Я рядом

Ванцзи глубоко вздохнул, чтобы спрятать от посторонних свое воодушевление. Совсем неуместное в этом храме, в этой обстановке, где пахло прибитой пылью, острым юношеским потом, благовониями и страхом. Где Су Шэ рассказывал о своей ненависти к Цзинь Цзысюню, Гуанъяо — о жажде своего отца завладеть знаниями Вэй Усяня, Тигриной Печатью и умением создавать «призрачных генералов». Горели свечи, звуки голосов оставляли следы печали на всем, чего касались; раскрывалась правда, оставляя присутствующим горечь сожалений. Вэй Ин слушал историю своей жизни, свитую из цепочек чужих желаний и амбиций — в его зрачках мелькали короткие вспышки боли, то появлялось, то исчезало выражение беззащитности и потерянности. Ванцзи замечал не только это, еще видел, как сяньтянь души, вернувшейся в жертвенное тело, поглощала хоутянь молодого господина Мо, окончательно стирая этого человека с ткани бытия. Подчиняясь бессознательному желанию скрыть преображение от посторонних, Ванцзи снова заслонил Вэй Ина рукавом. Разложил колени в стороны, устроил его между ними. Вэй Ин обессиленно привалился к плечу Ванцзи, неудобно, но уютно. Ванцзи хотел, чтобы для Вэй Ина усталость сменилась удовольствием, носом развел ворот его ханьфу, чтобы открыть шею и ключицы для поцелуев. Начал касаться кожи губами, быстрыми и легкими движениями вливая ци. Обвел выступающие косточки языком. Втянул в себя капельки собравшегося во впадинах пота. Внизу рука Ванцзи столкнулась с рукой Вэй Ина, который сам начал тревожить складки черной одежды, скользнула под них, начала ласкать. Мышцы Вэй Ина то там, то здесь начали непроизвольно подрагивать, а кожа источать слабый, но манящий аромат. Доведя Вэй Ина до сдержанного стона, Ванцзи поверх рукава оглядел помещение. Гуанъяо устроился медитировать, стараясь вывести яд из тела и восстановить движение ци в меридианах. Су Шэ, как и положено верному обожателю, охранял своего господина, переживал, накладывал мази. Забыл про заложников, уверенный, что их ядра надежно запечатаны. Перестал следить за лицом. Черты его исказили неуверенность и суета. Как часто бывает в ответственные моменты, невысказанные чувства лидера, словно поветрие, поплыли над головами монахов и заклинателей в светлых клановых одеждах. Передались им вместе со свечным чадом. Они тоже начали суетиться, раздосадованно жестикулировать, перешептываться между собой. Несколько человек подошли переговорить с Су Шэ. Все были встревожены. Схороненное под плитами храма таинственным образом исчезло, и эта непостижимая таинственность толкала сторонников Гуанъяо к изменению первоначального плана. «Всех заложников им не удержать. Чтобы бежать, хватит и одного», — решил Ванцзи. Наверняка возьмут брата. Глава Ордена Гусу Лань всегда в цене. Вэй Ин тоже почувствовал, что настроение в храме переменилось, что в событиях назрел перелом. Сел ровно, мотнул головой в сторону громадной статуи в центре зала, задорно сверкнул глазами. Рванулся было в самое око магического поля — Ванцзи еле успел его придержать: — Меридианы не наполнены. Спешить неразумно! Вэй Ин кивнул, послушно протянул руки. Ванцзи на мгновение задумался, как лучше поступить. Взял его за запястья, поцелуем передал внутреннюю силу в одно, сжал другое сильнее, чтобы Вэй Ин не дернулся, сам прокусил кожу там, где обычно это делал Вэй Ин, набрал в рот побольше крови, смешал со своей слюной, чтобы насытить «морем ци», сложил ладони лодочкой, сплюнул. Кровь, напитанная и усиленная двумя энергиями, тут же загустела, стала бордовой, от нее пошло сияние. Вэй Ин не мешкая обмакнул в подставленную ему пригоршню все десять пальцев, бросился рисовать магические знаки: на ступнях Гуаньинь, на коленях, на боках. Торопился успеть, пока кровь и слюна не засохли. Ванцзи стоял у основания статуи, сопротивление магического поля отдавалось в виски, подушечки пальцев горели, их покалывало тысячью иголок, словно он сам вместо Вэй Ина лихорадочно, не щадя себя, рисовал знаки. Тридцать, тридцать пять, тридцать шесть искаженных иероглифов, тридцать семь. В тот самый момент, когда Гуанъяо закончил медитировать, восстановил силы настолько, чтобы направиться к выходу, магическое поле пошло трещиной, распалось, рассеялось. Когда статуя богини начала падать, всех обдало порывом ветра, отбросило назад волосы и ленты. Ванцзи увернулся, поймал Вэй Ина в объятия, вместе они стояли и смотрели, как все запечатанное в поле полезло наружу: женщины, мужчины, подростки, черные кости, лохмотья плоти. Между дверями, колоннами и стенами заметались запахи тления, преисподней, жженого мяса и дыма. Стоны, корчи, непристойные позы, похабные жесты — Ванцзи понял, что вместо храма раньше тут был публичный дом и все эти люди сгорели заживо во время утех. Восставшие обнаженные мертвецы стали бросаться под ноги живым, смешались с заклинателями и монахами. Один с криком кинулся к Гуанъяо, схватил, оставил на Сиянии средь снегов черно-кровавую широкую полосу, чуть не повалил Ляньфан-цзуня на землю. Гуанъяо брезгливо отбросил мертвеца, сделал шаг в сторону, оглянулся, встретился глазами с Вэй Ином. Ванцзи больше не видел смысла скрывать мощь Золотого ядра за талисманами, призвал Бичэнь, поводил им из стороны в сторону, от Гуанъяо к Су Шэ и обратно, показывая, что бдителен. Его уверенностью постоять за себя и Вэй Ина наполнился храм от стены до стены, но Су Шэ не внял. Когда его меч метнулся в сторону Вэй Ина, Ванцзи был готов, встретил Наньпин в полете Бичэнем. Клинки, возбужденные вложенной в металл ци, ослепили, выписали световую кривую над головами смотрящих. Воздух низко зазвучал, Наньпин не выдержал и разломился надвое, изо рта Су Шэ брызнула кровь. Ванцзи прижал лезвие Бичэня к его горлу, оставив на шее помощника главы Ордена Цзинь точно такой же глубокий кровавый след, какой оставила позолоченная струна на тонкой коже Вэй Ина. Посмотрел на Ляньфан-цзуня, обезоруженного к этому моменту Сичэнем. Лицо Гуанъяо было безразличным, почти скучающим, только на скулах проступили ярко-красные пятна. В голове у Ванцзи пронеслась неуместная мысль: «Все же мы тут сироты, все своих матерей любили и лишились. Почему же все так у нас по-разному с чувствами?» — Не хочешь рассказать, что здесь произошло? — обратился Вэй Ин к Гуанъяо, подождал ответа, сделал вывод: — Не хочешь. Подошел к какому-то только что появившемуся из ока магического поля трупу, положил ладонь на голову, поставил на колени. Прикрыл глаза, снова спросил Гуанъяо, но уже изменившимся голосом: — Но ты же не думаешь, что одно твое нежелание говорить помешает мне найти способ все узнать? Лань Ванцзи как ветром листок понесло к Вэй Ину, поддержать и уберечь от недоброжелателей, пока тот уплывает сознанием из этого мира в мир мертвых, чтобы никто — особенно живые — не вздумал нападать. Вэй Ин тут же прильнул к нему, расслабился, отяжелел. Начал Сопереживание. На лице отражались изменчивые эмоции, он был то взволнован, то кокетлив, томно вытягивал губы, мило поправлял волосы, наматывал на палец прядь. Ванцзи невольно представил его в женском платье и тут же прогнал неуместные мысли. В это время кто-то спросил: — Что там? Вэй Ин изогнулся в пояснице, всплеснул руками, еще как женщина, медленно вышел из Сопереживания, распахнул глаза, огромные, в красных всполохах, приоткрыл рот, чтобы ответить, но Ванцзи его опередил: — Пожар. Вэй Ин подхватил коротко сказанное на лету, будто слово родилось и в его голове тоже: — Пытаясь скрыть произошедшее и заодно запечатать призраков, пробужденных по причине ужасной смерти во время пожара в публичном доме, глава Ордена Цзинь решил построить здесь храм Гуаньинь. Эмоции в его голосе были настолько сильны, что Цзинь Лин начал озираться, словно тоже видел воображаемый огонь, отшатнулся от статуи, точно пожар добрался до подножья богини и начал обгладывать голые ступни. Сделал еще один шаг в сторону, чтобы не обжечься, как Цзян Чэн издал надрывный крик: — А-Лин! Ванцзи обернулся на крик, потом на Цзинь Лина. Увидел на шее мальчика золотую нить. Сам весь превратился в перетянутую струну: еще чуть-чуть — и лопнет. На Вэй Ина даже смотреть не стал — испугался увидеть застывшее мертвое лицо, точно такое, как во время прощания у подножья горы Луаньцзан накануне свадьбы Яньли. Как же Цзян Ваньинь не досмотрел за своим племянником? Почему подпустил так близко к «нечисти»? Даже безоружной — нечисть всегда при оружии. Словно ночные охоты ничему его не научили за столько лет. Словно война его ничему… — Ты его не обезоружил, все опять из-за тебя. Ванцзи закусил ленту, чтобы не сказать Ваньиню резкого крестьянского слова, и сжал левую руку в кулак, чтобы не дрожала. Ответил как можно быстрее, чтобы не дать яду очередного обвинения раскрыться в ночном воздухе, впитаться в память и душу. Указал ножнами на живот Ляньфан-цзуня, где по ткани расползалось красное марево. Бросил Ваньиню в лицо: — Он прятал струну внутри своего тела. Вэй Ин не виноват. Но упреки бывшего шиди уже сделали свое дело. Чувство вины и страх за сына Яньли вот-вот готовы были взять верх над ситуацией, а сам Вэй Ин подобрался как перед броском, явно собираясь сделать что-то непоправимое. «Удержать!» — приказал телу Ванцзи. Иначе жизнь опять превратится в черно-белую траурную книгу. Пальцы скользнули по одеждам, перехватили Вэй Ина уже в движении. Тот оглянулся, и красная ярость в его глазах начала угасать. «Контроль», — одними губами сказал Ванцзи, взглядом показывая на Су Шэ. У нас тоже есть заложник. И Вэй Ин снова обрел хладнокровие. Позволил Сичэню вести переговоры, которые, несмотря на опасность и возможные жертвы, все равно напоминали пререкания поссорившихся любовников. Сичэнь сказал: «В прошлый раз ты говорил то же самое. Я уже не могу отличить, какие из твоих речей правдивы». На излете этих слов в мышцах Ванцзи полыхнуло напряжением. Он ощутил всплеск незнакомой ци: тренированной, яростной. Всплеск исходил из того угла, где один-одинешенек в полубессознательном состоянии оставался Не Хуайсан. Ванцзи очень хотелось обернуться и посмотреть на Незнайку. Откуда-то всплыла уверенность, что он встретит пронзительный, полный ненависти взгляд, устремленный на брата. Но обернуться было невозможно — все внимание Ванцзи сосредоточил на струне и на шее Цзинь Лина. Ждал малейшей возможности, малейшего промаха Гуанъяо, чтобы освободить мальчика. Потому что если с сыном Яньли что-то случится, Вэй Ин никогда больше не будет самим собой. Его душа не успокоится в теле молодого господина Мо, сведет это тело с ума или убьет. Ванцзи не обернулся, а только подумал: «Зря брат сказал эти слова», — и на сердце от этой мысли появилась непрошеная тяжесть. В этот момент кто-то или что-то взломало ворота и бросило в сторону Ванцзи и Вэй Ина нечто тяжелое и смертоносное. Они непринужденно разошлись в стороны, после чего снова непринужденно встали рядом. Обернувшись, Вэй Ин воскликнул: — Вэнь Нин? Ванцзи же опять не повернул головы. Теперь все внимание сконцентрировал на лице Гуанъяо. Следил за малейшим движением зрачков, чтобы угадать намерения. Удивился, что в глазах Ляньфан-цзуня не было ни черной ненависти, ни холодной ярости. В них вообще ничего не было, кроме усталости, от этого на ухоженном лице они выглядели старыми и чужими. Но вдруг вспыхнули страхом. Животным страхом раненого зверя. Судя по крикам, стонам, топоту ног, звону мечей и ауре потаенной злобы, в храме появился еще один лютый мертвец. Тот, чью голову все так искали. Ванцзи снова одними губами, но уже только для себя, повторил: «Контроль». Не обращать внимания! И пока все с трепетом повернули головы в сторону бывшего главы Ордена Не, он всем корпусом развернулся к Гуанъяо. Заметил, что рука Ляньфан-цзуня дрогнула, вес тела начал перетекать с одной ноги на другую. Еще не отдавая себе отчета в том, что делает, Гуанъяо менял центр тяжести и готовился броситься бежать, забыв, что все еще держит струну на горле заложника. Секунда, и он сорвется с места, потянув за смертоносную нить, и тогда она отделит голову Цзинь Лина от тела. Ванцзи принял решение быстрее, чем подумал о последствиях. От взмаха Бичэня взвизгнул воздух. Ванцзи подхватил отделившуюся от тела руку, еще натягивающую струну. Отвел в сторону, разжал мертвые пальцы. Струна ослабла — Цзинь Лин был свободен. Цзян Чэн больше не посмеет сказать дурного слова Вэй Ину. Они в расчете.