Иногда Драко серьезно жалел о том, что не уехал в солнечную Францию, когда у него была такая возможность. Серая Англия с вечными туманами, дождями и ветрами жутко действовала на нервы, временами вгоняя в депрессию. Вот и сейчас, хотя вроде бы май месяц на дворе. Откуда этот пронизывающий до костей ветер?! Драко мысленно застонал, мечтая о чашке горячего чая и жарко топящемся камине в поместье Блэков, и запахнул мантию поплотнее.
Чëрт бы побрал Блейза с его гениальным планом, Поттера, который даже не попытался его отговорить —
Драко, это же так здорово! Наконец-то ты завершишь свои исследования! Ты же так этого хотел! Я горжусь тобой! — чëртового Картера, выбившего его это грёбанное разрешение —
Разумеется, мистер Малфой! Я обо всем договорился! Вот ваши документы! Завтра зайдёте в Аврорат, и вам определят сопровождающего! — и вот Драко везут в небольшой лодочке прямо в Азкабан. И ладно бы ещё просто везли, плевать, что под дождь попали, на всё плевать. Но вдобавок ко всему ему определили помощницу! —
Это Матильда Браун, мистер Малфой, наш ведущий специалист по психическим расстройствам, она поможет вам в ваших исследованиях. И всё бы ничего, но эта бабища — по-другому её назвать у Драко просто язык не поворачивался — постоянно донимала его томными вздохами, игривыми взглядами из-под длиннющих ресниц, якобы случайными прикосновениями, которые бесили просто до невозможности, а открытым текстом послать это чудовище Драко не позволяло воспитание.
— Почти на месте, — объявил сопровождающий аврор, и Драко напряжëнно уставился вперёд, пытаясь там, в тумане, высмотреть громаду Азкабана.
И через столько лет он все ещё не забыл, как ехал сюда в самый первый раз.
Сначала тебе кажется — подумаешь, один год всего! И думаешь, что будешь сидеть, каждый день мечтая о свободе, делая зарубки на спинке кровати. И что эти мысли о свободе дадут тебе сил, и ты справишься, и весь год пролетит незаметно, и ты выйдешь — тем же человеком, с теми же идеалами!
Драко хватило ровно на девять дней. Именно столько зарубок он насчитал на своей кровати в день, когда дементоров наконец отогнали от его камеры и к нему вернулось какое-то подобие былой воли.
В Азкабане воняло плесенью, гнилью, мочой и немытым телом. Узникам было разрешено мыться раз в неделю. Но через несколько месяцев даже мысль о горячей воде не могла выдернуть Драко из привычной апатии.
В камере сыро и холодно, но Драко уже было плевать. Он полностью растворился в своих фантазиях. Уже потом, вспоминая свое заточение, он пытался понять, почему тётка Белла выдержала в Азкабане больше десяти лет и почти сохранила себя. Сохранила настолько, что, когда появилась возможность сбежать, она ей воспользовалась. А не как некоторые овощи, осталась догнивать в тюрьме. Он едва выдержал год. Драко знал, что, если бы его срок увеличили даже до двух лет, он бы уже не вышел на свободу. То есть его бы отпустили, наверное, но вряд ли бы он остался собой.
Почти год Драко жил собственными страхами, страданиями, заново переживая все ужасы времён Тёмного Лорда. Его кормили. Но Драко было плевать на еду. Плевать на сон. Плевать на всё.
Когда он после Азкабана впервые разделся, чтобы принять душ — в грязном дешёвом мотеле недалеко от Эдинбурга — он не узнал своего отражения. Кожа да кости. Серые запавшие глаза на фоне глубоких фиолетовых синяков под глазами и зеленоватой кожи смотрелись просто дико. Выпирающие ребра. Каждую косточку, казалось, можно было пересчитать. Волосы отросли почти до лопаток и грязными прядями спадали на худые плечи с торчащими ключицами.
Драко так и не решился их отрезать.
Когда лодка пристала к берегу, аврор обернулся к Драко и его спутнице.
— Вызовите, пожалуйста, патронусов.
Драко представил, как Поттер спит, уткнувшись ему в плечо, горячее дыхание опаляет шею, вечно растрёпанные волосы…
— Экспекто патронум! — с конца палочки сорвалось серебристое облако, превратившееся в довольно крупного филина.
Драко прекрасно помнил, как на пятом курсе во время экзамена по ЗОТИ Гарри Поттер создал телесного патронуса. Помнил свою зависть, от которой затряслись руки. И как потом, стыдясь самого себя, в конце июня, он сидел в своей спальне в поместье, завесившись пологом, и пытался, снова и снова. Но кроме полупрозрачного облачка у него ни разу ничего не получилось. Сейчас он даже понимал почему. Патронус — это квинтэссенция самого хорошего, счастливого, что есть в тебе. Именно поэтому его так боятся дементоры. Что тогда было у Драко хорошего и счастливого? Отец в Азкабане? Запуганная мать? Удивительно, что у него вообще хоть что-то получилось.
Уже много лет спустя он, отчаянно краснея, попросил Поттера научить его. Самым сложным оказалось выбрать то самое, самое счастливое воспоминание. Гриффиндорец тогда с абсолютно бессовестной улыбкой выдал:
— А ты думай обо мне!
Драко рассмеялся. Потом задумался. И попробовал. И тогда, не сразу, конечно, но с его палочки слетел серебристый филин.
— Так вот ты какой на самом деле… — прошептал Поттер, внезапно оказавшись слишком близко, и его такие знающие губы, так рядом…
— Я не умею вызывать патронуса! — жалобно пропищала где-то сбоку Браун, вырывая Драко из его воспоминаний.
— Тогда держитесь поближе к нам с мистером Малфоем, — ответил аврор.
Драко тут же почувствовал, как целительница вцепилась в его локоть. Смерив её своим фирменным ледяным взглядом номер три — не подходи ко мне ближе, чем на сто метров, а то отморозишь себе что-нибудь, — Драко пошёл за аврором ко входу в тюрьму. Серебристые звери уверенно скользили впереди, и, глядя на них, Драко чувствовал, как страх отступает.
Азкабан встретил их запахами тления и нечистот и неслышно скользящими по тускло освещённым коридорам дементорами, которые ретировались при виде филина и соболя, патронуса аврора.
— Сейчас я покажу вам вашу комнату.
— Комнату? — удивлённо переспросил Драко.
— Ради вашей же безопасности вас решили поселить вместе.
Драко мысленно застонал. Это всё Картер. Который был в курсе, что у Драко есть Поттер. Наверняка решил устроить небольшую встряску. Вдруг Драко одумается и переключится на пышных блондинок. Ха.
— Не забудьте запирать на ночь дверь и оставлять патронуса, — назидательно посоветовал аврор. — Я буду в соседней комнате, если вам понадобится помощь.
Комната оказалась глубоко под землёй, куда дементоры обычно не заходили. Две кровати стояли довольно далеко друг от друга. Также имелся стол, пара стульев и кресло. Аврор зажёг огонь в камине, и стало даже вполне уютно.
— Вон за той дверью ванная.
— Спасибо, — поблагодарил Драко.
— Когда вы хотите осмотреть заключённых?
— Как только разберу записи.
К первой камере они пришли примерно через два часа. У аврора в руках помимо ключей была ещё довольно объёмная папка с пергаментами. Сверившись с одним из листов, он протянул бумагу Драко:
— Здесь у нас находится поцелованный Бартемиус Крауч-младший. Из родственников у него никого не осталось. Тюремные эльфы ухаживают за ним по мере необходимости. Желаете осмотреть его сейчас?
Драко пожал плечами:
— Почему бы и нет.
Аврор достал огромную связку ключей и довольно долго возился, подбирая нужный. Браун боязливо вцепилась в локоть Драко, и он в который раз досадливо поморщился. Отцепить от себя эту девицу он уже и не надеялся. Скрипнула, открываясь, дверь, и Драко вошёл в камеру.
Запахи разложения и нечистот были довольно сильными в коридорах. В камере они были нестерпимы. Драко спокойно прошёл к дальней стене, где стояла тюремная койка. Он слышал, как Браун закашлялась за его спиной, но ему было уже плевать на нее.
Драко мельком видел колдографию Барти Крауча в «Пророке». То, что сейчас лежало на тюремном матрасе, даже отдалённо не напоминало энергичного русоволосого молодого человека. Ввалившиеся щëки, запавшие глаза, уставившиеся в потолок, растрескавшиеся губы и слюна, стекающая из уголка рта по подбородку, шее и теряющаяся под воротником.
— Мисс Браун. Осмотрите его… — попросил Драко.
Достав палочку, девушка подошла к Краучу и зашептала диагностирующие. Драко заметил, что у нее дрожали руки, но всë же она смогла сосредоточиться на работе. Может, Картер подсунул ему и не полную идиотку. Закончив, она быстро что-то отметила у себя в блокноте и кивнула Драко. Он достал из мантии один из флаконов с зельем.
— Образец номер четыре, — произнес он вслух, и Браун торопливо зафиксировала это у себя. — Четырнадцать капель внутренне. Время — два часа тридцать четыре минуты. Дата — пятнадцатое мая.
Драко покосился в записи Браун, но она записала все верно. С помощью пипетки Драко аккуратно закапал зелье в приоткрытый рот Крауча. Бывший Пожиратель Смерти судорожно сглотнул. Драко внимательно следил за ним, но ничего не происходило.
— Проверьте его… — напряжённо бросил он Браун, и она снова зашептала диагностические.
— Никаких изменений, мистер Малфой, — виновато констатировала она.
Драко пожал плечами. Он и не надеялся на мгновенный успех.
— Продолжим.
Следующим в их списке был Родольфус Лестрейндж, и если Барти Крауча Драко знал только по газетам, то с этим Пожирателем он имел несчастье быть знакомым лично. Муж Беллатрисы изменился до неузнаваемости. После побега из Азкабана этот мужчина тщательно ухаживал за собой. Драко как сейчас помнил его длинные тонкие пальцы с ногтями идеальной формы, до синяков стискивавшие его запястья в то лето в Малфой Мэноре, когда он принимал Метку. Он мечтал забыть об этом, но так и не смог. Мужчина же, лежавший на тюремной койке, настолько не был похож на того Родольфуса, что Драко почти задохнулся от ужаса. Потому что на этом месте мог бы быть его отец. Так же умирающий в тёмной камере, пускающий слюни, испражняющийся прямо в штаны. Никого не помнящий. Никому ненужный.
Родольфусу достался образец номер пять. Потом они зашли к ещё одному поцелованному — Рабастану Лестрейнджу — и аврор повел их наверх, в камеры, где содержались преступники под охраной дементоров. Патронусы уверенно скользили вперёд, и в их серебристом свете было почти не холодно.
Аврор подошёл к двери в конце тёмного коридора и остановился.
— Здесь у нас один из буйных. Не обращайте внимания на его крики, — и с этими словами открыл дверь.
Драко уверенно зашёл внутрь — и застыл. Из всех людей меньше всего он рассчитывал увидеть здесь именно его.
— Антонин Долохов, — бесстрастно комментировал аврор. — Пожизненное заключение, ни родных, ни близких не осталось.
Драко слышал голос, но тот доносился до него, как с другой планеты.
Долохов сидел у дальней стены. На его запястьях блестели кандалы, которые короткими цепями были прикованы к стене, так что его руки всё время были задраны. На запястьях виднелась широкая почти незаживающая кровавая полоса. Мужчина, казалось бы, спал, но, когда на него упал свет факела, который держал аврор, он зашевелился и поднял голову. Шальные глаза уставились на Драко, и тот почти отшатнулся. По темнице разнесся леденящий душу смех сумасшедшего.
— Кого я вижу! — захлебываясь от смеха, завыл Долохов. Голос у него оказался хриплым, как будто он много недель вообще не раскрывал рта. — Наш юный Пожиратель! Как ты, Дра-а-ако, помнишь меня, малыш?
Это был его самый худший кошмар.
Толстый член во рту, достающий до самой глотки, рваное хриплое дыхание где-то сверху, алчная рука, вцепившаяся в волосы…
Вот этот смех.
Зверь, прикованный к дальней стене. Этого просто не могло происходить…
— Петрификус Тоталус! — голос аврора разнёсся под потолком камеры, и Долохов застыл в кандалах, так и не закрыв рта.
— Извините, мистер Малфой. Не думал, что он вас узнает… — виновато запричитал аврор, и Драко почувствовал, что его отпускает наваждение. На лице застыла непроницаемая маска, как и учил отец.
— Всё в порядке, — и даже голос не дрогнул, только ногти впились в ладони.
Долохов застыл, лишь глаза безумно двигались, норовя выскочить из орбит, пока Драко заливал в него экспериментальный образец номер девять. За девять кругов ада. Он не мог сглотнуть из-за заклятья, и Драко запрокинул ему голову, а аврор снял заклятие. Долохов сглотнул, подавился, закашлялся — и разразился новой тирадой.
— С каких это пор разрешено травить заключённых! Куда смотрит ваше Министерство!
Драко мельком посмотрел на свою помощницу. На ней не было лица, но, когда она бросала диагностирующие, руки вроде бы не дрожали.
Они закончили обход почти в восемь вечера, пройдя по всем камерам ещё раз, чтобы оценить изменения. Однако всё было по-прежнему. Браун тщательно записала все под диктовку Драко, и они с аврором наконец разошлись по своим комнатам.
Ужин прошёл в напряжённом молчании. Еда была неплоха, даже лучше, чем в Мунго. Но весь этот день был слишком тяжёлым, и Драко не хотелось это обсуждать. Тем более со своей напарницей.
— Следующая проверка в пять утра, — сообщил Драко.
Девушка кивнула, и он лег в постель, наглухо задвинув полог. Он не надеялся заснуть, однако усталость и переживания прошедшего дня не прошли бесследно.
— Мистер Малфой! — напряжённый голос ворвался в его сознание, разрывая морок сна, и вонючие подземелья с горящими из темноты глазами Долохова отступили в сумрак утра. Он заставил себя открыть глаза.
Матильда Браун, одетая только в ночную рубашку, стояла у его кровати, отдёрнув полог, дрожащей рукой держа зажжённую палочку.
— Что случилось? — Драко поспешно сел.
— Вы кричали… — отозвалась девушка.
Он кричал. Драко устало потер переносицу. Давно с ним такого не было. Он поднял глаза на девушку. Её ночная рубашка была такой тонкой, что почти ничего не скрывала. Помимо воли Драко заметил напрягшиеся от холода соски, и почувствовал странное тепло в низу живота. Как заворожëнный, он поднял взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза. Она заметила его взгляд. И его смущение. Драко мысленно чертыхнулся.
— Простите, — сказал он тихо. — Пойдёмте наших подопытных проверять.
* * *
Малфой всего один день не ночевал дома, а Гарри уже с ума сходил в огромном доме, не зная, чем себя занять.
В итоге он решил разобрать почту. Обычно, мазнув взглядом по конверту и обнаружив, что письмо не от друзей, он просто клал его в верхний ящик стола. Сейчас он принялся скрупулёзно разбирать конверты. Так. От Министра, от Уйтхолла почти полугодичной давности, от каких-то ведьм — эти письма он даже не вскрывал, сразу отправляя в камин. Одно из писем оказалось необычного формата — несколько больше, чем остальные. Тщательно запечатанное. Каллиграфическим подчерком выведенное его имя на конверте. Тёмно-фиолетовыми чернилами. От замысловатого вензеля у буквы «Г» Гарри почувствовал, как страх тугим комочком свернулся в животе. Дрожащей рукой он взломал печать.
Мистер Поттер.
Вероятно, Вы удивлены, получив это письмо. Заранее прошу Вас простить мне замысловатый способ, которым оно к Вам попало. Я полагаю, Вам известно, что мне запрещено возвращаться в страну, а не так давно запретили и переписку, о чëм мне совсем недавно любезно сообщили.
Я пишу Вам, потому что почта моего сына постоянно контролируется Министерством. У меня нет никакой возможности написать ему напрямую.
Если Вас не затруднит, сообщите, пожалуйста, как он. Моя супруга очень переживает за него, а в её положении любые волнительные ситуации могут обернуться трагедией.
Надеюсь, это не покажется Вам обременительным.
P.S. Будет лучше, если он об этом письме не узнает. Надеюсь на Ваше благоразумие.
Он ожидал чего угодно, только не этого. И сколько это письмо провалялось в ящике? И как Малфой его до сих пор не нашёл?
Ни одного имени в тексте. Ни одного названия. Люциус Малфой не хотел, чтобы его обнаружили.
Гарри всегда этого боялся. Ещё в прошлой жизни, когда они были обручены с Джинни, всё ведь не ограничивалось невинными поцелуями. И как же страшно и неловко потом было смотреть в глаза Миссис Уизли! И до сих пор неловко. Наверное, поэтому он и не был ни разу в Норе с момента разрыва помолвки с Джинни — конечно, по официальной версии, это было из-за того, что Малфой не выносил столько Уизли единовременно. Гарри был очень признателен ему за это нелепое оправдание.
Втайне он надеялся, что с Малфоем всё будет по-другому. Разумеется, с ним было проще. Он просто отдавал Гарри всё, что у него было, и практически ничего не требовал взамен. Однако Гарри всегда знал, что однажды всë-таки придётся объяснять, как минимум друзьям, почему у него не будет детей. Но он даже и представить себе не мог, что ему придётся объяснять это родителям Малфоя.
Не раздумывая ни секунды, Гарри отправил пергамент прямиком в камин. Не говорить Малфою? Да легко!
Гарри резким движение выдернул верхний ящик до конца, намереваясь свалить туда оставшиеся письма — и вдруг увидел у самой стенки довольно толстый потёртый конверт. Отложив письма, Гарри достал его и открыл. На ладонь выпала пачка колдографий — и Гарри вспомнил. Это Забини — Панси и Блейз — подарили ему на прошлое Рождество. Узнав, что в увесистом конверте, Гарри просто засунул его поглубже в стол, даже не открыв.
Возможно, это была его очередная глупость столетней давности, старая привычка, от которой так и не удалось избавиться, но Гарри в своём доме колдографий не держал — за исключением, конечно, комнаты Сириуса. И изменять этому правилу не собирался. Потому что он всегда ненавидел колдо. Хоть люди на них и двигались, все равно они ассоциировались у него со смертью. Родители, Сириус, Дамблдор. Даже Снейп.
На верхнем снимке Гарри, затаив дыхание, увидел себя и Малфоя. Они стояли перед камином в доме Забини и о чём-то оживлённо спорили. Гарри помнил этот день. День рождения Панси. Он и не подозревал о том, что их снимали. Но больше на колдографии никого не было. Молодые люди на снимке не замечали ничего вокруг, полностью увлечённые разговором, но Гарри видел, какими глазами он смотрел на Малфоя. И как смотрел на него Малфой. Они, даже не прикасаясь друг другу, были настолько вместе, что без всяких слов всё было понятно.
Гарри отложил снимок на стол и взглянул на следующий. Тоже с дня рождения. Эту колдографию он помнил. Общий фон стола. Все смотрят в объектив, подняв бокалы — Забини с женой, подружки Панси с работы, целитель из Мунго с женой — Гарри опять забыл, как его зовут. И они с Малфоем. Единственные, кто смотрят друг на друга, а в объектив лишь бросают раздражённые взгляды, как будто их нервирует назойливое присутствие камеры. Они не держатся за руки, не обнимаются, даже сидят не рядом, а почти на разных концах стола — всë-таки приличия должны быть соблюдены, хоть всем присутствующим прекрасно всё и так известно, но всё равно не заметить, что они вместе, невозможно.
Всего десять снимков. С совместных прогулок, с семейных праздников. Но каждый из них — такой живой! Настоящий.
— Кикимер! — позвал Гарри, выкинув конверт в камин.
— Хозяин Гарри, вы звали? — домовик материализовался прямо перед Гарри.
— Да. Мне нужны рамки, — сказал Гарри и улыбнулся, глядя на удивлённое выражение лица эльфа.
Кажется, в его доме появятся-таки живые колдографии.
* * *
— Никаких изменений, мистер Малфой… — тихо произнесла Матильда Браун.
Бывший Пожиратель Смерти Джагсон спокойно сидел на койке. Драко не испытывал к этому человеку практически никаких эмоций, кроме брезгливости: слишком свежи были воспоминания о том, как Тёмный Лорд наказывал Пожирателей за провал с пророчеством, когда сам же и вызволил их из Азкабана. Драко помнил, как Джагсон целовал ботинки Лорда, чуть ли не языком вылизывал их, только чтобы его больше не мучили. И как отец извивался на полу и захлëбывался криком под Круциатусом, но так и не стал унижаться, вымаливая помилование.
Джагсон внимательно разглядывал свои закованные в кандалы руки, которые лежали на коленях. Пальцы методично сжимались и разжимались. Он словно ожидал, что они сейчас снова сожмут палочку. Или ничего собственно и не ожидал, ведь его разум был уже далеко от влачащего жалкое существование тела.
Браун сняла заклинание, и свечение вокруг его головы пропало. Она взглянула на Драко, в её глазах плескалось разочарование, и Драко поморщился. Плевать ей было на этих заключённых, на его зелья, она просто хотела, чтобы уже хоть что-то произошло и её наконец отпустили домой. В тепло и безопасность спальни, где можно забраться под одеяло с головой и спрятаться от всех опасностей этого мира. Всë-таки в Азкабане девушкам не место.
Драко и сам чувствовал себя неважно. И вовсе не из-за дементоров — патронус хорошо защищал его. Может, виной всему была тюремная сырость? Что-то сжималось каждый раз в груди, стоило Драко остаться одному в темноте. Они провели в Азкабане всего несколько дней, а исследования так и не сдвинулись ни на дюйм. Поцелованные всë так же пускали слюни и разглядывали потолок, Долохов всë так же осыпал их проклятиями, Яксли — да-да, и он был здесь же — равнодушно смотрел на стену, расправляя в руках ему одному видимую нить.
Драко, скорее просто для галочки, уже ни на что не надеясь, закапал в рот Джагсона еще семь капель экспериментального образца номер десять.
— Попробуйте ещё раз, мисс Браун…
Браун кивнула и снова кинула диагностирующее в Джагсона. Драко внимательно следил за её действиями. Он примерно знал, как работает это заклинание, но всё равно не заметил никаких изменений. Зато Браун вдруг радостно воскликнула:
— Мистер Малфой! Посмотрите скорее! — она настойчиво указывала на яркое свечение у головы заключённого.
Драко помнил, что раньше свет от заклинания распространялся хаотично, словно отображая степень повреждения психики человека. А сейчас он вдруг ясно увидел, что свечение словно стало ровнее, равномернее, как будто разрозненные кусочки мозаики выстраивались и единое целое.
— Неужели это оно и есть? — восторженно запричитала Браун.
Драко пожал плечами.
— Возможно. Будем наблюдать. Вы записали наши с вами действия?
Девушка энергично закивала, и Драко, удовлетворённо усмехнувшись, обратился к аврору.
— Мне нужна лаборатория, чтобы подготовить ещё пробного зелья. Есть ли возможность доставить сюда оборудования и ингредиенты?
Аврор с сожалением покачал головой.
— Боюсь, что нет, Мистер Малфой.
— Тогда придется нам с вами вернуться в Мунго, чтобы я приготовил ещё порцию, — Браун только кивнула.
Добравшись до Лондона, Драко первым делом отправился в Мунго. Лаборатория встретила его начищенными до блеска котлами и аккуратно разложенными ингредиентами. Кажется, ему удалось наконец натаскать своих помощников, как правильно убираться в его лаборатории. Что не надо выливать зелье из котла, каким бы странно пахнущим или выглядящим оно ни было. Что не надо выкидывать или убирать разложенные на столе препараты, потому что он, скорее всего, с ними ещё не закончил.
Найти нужный рецепт образца номер десять оказалось совсем несложно. Значит, он всë-таки использовал там измельчённые сушеные цветки Иван-чая. Кто бы мог подумать.
Драко достал нужные ингредиенты и поставил котёл на огонь. Нужно как можно скорее подготовить новую порцию зелья.
Как всегда, он так увлекся работой, что, услышав раздавшийся довольно громко в тишине лаборатории стук в дверь, вздрогнул, и очень острый самозатачивающийся нож с серебряным лезвием черканул по пальцу. Зашипев от боли, Драко вскинул глаза на вошедшего.
— Поттер… — с лёгкой досадой в голосе констатировал он, судорожно ища палочку. — Что случилось? Ты как тут оказался?
Поттер прикрыл за собой дверь, и лаборатория погрузилась в привычный полумрак. Поттер молчал, и это было хуже всего. Потому что обычно он сразу высказывал всё, что было у него на уме. Палочка наконец обнаружилась на дальнем столе, и Драко быстро произнес заживляющее, глядя, как довольно глубокий порез затягивается. Вздохнув, он отложил палочку и подошёл к Поттеру, который так и остался стоять посреди лаборатории, не двигаясь с места и не произнеся ни слова.
— Что случилось, Гарри? — уже спокойнее спросил он.
В ответ Поттер порывисто обнял его, крепко прижимая к себе, судорожно сцепляя руки у него на спине и слепо целуя куда-то в висок. Драко почувствовал рывок аппарации — и в следующее мгновение нетерпеливые руки уже прижимают его к стене, а губы и язык завладевают его ртом. И сил сопротивляться нет никаких. Особенно — когда Поттер вдруг опускается на колени, и Драко осознаёт, что сейчас произойдёт, ещё до того, как его изнывающего члена осторожно касаются языком, словно пробуя на вкус. А в следующее мгновение он уже просто толкается во влажный такой чудесно тесный рот, отчаянно всхлипывая и удерживая лохматую тёмную голову на месте, чтобы он только не посмел остановиться, потому что Драко знает, что сейчас он убьёт любого, кто попытается его остановить. И когда его мошонки касаются осторожные пальцы, начинают ласково перебирать яички, он стонет в голос, и ему плевать на то, где они, что их кто-то может услышать. Да пусть слушают! И завидуют молча. А потом он перестаёт думать, потому что оргазм поднимается откуда-то из низа живота, прошибает вверх по позвоночнику, и Драко кричит в голос, яростно кончая в податливый горячий рот.
Сознание возвращалось медленно. Драко смутно почувствовал, что его ведут куда-то, но сил сопротивляться или помогать не было. Тёплые руки надёжно обняли его, прижимая к горячему родному телу. Губы коснулись виска, и горячий шёпот порвал пелену сна, окутавшую было Драко.
— Я скучал…
— Я заметил, — фыркнул Драко, вытягиваясь на постели, вжимаясь в Поттера. — Как ты узнал, что я вернулся?
— Забини сову прислал.
Драко неверяще распахнул глаза.
— Вот засранец. Он-то как узнал!
— Ему некая Матильда Браун на глаза попалась… — невозмутимо ответил Поттер. Но в зелёных глазах Драко увидел затаëнную обиду. И почему-то вспомнились затвердевшие соски под тонкой тканью ночнушки. Там, в Азкабане. В другой жизни. На душе стало мерзко и противно. — Почему сразу домой не пошёл?
— Мне не хотелось к себе… — прошептал Драко.
— А ко мне?
Драко потянулся и поцеловал твердые губы, ловя отголоски собственного вкуса.
— Я бы пришёл, когда закончил.
Поттер хмыкнул.
— Ага. Когда закончил бы свой эксперимент. Вот я и решил тебя спасти. Забини тебя как облупленного знает. Не забудь его поблагодарить потом.
— Обязательно.
Драко лениво потянулся и зашарил рукой по кровати в поисках палочки. Её не было.
— Поттер, — очень серьёзно сказал он. — Где. Моя. Палочка.
Поттер сел на кровати, удивлённо глядя на Драко. И вдруг разразился неудержимым хохотом. Драко почувствовал, что закипает.
— Это не смешно, чëрт бы тебя побрал!
И Поттер вдруг навалился сверху, прижимая к кровати всем своим весом, и зашептал прямо в губы:
— Зато ты больше не сбежишь от меня. Никуда.
Драко помимо воли улыбнулся, отвечая на поцелуй.
— Я бы и так не сбежал.
