Rope is burning, the world resets the stage,
All our heroes are gone without a trace.
My time has come.
All it takes is a spark to light the fuse.
Strike it up, set it off, nothing to lose.
Yeah, I'm the one.
Don't you know that I'm the one that you've been waiting for?
Take you higher, the Messiah you've been praying for.
Hey, oh oh, unleash me, let me go.
Set it off, set it off, watch it blow.
Skillet — Set It Off
Лондон
Здание компании «Blacksight»
9:37 8 сентября 2009 года
***
Сигаретный дым все сильнее проникал внутрь и медленно обволакивал своим дурманом всегда беспокойный разум. Это была короткая передышка. Необходимая пауза, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Слишком многое требовалось решать, слишком много усилий прикладывать, чтобы бизнес работал как часы и стабильно приносил прибыль. Здесь, на продуваемой ветром крыше, всегда думалось легче. И дышалось. Будто в этом месте ветер приносил с собой частичку свободы. Время от времени я любил подниматься сюда и смотреть на раскинувшийся под ногами шумный мегаполис, слушать, как его уличные артерии бьются в такт человеческому сердцу. Это было сродни симфонии, что вдохновляла и настраивала на нужный лад. Еще одна затяжка, как новая доза снотворного для напряженных нервов, и на душе, впервые за последнее время, воцарился покой. Я не был заядлым курильщиком. Скорее наоборот. Но порой курение было подобием медитации. Неким ритуалом, позволяющим выдохнуть сизыми кольцами накопившееся внутри напряжение и расслабиться. Последняя неделя выдалась сложной. Вот-вот должна была состояться долгожданная выставка недавно прибывших с Востока предметов искусства. Старинные персидские ковры, картины, позолоченные канделябры, расписные напольные вазы и многие другие, прекрасно сохранившиеся образцы пятнадцатого века. Все то, что так заботливо отбиралось Дафной для ее галереи искусств. Выставка должна была стать значимым событием в преддверии открытия осеннего сезона в мире арт-дилеров и принести немалую прибыль от последующей продажи. И все, буквально все, самым наглым образом было украдено под покровом ночи незадолго до дня Х. Конечно, технически коллекция принадлежала галерее, я только помогал с охраной, но все равно иначе, чем плевком в лицо это было не назвать. Подобное нельзя было прощать. И на каждый удар следовало отвечать более сильным ударом. Чтобы ни у кого не хватило больше духу когда-либо повторить подобное. Единожды явил миру ты свою слабость, и на следующий же день оказался выброшен из уравнения власти. Ошибки в моем мире никогда не прощались, и за каждый промах неизбежно следовала расплата. Тут либо ты, либо тебя — иного не дано. Поэтому на поиски виновных были брошены немалые ресурсы. На уши поднимали всех, от скупщиков краденого до спецов из группы разведки «Blacksight». Взломы уличных камер, пеленг мобильных звонков, обыски и допросы с пристрастием — в ход шли любые средства. И то, что чаще всего они были далеки от законности, было последним, о чем я волновался. Как любили говорить политики: «Цель оправдывает средства». Прагматично, но верно. Я усвоил это еще со времен войны с почившим Темным Лордом. Вскоре усилия принесли плоды, и виновные были наказаны. Кто публично, а кто нет. Суровые правила, но выжить по-другому в насквозь прогнившем мире было невозможно. К тому же черно-белая палитра морали, однажды перемешавшись, уже не желала становиться прежней. Еще одна затяжка, короткий бросок, и сигарета летит вниз навстречу пропасти. Как же здесь спокойно… и тихо. Или было спокойно и тихо, пока знакомый голос не заорал прямо с лестничной площадки: — Гарольд, какого черта?! Этот голос я мог бы узнать из тысячи других голосов. Только один человек во всем мире был свято уверен в своем праве безнаказанно выражать свое недовольство моими действиями из-за давней истории нашего знакомства — Драко Малфой. Человек, который смог принять меня таким, какой я есть, со всеми моими грехами и изъянами. Один из немногих, кто не отвернулся, как бывшие друзья, и продолжал быть на моей стороне, даже во время моего тюремного заключения и последующего изгнания. Человек, которого я считал братом и партнером. — Не понял? — недовольно переспросил я, поднявшись с бетонного парапета и подходя к нему ближе. Я с трудом узнавал в стоявшем передо мной человеке с горящими жидкой ртутью глазами и всклоченной шевелюрой своего всегда спокойного и уравновешенного друга. — Если ты насчет ирландцев, то уже все закон… — Да ни черта не кончено, мать вашу! — он не унимался, и в его голосе прозвучали нотки пронзительности. — Какого хрена ты это сделал?! — Сделал что? — раздраженно проговорил я. Что такого могло произойти, отчего Драко так взбеленился? — О чем ты вообще? — На, полюбуйся, в какое дерьмо мы попали! В моих руках оказалась скомканная утренняя газета, где виднелись черно-белые очертания знакомого здания и изувеченного тела. — И? В чем проблема? — я все больше начинал злиться от его недомолвок. — Ты сам согласился, что его смерть станет отличным посланием О’Нилу. К чему тогда сейчас этот цирк? — А ты читай-читай. Там все черным по белому, — язвительно бросил он, кивая головой в сторону газеты. Я поморщился и расправил помятую газету. Стоило мне увидеть заголовок передовицы, как кровь у меня похолодела.«ЗВЕРСКОЕ УБИЙСТВО ОФИЦЕРА СКОТЛЕНД-ЯРДА»
«Сегодня, около 7 часов утра, в квартире в Баттерси было обнаружено тело мёртвого мужчины. По предварительному заключению судмедэксперта, смерть наступила в результате нанесения множества колотых ран.
Убитым оказался мужчина примерно тридцати-тридцати пяти лет европейской наружности. Личность погибшего в интересах следствия не разглашается. Однако внутренний источник в Скотленд-Ярде, пожелавший остаться неназванным, сообщил о причастности убитого к департаменту полиции.
Пресс-служба Скотленд-Ярда отказывается комментировать смерть своего сотрудника, но уверяет, что расследование ведется самым тщательным образом и виновные вскоре понесут заслуженное наказание…»
— Твою ж мать… — чертыхнулся я сквозь зубы, комкая злополучную газету. — Ты понимаешь, чем для нас может обернуться смерть легавого?! — снова вспылил Драко. И он был прав. Случившееся могло обернуться немалыми проблемами. — Черт бы побрал его! Как вообще хакеры могли упустить подобное? Они должны были всех проверить, как раз на такой случай! — недовольно воскликнул я и прикрыл глаза. Хорошего настроения как не бывало. — А если он успел сообщить про ограбления нашего склада… Дьявол! А ведь день так хорошо начинался. Смятая газета полетела на пол. Безумно хотелось что-то разбить, выпустить наружу гнев, но на крыше, как назло, ничего подходящего не было. Вдох-выдох. — Я уже был у них. Карлос клянется, что проверил всех. Твердит, что досье копа не просто скрыли, а намеренно уничтожили. И новая личность была подделана на славу, если не знать наверняка, то и не подкопаться. — Прелестно, — прошипел я с издевкой. — Значит, кто он, мы не знаем. Как и не знаем, что он успел рассказать своему начальству. Просто отлично. Как же я не любил быть в неведении. Особенно теперь, когда внимание копов станет более пристальным. Смерть сотрудника это же настоящее ЧП, подобное на внутренние разборки группировок не спишешь. И это накануне важной сделки с арабами… Еще один глубокий вдох, чтобы насытить легкие кислородом и взять под контроль эмоции. Сколько ненужных проблем из-за того, что кто-то решил, будто может безнаказанно воровать у меня. — Странно, что копы так быстро слили прессе своего. Как раз они-то должны были молчать, — задумчиво протянул Драко, немного успокаиваясь. — Да, это действительно выглядит очень странно, — согласился я. — Но кто же поймет, что в их гадюшнике творится? Что же делать, что же делать?.. Первые эмоции стихли, и разум принялся лихорадочно соображать. Нужно было работать с имеющимися вводными. — Блейз в курсе? — Лишь в общих чертах. — Нужно будет ему потом все рассказать, чтобы не было неожиданностей, — я отвернулся от Драко и снова посмотрел на город. Пальцы бессознательно крутили золотую зажигалку. — Где сейчас арабский груз? — А он-то тут причем? — мужчина был удивлен, но ответил: — Хм, должны уже быть недалеко от Ковентри. Через пару-тройку часов будут здесь… Но какое это имеет отношение к убитому копу?.. — На въездах в город могут выставить блокпосты и устроить досмотр грузов. А ты прекрасно знаешь, что будет, если они наткнутся на перевозимый арсенал с оружием. Передай, пусть сворачивают на Хемел и ждут дальнейших распоряжений. — Уже пишу, — Драко достал телефон и до меня донеслись звуки быстро набираемого текстового сообщения. Я снова сделал глубокий вдох и на выдохе озвучил очевидное: — Теперь о выставке Дафне придется забыть. А она так о ней грезила… — Зато теперь этот старый лис О’Нилл будет нам должен за избавление от крысы в его рядах. Кстати о крысах, нашли наводчика? — Да, успели перехватить его возле кассы на вокзале пару дней назад, — легкая улыбка тронула мое лицо. — Хотел бежать через Ла-Манш в Европу. Наивный, думал, что ему это удастся. Драко хмыкнул, будто говоря: «От тебя попробуй сбежать». — Кто? Я не спешил отвечать. Вместо этого я наклонился поднять с пола злополучную газету. Чтобы в следующее мгновение поджечь ее. — Человек, которого я когда-то подобрал с улицы, — отозвался я, наблюдая за тем, как быстро пламя пожирало бумагу, а после, словно для себя, едва слышно прошептал: — И делай после этого добро людям, пора уже перестать совершать одни и те же ошибки… Пепел разлетелся по ветру.Лондон
Скотленд-Ярд
13:15 8 сентября 2009 года
***
— Черт! Как это могло произойти?! Несколько месяцев подготовки, почти год под прикрытием, безупречная легенда, и он…он… — сидя посреди разрушенного в приступе злости кабинета, детектив-инспектор Скотленд-Ярда Кэтрин Дормелл не находила в себе силы озвучить очевидное: ее друг был мертв. Все это казалось каким-то нескончаемым кошмаром. Хотелось малодушно сбежать и больше никогда не видеть эти снимки. Только это было бесполезно. Они каленым железом намертво врезались в память и продолжали мелькать перед внутренним взором. Ей так хотелось верить в то, что все это не больше чем дурной сон. Верить, что он появится и как обычно улыбнется ей своей плутовской озорной улыбкой. Зайдет и принесет её любимые свежие пончики из маленькой пекарни на углу. Только реальность была неумолимой, и ядовитый коктейль из апатии, злости и местами даже вины терзал ее изнутри. И пусть здравый смысл на задворках сознания шептал о ее невиновности, легче от этого не становилось. Да, она не убивала его, но именно она, в свое время, не отговорила его от участия в миссии… Если бы она только смогла переубедить его, он был бы сейчас жив. «Габриель всегда делал все по-своему», — с горечью подумала девушка, вспоминая непростой характер своего друга. Работа шла из рук вон плохо. Она пыталась думать о своем деле — убийстве квартиросъёмщика — но без толку. Кэтрин не могла ничего с собой поделать. Стоило ей невольно зацепиться взглядом за раскиданные по столу фотографии, как руки замирали над клавиатурой, а от подступающих слёз сжималось горло и затруднялось дыхание. В таком виде ее и застал начальник, когда внезапно решил к ней заглянуть. От цепкого взгляда бывалого вояки Эдриана Форнера не ускользнули ни царящий в кабинете беспорядок, ни ее покрасневшие глаза. Видеть обычно жизнерадостного детектива в таком плачевном состоянии было нелегко даже для него, а ведь он за время службы успел привыкнуть ко многому. — Кэт, мы все скорбим по Уоллесу, — Форнер мягко обратился к ней по имени, в совершенно не свойственной ему манере. Это было так не похоже на него. — Он был хорошим детективом и отличным парнем. Его смерть — это настоящая трагедия для всех нас. — Да, он прекрасный детектив… был им… — ответила Кэтрин дрожащим от сдерживаемых рыданий голосом. Он был ее другом, почти что братом. Временами несносным, но всегда готовым поддержать в трудную минуту. И теперь его нет. — Я знаю, что вы общались. И я понимаю твои чувства сейчас, поэтому знай: двери моего кабинета всегда открыты для тебя. Если тебе будет что-то нужно, отгул или что-то еще, ты всегда можешь обратиться ко мне… — Спасибо, — измученно улыбнулась девушка, нервно заправляя за ухо выбившуюся прядь каштановых волос. — Кэт… — начал мужчина, но замолчал, будто не зная, как лучше преподнести бедной девушке новости, с которыми он и явился к ней. Наконец он прокашлялся и заговорил: — Есть несколько вещей, которые я должен с тобой обсудить. Я пойму, если ты сейчас откажешься, и мы перенесем разговор на другое время… — Нет-нет, давайте сейчас… Я слушаю вас… — Хорошо… — выдохнул Форнер, проведя рукой по уже явно проступающей лысине. — Во-первых, дело о расследовании гибели детектива Уоллеса будет передано отделу внутренних расследований. — Отделу внутренних расследований? — Кэтрин нахмурилась, — А как же группа Дональдса? Ведь разработкой ирландской группировки занимались они. — Скажу тебе так: есть стойкое мнение, что смерть Уоллеса не имеет к ирландцам никакого отношения. — То есть? Они как-то узнали, что он работал под прикрытием, и устроили показательную казнь. Кто же еще это может быть? — Пока не ясно, но ирландцы обычно действуют по-другому. Перед ее глазами пронеслись фотографии жертв ирландцев, все они были удушены или же застрелены, а тут… Кэтрин медленно кивнула: «Да, в этом была логика». — Возможно, вы правы… — Дормелл, я тебя очень прошу, не распространяйся и не лезь никуда, — проговорил мужчина, взглянув на свою подчиненную. — Это закрытая информация и ты вообще не должна была ничего знать, тем более о его внедрении. Не хватало нам еще проверок из-за несоблюдения сохранности служебных тайн. Надеюсь, мы поняли друг друга? — после, дабы утешить коллегу, он поспешил добавить: — Расследованием гибели детектива Уоллеса занимаются профи. Тебе не о чем волноваться. Как ей было не волноваться? Она не могла остаться в стороне и бездействовать, когда убийца ее друга был на свободе! Это было бы предательством его памяти! Кэтрин поспешила прикусить внутреннюю сторону губы, чтобы не вспылить и не наговорить ничего лишнего. Наконец, спустя секунды молчания, она выдавила из себя ответ: — Я вас услышала, шеф. Кэтрин не хотела с ним спорить. Она уважала и восхищалась своим начальником. Эдриан Форнер в свои неполные пятьдесят лет был образцом для всего отдела. Человек смелый, решительный, он всегда стоял на страже закона и справедливости. Конечно, зачастую он бывал суров и резок, но все же у него было доброе сердце, и он душой болел за их дело. За годы, проведенные в полиции под его начальством, он стал для нее кем-то вроде наставника и отца, которого она никогда не знала. Поэтому ей меньше всего на свете хотелось огорчать его. — А его матери уже сообщили? — спросила она, чтобы сменить тему. — Да, первым же делом… Стойкая женщина… Мужественно приняла новость… — как начальнику департамента, ему приходилось лично сообщать такие известия, и это ложилось тяжелым бременем на него. «Бедная женщина… — эхом пронеслось в голосе Кэтрин, — потерять единственного сына». Сложно представить ее теперешнее состояние. — Что ж, ладно, я пойду, — проговорил он и направился к двери. — Спасибо, шеф, — поблагодарила она его, но затем, спохватившись, подскочила с места и остановила его у порога: — Подождите, шеф, вы, кажется, упоминали про несколько вещей… — Ах, да, чуть не забыл, — воскликнул Форнер, оборачиваясь назад. — К нам временно прикомандируют нового сотрудника в рамках межведомственного сотрудничества. Он прибудет на этой неделе. Кэтрин нахмурилась. — Откуда он? И какое отношение это имеет ко мне? — Он из какого-то засекреченного особого подразделения, я мало что об этом знаю. Что касается тебя… У тебя одной нет напарника уже довольно долгое время, пора наконец им обзавестись. — Я прекрасно справляюсь и безо всякой помощи! Мне не нужен никакой напарник! — только самовлюбленного идиота из засекреченных ведомств ей не хватало. — Никто и не сомневается в твоих способностях, Кэт, но это уже решенное дело, — проговорил шеф, разводя руками, и покинул кабинет. «Просто прекрасно! И что мне теперь делать?» — с досадой подумала девушка, безвольно опустившись обратно в кресло и зарывшись в свои волосы. Долго просидеть в такой позе она не смогла. Кэтрин подняла голову, кое-как пригладила растрёпанные пряди волос и начала поспешно собирать в одну стопку разбросанные по столу фотографии с Гейбом. В последний раз взглянув на них, она открыла нижний ящик стола и решительно бросила их туда. Затем схватила с кресла свою кожанку и направилась к выходу. Рабочий день был в самом разгаре, кто тому же, дело о квартирном грабеже само себя не раскроет. А скорбеть о погибшем друге она будет позже. Когда придет в свою квартиру вместе с купленной по дороге в ближайшем маркете бутылкой крепкой текилы.Лондон
Где-то в Ист-Энде
20:19 8 сентября 2009 года
***
Отвращение и презрение. Вот, что я чувствовал, когда смотрел на избитое в кровь лицо бывшего сотрудника. Предательство — вот цена проявленной доброте. — Неужели ты думал, что я не узнаю, Эзра? — негромко произнес я, подходя к нему все ближе. Слова разносились гулким эхом по заброшенному портовому складу. Он пришел ко мне несколько лет назад, тощий двадцатилетний оборванец без гроша в кармане. Я дал ему работу, крышу над головой, возможность начать новую жизнь, и вот его благодарность? Нож в спину? — Я-я н-ничего не делал, — в больших карих глазах молодого мужчины царил животный страх. Он вздрагивал и судорожно дергался от каждого шага, но веревки крепко удерживали его на месте. — Это все л-л-ложь, м-м-меня ок-к-л-левет-т-а-л-ли… От страха и боли он заикался. На нем практически не осталось живого места. Все тело было в порезах, синяках и кровоподтеках. Ребята определенно постарались на славу. — Не лги, Эзра! Ты предал меня! Сдал своим рыжим дружкам-собутыльникам хранилище с моей коллекцией, — гневно прошипел я, остановившись в шаге перед ним. — А ты прекрасно знаешь, что бывает с такими людьми. — Н-нет, босс! Я б-бы ник-когда не п-посме… — Прекрати лгать! Я собственными глазами видел записи твоих встреч с этими вшивыми псами в баре! — Я-я случайно т-туда зашел. К-кто же знал, что о-они там будут? Это случайное совпадение… Он не оставлял тщетных попыток оправдаться, но своей ложью лишь усугублял свое положение. Ложь — это ведь тоже своеобразная форма предательства. — Тебя сдали твои же дружки, даже напрягаться не пришлось. И чего же ради ты решился на измену? — Я-я… — Отвечай! — О-они об-бещали д-долю, — обреченно прошептал парень, пряча взгляд. Я стал молча обходить его по кругу. Молчание порой страшнее ударов. Ведь неизвестность сводит с ума. — Продался как Иуда, значит, — наконец вынес я сухой вердикт. Затем, остановившись за его спиной, я медленно наклонился к его правому уху, что вызвало у мужчины новый приступ паники, и прошептал: — Эзра, чего тебе не хватало? Разве я не принял тебя, беглого преступника, когда ты просил о работе? Разве я не помог тебе с жильем и новыми документами? Разве я мало платил тебе, в конце концов, а? Он судорожно мотал головой из стороны в сторону, словно китайский болванчик. — Н-нет, б-босс… — Так чего же тогда тебе не хватало, а? — я сорвался на крик, резко отстранившись от парня. Я ждал ответа, но Эзра молчал. Ему некого было винить в случившемся, кроме себя и своей алчности. — Молчишь? И правильно делаешь, что молчишь, — произнес я и, обернувшись на мгновение к двум стоящим у дверей охранникам, приказал: — Оставьте нас! Те беспрекословно подчинились и ушли, со скрипом закрыв за собой массивные железные двери. — Нет! — прокричал Эзра и снова попытался вырваться, но тщетно. Не обращая внимания на его крики, я снова начал ходить по периметру комнаты и время от времени кидал на сидящего в центре мужчину задумчивые взгляды. Наконец, спустя минуту или две, я негромко заговорил: — Знаешь, когда-то давно — много лет назад — я был героем для многих людей. Мессией. Спасителем. Мальчиком-который-выжил. Тем, кто должен был пожертвовать собой ради всеобщего блага. А ведь мне тогда даже семнадцати не было, — я сделал небольшую паузу и снова продолжил: — Школьник, который и жизнь-то толком не познал, должен был спасти целый мир, представляешь? Спасти тех, кто его боготворил и ненавидел, восхищался и проклинал. Ибо, какие чувства и желания могут быть у того, кого ведут на заклание? — с каждой новой фразой я все больше погружался в прошлое, отчего в голосе местами невольно звучала горечь. Даже спустя столько лет прошлое не отпускало. — У героя должна быть только миссия. Священная обязанность избавить мир от жестокого тирана. Тут я замолчал и посмотрел на пленника. Он безостановочно шептал мольбы, и по его щекам бежали солёные дорожки, оставляя на них разводы отчаяния. Но его слова и слезы оставили меня равнодушным. — И знаешь? — немного повысив голос, я снова продолжил, — Я спас их от злого тирана. Но вот незадача. Герой убил злодея и остался жив. А живой герой никому не нужен… Он становится помехой, и от него избавляются. — М-молю, р-рад-ди б-бога, — сквозь слезы шептал парень. — Бога здесь нет, дорогой Эзра, — прошептал я, подойдя к нему и с нежностью коснувшись чужого лица своей ладонью. — Здесь только ты и я, — медленно протянул я и затем резко схватил его за подбородок, заставляя смотреть мне в глаза. — А ты знаешь, что делают с крысами, Эзра? Он тихо зарыдал, крепко зажмурившись. — Их выжигают, — выдохнул я и отстранился, чтобы поднять стоящую позади канистру с бензином. Услышав эти слова, Эзра закричал и судорожно задергался, когда я начал выливать на него резко пахнущую жидкость, но толстые веревки накрепко удержали его на месте. — Т-такого б-больш-ше н-не п-повт-торится — захлебываясь горючим, он продолжал молить о пощаде. — Эзра-Эзра, нужно было думать раньше и не предавать меня. Я ничего не забываю и ничего не прощаю, — сказал я и уронил на него зажженную зажигалку. Промокшая ткань мгновенно вспыхнула, и пламя стремительно распространилось по залитому бензином телу, пожирая плоть. Комната наполнилась нечеловеческими воплями боли и приторно-сладким ароматом паленой плоти. Шли секунды, минуты, предатель уже давно превратился в обугленный труп, но я продолжал смотреть на него и на догорающие языки пламени, а мысли уносились прочь.Магический мир
январь 1998 года
***
После победы над Темным Лордом для всех началась новая жизнь. Магический мир ликовал: тиран повержен, а оставшиеся на свободе Пожиратели были схвачены и дожидались суда в камерах Азкабана. Но всеобщая эйфория обошла меня стороной. Долгие месяцы я оплакивал гибель единственного близкого человека — своего крестного. Он погиб всего за несколько часов до победы. А вместе с ним канули в небытие и мои мечты о семье. Я так устал, что больше не мог и не хотел находиться среди людей. Видеть их счастливые лица и выслушивать бесконечные потоки фальшивых благодарностей. Я отдалился даже от лучших друзей. Или это они от меня?.. Казалось, что борьба с Воландемортом была единственным связывающим нас звеном. После победы мы стали общаться намного реже, и это не изменилось даже в школе, где нам предстояло доучиться последний год. Рон и Гермиона наслаждались всеобщим уважением как Герои войны. Наконец-то они смогли выйти из тени Мальчика-который-выжил, и на их празднике жизни я был лишним. Одиночество стало моим верным спутником. Я, как никогда прежде, жаждал оборвать существование псевдочеловека по имени Гарри Поттер. Временами, даже малодушно задумывался о самоубийстве. Все лучше, чем влачить жалкое существование среди людей, готовых утром возносить тебя на пьедестал, а вечером проклинать и винить во всех бедах. И, наверное, этим все бы и закончилось, если бы не поддержка Драко Малфоя — Пожирателя смерти и Слизеринского хорька.***
Зимние каникулы пролетели слишком быстро, и ученики снова вернулись в школу. Был разгар ужина, когда позади меня внезапно раздался чей-то незнакомый голос, зовущий меня: — Мистер Поттер? — спросил невысокий мужчина в красной мантии, и, дождавшись моего кивка, продолжил: — я аврор Стивенс, отдел особо тяжких. Пройдемте со мной, мистер Поттер. — Зачем? Что-то случилось? — недоуменно спросил я, вставая из-за стола. В Большом зале мгновенно воцарилась тишина. Внимание каждого было обращено в мою сторону. — Мистер Поттер, вы арестованы по обвинению в убийстве мисс Джиневры Молли Уизли, — сухо произнес аврор, проворно защелкивая на моих руках антимагические браслеты. — Ч-что?! Этого не может быть! Вы ошибаетесь… — шокировано переспросил я, отказываясь верить в реальность происходящего. Это ведь не могло быть правдой! Аврор Стивенс кивнул своему напарнику и, взяв меня под руки, потащили в сторону выхода. Я хотел было крикнуть профессорам, чтобы они вмешались и прекратили этот фарс, но наткнулся лишь на их осуждающие и сокрушенные взгляды. «Они верят им…» — эта мысль настолько потрясла меня, что я перестал оказывать какое-либо сопротивление и позволил увести себя к зарешеченной карете, что стояла во дворе. Последним, что я услышал, перед тем, как дверца кареты захлопнулась за мной, отрезая от внешнего мира, был полный боли крик Рональда: — Убийца! Чтоб ты сдох!***
Холод и сырость министерских казематов дали о себе знать уже в первые часы моего пребывания здесь. Колючими иголками они впивались в кожу, терзали беспокойный разум и отравляли тревогами душу. Все это казалось каким-то кошмарным сном, после которого обязательно должно было следовать пробуждение. Но оно все никак не наступало и от этого становилось не по себе. И тишина. Пожалуй, именно она больше всего сводила меня с ума. Тишина и стоящая за ней неизвестность. Что за бред?! Какое убийство?! Я не видел ее с окончания семестра. Почему же тогда обвиняют во всем именно меня? Я будто снова оказался на втором курсе. Или на четвертом. Тогда все так же винили меня в открытии Тайной комнаты либо считали сумасшедшим. Правда, тогда я был не одинок, а сейчас… Сейчас некогда близкие люди первыми бросили в меня камни. Я все еще слышал проклятия, произнесенные теперь уже бывшим другом. Как же он мог поверить в то, что я способен на подобную жестокость? Тот, кто должен был знать меня лучше других. И пусть за последние месяцы мы стали реже общаться, но все же мы выросли вместе, воевали вместе, это должно было бы что-то значить. Похоже, что нет. Все это было какой-то глупой, нелепой ошибкой, которую никто не спешил исправлять. С того момента как меня бросили в эту камеру никто так и не пришел проведать меня. Чего же они ждут? Чего добиваются своим молчанием? Я устал… В этой клетке не было ни лежанки, ни даже охапки соломы. Ничего, кроме ледяных и голых каменных стен. Безумно хотелось забыться в беспокойном сне, но туманность всего происходящего держала на плаву воспаленное сознание похлеще Бодрящего зелья. И лишь когда глаза практически сомкнулись, за дверью камеры послышались чьи-то тяжелые шаркающие шаги. Кто-то медленно шел по пустому коридору. Встрепенувшись, я резко подскочил, а в голове мелькнула мысль: «Неужели весь этот кошмар закончится?». Радость оказалась преждевременной и… напрасной. Шаги прошли дальше по коридору, даже не остановившись. И мои крики остались без внимания. Но однажды шаги остановились и в камеру вошел один из тех конвоиров, что доставил меня сюда. Не успел я ничего сделать, как он сходу наложил Петрификус и Силенцио, и чувство беспомощности накрыло меня с головой. Без лишних церемоний он резко дернул меня за отворот грязной школьной мантии, впечатывая лицом в ближайшую каменную стену. Я чувствовал, как горячая кровь сочится из разбитой губы. В следующее мгновение звякнули антимагические браслеты, и к телу вернулась былая подвижность, но не голос. Затем он грубо толкнул меня в сторону выхода со словами: — Пошевеливайся, подонок, судьи тебя уже заждались. Прозвучавшая фраза тяжелым набатом звенела в моей голове всю дорогу до зала судебных заседаний. Что, Мерлин вас дери, тут происходит? Какие судьи? Что за дурацкие игры? И где Кингсли? Где профессор Макгонагалл? Где все? Почему никто до сих пор не вмешался и не прекратил этот дешевый фарс? Не имея возможности выйти наружу, все эти вопросы голодными коршунами кружили в моей голове, съедая ее изнутри. Дорога до зала казалась бесконечной. Еще и постоянные пинки от шагающего позади аврора, или кем он там был, стоило мне оступиться или замедлить шаг. И вот впереди показались большие двухстворчатые двери — конечный пункт. Снова моя жизнь оказывалась в чьих-то руках. Сколько еще подлых ударов от Судьбы предстоит вынести, прежде чем все прекратится? Доколе земля может выносить подобное лицемерие? Утром Герой, вечером — Злодей, и так до бесконечности. Где же эта Мерлинова справедливость?! Не прошло и года со времени Последней битвы, а меня снова в чем-то обвиняют. Кем только я не был — темным магом, лгуном, предателем, а теперь еще и убийцей. Сил удивляться этому уже не было. Собравшаяся толпа любопытных граждан с затаенным дыханием внимала ядовитым словам обвинения и лживым показаниям целой вереницы свидетелей, среди которых оказался и Рон. Еще никогда прежде я не чувствовал себя таким преданным, как в тот момент, когда мой друг — почти брат — смотря мне в лицо, называл меня убийцей его единственной сестры. Что за нелепость?! Она была дорога мне как сестра, как и остальные Уизли! Я бы не смог причинить никому из них какой-либо вред. Да, иногда она выводила меня из себя и мы ругались, но только потому, что она отказывалась понимать очевидное: мы бы никогда не стали парой, как она того хотела. Но ведь ссоры — это еще не повод для убийства! Они говорят, что ее изувеченное тело нашли возле могил предков. Просторная мантия скрыла следы рваных глубоких ран, крови почти не было. «Ее не было потому, что в приливе раскаяния обвиняемый перенес тело на кладбище, поближе к семье», — твердили они. Что за нелепость?! Откуда мне знать, где находится фамильное кладбище семейства Уизли, если я никогда там не был?! Они говорят, что жители деревни видели меня вместе с Джинни незадолго до убийства. Это же бред чистой воды! Все это время я был в особняке Блэков, вместе с домовым эльфом! Они говорят, что я становлюсь темным волшебником. Что продолжительная связь с Воландемортом не могла не изменить меня. И убийство Джинни лишь начало новых злодеяний. Почему нигде не было Кингсли? Почему Министр Магии не прекратит этот цирк? Ведь кто, как не член Ордена Феникса, должен знать правду и положить конец этому безобразию! Но его не было, и судьи творили настоящий беспредел. Без конца вызывая для дачи показаний свидетелей преступления, заседатели начисто игнорировали все попытки Драко, Дафны, Блейза, Невилла, Луны и еще нескольких человек выступить свидетелями защиты. Первых обвиняли в неблагонадежности, остальных в предвзятости. Слушая все это, я поражался, до чего же быстро жители Британии забыли о чувстве благодарности, в очередной раз поверив клевете и лжи. Только возразить я не мог. Судьи единогласно лишили меня права голоса. Они хотели меня приговорить и даже не скрывали этого. И это плата волшебников за мирное небо над их головами?! Где же правосудие?! Его не было, а ненависть присутствующих ощущалась как никогда прежде. И это те, кто еще недавно пел хвалебные гимны в мою честь… Как же я устал… Заседание не продлилось и трех часов, как судьи огласили свой вердикт. «Основываясь на предоставленных суду доказательствах вины подсудимого в зверском убийстве Джиневры Уизли…» Фарс. Все это было инсценировкой, а не судебным разбирательством. «Однако, принимая во внимания прежние заслуги подсудимого перед Магическим сообществом, Верховный суд Магической Британии приговаривает его…» Абсурд, ставший реальностью. «К лишению магии и вечному изгнанию в маггловский мир». И прежний мир рухнул. Гарри Поттер был предан и приговорен теми, кого он отчаянно спасал. Он умер в тот самый миг, как магия покинула его тело.***
Очнувшись, я бросил последний взгляд на обугленный труп и покинул комнату. И никакой вины или чувства сожаления. Предатели не имеют права на жалость и сострадание. — Приберитесь здесь, — сухо бросив стоящей снаружи охране приказ, я стремительно направился к выходу. Больше мне нечего было здесь делать. Я остановился лишь наверху, у самого порога. На улице был ливень, а идти и мокнуть под дождем к машине, пусть она и стояла в сотне футов, не хотелось. Я закрыл глаза и вдохнул полной грудью свежий воздух, подставляя лицо и руки под холодные дождевые капли. Волосы и дорогой шелковый костюм промокли в считанные минуты. Скорее всего, его придется выбросить, но в эту минуту это было последним, что меня заботило. В тиши дождя я отчетливо услышал тихие, крадущиеся шаги по гравию. Но, прежде чем я успел отреагировать, раздался знакомый хриплый голос начальника службы безопасности: — Ваш зонт. — Ты как всегда вовремя, — хмыкнул я, не открывая глаз. Но от зонта все же отмахнулся — промокшему он был ни к чему. — Как прошла поездка? — В целом неплохо, — медленно проговорил Себастьян Чейз, будто собирался с мыслями.— Нолан предлагает забыть об этом, цитирую, «досадном недоразумении и не рушить плодотворное сотрудничество». — Ах, досадное значит? Ну-ну… — со смешком повторил я. Скользкий ублюдок. Будто это не с его подачи все произошло. — Что-то еще? — Да. Он также готов возместить, так сказать, моральный ущерб. Детали он предлагает обсудить при личной встречи. Я открыл глаза и задумчиво взглянул на затянутое грозовыми тучами дождливое небо. Что ж, пусть будет так. Сейчас неудачное время для открытого конфликта с ирландцем. Одно дело «справедливо» наказать попавшихся на горячем воришек и совершенно другое — объявлять войну их лидеру без железных улик его вины. — Значит, забудем об этом, как он выразился «досадном недоразумении». До поры до времени. Мое имя — Гарольд Регул Блэк и это мой мир и мои правила. И, будто вторя моим словам, вечернее небо осветила первая вспышка молнии.