***
Английский являлся любимым и единственным уроком Антона из всей школьной программы, на котором он не мечтал выйти в окно. Шастун обычно не отвлекался на пустяки, даже было абсолютно плевать, кто сидел рядом. Видимо, из-за того, что Антон активно работал на радость учителю, он не замечал, как пролетали сорок пять минут урока. Вот сейчас, когда Шастун переводил последнее предложения из большого текста, ему написал Паштет, который сидел за его спиной. Он уточнял, правда ли тот сегодня собирался посетить свою девушку после отбоя. Шастун ответил положительно и тонко намекнул, чтобы тот забрал Оксану к себе. Фролова негативно отреагировала на новость о том, что теперь Антон и Ира пара. Её можно понять, даже очень. Теперь ненависть к соседке увеличилась раз в сто. Оксана пыталась убедить его, что это очень плохая идея. Она и сейчас в любой удобный момент намекала на это. Сам Шастун попросил закрыть эту тему. Он с Ирой, потому что сам так решил, и это не обсуждалось. Позов и Матвиенко помалкивали, тем более каждый зарабатывал свои шишки, а вот Оксана успокоиться никак не могла. Даже Сорокин не всегда мог ее успокоить. Когда Кузнецова пересела шестой к ним за стол, Оксана чуть не закатила скандал. Антону пришлось поставить ультиматум: Ира либо сидела с ними, либо он уйдет за стол к ней. Тогда Фроловой пришлось уступить. Так же было, когда новоиспеченная пара решила сидеть вместе на уроках. Со стороны казалось, что в компании после прибавления они теперь ходили парами. Оксана с Паштетом, Ира с Антоном — парень и девушка, а Дима с Сережей — будто лучшими друзьями. Казалось все отлично. На деле же, если все нормально общались и реагировали, то Фролова игнорировала свою соседку. Всегда обращалась только к парням, а все реплики Иры будто не замечала. Кузнецова просила поговорить Антона с ней, а он даже не собирался. Все четверо парней, включая Шастуна, держались тактики не лезть в бабские разборки. Но при этом они старались, чтобы дамы меньше контактировали. Только получалось плохо, ведь они жили вместе и учились в одном классе, также ужинали, обедали и завтракали за одним столом. Антон считал, что дела шли неплохо хотя бы потому, что за волосы никто никого не таскал. А Сорокин считал, что им давно пора покупать билеты на самолёт, чтобы улететь в другую страну, или же парням пора начать копать бункер, ибо войны не миновать.***
Арсений держал самоконтроль, как только мог. В целом у него очень даже получалось, правда до того момента, пока он не начинал лицезреть собственными глазами прекрасную пару. Контролировать свою злость в себе получалось не всегда. Обычно Попов срывался на кого-нибудь, кто попадался под руку, а сам мечтал придушить голыми руками десятиклассника и его девушку. Он знал, почему заводился так сильно. Знал и ничего не делал. А что собственно он мог сделать в этой ситуации? Ничего. Натягивал на себя маску холодного и циничного, и притворялся, что все в порядке. Физик старался как можно меньше контактировать с Шастуном и даже получалось. Теперь они виделись и иногда общались только на уроках физики. Дополнительные занятия закончились почти сразу после новогодних каникул, понадобилась пара уроков, чтобы объяснить те темы, которые были пройдены совсем недавно. Наверстывать ученику было уже нечего, поэтому дальше он мог обойтись без помощи физика. Вот учитель и пресёк на корню походы Шастуна к себе в комнату. Вне своего кабинета он старался Антона не замечать. Будто его вовсе не было. Но вот сам Шастун, видимо, так не считал. Арсений даже подумал, что подросток специально появлялся везде, где был он, и всегда со своей девушкой. Каждый раз, когда именно он спокойно проходил мимо, этой парочке нужно было проявить свою любовь друг к другу. Казалось, что предела уже нет. Еще чуть-чуть, и Попова разорвало бы от ревности, ненависти и, одновременно, от безысходности. У него даже появлялись мысли об увольнении из школы, но мужчину останавливало то, что тут его единственный друг, к тому же никто его в середине года не отпустил бы, ведь сначала нужно было найти замену. Поэтому Арсений уходил в работу с головой. Стал чаще проводить самостоятельные, чтобы потом всю ночь, часами напролет, их проверять. Сон, к слову, у него абсолютно не шел. Попов мог часами разглядывать потолок и думать о том, как сильно он облажался и не знал, как выйти из этой ситуации. А если все же засыпал, то сны снились далеко не прекрасные. Лучше бесконечные листочки с тупыми ошибками, чем мука от собственных мыслей. Так как сегодня Попов был дежурным учителем, то самостоятельных ни у кого не было. Все классы вздохнули спокойно, пока не вспомнили, кто именно сегодня дежурил. Арсений полчаса находился у себя в комнате, прибираясь на письменном столе. Только в половину одиннадцатого вечера учитель медленно отправился проверять коридоры, туалеты и душевые. В мужской душевой поймал двух курильщиков из девятого класса, запомнив их фамилии, отправил спать по кроватям. Конечно, не забыл проследить, чтобы ученики дошли до своих спален. Из одной комнаты мальчиков доносился шум голосов и смеха. Попов тут же зашел внутрь без какого-либо стука. Сорокин Павел и его сосед Вова Горохов, видимо, смотрели видео на известном ресурсе и смеялись в голос. Они тут же уставились на резко вошедшего физика, который прервал веселье. Сам учитель быстро оглядывал парней, сразу замечая, что за спиной первого кто-то прятался. — Фролова, выходи, — сказал Попов, не стоило труда догадаться, кто там, — Отбой был полчаса назад, живо по кроватям, — он холодно посмотрел на парней, а только потом на девушку, которая встала посреди комнаты, — а ты к себе в комнату. Оксана быстро глянув на своего парня, который улегся в кровать, вышла в коридор вместе с учителем. Арсений уверенно шел впереди нее прямо к комнате девочек, чтобы проконтролировать нарушительницу школьных правил. Учитель открыл дверь, так же резко и без стука, после зашел внутрь первый, о чем сразу же пожалел. На кровати соседки Фроловой в обнимку лежала сладкая парочка и смотрела кино на ноутбуке, который уместился на тумбочке. Шастун, нежно обнимавший лежащую на его груди девушку, лениво посмотрел на вошедшего. Сама Ира была сильно шокирована происходящим. — Шастун, отбой уже был, — спокойно сказал Попов. Можно было подумать, что он как обычно холодный айсберг в Северном Ледовитом океане, хотя на деле он уже закипал изнутри, — Почему ты до сих пор не в своей кровати? — Потому что в моей кровати холодно и одиноко, — ответил Антон, не собираясь никуда вставать, а вот Кузнецова занервничала, — А тут моя теплая и нежная девушка, — он посмотрел на Арсения, опять сильно сжавшего зубы, — Вы должны меня понять, Арсений Сергеевич. Можно я посплю тут? — Нет, — жёстко и даже резко ответил Попов. — Почему? — надул губы Антон и все же выпустил девушку из плена своих длинных рук, которая села прямо и совершенно на него не смотрела. — Потому что это запрещено правилами школы! — закричал Арсений, даже сам от себя такого не ожидая, — Быстро встал и покинул комнату, — уже привычно холодно, но опять резко сказал он. Антон закатил глаза, принял сидячее положение. Он заметил Оксану, которая тихо сидела у себя на постели и наблюдала за всем, что происходит. Сейчас она смотрела прямо на Иру, которая, чтобы избежать ее тяжелого взгляда, повернулась в сторону парня. — Сладких снов, Зай, — сказал Шастун своей девушке, улыбнувшись, а после, подтянув Кузнецову к себе за шею, впился в ее губы с поцелуем. Затылком он чувствовал железный взгляд на себе, потому и углубил поцелуй, по-хозяйски проник в рот своим языком. — Смотри не съешь ее, Шастун, — сказал Арсений, скрипя зубами от злости. А сам ученик даже не думал останавливаться, продолжая с ужасным звуком, от которого хотелось блевать, целоваться с Ирой. Вот тут нервы у физика и сдали. Он схватил Антона за шкирку как маленького котенка, рывком поднял с кровати девушки и вытолкал из душной комнаты в прохладный коридор. Хлопнув дверью, Попов припечатал его к стене, но не держал его руками. — Ты что, вообще, себе позволяешь? — голос тут же сел из-за злости, потому Попов больше хрипел. — А что я такого сделал? — спокойно спросил Антон, смотря на разъярённого учителя, который тяжело дышал и глядел ему прямо в глаза, — Объясните, что именно я сделал не так? Арсений смотрел больше минуты, совершенно не моргая. Сейчас он вообще не горел желанием кому-то что-то объяснять. Вот сейчас, глядя в эти глаза, где танцевали чертики от радости происходящего, Попов понял, что все это было для него разыграно. Возможно, даже Ира находится в великом сговоре, а может быть и нет. Но это совершенно неважно сейчас. Тут важно другое, его облапошили. Обманули дурака на четыре кулака. Арсений опять проебался, и в этот раз куда больше. Сделав два шага назад от Шастуна, физик еле заметно покачал головой. Попов развернулся на пятках и ушел подальше от него, так и не сказав ни слова. Теперь он больше не поведется на эти игры. Теперь он будет сомневаться в каждом шаге и слове Антона. Но только самое страшное, что любить меньше не станет. По крайней мере, пока не станет.***
После ночного спектакля одного актера, все осталось как есть. Почти. Ира все так же постоянно рядом с Шастуном. Они сидели вместе за партой на всех уроках. Она продолжала сидеть с пятеркой друзей в столовой на всех приемах пищи. Все по-прежнему. Почти. Попову резко стало наплевать на все его взаимодействия с Кузнецовой. Физик перестал кипеть от злости как чайник. Перестал скрипеть зубами и выплескивать пар на первых попавшихся людей. Взгляд его окончательно охладел ко всему, что касалось Антона. Настроения не было уже две недели, так как он потерял единственного зрителя. Еще Ира постоянно капала на мозг, ведь теперь и Шастуну было на нее все равно. Зачем проявлять внимание к девушке, если его любимый учитель не ревновал. Правильно, незачем. Антон уже думал о том, чтобы расстаться с ней. Ведь они явно друг другу не подходили. Слишком разные были или, может быть, проблема была в том, что Шастун хотел отношений с другим человеком, к которому испытывал то самое чувство любви. Пока все оставалось как есть. Оксана смотрела на него таким взглядом, будто знала все. Будто подруга осуждала его и призывала уже хоть что-то сделать. Антон был уверен, что все это из-за нелюбви Фроловой к Ире. При этом ничего не делал. Видимо ждал, пока проблема сама рассосется. На деле же она увеличивалась в геометрической прогрессии. Также прибавлялись другие проблемы. Сегодня утром, например, Шастун не смог поднять голову с подушки. Она гудела как после бурной пьянки. Было слишком жарко под обычным одеялом. Слабость навалилась слишком неожиданно. Казалось, что он грузил всю ночь вагоны, а не спал. Так еще и нос был забит. Позов, нависший над ним, сказал, что Антон кашлял всю ночь, а потом пошел за медсестрой, с которой вернулся через десять минут. Ему поставили градусник подмышку, пока парни умывались, а когда они вернулись в комнату, диагноз уже был поставлен. — Простуда, самая обычная, — сказала женщина средних лет в белом халате, — Сегодня на уроки не пойдешь, как и завтра, сейчас схожу за лекарствами и скажу, чтобы тебе принесли чай горячий. — Какая у тебя температура? — спросил Дима, застегивая кардиган на себе, когда медсестра ушла. — Тридцать восемь и пять, — тихо ответил Антон, облизывая сухие губы. — Вот тебе катание на лыжах в одной футболке, — заметил Позов, занимаясь поиском на столе своей тетрадки по алгебре. А ведь правда, вчера на физкультуре, когда Шастун проехал уже кругов восемь вокруг школы, ему резко стало жарко. Он тут же скинул куртку, и продолжил быстро ехать еще семь кругов по уже давно проделанной колее в одной серой футболке, промокшей от пота. Тут же стало так хорошо и прохладно. Третья четверть шла во всю, а именно в это время физкультура была на лыжах, которые выдавали всем по росту. — У тебя хотя бы одна четверть пройдет без приключений? — спросил Матвиенко, поправляя свой хвостик. — Видимо, нет, но все началось, когда я перевелся в эту школу, — ответил Антон, шмыгнув носом. Когда его соседи ушли на завтрак, покой настал ненадолго, потому что пришла медсестра с чаем и лекарством. Шастун радовался, что у него не болит горло и не нужно пить горькую микстуру. От кашля нужно было рассасывать таблетки со вкусом ментола и эвкалипта, а от температуры пить жаропонижающие. Еще необходимо лежать и отдыхать. После того, как Антон остался один, он решил поспать, но не тут-то было. В комнату залетели Оксана и Ира. Именно вместе, может быть, их беда объединила. Они видимо всё узнали от парней, что остались в столовой, кроме Паши, который медленно вошел в комнату за дамами. Пока девушки сыпали вопросами, Шастун встретился взглядом с Паштетом, который понимающе кивал на его жалкий вид. — Ну, заболел и заболел, — тихо сказал Антон, — ничего страшного. — Да, три дня полежит и все пройдет, — сказал Сорокин, чтобы его поддержать. — А может тебе что-то нужно? — спросила Оксана. — Ты есть не хочешь? — одновременно с ней спросила Кузнецова. — Нет, — ответил сразу на два вопроса Шастун, — Идите на урок, а то опоздаете. — Но мы придем после них, — угрожающе покачала указательным пальцем Фролова, а после вместе с Пашей покинула комнату. Ира последовала за ними только после того, как поцеловала в горячий лоб больного. Антон смог выдохнуть через рот, когда дверь за ней закрылась. Он перевернулся на левый бок для того, чтобы поспать. И это ему удалось почти сразу, как только Шастун прикрыл глаза, ведь усталость накатила на него с невероятной силой. Тем временем информация о заболевшем ученике десятого класса перешла от медсестры к директору школы. Воля об этом упомянул в учительской перед вторым уроком, когда там не было многих учителей, в том числе физика. Попов узнал о временной болезни десятиклассника на своем уроке, когда заметил пустое место и уточнил у старосты класса. Позов ему и ответил то, что уже знал весь класс. Кто-то завидовал больному Антону, ведь он спокойно спал в кроватке, пока физик решил провести еще одну самостоятельную. На самом деле спалось ему плохо. Все время кидало то в жар, то в холод. Шастун ворочался, раскрывался и накрывался. Кашлял каждые полчаса, приходилось запивать приступы кашля уже остывшим чаем с лимоном. При этом в полудрёме он видел странные сны. Когда послышалось, что дверь в комнату открылась, и кто-то вошел, Антон проснулся окончательно, но глаза открывать не спешил. Потому что тонкий шлейф такого родного одеколона почувствовался даже через напрочь забитый нос. Это был никто иной, как Арсений Сергеевич. Вот только больному в это никак не верилось. Он даже подумал, что, может быть, у него глюки от температуры. Но решил глаза все же не открывать и оставаться в одной позе, чтобы просто узнать, что дальше. Сухие губы физика аккуратно коснулись его все еще горячего лба. После учитель подтянул одеяло к плечам, укрывая Антона, как маленького ребенка. Присев рядом, долгое время ничего не происходило, но сам десятиклассник чувствовал, как на него смотрели. Только в этот раз взгляд был не тяжелый или злой, а с каким-то беспокойством?.. — Шастун, Шастун, — тихо прошептал Попов, будучи уверен, что ученик спал, — Вечно с тобой что-то случается, — так же тихо говорил он, поглаживая правое плечо через теплое одеяло, — Глаз да глаз за тобой нужен, — в голосе его показалась добрая насмешка, — Давай, глупыш, выздоравливай поскорее и продолжай бесить меня. Арсений опять коснулся его лба губами, только если в первый раз он проверял температуру, то теперь именно целовал. Только потом тяжесть его тела рядом пропала, и послышался тихий звук закрывающейся двери. Тогда-то Антон и открыл глаза. Уставившись в ровный потолок, он задался только двумя вопросами: «Что сейчас такое было?» и «Как теперь быть дальше?».