Я рядом

Нога давно зажила, но Сичэнь все еще не позволял отправляться на передовую, говорил, что Ванцзи нужен в Облачных Глубинах, что его задача — доработать извлеченные из тайников мелодии и качнуть равновесие сил в пользу союза «Аннигиляции Солнца». Ванцзи сдвигал брови, углублялся в свитки, находил в них нужное, и некоторое время война состояла для него не столько из крови и тел, сколько из звуков и пауз. Когда мелодии стали смертоносными, он отобрал четырех сирот, чьи спины достаточно окрепли, чтобы удерживать гуцинь на весу в течение нескольких ши. Разучил с ними переборы, так чтобы пальцы каждого могли хотя бы на пределе, но отыграть не менее пятидесяти тактов измененных мелодий. Полыхая мочками ушей, холодным голосом наставил своих первых учеников в том, что военный поход, где вожделение из-за близости смерти велико, не место для соитий, потому что если такое ненароком случится, то, по правилам Гусу Лань, ни до, ни после играть мелодии истребления не дозволяется. По завершении наставления они выдвинулись под началом Сичэня в «лагерь перевоспитания», где хранились многие знаменитые мечи и сабли восставших орденов, приняли бой, в котором не было времени отделять виновных Вэней от невиновных. Ванцзи не хотел смотреть на то, что придуманные им дисгармонии творят с людьми, как сеют панику, разрывают сердца и барабанные перепонки, но звуки боя не могли его обмануть. Идеальный слух улавливал, как лопаются глаза и жилы, как одурманенные музыкой защитники лагеря кидаются на собственные мечи. Всю дорогу обратно Ванцзи с трудом подавлял вязкую тошноту, подступающую к горлу. Понял, что сироты тоже могут стать чудовищами, если им больше нечего терять. «Аннигиляция Солнца» осталась довольна юными новичками и мелодиями. Всех разобрали по орденам, распределили между отрядами, потребовали еще, чтобы везде наступление было подкреплено боевыми гуцинями. В конце осени Ванцзи обучал уже и девочек. К началу зимы, когда «Аннигиляция» выиграла сражение в Хэцзяне и вернула Юньмэн, понял, что перестал видеть в Вэнях людей — видел только мишени. Отравленные колодцы и мертвые старики больше не тревожили его совесть. Когда задули первые теплые ветра и Не Минцзюэ обезглавил Вэнь Сюя, а воины Цинхэ Не разрубили его труп на куски, понял, что перестал перебирать в уме правила Гусу, чтобы найти в них наставления и оправдания. А потом появились донесения о странном, происходящем вокруг надзирательного пункта Вэнь Чао: об оскопленных десятниках, о безумных солдатах, о флейте, завывающей в ночи… Сичэнь приказал проверить. Ванцзи повиновался; пусть на замученных смотреть не хотелось — хотелось ослепнуть, но он, встав до рассвета, так и не успев сыграть положенный в этот час Расспрос для Вэй Ина, помчался туда, где ветер разносил страхи пополам с запахами черной крови, чтобы играть Расспрос для вэньских мертвецов. На месте его встретили кости, торчащие из обугленных куч, трупы врагов «Аннигиляции», заброшенные на ветви деревьев или оставленные пригвожденными к стволам. Вокруг не было ни чистой воды, ни чистого воздуха, ни чистой энергии. Только иньская темная ци разливалась во все стороны отголосками. Ни с чем подобным Ванцзи никогда не сталкивался. Начал Расспрос с сомнением в удачном исходе, но, к его удивлению, все получалось прекрасно. Хотя все убийства были осуществлены изобретательно, и от застывших в глотках погибших криков закладывало уши, ни одна душа не была разбита. Все отвечали, все с трепетом рассказывали о красном тумане, о страшном вое ди, о Хозяине. Все собирались на круг перерождения. Но что за безумец мог так изощренно и с такой гениальной жестокостью наказывать тела, но уважительно относиться к душам? «Если мститель способен на такую честную ненависть, то на какую же любовь он способен? — думал Ванцзи, выслушивая одну душу за другой. — Если бы я точно знал, что Вэй Ин убит, мог бы сам так мстить за него? Хотел бы, чтобы кто-то так мстил за меня? В память обо мне?» Его работу прервал объезжающий территорию Цзян Ваньинь: — Увидел ваш сигнал. Удалось ли узнать что-то полезное? — Мгм. При появлении нового главы Юньмэна мысли Ванцзи потекли в другом направлении, потому что на поясе у того висел не только Саньду, но и Суйбянь. От Ванцзи не ускользнуло, что Ваньинь поглаживал рукоять чужого духовного оружия большим пальцем левой руки — жест тревоги и привязанности. Ванцзи умел различать такое, когда видел. Отведя взгляд от Суйбяня и пальца Цзян Ваньиня на нем, Ванцзи уставился строго перед собой, произнес: — Вэй Ин все еще не объявился? Цзян Ваньинь сухо и неприветливо ответил: — Нет. Ванцзи кивнул и пожалел, что задал неуместный вопрос. О том, что от Вэй Ина уже три месяца никаких вестей, говорить было сложно. Поэтому Ванцзи вернулся к насущному, заговорил о мстителе, но в своем пересказе услышанного от уходящих душ был краток. Ваньинь выслушал, согласился, что Вэнь Чао бежит в панике, что у него остался всего один отряд верных людей да Сжигающий ядра для охраны и сопровождения. Кивнул вместо благодарности, стеганул коня и без колебаний направил его в Цишань. На перехват. Ванцзи с собой не позвал, но этого и не требовалось. Ванцзи, как и было договорено, вернулся к брату, доложился и только тогда узнал о талисманах. Новых. Искаженных. Невиданных и притягивающих нечисть. Среди кланов заклинателей никогда не слышали ни о ком, способном сотворить подобное. Спросил брата, нужно ли предупредить об этом нового главу Юньмэн Цзян. — А ты сможешь его нагнать? Ты уже третьи сутки не ложился. — Нет проблем, — ответил Ванцзи; выйдя из палатки, достал последнюю склянку с полынным настоем, выпил. От сильного привкуса тут же пересохло во рту. Зато теперь он мог не чувствовать усталости, мог до самого часа Свиньи лететь вперед через разыгравшуюся непогоду. Ванцзи призвал меч и поспешил по кровавым следам трупов в клановых одеждах Вэнь. Перестал спешить, когда понял, что последние Вэни убиты не более часа назад. С их широких пламенеющих рукавов, с волос и пальцев капала кровь, и звук от капель был еще нежный, едва слышный и очень отличался от звука дождевых капель. Ваньиня он нашел в трактире «Фазаний двор», сразу за поворотом пустынной дороги. Настроение у главы Юньмэн Цзян с их последней встречи заметно улучшилось, словно разбросанные на дорогах и опустевших рынках обезображенные трупы были приятны его глазам и сердцу. Ванцзи передал новости и предостережения. Сказал, что останется. Ваньинь не возражал. На четвертую ночь их совместной погони за Вэнь Чао Золотое ядро Ванцзи всполошилось вблизи какой-то захолустной горной деревни, потянуло к почтовой станции. Едва они с Ваньинем приблизились, из домика послышались приглушенные голоса Вэнь Чао и Вэнь Чжулю. Ваньинь показал на крышу. Ванцзи кивнул, уплотнил воздух, оттолкнулся от него, чтобы одного движения хватило для подъема. Найдя в черепице небольшую щель, заглянул внутрь, чтобы осмотреть будущее место битвы. Комната была едва освещена свечами, но и этого было достаточно, чтобы разглядеть бинты, изуродованную ожогами и шрамами лысую голову, волдыри, дрожащие обрубки без пальцев вместо рук, переломанные ноги. Над ухом раздался удовлетворенный выдох Ваньиня. Он тоже смотрел, через другую щель, и на лице его играла зловещая и искренняя радость. Казалось, созерцание мук Вэнь Чао приносило ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Мелодию ди, вплетенную в завывания ветра, Ванцзи услышал раньше, чем Вэнь Чао закричал: «Он снова играет на флейте!» От пронзительных звуков во рту появился сильный привкус полынной горечи, в сердце — ощущение чего-то неизбежного и бесповоротного. А потом кто-то шаг за шагом начал подниматься по ступеням лестницы. Дверь скрипнула, повеяло силой и могильным холодом, на пороге возник высокий широкоплечий человек, одетый во все черное и истрепанное. Немытые длинные волосы были небрежно перехвачены пеньковой веревкой. Незнакомец не спешил проходить, повертел ди между пальцами, повесил на пояс, заложил руку за спину, словно показывая, что не опасен, с легкой улыбкой повернулся к свечам. Лицо у него было изможденное, неожиданно по-взрослому огрубевшее, но даже издалека и в полутьме не узнать вошедшего было невозможно. Губы Ванцзи беззвучно шевельнулись: — Вэй Ин! Ему захотелось незамедлительно броситься вперед, схватить Вэй Ина, удостовериться в том, что это на самом деле он, но тут рядом тяжело задышал Ваньинь, и Ванцзи замер в нерешительности. Нерешительность переросла в беспокойство — Вэй Ин был не один. Из его плеча, словно плоть от плоти, вырастало странное дитя. Только присмотревшись, Ванцзи понял, что ребенок — мальчик — мертв: один его глаз вытек из глазницы, другой болтался на тонкой нити сосуда, щеки покрывали трупные пятна. В ногах Вэй Ина, словно пламя на сквозняке, трепетала красная тень. Стоило Ванцзи отвести от нее взгляд, как тень обернулась длинноволосой девушкой с могильно-серым лицом. Теперь на сквозняке трепетало ее красное платье, которое девушка поправляла изломанными пальцами. Ванцзи разглядел, что там, где у людей должны быть ногти, у девушки красовались лоскутки кожи. «Твари загробного мира с Мертвого Нагорья», — сделал вывод Ванцзи и крепче сжал рукоять Бичэня. Вэй Ин заговорил. Ванцзи видел, что губы его плохо слушались, словно он отвык говорить с людьми. Говорить вообще. Ванцзи не узнал звука его голоса. Тот стал хриплым и низким, словно Вэй Ин долго кричал против ветра. Да и мелодика сильно изменилась, словно внутри тела Вэй Ина образовалась гулкая пустота. А сердце… С ним тоже что-то было не так. Ванцзи забеспокоился, напряг слух, но в этот момент все вокруг заглушили жуткие завывания Вэнь Чао, он свалился с табурета и завопил: — Я не стану есть! Не стану! Нет! Начал брыкаться столь яростно, что между бинтами появились бреши, сквозь которые открылась жутковатая белизна костей, а на костях все еще болтались куски свежего кровоточащего мяса. От страшной догадки — Вэнь Чао под страхом смерти ел сам себя! — в голове Ванцзи помутилось, и некоторое время он не в силах был совместить то, что знал о Вэй Ине, и то, что видел сейчас. Тот Вэй Ин, которого Ванцзи носил в своем сердце, никогда бы не заставил другого человека есть собственную плоть. Вэй Ин, что стоял внизу, готовился повторить насилие и не был похож на того, кому Ванцзи посвятил «Вансянь», о ком расспрашивал каждый вечер и каждое утро духов. Или был? Ванцзи уже не знал. Не знал, что же ему делать теперь, когда все совсем не так и не то. А потом Вэнь Чжулю дернулся, готовясь устремиться в яростную смертоносную атаку. Не думая больше, Ванцзи раскрытой ладонью пробил крышу под ногами, следом за посыпавшейся черепицей спрыгнул вниз, оказался точно между Вэй Ином и Вэнь Чжулю. Ваньинь не отстал, закрыл собой Вэй Ина, выбросил руку с искрящимся Цзыдянем вперед. Пурпурно-фиолетовый кнут в три полных оборота обвился вокруг шеи Сжигающего ядра и приподнял его, послышался хруст трескающихся позвонков. Тяжелое тело упало на пол, Вэнь Чжулю захрипел, зашелся кашлем, но все еще пытался закрыть собой Вэнь Чао. Верный пес. Мертвое дитя и девушка с землистым лицом бросились на него, начали рвать Вэнь Чжулю в клочья, прямо на глазах превращая того в кровавое месиво из костей и плоти. Ванцзи отвернулся, судорожно втянул в себя воздух, надеясь, что от глубокого дыхания станет легче. Не стало. Запахи гниения, торопливой нечистоплотности и грязных, давно не стиранных одежд перемешались с запахами пепелища, заставили поперхнуться. Ванцзи сглотнул, сделал шаг в сторону Вэй Ина, но не успел и глазом моргнуть, как мертвый мальчик и мертвая девушка преградили дорогу. Отстранились, позволяя Вэй Ину поймать Суйбянь, брошенный Ваньинем, снова сомкнули линию, не давая приблизиться. «Почему? Почему они не позволяют подойти? Оберегают? От меня оберегают? Что-то не дают разглядеть?» Ванцзи впился глазами в дорогое лицо, ожидая увидеть на нем румянец радостного оживления: Вэй Ин любил свой меч и гордился им, и сейчас, ощутив духовное оружие в руке после долгой разлуки, должен был лихо вынуть его из ножен, пошутить про что-нибудь эдакое, в духе «весенних картинок», рассмеяться… Потому что воссоединиться с мечом — это как обнять брата. Но ничего подобного не случилось. Наоборот. Голова Вэй Ина поникла, в воздухе повисла напряженная тишина. Вэй Ин заторможенно, словно заставляя себя, сказал «спасибо». Голос его не дрогнул, не взметнулся вверх, а остался ровным и мрачным. Ванцзи замер, не в силах понять, какая же беда приключилась с его Вэй Ином, если даже Суйбянь оставил его равнодушным, но Цзян Ваньиню и «спасибо» оказалось достаточно. Он словно решил не замечать стоявших на его пути порождений тьмы, прошел сквозь них как ни в чем не бывало, с силой хлопнул Вэй Ина по плечу, стал внезапно словоохотливым и шумным, хотя все четыре дня рядом с Ванцзи ронял только редкие скупые замечания. Начал общупывать, обсматривать, заулыбался, заторопился пересказать недавние события, проглатывая часть слов. Голос Ваньиня искрил так же, как Цзыдянь, но не яростью, а безумной радостью, которая слово за словом вытесняла окутывающий Вэй Ина холод. Ванцзи так не умел. И сейчас завидовал. Теребил перевязь гуциня. Смотрел со стороны, как разговаривают два близких и важных друг для друга человека, и чувствовал себя лишним. Не смел подойти, но и уйти не решался. И глаз опустить тоже не мог. Растормошенный Вэй Ин начал отвечать. Сначала тихо, потом подстроился под Ваньиня, стал говорить громче. Потом украдкой посмотрел на Ванцзи и оттаял. Разулыбался. Улыбка быстро началась около глаз, захватила губы, потом все лицо. Она была прежней. «Рад!» — воспрянул духом Ванцзи, и ему безумно захотелось тоже дотронуться до Вэй Ина, тоже прижать его к себе, успокоиться, увериться при прикосновении — перед ним не призрак, который приходил к Ванцзи каждую ночь, а живой человек. Тем временем Ваньинь задвигал стульями. Потянул Вэй Ина за собой, усадил его от Ванцзи подальше, словно боясь, что у него отнимут найденное сокровище. Дитя и девушка устроились в ногах Вэй Ина, тот вроде бы не обращал на них внимания, глазами улыбался Ваньиню, но руки его продолжали жить другой жизнью, нервно и небрежно ласкали шелковые волосы мертвой девушки, а та ответно льнула к его ноге, совсем как изнеженная наложница, кротко ожидающая благосклонности своего хозяина. Ванцзи от этого зрелища покоробило, и что-то похожее на ревность поднялось из неведомой глубины. «Не рад», — снова сказал он себе. Посмотрел на Ваньиня — заметил ли? Кажется, заметил, потому что вдруг начал ругаться, как, видно, с детства было принято между ними. Ванцзи ждал, что вот сейчас шиди потребует от своего шисюна всей правды, спросит и про мертвецов, и про странные ласки, и про изнуренный вид, но вместо этого услышал: — А чего ты хорохоришься?! Раз не помер, мог бы вернуться пораньше! Вэй Ин помедлил с ответом, словно опасаясь сболтнуть лишнего, словно подбирая слова, взглянул на Ванцзи, ответил: — Так ведь я сразу же и вернулся! Узнал, что вы с шицзе в безопасности, что ты приступил к восстановлению ордена, присоединился к сопротивлению и участвуешь в войне. Решил вот только сначала убить парочку псов из клана Вэнь, чтоб немного облегчить твою ношу. Так сказать, внести свой вклад. Ресницы Ванцзи удивленно вздрогнули: Вэй Ин обманывал. Если бы он вернулся, Расспрос указал бы на его душу, на ее положение в этом мире. Однако ни один Расспрос не принес ни ответа, ни знания. Вэй Ина не было нигде, куда мог дотянуться звук заговоренной струны. Зачем же теперь он это скрывает? И зачем так беспокоится о сокрытии правды? Ванцзи больше не мог сдержать кипящие в нем вопросы и чувства, они вырвались криком: — Вэй Ин! Тот вздрогнул, словно окрик хлестнул его по живому, встал, развернулся, готовый ответить, потом слегка склонил голову, произнес: — Ханьгуан-цзюнь. То ли с уважением, то ли с издевкой. Непонятно. «Все-таки не рад?» — пронеслось в голове Ванцзи, и он спросил с горечью, потому что привкус полыни почему-то снова появился во рту: — Убийства адептов Ордена Вэнь по дороге сюда совершены тобой? Глаза Вэй Ина вобрали в себя скудный свет свечей, нехорошо сверкнули, а потом что-то красное, словно кровавый туман, омрачило его взгляд, но юлить и увиливать от ответа Вэй Ин не стал: — Просто веселился, убивая каждого по отдельности. — Кивнул в тот угол, где сгрудился Вэнь Чао, улыбнулся вроде бы знакомой улыбкой, но вдруг его губы дрогнули, улыбка стала мрачной, безумной, почти бесчеловечной. — Про него и говорить нечего, я до сих пор не наигрался его мучениями. Все сказанное не должно было удивить. Убийство стало рутиной, Ванцзи за эти месяцы сам овладел многочисленными способами убивать, так почему же от слов Вэй Ина ему стало нехорошо? Может быть, дело в том, что в ответе Вэй Ина слышалось наслаждение местью? Но и это не должно было смутить. Война научила Ванцзи, что очень часто обратной стороной мести становится удовольствие. За своей спиной у костра он не раз слышал рассказы о том, как вешали Вэням жернова на шеи, как протыкали их, стоящих на коленях, ножами, пиками, вилами, как насаживали на копья, как кастрировали, раздев догола и привязав смоченными в уксусе тряпками к столбам. И каждый такой рассказ заканчивался довольным смехом, радостью, признанием, что свершение казни стало лучшим днем в жизни рассказчика. Ванцзи не смел осуждать тех, говорящих, так почему сейчас готов отвернуться? Неужели испугался, что иньская ци пожрала Вэй Ина изнутри, как отрава, и превратила его в одного из «вэней», мгновенно теряющего рассудок от опьянения жестокостью? Ванцзи поднял на Вэй Ина беспокойный взгляд, ища ответы, окунулся в темные бездонные глаза, в глубине которых плясали красные искры. Голова закружилась, и Ванцзи показалось, что еще мгновение и он сам пропадет. Непроизвольно отшатнувшись, он выдавил из себя: — Каким способом ты управляешь этими существами? — Сделал шаг вперед: — Отвечай. Мертвое дитя и девушка в красном беспокойно зашевелились, но Вэй Ин бросил на них лишь один взгляд — и они вновь нехотя отступили за его спину, укрывшись во тьме. Вэй Ин развернулся, приподнял бровь и спросил с придыханием: — Позволь узнать… — Тут он сделал паузу, которая показалась Ванцзи важнее слов и в которой он уловил легкую нотку страха. Когда пауза отзвучала, проводя черту между тем, что уже было сказано, и тем, что еще только будет, Вэй Ин набрал в легкие немножко воздуха и продолжил: — Что ты сделаешь, если я не стану отвечать на этот вопрос? «Обниму», — чуть не ответил Ванцзи. Отвел взгляд от слегка приоткрытых губ, сглотнул горькую слюну, подумал про нотку страха, спросил себя: «Почему он меня боится?» Прислушался. И не услышал того, чего ожидал. Сердце Вэй Ина не билось радостно и полно, как оно билось при их первой встрече, их первом бое на стене Облачных Глубин. С сердцем Ванцзи в такт и в полном согласии. Неужели этот ритм, эти сильные толчки, которые навсегда сохранились в памяти, которые легли в основу «Вансянь», остались в прошлом? Неужели эта долгожданная встреча для Вэй Ина не была долгожданной? Бессознательно Ванцзи сделал выпад вперед — точно повторив те движения на стене. Подумал: «Видишь! Это я! Даже если я нападаю, бояться нечего. Если ты все забыл, я — нет! Я готов начать все сначала». Точно как тогда в Гусу, Вэй Ин мгновенно увернулся, отступил на три шага назад и произнес: — Лань Чжань?! — и сердце его снова забилось в том самом ритме. Улыбка перестала быть безумной. Голос зазвенел: — Лань Чжань, мы ведь только что воссоединились после долгой разлуки, а ты уже пытаешься схватить меня! Нехорошо вот так сразу лезть в драку, не находишь? Ванцзи сделал еще один выпад. Вэй Ин его предвосхитил, как тогда, во время обучения, снова увернулся, взмахнул грязными, заляпанными бурым рукавами, крутанулся, словно пряча за спиной несуществующую «Улыбку Императора». «Он вспомнил. Он рад!» Вэй Ин, сделав рукой характерный жест, будто подбрасывает и ловит полный вином сосуд, проговорил, повторяя почти дословно их давнюю перепалку: — А я-то думал, мы с тобой как минимум можем считаться приятелями. Не кажется ли тебе, что вот так, ни слова не сказав, бросаться в бой — немного бессердечно с твоей стороны? «Бессердечно? Да не то слово! Только вот кто тут бессердечный? Кто не давал о себе знать?! Кто позволил мне думать, что погиб?! Отвечай!» — Отвечай! — повторил Ванцзи уже вслух и прочел в глазах Вэй Ина сильное желание рассказать, поделиться чем-то нелегким. Еле заметно кивнул — давай. Но тут между ними оказался Ваньинь, посмотрел на Вэй Ина жадным взглядом, потом точно таким же взглядом окинул сжавшегося у сундука Чао, на Ванцзи бросил взгляд упреждающий, словно тот покусился на что-то, принадлежащее только ему. Сказал с раздражением: — Хватит. — Протянул Вэй Ину заколку с лотосом: — Ходишь как оборвыш, стыдно за тебя перед безупречным господином. Вот. Приведи себя хоть немного в порядок. Вэй Ин взял заколку; пока пристраивал ее в волосах, в воздухе повисла тишина. В ней застонал и завозился Вэнь Чао, тяжело задышал Вэнь Чжулю, захихикала девушка, заверещал ребенок… Слишком много непрошеных свидетелей для продолжения разговора. Надо уединиться! Ванцзи без труда обошел Цзян Ваньиня, протянул руку, но Вэй Ин неожиданно качнулся в сторону, не иначе как заподозрил в порыве Ванцзи ловушку. Лицо его потемнело, он выставил перед собой флейту как щит и произнес, вторя Цзян Ваньиню: — Хватит. Ты переходишь все границы! Лань Чжань, что тебе, в конце концов, нужно? Ванцзи было нужно много. Но времени на ответ было мало. Он сжал Бичэнь до ноющего ощущения в пальцах. Боль внешняя давно уже стала необходима, чтобы противостоять растерянности и боли внутренней. Обычно это отлично помогало, но сейчас весомые слова, припасенные и много раз повторенные в ожидании встречи, сохли во рту и крошились. Да и как сказать такое при Цзян Ваньине, когда он громко и злобно дышит? Может быть, в другой раз? Но война! И другого раза может не представиться. Ванцзи решился сказать только главное: — Вернись. Со мной. В Гусу. Услышав, Вэй Ин мгновенно просиял, словно только этого и ждал от Ванцзи. Переспросил: — Вернуться с тобой в Гусу? В Облачные Глубины? Потом обернулся, посмотрел на мертвого мальчика и мертвую девушку, снова посмотрел на Ванцзи, засомневался, словно что-то вспоминая: — Зачем мне туда возвращаться? — Тень вернулась на его лицо, затемнила черты, сделала их почти безразличными, в голосе прорезалась сталь: — Я совсем забыл. Твой дядя больше всего ненавидит таких отступников от Правильного Пути и правил Гусу Лань, как я. А ты ведь его лучший ученик. Конечно, ты такой же, как он, ха-ха. Я вынужден тебе отказать. Ванцзи стало душно. «Ненавидит? Отказать? Из-за дяди или из-за того, что я лучший? При чем тут дядя?» От волнения ци обожгла меридианы. Ванцзи непроизвольно скривился, вслед за Вэй Ином посмотрел на порождения тьмы. Вот она, материализация легкой и запретной силы. Деяние, запрещенное всеми предписаниями. Но это в мирное время. А сейчас война, а ради победы все средства хороши. Дядя сам так говорил, когда доставал из тайников запрещенные правилами Гусу записи. Так что какая уж тут ненависть… Но Ванцзи помнил, как дядя говорил и другое: — Правила важны, Лань Чжань. — Строго спросил: — Ты же понимаешь? Ванцзи хотя и был маленьким, но уже понимал и кивнул, и завел ручонки за спину, как часто в разговоре делал отец, и сжал кулачки, как часто в разговоре делала мама. Конечно он знал о том, что правила важны. Он и сам иногда их устанавливал. С мамой — одни: сначала поцеловать, потом усесться к ней на колени, после позволить расчесать себе волосы. С посторонними другие — никаких прикосновений. Даже к одежде. Прикосновения жалят, от них потом плохие сны про несчастья незнакомых людей. Слезы и огорчения. — Хорошо, — покивал на его объяснения дядя. — Сейчас мы с тобой установим еще одно правило: к маме можно приходить только один раз в неделю. Нарушать нельзя. А Ванцзи нарушил, отправился к домику мамы в неурочный час, утопая в горечавке, словно его что-то туда тянуло, увидел и услышал недозволенное, и мама в наказание ушла навсегда, и ничего исправить было уже нельзя. А сейчас можно. Сейчас еще не поздно. И дядя тут ни при чем. И в Облачные Глубины Ванцзи зовет не для того, чтобы осудить, а чтобы помочь справиться. Потому что одному не под силу, а Ваньинь не понимает, каково это, когда иньская ци берет верх. Он не видел, а Ванцзи видел. У мамы тем вечером видел. Ванцзи сделал шаг к Вэй Ину, еще надеясь объяснить и объясниться, уговорить, убедить, но тут опять вмешался Ваньинь: — Не кажется ли вам, что ваше желание безжалостно привлечь Вэй Усяня к суду и заключить в Облачных Глубинах выглядит недостойно? Ванцзи сжал губы, чтобы от возмущения не сказать Ваньиню грубого слова. Что за дикость! Запереть? Лишить свободы? Зачем он вмешивается в разговор? Не ему предлагают правильную жизнь, любовь и дисциплину, чтобы помочь взять под контроль иньскую ци, спасти от страшных последствий. Что в этом плохого? Отец же сделал это для мамы! Но тут Вэй Ин словно нарочно, словно желая все вывернуть наизнанку, сказал: «Тебе непременно хочется запереть меня под стражу в Облачных Глубинах?» — Нет! — начал Ванцзи, — я… — и осекся. Представил, что Вэй Ин живет в Ордене, как мама, смотрит мимо Ванцзи куда-то вдаль, как мама, подчиняется правилам, но от их тесных рамок приходит в уныние, ходит, ходит, ходит кругами, говорит монотонно, слишком монотонно для живого человека… Впервые подумал: а была ли жизнь в Гусу спасением для мамы? Возможно ли такое спасение для Вэй Ина? Потом Вэй Ин сказал: «Кем себя возомнили ты и весь твой орден?! Ты в самом деле считаешь, что я не смогу дать тебе отпор?!» Отпор? Это слово вдруг перевернулось в мозгу Ванцзи и превратилось в приговор. Невозможно. Привести Вэй Ина в Облачные Глубины — невозможно. Ванцзи отчетливо понял, что это был плохой план. Но другого не было. Правда, еще оставалась возможность отречься и от Ордена, и от правил. Во рту пересохло, когда Ванцзи понял, что и это невозможно. Правила — это традиции. Они и корни, и крона. Они и уважение, и сила. Отречься от уважения и силы, от брата и дяди, чтобы разделить деяния отступника? И что потом? Где гарантия, что у не нашедшего в себе силы быть верным корням и кроне хватит сил быть верным тому, кто сошел с пути самосовершенствования? Где гарантия, что при случае Ванцзи не отречется и от Вэй Ина? Ванцзи молча вышел в ночь, изгнанный и отвергнутый. Смутно ощутил, что совершалось что-то непоправимое, когда за закрывшейся за его спиной дверью ди разрезала воздух болезненными и душераздирающими звуками. Захотел рухнуть на колени и расплакаться. Как в детстве. Но сдержался, сжал зубы, унял дрожь в ногах и подождал, пока раскалившееся Золотое ядро восстановит движение ци в меридианах. Вэнь Чао закричал. Воздух разорвал хлыст. Крик Чао захлебнулся. Потом начал рвать барабанные перепонки снова. У Ванцзи загорелись уши и заныл затылок, он потерял ориентацию внешнюю и внутреннюю. Бросился было прочь. Остановился. Вернулся. Встал в звуковую тень. Вот он, Вэй Ин — за дверью. Но так далеко. И с каждым криком Вэнь Чао он все дальше, удаляется с такой скоростью, что Ванцзи уже не уверен, что сможет его догнать. Что же делать? Оставалось только надеяться, что за яростью и жаждой мести у Вэй Ина скрывается не саморазрушение, а что-то иное, что человеческая жизнь будет еще что-то значить для него в будущем; верить, что Вэй Ин нуждается в жестокости, чтобы излечиться от чего-то еще более ужасного. Ванцзи очень хотел верить, и он верил, но даже это не избавило его от холода и ужаса. Этой ночью вместо сердца у него в груди появился узел, который с каждой новой мыслью о Вэй Ине затягивался все сильнее, и Ванцзи не знал, как положить этому конец.