ГЛАВА ВНЕ ОСНОВНОГО СЮЖЕТА
Маленькая история - одна из множества случившихся во время революции в Сити.
История об одном человеке, одном коте, одной тачке, одном пистолете, одном городе и одной революции.
Написано в соавторстве с Отличный_порошок, в виде отдельного драббла лежит в профиле сего автора, для удобства опубликовано и тут, пока память о Сити не истёрлась.
Если хвалите - хвалите двоих, если не хвалите - то извините.
- Не отставай!
Радио шипит. Периодически проскальзывает нервный, рваный и дерганый голос диктора. Иногда сквозь помехи можно услышать густой и тревожный гул сирены.
Впрочем, это кажется совершенно лишним: на улице точно такой же гул слышен на каждом углу. Многие из мятежников хотели добраться до глотки разрываемого смутой города, но громкоговорители, все как один, были спрятаны за лесами так и застывших ещё чёрт знает когда строек: до того как власть в городе перешла в руки организованным преступным группировкам, старый мэр, которого, кстати, потом так и не нашли, успел одобрить ряд проектов по строительству ультра-современных небоскрёбов - но в полный рост они так и не случились. Новое правительство не одобряло ничего из того, что не приносит им прибыль прямо сейчас, немедленно. Поэтому вместо сверкающих шпилей, парящих стеклянных конструкций город получил целую тучу низких, скособоченных, на скорую руку сооружённых притонов, борделей, баров - и всем очень скоро стало плевать, что построены они совсем не по правилам, и что могут обрушиться в любой момент: "красный песок" сильнее рассудка. Город начал гнить заживо.
- Пригнись! Нас засветят!
Но парень, который держал допотопный радиоприёмник, продолжал с каким-то маниакальным упорством крутить колёсико, менять частоты одну за другой.
Холодные пальцы перехватили тонкую руку, мертвенно-бледную, с синими жилками и сеткой шрамов, и сильно дернули вниз.
Кот не был глупым, иначе его бы давно уже поймали. Он мгновенно утратил интерес к приемнику, скользнул вниз, под окно с выбитым стеклом и приник к стене, затаив дыхание. Выключил звук у радио, но тем не менее, даже, казалось бы, наигравшись вдоволь, не выбросил его. Чтобы не привлечь внимание.
Он посмотрел на того, другого.
Худи серого цвета с накинутым на глаза капюшоном. Чёрные напульсники. Перебинтованные на боксёрский манер ладони.
Парень осторожно выглядывал в окно. Выглядел он при этом как настоящий скаут помоек, революционер отбросов, гроза всех мусорных баков, которые имели неосторожность стоять под камерами.
Он, в свою очередь, глянул на Кота.
Резким движением, почти больно, революционер отбросов выдернул из чёрных волос иммитационные пластинки кошачьих ушек, и зажал их в руке.
- Ты совсем рехнулся! Их же видно из окна! - Прошипел он и бросил их на колени своему спутнику, но затем, спокойнее, продолжил. - Похоже, в нашу сторону движется тренога. Будет осматривать верхние этажи. Грузовиков нигде не вижу. Наверное, приедут позже.
Снова этот взгляд, особый, который ни с чем не спутать. Словно бы над ними нет никакой угрозы, словно бы этот город, прогнивший и провонявший всеми грехами, не летит на всех парах в бездну, словно нет ни шальных пуль, не вездесущих патрулей, ни бешеной толпы. Словно бы всё, что вокруг - это сон, страшный сон, и он просто ждёт момента, когда видение кончится.
Кот - чёрное пятно среди серых бетонных развалин рухнувшего старого мира.
Кот - сегодня утром, под грохот взрывов, крики людей и вой сирены, он стоял чёртовых полчаса под тянущимися вдоль стены дома пожарными лестницами и пытался поймать кадр для
карточек, пытался поймать ускользающий меж пальцев ветра такой редкий здесь снег, за что его спутник готов был каждую секунду из этого получаса, зажав между пальцев его волосы на затылке, впечатать его глупую голову в серую стену, и биться самому об нее головой, в эту кровавую вмятину на старой штукатурке, пока чувство страха быть пойманными, пока чувство времени не откажут, и они оба не сползут по стене, оставляя два алых следа, в бессилии съезжая разбитыми лбами вниз... и каждую секунду он сдерживался.
Кот - розовая мечта любого Сержанта Оперативного Управления с чувством юмора бетонного блока и с таким же сочувствием.
Кот - сегодня, когда они бежали от поискового отряда, он наорал на это чёрное пятнышко: потому что боялся, что того загребут в добровольцы, как всех остальных, и пошлют вперед, на штурм баррикад, за которыми сидели люди, которые любят, умеют и хотят убивать других людей. О том, что та же участь может постигнуть и его самого, он отчего-то не думал.
Кот - внезапно выключился, закрылся в себе и, отстав от него, пусто и бесцельно побрел куда-то в сторону. Когда Худи обернулся и увидел того далеко позади себя, он почувствовал, что его грудь проткнули тупым, раскаленным до красна ломом. Он сам не помнил, как подлетел к Коту, схватил его за шкирку, толкнул впереди себя и буквально проволок его за собой держа за рукав. Больше всего на свете ему в тот момент хотелось увести его из этого переулка. Меньше всего на свете ему тогда хотелось касаться его.
Кот - его хочется спасти, огородить от поисковых отрядов, защитить от взрывов и падающих блоков, увезти туда, где ему, наконец, понравится. Где он впервые искренне улыбнется и, может быть, даже что-нибудь скажет. Где он простит его за то, что наплевав на все запреты, вытащил эту тушку из добровольного заточения. Где он поймёт, что иначе было просто невозможно. Когда мир рушится, надо хватать самое ценное и бежать, бежать, бежать.
Снаружи опять раздался грохот. Что-то взрывалось, кричали люди. Снова.
Мимо их укрытия стремительно промчалось три военных машины. Вдали послышалась медленная поступь треноги. Низкий гул и дрожь по земле при каждом шаге.
Он посмотрел на Кота. Кот посмотрел на него.
Послышался выстрел. Звук разбитого стекла прервался оглушительным визгом тормозов. Худи осторожно выглянул в окно.
Машина по инерции двигалась сколько-то метров, но неуклюже въехав на бордюр, остановилась. Лобовое стекло пробито. Дверь водителя распахнулась и из нее полувылезло-полувывалилось залитое кровью, хрипящее и стонущее тело. Оно ползло какое-то время в сторону от машины, но потом дёрнулось, перевернулось на спину - и затихло.
Сердце наполнилось опьяняющей радостью пополам с животным страхом провала.
"Это ваш шанс, Кларк, мать твою, не стой, не стой, не стой!"
Кларк схватил Кота за плечи и, заглядывая прямо в глаза, сказал:
- Слушай! Слушай меня! Там, за окном, в двух шагах от нас, машина! Мы можем перескочить черед подоконник, пробежать до машины и рвануть отсюда! Мы можем уехать их этого города, понимаешь?!
Сердце выстукивало какой-то умопомрачительный ритм. Им осталось не так далеко до последнего незакрытого прохода за пределы города: через улицу от них пролегала улица Лайру - а это почти окраина, один рывок, который на машине займёт не больше пятнадцати минут, и они оставят весь этот ужас, всех этих грязных ублюдков за спиной, в прошлом.
Сознание на максимальной скорости прокрутило перед глазами события и эмоции последних дней.
Начало, самое начало этой бучи. Разрывающие вопли сирен, крик матери, разбивающийся о его спину, зовущий назад, в укрытие - как же ему было плевать, перед глазами стоял только Кот, внутренности скручивало от страха за него, он должен был его найти, он должен был его забрать.
И он нашёл. Схватил рванувшуюся куда-то в сторону чёрную тень, сжал крепко, так крепко, как только мог, позволил себе замереть на долю секунды, прочувствовать биение не своего сердца. Где-то там, невообразимо далеко, рушился мир, гибли люди, взрывались и оседали здания - но это всё было неважно. Это всё было неважным. Несущественным. Блёклым.
Дальше, конечно, не было времени думать в таком ключе. Надо было шевелиться, смотреть по сторонам, уносить свои и его ноги подальше от этого дерьма.
Он очень хорошо, до мельчайших подробностей запомнил момент, когда они выбежали из какого-то обоссаного проулка, - и наткнулись на патрульного. Увидев их, этот правительственный выблядок выхватил из-за пояса свой шокер нового образца, который был способен и диплодока отправить в нокдаун, и начал движение в их сторону. Кларк тогда, несмотря на протесты разума, не меняя траектории, ускорил бег и с силой оттолкнувшись от земли прыгнул ногами вперёд, врезаясь своими стопами в грудину противника. Того откинуло назад, но опыт сотни драк и прямых столкновений никуда не деть, и он начал вставать - но так и не смог этого сделать. Кларк ударил, хорошо, с оттягом ударил в висок. После такого не поднимаются.
А вот дальше всё превратилось в кашу. Откуда-то в руках оказался пистолет, откуда-то из прошлого пришла мысль палить по фонарям, откуда-то к его лбу протянулась рука и утёрла пот, откуда-то на лице взялась полубезумная усмешка.
И вот сейчас, после этой ночи, в предрассветной грязной дымке, они сидят в паре улиц от выхода - и надо сделать рывок, один рывок, но...
Кот молчал. Кот снова потянулся к приемнику.
Ни звука. Ни сигнала. Одни помехи: ничего не разобрать, на какую волну ни настройся. Ты можешь крутить колесико сколько угодно, но по этим волнам никто уже не передает сообщения.
Кларк обессиленно откинулся на стену, стащил с себя капюшон и устало провел рукой по глазам. У него не осталось вспышек ненависти в запасе. Теперь ему хотелось плакать. Он не сможет бросить Кота, он не хочет бросать Кота. Но когда выход у тебя за спиной, а он смотрит так отрешенно и пусто... Жить не хочется. Хочется сидеть тут, рядом с ним, под разбитым окном, на осколках стекла, окаменеть и покрыться пылью, неподвижно наблюдая, как он пытается крутить колесики, ища слова, запутавшиеся в радиоволнах.
Он оглядел Кота еще раз.
- Ну... ты дай мне сигнал, когда будешь готов, хорошо?
