Я рядом

Путь в Таньчжоу навстречу сюнчжану обещал быть спокойным. Ванцзи шел рядом с Вэй Ином, старался, чтобы получалось плечом к плечу, как на дороге в город И, но отставал. Тело медленно отходило от выпитого накануне, голова кружилась — в ней неудобно перемешивались обрывки слов и прикосновений, обжигали, как вчерашнее вино. На груди покалывало кожу там, где при пробуждении лежала ладонь Вэй Ина. Ванцзи старательно, но тщетно вспоминал, что случилось между ними после пиалы терпкого напитка. Неизвестность уязвляла и смущала. Задумавшись, он пропустил момент, когда дети свернули к Саду Дамы Распускающихся Бутонов и потянули за собой Вэй Ина. Тот позвал: — Лань Чжань! Давай посмотрим! Ванцзи кивнул. Как отказать, когда Вэй Ин так искренне пригласил, так умело произнес имя, словно провел синим цветком горечавки по щеке? А-Юань начал рассказывать поучительную и смешную историю о встрече Старейшины Илина с Дамой Бутонов, которая произошла в то время, когда Старейшина был еще Вэй Усянем и первым учеником Ордена Юньмэн Цзян. Таких историй А-Юань знал пару-тройку и почерпнул их из нескольких книг о житии Старейшины. Ванцзи же прочитал таких книг множество, по возможности старался проверить сведения, посетить места. Мало ли за что могла зацепиться частичка разбитой души Вэй Ина, мало ли где рядом с этой частичкой Призыв или Расспрос могли принести с того света хоть крохи надежды. По прочтении — прятал в тайнике в цзинши. На видном месте для воспитанника оставлял только те, в которых можно было уловить характер настоящего Вэй Ина, а не того, кого придумали людской страх и злоба. Под звонкий голос А-Юаня и ревнивые вопросы Цзинъи они углубились в сад. Мальчики просачивались между кустами и деревьями, юркие и тонкие, мелькали уже впереди, размахивали руками, пихались, забывая, что старшие смотрят, тут же исправлялись, укорачивали шаг, выпрямляли спины. Как положено в Гусу Лань. Ванцзи прибавил шагу, то и дело поворачивал голову, якобы следя, чтобы гуцинь не цеплялся за ветки, а на самом деле для того, чтобы каждый раз все дольше задерживать взгляд на лице, недавно принадлежавшем молодому господину Мо. Оно удивительным образом приспособилось под вэйиновскую широкую улыбку, все больше вбирало в себя его ужимки, вот уже и нос начал чуть подрагивать при смехе, а глаза, которые на лице Сюаньюя располагались ближе к переносице, стали яркими и слегка пьяными. Как раньше. Приятно удивляло и то, что в глазах этих больше не клубился темный туман. Как раньше. Послеполуденный свет, игра удлинившихся теней и ароматов, пыльца желтая и черная, растворенная в теплом воздухе — все придавало этому месту очарование, которое ускользнуло от Ванцзи в тот далекий день, когда он побывал в Саду в первый раз. Тогда ему хотелось быстрее покинуть это место, теперь хотелось остановиться у какого-нибудь дерева, постоять рядом, касаясь шелковыми рукавами и смешивая дыхание при разговоре, но Вэй Ин, торопливый как крыло августовской стрекозы, несся вперед, будто его гнала всколыхнувшаяся страсть к Даме Нераспустившихся Бутонов. Обычно бледные щеки Вэй Ина раскраснелись, темные круги под глазами, оставшиеся после ночи, пропали, движения сделались резковатыми, энергичными. Ванцзи снова посмотрел на Вэй Ина, потом перевел взгляд на мальчиков, подумал, что разница между этими тремя практически стерлась. И глаза у всех троих блестели одинаковым озорством и предвкушением. Цветок иланг-иланга, раскрывший на их пути свой бутон, обдал Ванцзи сердечной горечью. «У нас теперь тринадцать лет разницы, — подумал Ванцзи и неожиданно почувствовал себя стариком, во рту пересохло то ли от долгой ходьбы, то ли от вчерашней невоздержанности, спина пожаловалась на шрамы и долгую, очевидно неспокойную ночь. — Зачем ему я?» Ванцзи нахмурился, но тут же заставил себя сделать спокойное лицо. Словно почувствовав пристальный взгляд, Вэй Ин приостановился, сорвал и протянул Ванцзи бутон дикого шиповника, сказал: — Красивый, — и снова, работая руками, стал продираться сквозь опутавшие деревья волосы повилики. Ванцзи молча понес цветок вслед за Вэй Ином. А-Юань увлеченно цитировал главу «Душа Распускающихся Бутонов», перечислял названия цветов, которые росли в Саду, но ничего из названного Ванцзи не увидел. Сад сохранил свое величие, но пребывал в запустении. Те редкостные экземпляры, что были с любовью тут посажены почти сто лет назад, пропали. Время вытеснило их диким буйноцветьем шиповника. Там, где по воспоминаниям Ванцзи росли пионы, теперь обосновались кусты растрепанной калины. Магия Дамы Бутонов, слащаво щекотавшая Золотое ядро Ванцзи в первый его визит, — рассеялась. Может быть, и к лучшему. Посмотрел на Вэй Ина — а он что думает? Вэй Ин, кажется, не думал. Он уверенно продрался сквозь беспорядок веток до беседки со скамьями. Ванцзи недоумевал: почему он помнит дорогу к беседке, в которой являлась Дева, но совсем не помнит, что случилось всего лишь двумя годами позже в пещере черепахи-губительницы? Спросил еще раз, теперь самого себя: «Отчего его память столь плоха?» Может потому, что память бывает иногда до болезненности резкой, и Вэй Ин пока старается смотреть в нее через покрытое свечной копотью стекло и видит не все? Достигнув беседки, Вэй Ин наскоро ободрал лианы дикого винограда, заглянул внутрь. Удивился так, словно в первый раз видит это место: — А тут уютно! — Улыбнулся, посмотрел Ванцзи в глаза, вдруг раскраснелся еще больше, начал обкусывать губы. Те вмиг стали набухшими, яркими, как бутон шиповника, который все еще держал в руках Ванцзи. Ванцзи понюхал бутон, перевел взгляд на Вэй Ина, непроизвольно поискал на этом незнакомом-знакомом лице место для поцелуя. Смутился. В этот момент Цзинъи спросил: — Значит, та Дама и впрямь хороша собой? Иначе зачем бы люди так жаждали встречи с ней? Ванцзи промолчал. Постарался восстановить в памяти виденное десять лет назад. Ничего особенного. Дама как дама. Слегка ветреная. Поняв, что Ванцзи не намеревается ни бранить его за историю, ни отвечать на вопрос Цзинъи, Сычжуй незаметно выдохнул с облегчением, его ресницы — черные, словно щепотка чернокрылых мотыльков, — несколько раз вспорхнули; затем улыбнулся и решился ответить сам: — Скорее всего, так и есть. В конце концов, обличие её соткано из столь великолепных цветов, а нрав столь романтичен. Но на самом деле никто никогда не видел лица Дамы. Вэй Ин тихо кашлянул. Ванцзи обрадовался поводу, чтобы посмотреть на него еще раз. Так он помнит? Или все-таки нет? — Кроме Старейшины Илина, — тут же поправился А-Юань, потупился, зарозовел, задышал, чтобы согнать стыдливый румянец. Вэй Ин сложил губы в очередную улыбку, вроде бы мечтательную. Ванцзи понадеялся, что рассказ А-Юаня о Даме Бутонов пришелся ему по душе не потому, что в нем описаны любовные похождения, а потому что автор вспоминает о Старейшине Илина не как о кровавом убийце, а как о романтике. Но потом Вэй Ин кашлянул еще раз, уже громче и без ухмылки, в ответ на слова Цзинъи: «Он ведь страшный злодей, что он сотворил на этот раз? Схватил Даму и увёл её силой?» — зачесал щеку. «Не его жест, — отметил про себя Ванцзи. — От молодого господина Мо наследие». Отметил еще, что ци Вэй Ина забеспокоилась, изменила что-то вокруг. «Помнит! — решил Ванцзи. — И воспоминание доставляет ему удовольствие!» Ревность прошлась внутри Ванцзи опасной волной, запечатала рот, кольнула сердце, продела через него колючую нить. «Нет причин», — одернул он сам себя. Расправил ленту. Сычжуй, принявший молчание старших за знак одобрения и интереса, с пылом продолжал, завертывая голос и эмоции в теплый предзакатый воздух и рыжие солнечные лучи: — Старейшина Илина, он тогда еще звался Вэй Усянь, из ночи в ночь нарочно читал ей плохо рифмованные стихотворения, добиваясь гнева Дамы, брошенного в лицо цветка и выдворения прочь. Приходя в себя, Вэй Усянь вновь спешил в Сад и продолжал декламировать поэмы, путая их строчки. В конце концов, повторив сей трюк двадцать с лишним раз, он всё-таки смог разглядеть лицо Дамы, а после вознамерился пойти странствовать по всему заклинательскому миру, прославляя её красоту. Но Дама Распустившихся Бутонов настолько рассердилась, что на долгое время перестала появляться в саду, а чуть завидев Вэй Усяня, в ответ на его пустые слова окатывала его целым градом пустоцветов, и зрелище это изумляло сильнее самых удивительных картин. «А может, и не осыпала, а может, и не читал он ей никаких таких особых стихов каждый день», — сдвинул брови Ванцзи. В той же книжке дальше писали, что Дама так была рассержена, что больше ни одному мужчине не показывалась. Но когда Ванцзи проделал путь из Гусу в Таньчжоу, понадобилось всего пять минут, чтобы она показалась, чтобы бросила ему нераскрытый бутон белой розы. Разочарование. Ванцзи сделал вывод, что она готова уйти из этого Сада с первым встречным, настолько ей все тут надоело. Смельчак ты или поэт. Заклинатель или случайно выучившийся стихосложению зажиточный крестьянин. Неразборчивой и совсем неутонченной показалась Ванцзи эта прославленная Дама. С Вэй Ином не ушла. Но скорее всего потому, что он сам не захотел с ней никуда уходить. Юноши хором прыснули со смеху, вспугнули ход его мыслей: — Вэй Усянь и впрямь кого угодно разозлит! Ванцзи уловил в Вэй Ине сожаление и неловкость. Подумал: вот сейчас он сорвет соцветье калины над головой. И Вэй Ин сорвал. А сейчас затеребит его в пальцах. И опять не ошибся. Вэй Ин теребил в пальцах веточку, гладил лепестки. Он и раньше любил все трогать, особенно налобную ленту. С тех пор она жила жадным ожиданием его пальцев. Как и Ванцзи. Он так долго представлял Вэй Ина рядом, что пропитался им, как одежда пропитывается лечебными пряными травами. Почти стал им сам. Мысли о Вэй Ине спали с Ванцзи в одной постели, пели маленькому А-Юаню колыбельную, ходили с ним на охоту, разделяли пиалу с горькой императорской улыбкой, оседали похмельем в желаниях, мучили на рассвете чувством вины. Последние годы смысл слова «счастье» делался для Ванцзи все более и более тесным, с недавних пор в него помещался только один человек — Вэй Ин. Но он так хорошо научился прятать свои мысли и чувства от других, превратил свое лицо в каменную маску, что даже сейчас, в этом благоуханном и спокойном месте, не мог ее снять. — Как можно быть таким докучливым, ему что, больше делать было нечего?! Кто это сказал? Цзинъи? Погорячился. Но Вэй Ин уже вступил в перепалку, пытаясь защищаться: — В чём же он докучлив?! Кто в юности не совершал подобных поступков? И кстати, с чего вдруг люди вообще заботятся этой историей? Да ещё и на полном серьёзе увековечивают её в письменном виде! Как по мне, вот кому точно нечего делать. Ванцзи улыбнулся про себя. Потрогал ленту, вспомнил, как в юности прочитал в библиотеке, что воспитание — это железная узда для непокорных. Глядя на Вэй Ина, запертого внутри жертвенного тела, порадовался, что ни в той, ни в этой жизни никому не удалось обуздать его непокорность*. В глазах Вэй Ина появился горячий блеск, он проговорил: — Дети, в ваших сердцах бушует буря, далёкая от добродетели. Вы явно почитывали низкопробную литературу, вместо того чтобы усердно совершенствовать тело и дух. Вернувшись домой, призовите Ханьгуан-цзюня и получите своё наказание. Перепишите правила Ордена Гусу Лань десять раз. Юноши побледнели от страха: — Десять раз, и при этом стоя на руках?! Ошарашенный Вэй Усянь повернулся к Лань Ванцзи: — В твоём ордене заставляют переписывать правила стоя на руках? Это уже чересчур сурово. Его лукавые, будто пером обведенные губы хотелось потрогать, чуть раздавить в пальцах, как спелую ягоду; в волосах у него застряли розовые и белые лепестки. Ванцзи какое-то время не мог перевести дыхание. Совладал с собой, подошел, наклонился чуть мимо, едва не мазнул щекой по щеке, аккуратно и ловко собрал все лепестки в кулак, чтобы потом спрятать в мешочек. Совершенно спокойным, отрешенным тоном ответил: — Всегда найдется кто-то, кого обычное переписывание правил ничему не научит. А стойка на руках помогает не только лучше усвоить материал, но и одновременно совершенствует тело и дух. — Сказав, вдохнул полной грудью мягкие бесконечные запахи Сада, попытался подавить мучившую его жажду прикосновений. Понял, что не сможет. Покосился на Вэй Ина. Тот словно впитывал в себя красоту и теплоту этого места, смех и незлобливые колкости Сычжуя и Цзинъи, тужился быть серьезным, но это ему совсем не удавалось. Ванцзи подумал, что Сад счищает с тела Вэй Ина чужое словно шелуху. Потянул носом. Уловил тонкий, еле заметный запах, который окружал Вэй Ина прежнего, такой же изменчивый, как его красота, похожий то на запах перечной мяты, то на запах фенхеля, то на запах кориандра, то на все эти запахи разом. Тело Ванцзи тут же на этот запах отозвалось. Вяжущая прохлада копилась на языке, ци потекла из Золотого ядра вниз, обожгла. Лань Ванцзи поднялся на ноги, чтобы складки ханьфу скрыли бугорок начавшегося возбуждения. Поторопился отойти подальше, сказав, что отправится по окрестностям, чтобы убедиться в безопасности выбранного места и попутно наложить на Сад несколько магических полей на случай непредвиденного вторжения. Сделал небольшой крюк, вернулся, скрывая шаги. Остановился чуть поодаль, посмотрел через путаницу сада. Приглушенный листьями свет разожженного Сычжуем костра обнажал и подчеркивал ломкую неустойчивую красоту Вэй Ина. Тот казался беззаботным. Ванцзи все смотрел, стараясь унести с собой в дозор все детали, все полутона, все тени. Так не хотел расставаться с этим Вэй Ином — молодым, угловатым, взъерошенным, — что от этого делался беспомощным. Хотел вернуться, раздвинуть ворот белого ханьфу, снова положить его руку близко к клейму, но не остановиться на этом, найти его губы, невзначай столкнуться с ними, пососать его язык словно леденец, потом целовать Вэй Ина повсюду, куда можно будет добраться. От нетерпения Ванцзи погрыз ленту, словно застоявшийся конь удила. Снова почувствовал себя мальчишкой, которого слишком хорошо воспитали, чтобы дать этому нетерпению волю. Вздохнул и отправился искать места для охранных магических полей.