайтхолла?
Гарри пожал плечами. Он даже с Малфоем это так толком и не обсудил, потому что сначала того отправили в командировку в Азкабан, а вчера и сегодня утром им просто было не до разговоров. Вспомнив горячие прикосновения, Гарри почувствовал, что покраснел от прилившей к лицу крови.
— Я не знаю, Рон. С одной стороны, хочется послать всех подальше и вообще из Аврората уйти. Куда угодно. Потому что так не делается. А с другой стороны, может, оно ещё и неплохо получится…
— А Малфой что?
Гарри так и не привык. И, наверное, никогда не привыкнет. Столько лет в школе из уст его друзей слово «Малфой» было практически ругательством. Перестроиться оказалось не так просто. Особенно Рону, которого всю жизнь попрекали бедностью и многодетностью его семьи. Гарри не знал, наверное, он тоже не смог бы так просто простить такое. Однако всë-таки прогресс был налицо. Рон уже даже не спотыкался на этой фамилии. Научился-таки произносить её нейтральным тоном.
Если быть совсем честным, хотя бы с самим собой, самым сложным в нелëгких отношениях Гарри с Малфоем было именно признаться друзьям. Особенно Рону. Особенно после того, как Гарри расстался с Джинни. Он не был уверен, что, будучи на месте Рона, смог бы так же легко простить. Рону тоже понадобилось время. И помощь Гермионы. Однако они всё равно не смогли встречаться вчетвером, потому что, даже простив, Рон всё равно не смог забыть. А Малфой, кажется, и не хотел забывать.
Гарри помнил, как забирал Малфоя домой в самые первые их встречи, как непонятным образом его тянуло к холодному, на первый взгляд, слизеринцу. Признаться в этом самому себе было сложно, но он смог. И на проверку Малфой оказался потрясающе горячим.
Конечно, первой догадалась Гермиона. Ни осуждать, ни отговаривать не стала, только посмотрела погрустневшими глазами и слабо улыбнулась.
Ты же знаешь, что мы всё равно друзья.
Единственная привычка, которой они с Малфоем всё-таки следовали неизменно: они никогда не называли друг друга по именам. За исключением тех моментов, разумеется, когда оставались наедине. В разговорах с другими обращались друг к другу при посторонних — только по фамилии. Не потому что стеснялись. Просто было в этом что-то запретное, запредельное, что-то, что не должно выходить за пределы дома. О чём остальным даже и знать-то необязательно. Гарри не помнил, кто из них это придумал и когда, но так тоже было правильно. Из уст Рона услышать слово «Драко» Гарри бы не хотел.
— Мы толком не разговаривали об этом. Он с утра в больницу отправился зелье заканчивать, а я — в Аврорат.
Гарри не упомянул о том, что в общем-то отправиться в Мунго пришлось им обоим. Утром Малфой хмуро ворчал, пока Гарри, на его взгляд, слишком долго собирался — сам он аппарировать не мог, потому что палочка осталась в лаборатории. Обычно сотрудники больницы аппарируют практически к главному входу — рядом с оживлённой улицей есть как раз практически пустынный тупичок. Однако Гарри накануне вечером уже умудрился ворваться, в прямом смысле этого слова, в лабораторию Малфоя, и тот настоял, что там хотя бы никто не заметит его позора. Да и вообще…
И хорошо, что они утром успели побыть вдвоём, потому что даже просто прижимать к себе Малфоя было необыкновенно, и Гарри был уверен, всё могло бы кончиться куда более интересно…
А ещё Гарри намеренно не стал объяснять, какое именно зелье варит Малфой. И об исследованиях в Азкабане — слишком несправедливо было бы услышать от Рона что-нибудь в духе — самое ему там и место. С него станется. А насчёт зелья — не хватало ещë насильно пытаться выставить Малфоя в другом свете в глазах старшего брата своей бывшей пассии. Гарри не хотел этого. Даже несмотря на то, что этот самый брат по совместительству являлся его лучшим другом.
— А ты как думаешь?
— Я думаю, он был бы счастлив, если бы я круглые сутки дома сидел. Желательно под замком.
Рон расхохотался, откинувшись на спинку.
— Он тебя ни черта не знает… — выдавил он, наконец, справившись со смехом.
— Или, напротив, знает меня слишком хорошо… — тихо возразил Гарри.
Он просидел в Аврорате весь день, но так и не смог принять решение. Заходила Чжоу. Гарри боялся, что она начнет извиняться. Он до сих пор боялся её, как будто они всё ещё были в школе, и он был всего лишь безумно влюблённым, до дрожи в коленках, пятикурсником, а она — пределом его мечтаний.
Боже, как же давно это было.
Но она не извинялась. Просто поблагодарила — и обняла. По-дружески — совсем не так, как когда они целовались в Выручай-комнате под омелой. И он даже ничего не почувствовал, кроме неясного чувства вины. Кажется, и эта влюблённость осталась в прошлом.
Аппарировав домой и наскоро перекусив, Гарри поднялся в кабинет, который он оборудовал на месте комнаты Регулуса. Видимо, пришло-таки время написать ответ мистеру Малфою.
* * *
Драко промучился с зельем целый день. Он сварил довольно большой котел и очень надеялся, что этого хватит на полное исцеление. Теперь надо было дать зелью настояться — как раз ночи хватит — и можно отправляться продолжать эксперимент.
Хотелось домой. То есть к Поттеру. Ну, в общем, домой. Драко закрыл котел и поставил его на дальний стол, где обычно доходили зелья — на стол было наложено специальное заклинание, так что он всегда поддерживал оптимальную для настаивания образцов температуру. Сняв халат, Драко проверил, всё ли убрано, и вышел в коридор.
Преследовавшая его весь день слабость никуда не делась. Наверное, было бы неплохо противопростудное выпить ещё раз. Да и вообще он сегодня ограничился всего лишь одним приёмом, утром. Конечно, этого мало. Завтра он возьмёт зелье с собой на работу. Представив на мгновение, что придётся аппарировать в таком состоянии, Драко мысленно покачал головой. Только расщепиться ещё не хватало для полного счастья. Вздохнув, он всë-таки вернулся обратно в лабораторию.
— Экспекто Патронум.
Изящный филин соскользнул с конца палочки и завис в воздухе, тяжело раскрыв крылья.
— Гарри, забери меня, я в лаборатории.
Филин растворился в воздухе.
Драко вздохнул и сел на диван у дальней стены. От противной слабости темнело в глазах. Ещё спасибо Поттеру, что в своë время научил его вот так отправлять сообщения. Камин в поместье Блэков Поттер отключил от сети, как только туда переехал. Он ненавидел незваных гостей. А после аппарации на площадь Гриммо далеко не каждый смог бы попасть на порог. На доме Поттера таких заклинаний понавешано… И нет, он совсем не параноик. Когда за тобой всю сознательную жизнь охотится один небезызвестный псих, маньяк и садист… В общем, Драко его хорошо понимал. И тоже чувствовал себя в поместье спокойно. Защищённо. Хотя, возможно, дело было вовсе не в защитных заклинаниях.
— Драко, как ты?
Раздавшийся хлопок аппарации заставил Драко вздрогнуть. А Поттер уже сидел на корточках перед диваном, изучающе разглядывая Драко. Ладонь легла на лоб.
— У тебя жар. Где ты так простудился?
Драко пожал плечами.
— В Азкабане не особо топят.
— Чёрт, Драко, ты же говорил, вам комнату выделили! Согревающими не пробовал пользоваться?
Драко улыбнулся.
— Пробовал. Заберёшь меня домой? Я устал.
— Я не отпущу тебя обратно в Азкабан… — мрачно пообещал Поттер.
Драко взвился с дивана.
— Что? — потрясённо переспросил он.
— Никакого Азкабана. Пошлёшь помощника эксперимент доводить, — раздельно выговорил бывший гриффиндорец.
И Драко с ужасом осознал, что он абсолютно серьёзен.
— Какого чёрта, Поттер! Мы так не договаривались! У тебя своя работа, у меня — своя! И мы не лезем в это! Ты помнишь?! — попробовал убедить его Драко.
— До тех пор, пока это не отражается на здоровье… — угрюмо ответил Поттер.
— Про своё здоровье думай! — Драко сорвался на крик, но ему было всё равно.
— Это моя чёртова жизнь, и ты не можешь ее контролировать! Ты знаешь, чего мне это зелье стоило? И я теперь должен всё бросить, потому что, видите ли, простудился?! А то, что результаты могут спасти как минимум две жизни тебе наплевать? Я считал, что Лонгботтом — твой друг!
— Так и есть. Но твоё здоровье дороже.
— А сам-то?! От оперативной работы отказался уже, да?!
Поттер вздохнул, запустил ладонь в волосы и поднял на Драко абсолютно измученные глаза.
— Извини. Драко. Извини, пожалуйста. Давай домой?
И глядя в эти глаза, Драко внезапно успокоился. Слабость навалилась с новой силой, разболелась голова. Вздохнув, он подошёл к Поттеру и обнял, уткнувшись губами ему куда-то в шею.
— Прости. Я просто устал. Хочу домой…
Рывок аппарации — и твёрдые руки гладят его спину. И сводящий с ума шëпот:
— Наконец-то ты назвал это поместье своим домом.
